- Папа! - повторил Ахмад. - Мне нравится. - И снова захихикал. - Я понял, что вы евреи, и знаю, что вам запрещено поминать имя своего Бога. Я просто хотел проверить, правда ли вы не станете этого делать. Папа. Прелестно.
- Мне бы не хотелось показаться невежливым, - сказал я, - и угощение твое нам очень нравится, но уже поздно, а ты сказал, что отведешь нас к Валтасару.
- Сказал - значит, отведу. Выходим утром.
- Куда выходим? - спросил Джошуа.
- В Кабул. Город, где сейчас живет Валтасар.
Я никогда раньше не слышал о Кабуле, но сразу почувствовал, что это не очень хорошо.
- А далеко? - спросил я.
- Верблюдами должны добраться меньше чем за два месяца, - ответил Ахмад.
Если б я знал тогда то, что знаю сейчас, я бы встал и воскликнул: "Дьявол тебя задери, мужик, но это же больше шести дюймов и тридцати тысяч Дружелюбных Миль Постоянного Авиапутешественника!"
Но поскольку я этого еще не знал, то сказал просто:
- Ёпть.
- Я отведу вас в Кабул, - продолжал Ахмад, - но чем вы оплатите свою доставку?
- Я знаю плотницкое дело, - сказал Джошуа. - Отчим научил меня чинить верблюжьи седла.
- А ты? - Ахмад посмотрел на меня. - Ты что умеешь?
Я подумал было о своем трудовом опыте каменотеса и немедленно отверг такую мысль. Моя подготовка к карьере деревенского дурачка, на которую, как я полагал, всегда можно было рассчитывать, тут тоже не особенно поможет. Конечно, еще имелось новооб-ретенное ремесло методиста по сексу, но мне почему-то казалось, что в двухмесячном путешествии на верблюдах в компании четырнадцати мужчин и невзрачной женщины оно не пригодится. Так что же я могу? Как мне облегчить свой путь в Кабул?
- Если кто-то в караване вдруг откинет копыта, из меня выйдет отличный плакальщик, - сказал я. - Хочешь панихиду послушать?
Ахмад захохотал так, что весь затрясся, а потом позвал Кануни и велел принести свой кошель. Из него он выудил сушеных тритонов, купленных у старой карги.
- Вот, - сказал он. - Они тебе пригодятся.
Верблюды кусаются. Без всякой на то причины верблюд может на тебя плюнуть, наступить, зареветь, рыгнуть, перднуть и в придачу тебя лягнуть. В лучшем случае, верблюды упрямы, в худшем - капризны до невероятия. А если их дразнить, они кусаются. Если им в задницу по локоть совать сушеное земноводное, они считают себя глубоко оскорбленными. А если осуществлять процедуру, когда они спят, - оскорбленными вдвойне. Верблюдов на кривой козе не объедешь. Они кусаются.
- Я могу это исцелить, - сказал Джошуа, разглядывая отметины огромных зубов у меня на лбу. Мы шли с караваном Ахмада по Шелковому пути, который оказался далеко не путем, и уж конечно не выстеленным шелком. На самом деле это была довольно узенькая тропка по скалистому неприветливому плоскогорью в той пустыне, что сейчас зовется Сирией. Тропка вела вниз - в неприветливую пустыню, что сейчас зовется Ираком.
- Он сказал - шестьдесят дней на верблюдах. Это разве не значит, что мы должны на них ехать? А не идти рядом?
- По своим горбатым приятелям соскучился? - Джош нахально ухмыльнулся, как и полагается Сыну Божьему. А может, и просто так ухмыльнулся.
- Я устал. Полночи к этим парням подбирался.
- Понимаю, - сказал он. - Мне нужно было на рассвете еще до выхода седло починить. А инструменты Ахмада оставляют желать лучшего.
- Давай, Джош, ты ж у нас страдалец, каких мало. Не стоит вообще вспоминать, чем я всю ночь занимался. Я просто хочу сказать, что нам полагается ехать, а не идти.
- Мы и поедем, - ответил Джош. - Только не сразу.
