Мы с Джошем спешились, сняли с верблюдов котомки и осторожно двинулись к огромной двери. Джошуа посмотрел на меня так, словно спрашивал, что ему теперь делать, а потом протянул руку к шнуру, но дверь тут же со скрипом приоткрылась - настолько, что внутрь протиснуться мы могли по одному, да и то боком. Внутри разливалась чернильная тьма, если не считать узкой полоски света, которая ничего нового нам не сообщила. Джош снова посмотрел на меня и удивленно поднял брови.
- Я просто глупый друг в нагрузку, - поклонился я. - После тебя.
Джошуа втиснулся в щель, и я последовал за ним. Сделав несколько шагов, мы оказались в полной темноте; дверь за нами захлопнулась с гулким раскатом грома. У моих ног определенно шебуршились какие-то твари.
Перед нами что-то ослепительно полыхнуло и восстал огромный столб красного дыма, освещенный откуда-то сверху. Серой запахло так, что у меня засвербело в носу. Джошуа кашлянул, и мы прижались к двери. Из дыма выступила фигура. Она… он… оно… ростом было с двух обычных людей, но тощее. В длинной пурпурной хламиде, расшитой странными золотыми и серебряными символами, в капюшоне - так, что лица не разглядеть, зато во мраке сияли два рубиновых глаза. Фигура протянула к нам яркую лампу, словно собиралась пристальнее в нас всмотреться.
- Сатана, - шепнул я Джошу, вжимаясь спиной в окованную железом дверь так крепко, что чешуйки ржавчины впились мне в кожу через тунику.
- Это не Сатана, - ответил Джошуа.
- Кто осмелился потревожить святость моей твердыни? - загромыхала фигура. При звуках этого голоса я едва не обмочился.
- Я Джошуа из Назарета. - Джош старался говорить ровно и спокойно, однако на слове "Назарет" голос его дрогнул. - А это Шмяк, он тоже из Назарета. Мы ищем Валтасара. Много лет назад он приходил в Вифлеем, где я родился, и искал меня. Теперь я хочу задать ему несколько вопросов.
- Валтасара нет больше в этом мире.
Темная фигура сунула руку в складки хламиды, извлекла раскаленный докрасна кинжал, воздела его повыше и вонзила в собственную грудь. Громыхнул взрыв, что-то ярко вспыхнуло, раздался рев боли, словно кто-то ранил льва. Мы с Джошем повернулись и кинулись на дверь, царапая железо ногтями и стараясь нащупать задвижку. Из наших ртов вырывались бессвязные звуки ужаса - описать их я могу лишь как вербальный эквивалент бега на длинную дистанцию: долгий ритмичный вой, что прервался, когда из легких, взвизгнув, выскочил последний глоток воздуха.
И тут я услышал хохот. Джошуа схватил меня за руку. Хохот стал громче. Джош развернул меня лицом к смерти в пурпуре. Я оглянулся и увидел, как фигура откинула капюшон: под ним оказалась черная физиономия и бритая голова ухмыляющегося человека - очень высокого, но тем не менее - человека. Он распахнул хламиду, и я убедился: действительно человек. Мужчина, стоящий на плечах двух молодых азиаток, которые прятались под складками хламиды.
- Я просто мозги вам трахал, - пояснил человек. И хихикнул.
Он соскочил с плеч женщин, набрал в грудь побольше воздуху, а потом согнулся пополам от хохота и обхватил себя руками. Из его огромных карих глаз текли слезы.
- Видели б вы свои рожи. Девочки, вы заметили? Женщин, одетых в простые льняные мантии, похоже, все это не так сильно развеселило. Судя по лицам, им было неловко и не терпелось оказаться где-нибудь в другом месте, да и заняться чем-нибудь подостойнее.
- Валтасар? - спросил Джошуа.
- Ага, - ответил Валтасар. Он уже выпрямился, и оказалось, что ростом он чуть выше меня. - Простите - ко мне гости заглядывают не так часто. Так ты и есть Джошуа?
- Да, - ответил Джош. По-моему - резковато.
- Я не узнал тебя без свивальников. А это твой слуга?
- Мой друг, Шмяк.
- Без разницы. Тащи сюда своего друга. Заходите. А девчонки пока займутся Ахмадом.
