- Мой норвежский хозяин был родом из Лапландии - сказал он. - Вам, пожалуй, известно, что Лапландия расположена на самом севере Норвегии. Недалеко от Северного полюса, там много оленей. Летом нет ночи, зимой - дня. Он. скорее всего, не мог выносить холода и приехал в Таиланд. Согласитесь, здесь -полная противоположность Норвегии. Он любил Таиланд и готов был здесь умереть. Однако вот какая штука: он до самой своей смерти с любовью и нежностью вспоминал свою родину - городок в Лапландии. Часто рассказывал мне о нем. Но при этом ни разу не побывал там за все тридцать три года. Думаю, на то у него были какие-то особые причины. У него тоже лежал на душе камень. - Нимит взял чашку, отпил глоток и бесшумно вернул ее на место. - Однажды он рассказал мне историю о белом медведе. О том, насколько эти звери одиноки. Они спариваются только раз в году. В их мире супружеских отношений не существует. Просто случайно встречаются блуждающие по ледяным просторам самец и самка, и на месте встречи происходит случка. Причем совсем недолгая. Когда все позади, самец, будто чего-то опасаясь, спрыгивает с самки и убегает с того места. Буквально убегает, ни разу не обернувшись. И затем весь год живет в глубоком одиночестве. Никаких взаимоотношений у них не существует. Никакой нежности друг к другу не питают. Вот такой рассказ о белых медведях. По крайней мере, норвежец рассказывал мне так.
- Да, странная история, - сказала Сацуки.
- Действительно, странная… - Лицо Нимита посуровело. - Тогда я спросил хозяина, ради чего живут белые медведи? А он с улыбкой, словно понимая, о чем я, ответил мне вопросом: "Нимит, а мы ради чего живем?"
Самолет набрал высоту, погасло табло "Пристегните ремни". Вот я опять возвращаюсь в Японию, - подумала Сацуки. Она попыталась было задуматься о будущем но вскоре перестала. Слова превращаются в камень… Кажется, так говорил Нимит? Она глубже вжалась в кресло и закрыла глаза. Затем вспомнила цвет неба, который видела, плавая на спине. Вспомнила мелодию Эрролла Гарнера "Я вспомню апрель". Нужно поспать, - подумала она, - нужно просто уснуть. И ждать, когда приснится сон.
Дружище Квак спасает Токио
Когда Катагири вернулся домой, в комнате его поджидала гигантская лягушка. Стоя на задних лапах, она была ростом выше двух метров. Крепко сложена. Худосочного Катагири при его метре шестидесяти величественное земноводное просто подавляло.
- Зовите меня Дружище Квак, - сказало оно уверенным голосом.
Катагири лишился дара речи и будто примерз у входа, отвесив челюсть.
- Нечего так удивляться. Вреда я не причиню. Проходите и закройте за собой дверь, - сказал Дружище Квак.
Катагири сжимал в правой руке портфель, а в левой - бумажный пакет из супермаркета с овощами и рыбными консервами. Он даже не думал шевелиться.
- Господин Катагири, давайте же, заходите, разувайтесь!
Услышав свое имя, Катагири пришел в себя и сделал, как велено: поставил на пол пакет и, сжимая под мышкой портфель, разулся. Вслед за Дружишем Кваком он прошел на кухню и сел за стол.
- Послушайте, господин Катагири, - заговорил Дружище Квак, - извините, что я своевольно проник сюда пока вас не было. Вы, должно быть, сильно удивились Но поверьте, иного выхода не было. Как, от чаю не откажетесь? Я знал, что вы скоро вернетесь и вскипятил чайник.
Катагири продолжал сжимать под мышкой портфель. Какая-то нелепая шутка. Кто-то забрался в лягушачий костюм и потешается над ним. Но как ни крути, и конституцией, и телодвижениями, с которыми Дружише Квак, мурлыча себе по нос, разливал кипяток, он сильно смахивал на доподлинную лягушку. Дружище Квак поставил одну чашку перед Катагири, другую - перед собой.
- Ну как, успокоились? - потягивая чай, спросил он.
Катагири по-прежнему не мог вымолвить ни слова.