Все мужчины каравана ехали верхом, хотя несколько человек, и среди них - Кануни передвигались на лошадях. На верблюдов были навалены огромные тюки с железными инструментами, красящими порошками и сандаловым деревом, которые следовало доставить на Восток. В первом оазисе на плоскогорье, куда мы пришли, Ахмад обменял лошадей еще на четырех верблюдов, и нам с Джошуа разрешили ехать верхом. По вечерам мы ели с остальными мужчинами: вареное зерно или хлеб с кунжутной пастой, время от времени - кусок сыра, толченый нут с чесноком, иногда - козлятину и периодически - тот черный горячий напиток, который мы открыли для себя в Антиохии (в него мешали финиковый сахар и по моему совету добавляли пенистое козье молоко и корицу). Ахмад трапезничал один в своем шатре, а остальные питались под навесом, который сооружали, чтобы уберечься от солнца в самое жаркое время дня. В пустыне днем - чем позже, тем теплее, поэтому самое жаркое время приходилось на вечер, перед самым закатом, когда налетают сухие ветры и высасывают из кожи все остатки влаги.
Никто из людей Ахмада не говорил ни по-арамейски, ни на иврите, но они достаточно функционально владели греческим и латынью, чтобы дразнить нас с Джошем по разнообразным поводам. Любимой темой у них, конечно, была моя должность главной верблюжьей клизмы. Родом эти люди были из полудюжины разных стран - о многих мы и слыхом не слыхивали. Некоторые чернокожие, будто эфиопы, с огромными лбами и длинными изящными конечностями, другие - приземистые и кривоногие, с мощными плечами, высокими скулами и длинными тонкими усами, как у Ахмада. Толстых, слабых или медлительных среди них не было. Не успели мы и недели провести в пути, как сообразили, что вести караван и ухаживать за верблюдами вполне могут и два человека. Непонятно, зачем такому проницательному караванщику, как Ахмад, понадобилось столько избыточной рабочей силы.
- Разбойники, - объяснил он, поудобнее устраивая свою массу на верхушке верблюда. - Если бы заботиться нужно было только о верблюдах, мне потребовалась бы парочка балбесов вроде вас. А все остальные - охрана. Зачем, по-вашему, у всех тут луки и копья?
- Ну да, - сказал я, метнув в Джоша злобный взгляд. - Ты разве не заметил копий? Они - охрана. Э-э, Ахмад, а разве нам с Джошем копья не полагаются? Ну, то есть, когда мы вступим на разбойничью территорию?
- Разбойники идут за нами уже пять дней, - безмятежно отозвался Ахмад.
- Нам не нужны копья, - сказал Джошуа. - Я не заставлю человека согрешить воровством. Если человеку что-то нужно, достаточно попросить, и я ему все отдам.
- Отдай мне все свои деньги, - сказал я.
- Еще чего.
- Но ты же сам только что сказал…
- К тебе это не относится.
Большинство ночей мы с Джошем спали под открытым небом, у шатра Ахмада, а если становилось особенно холодно, то среди верблюдов, где за укрытие приходилось платить выслушиванием их хрюков и фырчков. Охрана спала в палатках на двоих, за исключением тех, кто действительно охранял. Часто выпадали такие ночи, когда весь лагерь затихал, а мы с Джошем еще долго лежали, смотрели на звезды и размышляли о великих вопросах бытия.
- Джош, как ты думаешь, разбойники нас ограбят и убьют или просто ограбят?
- Сначала ограбят, потом убьют, я бы сказал. А на всякий случай - вдруг они упустили из виду что-нибудь припрятанное - еще и пытать станут.
- Это ты хорошо выразился.
- А как думаешь, Ахмад занимается сексом с Кану-ни? - спросил Джошуа.
- Я знаю, что да. Он мне сам говорил.
- А ты думаешь, это как? У них, в смысле? Он же такой толстый, а она… сам понимаешь.
- Если честно, Джошуа, лучше об этом вообще не думать. Но спасибо тебе, что вызвал у меня в уме эту картинку.
- Ты хочешь сказать, что можешь представить их вместе?
- Прекрати, Джошуа. Я не могу растолковать тебе, что такое грех. Ты сам его должен совершить. А дальше-то что? Мне нужно убить, чтоб объяснить тебе, как убивать?
- Нет, убивать я не хочу.
- А ведь придется, Джош. Мне кажется, римляне так просто не уйдут, если ты их вежливо попросишь.