Он зашагал по коридору в глубь горы, и длинная пурпурная хламида драконьим хвостом волоклась за ним по полу.
Мы постояли у двери, не двигаясь, пока не поняли, что стоит Валтасару с лампой свернуть за угол, и мы снова окажемся в непроглядной тьме. Поэтому мы бросились за ним.
Спеша по коридору, я думал о том, в какую даль мы забрались и что оставили за спиной, и вдруг понял, что меня сейчас вырвет.
- Мудрец, говоришь? - сказал я Джошу.
- Мама никогда меня не обманывала.
- Насколько тебе известно.
Глава 12
В общем, сделав вид, что у меня сверхактивный мочевой пузырь, я умудрился выкроить себе достаточно времени в туалете, чтобы дочитать это самое Евангелие от Матфея. Не знаю, что за Матфей его написал, - но уж точно не наш Матфей. Наш щелкал цифирь, как семечки (чего еще ожидать от мытаря), но имя свое на-корябать на песке без трех ошибок был не способен. Тот же, кто сочинил это евангелие, информацию получал явно из вторых, если не третьих рук. Нет, я, конечно, не критикую, но я вас умоляю - он нигде не упоминает обо мне. Ни разу. Я знаю, мое возмущение противоречит смирению, которое проповедовал Джошуа, но ради бога - ведь я был его лучшим другом. Не говоря уже о том, что этот самый Матфей (если это его реальное имя) с великим тщанием описывает всю родословную Джоша вплоть до царя Давида, зато после рождения и появления трех мудрецов в вифлеемском хлеву о Джоше не слышно ничего вплоть до его тридцатилетия. До тридцатника! Как будто от яслей до нашего крещения Иоанном ничего не происходило. Х-хоссподи!
Как бы там ни было, теперь я знаю, зачем меня подняли из мертвых и посадили сочинять это евангелие. Если весь остальной, с позволения сказать, "Новый Завет" - такая же писанина, как Матфеева, о жизни Джоша явно должен рассказать тот, кто был рядом, - я.
До сих пор не могу поверить, что меня там нет. А что тут сделаешь - не спрашивать же Рази-ила, что, к чертям собачьим, там произошло. Видимо, он опять опоздал лет на сто, чтобы наставить этого самого Матфея на путь истинный. Ой, мама, вот уж действительно жуть: ангел-недоумок вместо редактора. Нет, я не могу этого допустить. А конец? Откуда он это выкопал? Посмотрим, что пишет следующий парняга, Марк. Но я бы ни на что особо не рассчитывал.
В крепости Валтасара мы первым делом заметили одно: там нет прямых углов. Вообще никаких углов там нет, и точка. Одни изгибы. Следуя за волхвом по коридорам, с одного уровня на другой, мы даже не увидели ни единой прямоугольной ступеньки. На этажи вели спиральные пандусы, а крепость кляксой растекалась по всей стене, и от любой комнаты до окна - не больше одного дверного проема. Как только мы поднялись выше входа, из окон полился свет, и тот ужас, который мы пережили внизу, быстро испарился. Камень желтее, чем иерусалимский известняк, но на ощупь - такой же гладкий. В общем, полное впечатление, что мы передвигались по отполированным кишкам какой-то живой твари.
- Ты этот дворец сам выстроил, Валтасар? - спросил я.
- О нет, - ответил волхв, не оборачиваясь. - Это место здесь всегда было. Мне просто пришлось выдолбить камень, который его занимал.
- А-а, - сказал я, не поумнев от этих сведений ни на гран.
Ни в какие двери мы не проходили - там были только арки и круглые порталы, открывавшиеся в покои разнообразных форм и размеров. Минуя один яйцевидный проем, задернутый бисерным пологом, Валтасар бормотнул:
- А тут девчонки живут.
- Девчонки? - переспросил я.
- Девчонки? - переспросил Джошуа.
- Да, девчонки, лопухи. Такие же люди, как и вы, только умнее и лучше пахнут.
Вот, я так и думал. Ну, мы ведь парочку тут видели, правда? Я уже знал, что такое девчонки.