- Вообще-то приходить нужно, предварительно условившись, - сказал Дружище Квак. - Я это осознаю, господин Катагири. Кто угодно удивится, обнаружив у себя в доме гигантскую лягушку. Но дело настолько важное и безотлагательное, что я поступился принципом.
- Дело? - наконец выдавил Катагири.
- Да, господин Катагири. Без дела я не стал бы врываться в чужой дом. Не такой я бесцеремонный.
- Что-нибудь связанное с моей работой?
- Ответ - и да, и нет, - наклонил голову Дружище Квак. - И нет, и да.
Так, нужно успокоиться и взять себя в руки, подумал Катагири, а вслух спросил:
- Ничего, если я закурю?
- Конечно-конечно, - с улыбкой ответил Квак. -Или здесь не ваш дом? Я ведь не могу вам здесь ни в чем отказывать. Курите, пейте сколько душе угодно. Сам-то я не курю, но требовать того же в чужих домах не могу.
Катагири вынул из кармана пальто сигареты и чиркнул спичкой. Обратил внимание, как трясется рука. Дружище Квак, сидя напротив, с интересом наблюдал за его действиями.
- Вы случайно не из какой-нибудь группировки? - решительно спросил Катагири.
- Ха-ха-ха, - рассмеялся в ответ Квак. Громким, заразительным смехом. "Шлеп", - хлестко ударил он по коленке ладошкой с перепонками. - А вы не без чувства юмора! Эк хватил! Какая банда якудзы даже в пору нехватки кадров будет принимать в свои ряды лягушек? Додумайся кто до этого, подымут на смех.
- Если вы пришли на переговоры по займам, то ничего не выйдет, - выпалил Катагири. - Лично у меня решающего слова нет. Я только подчиняюсь указаниям начальства и лишь выполняю распоряжения сверху. В любом случае, я вряд ли буду вам чем-либо полезен.
- Послушайте, господин Катагири, - сказал Дружище Квак, воздев указательный палец. - Я пришел сюда не по таким пустякам. Я знаю, что вы работаете помощником начальника секции в отделе контроля финансов отделения Синдзюку Трастобезопасного банка Токио. Но этот разговор не имеет никакого отношения к возврату займов. Я пришел сюда для того, чтобы спасти Токио от гибели.
Катагири огляделся. Казалось, его просто-напросто разыгрывают по-крупному, и где-то притаилась скрытая камера. Но камеры нигде не было. Маленькая квартирка в небольшом доме. Спрятаться в ней кому-то еще проблематично.
- Здесь кроме меня, нет никого, господин Катаги-Пожалуй, вы считаете меня сумасшедшей лягушкой. Или думаете, что у вас белая горячка. Но вы не сошли с ума. И это не горячка. Предельно серьезный разговор.
- Послушайте, господин Квак…
- Дружище Квак, - опять задрав палец, поправил тот.
- Дружише Квак, - исправился Катагири, - нельзя сказать, что я вам не верю. Но я до сих пор не могу понять суть вашего визита. Не могу вникнуть, что здесь сейчас происходит. Можно несколько вопросов?
- Конечно-конечно, - сказал Дружище Квак. - Взаимопонимание - вешь очень важная. Правда, некоторые считают, что понимание - это не более чем сумма непониманий. Я тоже считаю это весьма интересным мнением, но, к сожалению, сейчас у нас нет времени идти в обход. Будет очень хорошо, если мы достигнем взаимопонимания кратчайшим путем. Поэтому спрашивайте, сколько считаете нужным.
- Вы - настоящая лягушка?
- Как видите, настоящая. Не порождение метафоры или цитаты, какой-нибудь деконструкции, сэмплинга или иного равно сложного процесса. Самая настоящая лягушка. Может, поквакать?
Дружише Квак поднял глаза к потолку и зашевелил горлом.
- Ква-а-а-а-а. Ква-ква-а-а-а-а-а, - раздался его могучий голос. Настолько могучий, что покосилась висевшая на стене картина в раме.