- Я отыщу способ. Просто я пока его не знаю.
- А смешно будет, если ты вдруг не Мессия, а? Ну, то есть, всю жизнь воздерживался от женщин, а выяснилось, что ты просто второстепенный пророк.
- Да, это будет смешно, - ответил Джош. Но при этом не улыбнулся.
- Как бы смешно, да?
Путешествие пошло на удивление быстро, едва мы узнали, что за нами следят разбойники. У нас появилась тема для разговоров, а спины стали гибче - мы постоянно вертелись в седлах и осматривали горизонт. Мне даже взгрустнулось, когда десять дней спустя разбойники наконец решили атаковать.
Ахмад, обычно ехавший в голове каравана, отстал и поравнялся с нами.
- Разбойники нападут на нас вон в том горном проходе впереди, - сказал он.
Тропа, извиваясь, сворачивала в каньон с отвесными стенами, по гребню которых торчали огромные валуны и изъеденные эрозией каменные башни.
- Они прячутся вон за теми камнями по обе стороны, - сказал Ахмад. - Не смотрите туда, чтобы нас не выдать.
- Но если ты знаешь, что они на нас кинутся, почему не собраться и не организовать оборону? - спросил Джошуа.
- Они все равно нападут. Лучше известная засада, чем неизвестная. А им неизвестно, что нам известно.
Я заметил, как приземистые усатые охранники вынули из чехлов на седлах короткие луки и бережно - так человек смахивает паутинку с ресницы - их натянули. Издалека не скажешь, что они вообще шевельнулись.
- А нам что делать? - спросил я Ахмада.
- Попробуйте остаться в живых. Особенно ты, Джошуа. Валтасар очень рассердится, если я привезу ему покойника.
- Постой, - сказал Джошуа. - Валтасар знает, что мы к нему едем?
- Ну разумеется, - хохотнул Ахмад. - Он мне и велел вас поискать. А вы что думаете - стану я помогать всяким недомеркам с антиохийского рынка.
- Недомеркам? - Я моментально забыл и про засаду, и про бандитов.
- И давно он велел тебе нас искать?
- Ну, не знаю. Сразу, как из Антиохии в Кабул переехал. Может, лет десять назад. Теперь уже неважно. Мне нужно успокоить Кануни, она пугается разбойников.
- Дай им хорошенько ее рассмотреть, - сказал я. - Еще неизвестно, кто кого испугается.
- Вы, главное, на горы не смотрите, - на прощанье сказал Ахмад.
Разбойники ринулись со стен каньона одновременными лавинами: они погоняли верблюдов так, что те спотыкались и гнали перед собой потоки песка и камней. Человек двадцать пять, может, тридцать, все в черном, половина - верхами, размахивая короткими саблями, другая половина - пешая, с длинными копьями, чтобы сподручнее потрошить всадников.
Когда они бросились на нас, охранники быстро разделили караван надвое, и в середине, где должны были встретиться оба потока нападавших, на дороге образовалась пустота. Бандиты набрали такую скорость, что свернуть в сторону уже не могли. Три верблюда рухнули, когда попытались затормозить.
Охранники тоже разделились на две группы: по трое впереди с длинными копьями, за ними - лучники. Взяв луки наизготовку, они выпустили первый залп стрел, и каждый подбитый разбойник в падении увлек за собой двух-трех своих соратников. Атака превратилась в реальную лавину камней, верблюдов и людей. Верблюды ревели, кости трещали, а люди орали, кровавой массой обваливаясь на Шелковый путь. Стоило кому-нибудь подняться и кинуться на наших, стрела намертво останавливала его рывок. Одному удалось прорваться на верблюде к арьергарду каравана, и там трое наших копейщиков скинули его с седла - из разбойника били фонтаны крови. Стоило кому-нибудь в каньоне шевельнуться - и в него летела стрела. Один бандит со сломанной ногой попробовал было уползти вверх по обрыву, но стрела впилась ему в затылок.
Позади я услышал вой, но не успел обернуться, как мимо галопом пронесся Джошуа - он выскочил за линию лучников и копейщиков с нашей стороны каравана и направился прямиком к груде мертвых и умирающих разбойников. Соскочив с верблюда, он побежал среди трупов, точно помешанный, размахивая руками и вопя так, что сразу охрип:
- Перестаньте! Перестаньте!