Валтасар шагал дальше, пока мы не достигли единственной двери - после входной то есть. Эта была огромна и окована железом - просто монстр, а не дверь, запертая на три железных засова толщиной с мою руку и тяжелый медный замок со странными награвированными письменами. Волхв остановился и вслушался, едва не касаясь ее головой. Его тяжелая золотая серьга блямкнула о засов. Потом повернулся к нам и прошептал - и тут я впервые заметил, что человек этот очень стар, несмотря на звучность смеха и упругость шага.
- Пока вы здесь, можете ходить куда угодно, - сказал он. - Но эту дверь ни за что не открывать. Сюн-цзай.
- Сёнъ-цай, - повторил я Джошу на тот случай, если он что-то пропустил.
- Сёнъ-цай, - кивнул он с полным отсутствием понимания.
Человечество, видимо, по замыслу должно приводиться в действие - мотивироваться то есть - соблазном. Если прогресс - добродетель, то соблазн и есть наш величайший дар. (Ибо что есть любопытство, как не интеллектуальный соблазн? А какой прогресс бывает без любопытства?) С другой стороны, можно ли такую основательную слабость считать даром - или же это продрочка в самом замысле? Соблазн ли виновен в несчастьях человеческих или просто недостаток здравого смысла в ответ на соблазн? Иными словами: кто виноват? Человечество или плохой разработчик? Потому что я не могу не думать, что если бы Господь не запрещал Адаму и Еве приближаться к плодам древа мудрости, человечество по сию пору носилось бы голышом, танцевало от восторга и изумления и блаженно давало бы имена всякой хрени в паузах между харчем, дрыхом и трахом. Таким же макаром, если бы Валтасар прошел в тот день мимо монструозной железной двери и не сказал ни слова, я бы на нее даже не взглянул и, опять-таки, мы бы избежали больших неприятностей. Так меня ли винить за то, что случилось, или все же разработчика соблазна - Господа Бога Самочинного?
Валтасар привел нас в огромный чертог, где со сводов гирляндами висели шелка, а пол устилали нарядные ковры и подушки. На низких столиках были выставлены вина, фрукты, сыры и хлеба.
- Отдыхайте, освежайтесь, - сказал Валтасар, - а я вернусь, когда закончу дела с Ахмадом.
И он поспешил прочь, оставив нас одних.
- Ну, - сказал я. - Узнай у этого парня все, что тебе нужно, и двинем дальше.
- Я не уверен, что все получится так быстро. На самом деле мы тут можем на некоторое время застрять. Может, даже на несколько лет.
- Лет? Джошуа, да мы забрались к черту на кулички, мы не можем торчать тут целую вечность.
- Шмяк, мы с тобой родились у черта на куличках. Какая разница?
- Девчонки, - сказал я.
- Что девчонки? - спросил Джошуа.
- Вот только не надо, а?
Из коридора в комнату вкатился смех, и за его раскатами вскоре последовали Валтасар и Ахмад. Они растянулись на подушках и принялись за сыры и фрукты.
- Ну что, - произнес Валтасар, - Ахмад мне тут рассказывает, что ты попытался спасти разбойника и по ходу дела ослепил одного охранника, даже к нему не притронувшись. Впечатляет.
Джош повесил голову.
- Это было избиение младенцев, - сказал он.
- Сожалей, - ответил Валтасар, - но поразмысли над словами учителя Лао-цзы: "Оружие - орудие бедствия. Кто прибегает к силе, не умрет своей смертью".
- Ахмад, - сказал Джошуа, - а что станет с тем охранником, которого я…
- Он мне теперь без надобности, - ответил караванщик. - Жалко: он лучше всех из лука стрелял. Оставлю его в Кабуле. Он попросил отдать его жалованье жене в Антиохии и другой жене - в Дуньхуане. Наверное, теперь станет попрошайкой.
- А Лао-цзы - это кто? - спросил я.
- У вас будет довольно времени узнать об учителе Лао-цзы, - сказал Валтасар. - Завтра я выделю вам наставника, чтобы учил вас Ци - пути Дыхания Дракона, но теперь - ешьте и отдыхайте.
- Вы где-нибудь видали таких смуглых китайцев? - рассмеялся Ахмад. - Где это вообще такое видано?