- Хватит, хватит, - поспешно сказал Катагири. Он прекрасно знал, какие в доме тонкие стены. - Достаточно, теперь я вижу, что вы - настоящая лягушка.
- Иными словами, лягушка в целом. Но даже если и так, факт, что я - лягушка, неоспорим. И если кто-то будет настаивать на обратном, он - конченный лгун. Таких нужно стирать в порошок.
Катагири кивнул. Чтобы как-то успокоиться, он взял чашку и отхлебнул чаю.
- Вы говорили, что хотите спасти Токио от разрушения?
- Именно так.
- Какого рода это разрушение?
- Землетрясение, - сурово понизил голос Дружище Квак.
Катагири смотрел на лягушку, раскрыв рот. Тот же молча уставился на Катагири. Их взгляды сцепились. Затем Дружище Квак продолжил:
- Очень сильное землетрясение. Оно потрясет Токио восемнадцатого февраля в полдевятого утра. То есть через три дня. И будет еще сильнее, чем в Кобэ. Предполагаемое количество жертв - сто пятьдесят тысяч. Большинство - в час пик, когда с рельсов сойдут электрички. Обрушатся автострады, обвалится метро, опрокинутся монорельсы. Начнут взрываться цистерны, дома, погребая под собой людей, превратятся в горы развалин. Повсюду вспыхнут пожары. На дорогах возникнут заторы, "скорые помощи" и пожарные машины выстроятся в беспомощные очереди. Люди будут тупо погибать. Погибших-то как-никак сто пятьдесят тысяч. Настоящий ад. Люди уже в который раз будут вынуждены признать, насколько это опасная штука - урбанизация. - Закончив эту тираду, Дружище Квак слегка кивнул. - Эпицентр - недалеко от районной администрации Синдзюку. Так называемое землетрясение подземного типа.
- Недалеко от администрации Синдзюку?
- Если говорить точно, прямо под вашим отделением Трастобезопасного банка Токио.
Повисла мрачная тишина.
- И что, стало быть… - залепетал Катагири, - вы -это самое землетрясение…
- Именно, - кивнул Дружище Квак. - Именно так. Мы вместе с вами, господин Катагири, проникнем в подземелье Трастобезопасного банка Токио, где сразимся с Дружищем Червяком.
Немало сражений вынес Катагири - ведь он работал в отделе контроля финансов. Все шестнадцать лет после окончания университета, день за днем на одном и том же месте бился он за то, чтобы займы банку возвращали. Подразделение это - вообще не самое популярное. Все стремились деньги только выдавать. Особенно это было актуально в эпоху экономики "мыльного пузыря", когда их девать было некуда. Было бы что заложить: землю или ценные бумаги, - и стоило лишь назвать кассиру необходимую сумму, пропорционально которой росли его, кассира, трудовые достижения. Но бывало, что люди прогорали, и тогда наступал черед Катагири. Особенно у него прибавилось работы, когда "мыльный пузырь" лопнул. Упали цены на акции, подешевела земля, залог потерял свой первоначальный смысл.
- Сколько сможешь, но урви налом, - раздавался приказ сверху.
Квартал Кабуки на Синдзюку - рассадник насилия в Токио. С давних пор здесь доминирует якудза, к ней причастны корейские преступные группировки, не Дремлют китайские мафиози. Квартал утопает в оружии и наркотиках. Не всплывая наружу, кочуют из одного места в другое огромные деньжищи. И только люди пропадают, как дым. Сколько раз Катагири, пытаясь вытребовать деньги обратно, попадал к бандитам. Те угрожали, обещали с ним расправиться, но страшно ему не было. Какой смысл убивать простого банковского клерка? Хотите зарезать - режьте. Хотите убить - убивайте. Ни жены, ни детей у него нет. Родители уже в могиле. Младшие брат и сестра окончили институт и у каждого давно своя семья. Ну, убьют - никому от этого плохо не станет. Даже самому Катагири.
И Катагири оставался спокоен, чем выводил из себя окружавших его якудз. А потому в определенных кругах даже прослыл человеком с железными нервами. Но сейчас он совершенно ничего не понимал и даже не представлял себе, как поступить. Что это еще за история? Дружище Червяк…
- Кто он такой, этот самый Дружище Червяк? - опасливо спросил Катагири.
- Он живет на дне земли. Гигантский такой червяк. Как рассердится, быть землетрясению, - объяснил Дружище Квак. - Вот и сейчас он очень сердит.
- Чем это он так рассержен?
- Не знаю. И никто не знает, что он там себе под землей думает. Что говорить, его почти никто никогда не видел. Обычно он спит. Спит годами, десятилетиями в своей мрачной и теплой земле. Разумеется, глаза у него атрофировались, мозги за время сна и те разжидились и превратились в нечто иное. По правде говоря, я предполагаю, что он вообще уже не думает. Лишь чувствует своим телом раскаты звука издалека или сотрясения почвы, поглощает их одно за другим и копит в себе. И вот все это под воздействием каких-то химических реакций превращается в ненависть. Почему так происходит, не знает никто. Даже я не могу объяснить.
Дружише Квак молча смотрел в лицо Катагири. Ждал, пока до того дойдет. Затем продолжил:
- Не поймите меня неправильно, лично я - не против Дружища Червяка, мы с ним не враги. Плюс ко всему, я не считаю его силой зла. Набиваться ему в друзья тоже не собираюсь, и в каком-то смысле считаю, что всему миру наплевать на его существование. Мир - как огромное пальто, которому необходимы карманы в разных местах. Но сейчас он опасен, и так этого оставлять нельзя. Душа и тело Дружища Червяка за долгий период вобрали в себя огромное количество ненависти и раздулись до небывалых размеров. К тому же землетрясение в Кобэ в прошлом месяце нарушило его глубокий сон. Мне был знак: Дружише Червяк вне себя от гнева. И сам решил устроить землетрясение под Токио. О сроках и месте которого меня предупредили несколько близких насекомых. Информация верная.
Дружище Квак умолк, устало прикрыв глаза.
- Выходит, - заговорил Катагири, - мы с вами спустимся под землю, сразимся с Дружищем Червяком и предотвратим землетрясение?
- Именно так.
Катагири взял было чашку, но снова поставил ее на стол.
- Я не все еще понял, но почему вашим партнером должен стать именно я?
- Господин Катагири… -Дружище Квак неподвижно всматривался в глаза собеседника. - Я начал вас уважать. Последние шестнадцать лет вы безропотно выполняете опасную работу, за которую больше никто не хочет браться. Я прекрасно знаю, как вам было непросто. И не считаю, что начальство и коллеги оценивают вас по достоинству. Они попросту слепы. Но даже при этом вы не жалуетесь… Да что там работа - после смерти родителей вы сами подняли на ноги малолетних брата и сестру. Выучили их, одного женили, другую выдали замуж, пожертвовав своим временем и львиной долей заработка. Сами вы жениться так и не смогли. При этом брат с сестрой вам нисколько не благодарны за то, что вы для них сделали. Даже спасибо не сказали. Наоборот, они с вами не считаются и ведут себя бесстыжим образом. На мой взгляд, это никуда не годится. Так и хочется за вас их отдубасить. Но вы на них не в обиде… Говоря по правде, господин Катагири, наружности вы никакой, язык у вас не подвешен. Нередко на вас посматривают свысока. Но я-то знаю: вы - крепкий мужественный человек. Можно даже сказать, во всем Токио нет другого человека, кому бы я верил и мог бы вместе с ним сразиться против Дружища Червяка.
- Господин Ква…
- Дружище Квак, - опять воздел палец тот.
- Дружище Квак, откуда вы все обо мне знаете?
- Ну я же не только посреди болота квакаю. То. что нужно видеть, вижу.