- Я носил леопардовую шкуру шамана, когда твой отец был гнилушкой в великой звездной реке, Ахмад. Я овладел магией животных, когда ты еще и пешком под стол не ходил, а все таинства священных египетских свитков выучил, когда у тебя еще не успела пробиться бороденка. Если бессмертие можно обрести в мудрости китайских учителей, я буду китайцем столько, сколько мне заблагорассудится. Какого бы цвета ни была моя кожа, и где бы я ни родился.
Я попробовал угадать возраст Валтасара. Из его утверждений вытекало, что он и в самом деле древен, поскольку и Ахмад не первой молодости. Но двигался Валтасар проворно, и, насколько я видел, все зубы у него были на месте и в идеальной сохранности. Ни следа того маразма, что я наблюдал у наших старцев.
- Как ты умудряешься оставаться таким сильным, Валтасар? - спросил я.
- Волшебство, - ухмыльнулся он.
- Нет волшебства, кроме Господня, - сказал Джошуа.
Валтасар почесал подбородок и спокойно ответил:
- Выходит, не без его соизволения, а, Джошуа? Друг мой ссутулился и уставился в пол. Ахмад расхохотался:
- В его магии нет никакой тайны, парни. У Валтасара - восемь юных наложниц, которые высасывают из его старческого тела все яды. Вот он и остается молодым.
- Ё-моё! Восемь? - Я поразился. Возбудился. Обза-видовался.
- А к твоему волшебству имеет отношение комната за железной дверью? - сурово поинтересовался Джошуа.
Улыбка сошла с лица Валтасара. Ахмад переводил изумленный взгляд с Джоша на волхва и обратно.
- Давайте я проведу вас в ваши покои, - сказал Валтасар. - Вам следует омыться и отдохнуть. Уроки начнутся завтра. Попрощайтесь с Ахмадом - вы не скоро с ним увидитесь.
Покои наши оказались просторными - всяко больше тех домишек, где прошло наше детство, - на полах лежали ковры, кресла в форме драконов и львов были выточены из экзотической твердой древесины, а на комоде стояли кувшин и чаша для омовений. В каждой комнате имелся стол и шкафчик с принадлежностями для рисования и письма, а также штука, которой мы никогда раньше не видели, - кровать. Комнату Джоша от моей отделяла низкая перегородка, так что можно было лежать на кроватях и беседовать, пока не уснем, - как мы делали в пустыне. В тот вечер я понимал, что Джошуа чем-то глубоко обеспокоен.
- Ты, кажется… ну, не знаю… чем-то глубоко обеспокоен, Джош.
- Разбойниками. Я мог бы их воскресить?
- Всех сразу? Фиг его ведает. А мог бы?
- Я думал об этом. Думал, смогу заставить их всех снова ходить и дышать. Думал, смогу их оживить. Но даже не попытался.
- Почему?
- Потому что боялся, что, если я их оживлю, они убьют нас и ограбят. Как сказал Валтасар: "Кто прибегает к силе, не умрет своей смертью".
- В Торе говорится проще: глаз за глаз и зуб за зуб. Они были разбойники.
- Но всегда ли они были разбойники? И останутся ли они разбойниками потом?
- Еще бы. Однажды разбойник - бандит навсегда. Они присягу принимают или что-то вроде. А кроме того, это ж не ты их убил.
- Но я их и не спас, больше того - я ослепил того лучника. А это было неправильно.
- Ты рассердился.
- Это не оправдание.
- Что ты мелешь - "не оправдание"? Ты - Сын Божий. А Бог смыл всех с лица земли потопом, только потому что рассердился.
- Я не уверен, что он поступил правильно.
- Прошу прощенья?
- Нам следует вернуться в Кабул. Я должен восстановить зрение этому человеку, если смогу.
- Джошуа, вот эта кровать - самое удобное место, где я бывал в жизни. Может, Кабул немного подождет?
- Может.
Джошуа надолго замолчал, и я уже было подумал, что он уснул. Мне спать не хотелось, но беседовать о мертвых разбойниках - тоже мало удовольствия.
- Эй, Джош?
- Чего?
- Как ты думаешь, что в той комнате за железной дверью? Как он ее назвал?
- Сёнь-цай.
- Ага, оно. Как ты считаешь, что там?
- Не знаю, Шмяк. Может, спросишь наставника?
- Сюн-цзай в наречии фэнь-шуй означает "дом рока", - объяснила Крохотные Ножки Божественного Танца Радостного Оргазма. Она стояла на коленях перед низким каменным столиком с глиняным чайником и чашками. На ней был красный шелковый халат, разукрашенный золотыми драконами и перехваченный черным кушаком. Волосы - черные, прямые и такие длинные, что она завязала их в узел, чтобы не таскались по полу, когда она подает чай. Лицо ее было в форме сердца, кожа - гладкая, точно отполированный алебастр, а если девушка и подставлялась когда-нибудь солнечным лучам, все следы ее пребывания на солнце давно выцвели. На ногах она носила деревянные сандалии на шелковых ленточках, и ноги эти, как можно догадаться по ее имени, были крохотными. Потребовалось три дня уроков, чтобы я набрался мужества и спросил ее о комнате за железной дверью.
Она изысканно, но без церемоний разлила чай, как делала это все три дня. Однако на сей раз, передавая мне чашку, капнула в нее чего-то из малюсенького фарфорового пузырька, висевшего у нее на шее на цепочке.
- Что в пузырьке, Радость? - спросил я. Полное имя девушки было слишком нескладным для бесед, а когда я пробовал иные уменьшительно-ласкательные его разновидности (Ножульки, Божественный Танец и Оргазм), она реагировала без воодушевления.
- Яд, - улыбнулась Радость. Губы ее улыбки - робкие и девичьи, но глаза ухмылялись тысячелетним коварством.
- А-а, - сказал я и отхлебнул чаю. Густого и душистого, как и прежде, только теперь в нем ощущался намек на горечь.
- Шмяк, ты можешь угадать тему нашего сегодняшнего урока? - спросила Радость.
- Я думал, ты мне расскажешь, что находится в той комнате "дома рока".
- Нет, сегодняшний урок не об этом. Валтасар не хочет, чтобы ты знал, что в этой комнате. Попробуй еще раз.
В кончиках пальцев на руках и ногах у меня начало покалывать, и я вдруг понял, что мой череп онемел.
- Ты научишь меня, как делать огненную пудру, которой Валтасар пользовался, когда мы приехали?
- Нет, глупенький. - Смех Радости звенел чистым ручейком по камням. Она легонько толкнула меня в грудь, и я повалился на спину, не способный пошевельнуться. - Наш сегодняшний урок… ты готов?
Я хрюкнул. Больше я ничего сделать не смог. Рот свело.
- Сегодняшний урок таков: если тебе в чай наливают яд - не пей.
- Умгу, - как бы вымолвил я.
- Ну что, - сказал Валтасар, - я вижу, Крохотные Ножки Божественного Танца Радостного Оргазма приоткрыла тебе, что хранит в пузырьке у себя на шее. - И волхв от всей души расхохотался, откинувшись на подушки.
- Он умер? - спросил Джошуа.
Девушки положили мое парализованное тело рядом с Джошем и подперли, чтобы я мог смотреть на Валтасара. Прекрасные Врата Небесной Влаги Номер Шесть, с которой я успел лишь познакомиться и пока не придумал ей кличку, капнула мне чем-то в глаза, чтобы не пересыхали, поскольку моргать я, кажется, тоже разучился.
- Нет, - ответил Валтасар. - Он не умер. Он просто расслабился.
Джошуа ткнул меня под ребра, и я, конечно, даже не дрыгнулся.
- И правда расслабился, - подтвердил Джош. Прекрасные Врата Небесной Влаги Номер Шесть вручила Джошу бутылек с глазными каплями и откланялась. Все девушки вышли.
- А он может нас видеть и слышать? - спросил Джошуа.
- О да, он при полной памяти.
- Эй, Шмяк, я учусь Ци, - заорал мне в ухо Джош. - Оно нас обтекает. Его не видно, не слышно, оно не пахнет, но оно есть.
- Орать необязательно, - сказал Валтасар. Я бы сказал то же самое, если бы мог говорить.
Джошуа капнул мне в глаза.
- Извини. - И повернулся к Валтасару: - А этот яд - откуда он взялся?
- Я учился у одного мудреца в Китае - он служил главным отравителем императора. Он и научил, как и массе другого волшебства пяти стихий.