- Только вот, Дружище Квак… - пошел на попятную Катагири. - Не такой уж я и сильный. О подземелье у меня весьма отдаленное представление, и я никак не потяну сражение с Дружищем Червяком. Есть же люди поздоровее меня. Там, каратисты всякие, рейнджеры из Сил самообороны…
Глаза Дружища Квака округлились:
- Господин Катагири, сражаться буду я. Но я не смогу сражаться один. Вот в чем суть. Мне нужны ваши мужество и справедливость. Вам необходимо будет стоять у меня за спиной и подбадривать: "Держись, Дружище Квак! Все в порядке, Дружище Квак. Ты победишь, потому что правда на твоей стороне". - Дружище Квак развел руками и шлепнул ими по коленкам. - По правде говоря, мне самому страшно сражаться во мраке с Дружищем Червяком. Все это время я любил искусство и жил мирной жизнью в согласии с природой. Мне совсем не нравится драться. Но я дерусь, потому что так нужно. Предстоит жуткий бой. Возможно, я получу увечья. А может, и живым не вернусь. Но я не бегу. Как говорил Ницше, "добродетель высшего разума - не иметь страха". Мне нужно, чтобы вы поделились со мной своим мужеством, от всего сердца поддержали бы меня как друга. Понимаете, о чем я?
Для Катагири еще многое оставалось неясным. Однако он почему-то понял, что словам Дружища Квака можно верить, как бы неправдоподобно ни звучали они. Катагири - сотрудник самого серьезного отдела банка - от природы обладал способностью это чувствовать.
- Господин Катагири, я вас прекрасно понимаю: является вдруг гигантская лягушка, вроде меня, выкладывает все и заставляет в это поверить. Естественно, вы не знаете, как быть. И это понятно. Поэтому я предоставлю вам одно доказательство своего существования. Если я не ошибаюсь, в последнее время вас беспокоит вопрос прекращения финансирования торговой компании "Большая Восточная Медведица"?
- Точно, - признал Катагири.
- Их деятельность прикрывает некое промафиозное Общее собрание, так? Они планово банкротят фирму, пытаясь увильнуть от возврата займа. Одним словом, махинаторы. Кассир выдал деньги, практически не удосужившись проверить залог, а отдуваться за него придется вам, господин Катагири, верно? Но в этот раз вам достался очень непростой и сильный клиент, за спиной которого просматривается фигура некоего политика. Общая сумма займа - семьсот миллионов иен. Я правильно понимаю?
- Все правильно.
Дружище Квак потянулся. Его лапы с огромными зелеными перепонками расправились, подобно крыльям птицы.
- Господин Катагири, ничего выдумывать не нужно, доверьте все Дружищу Кваку. Завтра утром ваша проблема будет решена. Расслабьтесь и отдыхайте.
Дружище Квак поднялся, улыбнулся, стал плоским, как сушеная каракатица, и просочился через щель запертой двери. В комнате остался один Катагири. И лишь стояли на столе две чашки. Больше о визите Дружища Квака не напоминало ничего.
Едва он пришел к девяти на работу, как на его столе зазвонил телефон.
- Господин Катагири? - послышался на другом конце провода холодный канцелярский голос. - Моя фамилия - Сираока, я - адвокат, веду дело торговой компании "Большая Восточная Медведица". Сегодня утром от моего клиента поступила информация, что он обязуется в установленный срок вернуть всю сумму на основании вашего требования. Мы отправим вам надлежащий документ. Только одна просьба: не присылайте к нам больше Дружищ Квака. Повторяю, попросите Дружище Квака больше к нам не приходить. Сам я подробностей не знаю, но вы, надеюсь, догадываетесь, о чем речь.
- Все понятно, - ответил Катагири.
- То есть, вы непременно передадите Дружищу Кваку все, что сейчас услышали, да?
- Непременно передам. Он у вас больше не появится.
- Ну и хорошо. Документ будет готов к завтрашнему утру.
- Благодарю вас.
Трубку повесили.
В тот же день на обеденном перерыве в кабинет Катагири пришел Дружище Квак.
- Ну как, разобрались с торговой компанией "Большая Восточная Медведица"?
Катагири суетливо огляделся.
- Не переживайте, я виден только вам, - успокоил его Дружише Квак. - Теперь, надеюсь, вы убедились в моем существовании. Я - не плод вашего воображения. Реально действую и добиваюсь результатов. Наиживейшее существо.
- Господин Квак…
- Дружише Квак, - задрал тот палец.
- Да-да, дружише Квак, - исправился Катагири. - Что вы с ними сделали?