Один шевельнулся, собираясь подняться на ноги, и наш охранник вскинул лук. Джошуа кинулся на разбойника, прикрыв его своим телом, и свалил на землю. Я услышал, как Ахмад скомандовал прекратить стрельбу.
Из каньона плыла пыльная туча. Дул легкий ветерок пустыни. Верблюд с переломанными ногами взревел, и стрела ударила животное в глаз, прекратив его мучения. Ахмад выхватил из рук охранника копье и подъехал туда, где Джош прикрывал собой раненого бандита.
- Подвинься, Джошуа, - сказал караванщик, целя копьем. - Пора заканчивать.
Джошуа огляделся. Все разбойники и все их верблюды были мертвы. Пыль пропиталась потоками крови. Мухи уже слетались на пиршество. Джошуа шагнул по мертвому полю боя и грудью уперся в острие Ахма-дова копья. По лицу моего друга струились слезы.
- Это неправильно! - прохрипел он.
- Они разбойники. Они бы убили нас и забрали все, что у нас есть, если бы их не убили мы. Разве твой Бог, твой отец не уничтожает тех, кто грешит? Подвинься, Джошуа. Дай мне покончить с этим.
- Я - не мой отец, да и ты - не он. Ты не убьешь этого человека.
Ахмад опустил копье и мрачно покачал головой.
- Он все равно умрет, Джошуа.
Я чувствовал, как охранники заерзали - не понимали, что им делать.
- Дай мне курдюк с водой, - сказал Джошуа.
Ахмад кинул ему мех, развернул верблюда и направился к охранникам. Джош поднес курдюк к губам раненого и поддержал ему голову. Из бандитского живота торчала стрела, а черная туника блестела от крови. Джошуа мягко возложил руку ему на глаза, словно убаюкивал, а другой рукой выдернул стрелу и отбросил в сторону. Разбойник даже не дернулся. Джошуа накрыл рану ладонью.
Ни один охранник не пошевельнулся после того, как Ахмад приказал им остановиться. Они смотрели. Через несколько минут разбойник сел, а Джошуа шагнул в сторону и улыбнулся. В ту же секунду в лоб бандиту ударила стрела, и он снова рухнул, уже окончательно мертвый.
- Нет! - Джош развернулся к Ахмаду и его половине каравана.
Стрелявший охранник еще не успел опустить лук, словно готовился сделать контрольный выстрел. Взвыв от ярости, Джошуа взмахнул рукой так, словно хлестнул сам воздух открытой ладонью, и охранника подбросило в седле и швырнуло оземь.
- Хватит! - заорал Джошуа.
Когда охранник сел в пыли, глаза его были как серебряные луны. Он ослеп.
После этого мы не разговаривали два дня и нас вообще сослали в хвост каравана - охранники боялись Джошуа. Потом как-то раз я глотнул воды и передал курдюк своему корешу. Он тоже сделал глоток и вернул мех.
- Спасибо, - сказал он и улыбнулся. Я понял, что с ним все в порядке.
- Эй, Джош, окажи мне милость.
- Какую?
- Напоминай мне, чтобы я тебя не злил, ладно?
Кабул выстроили на пяти неровных склонах, и улочки там скакали террасами, а задние стены домов уходили в глубь гор. В архитектуре - ни греческого, ни римского влияния, но у зданий побольше были черепичные крыши, углы которых загибались кверху. Этот стиль мы с Джошем потом видели по всей Азии. Люди тоже были грубы, шершавы и жилисты - похожи на арабов, но кожа не сияет от оливкового масла. Лица их казались костлявее, точно холодный сухой ветер нагорий натягивал им кожу прямо на черепа. На рынке мы видели торговцев и караванщиков из Китая, а также людей, похожих на Ахмада и его охранников, - его расу китайцы называли просто варварами.
- Китайцы так боятся моего народа, что выстроили огромную стену - высокую, как дворец, широкую, как проспект в Риме, и длинную, насколько хватает глаз и еще в десять раз больше, - сообщил Ахмад.
- Ага, - ответил я, а про себя подумал: брехливый мешок требухи.
Джошуа не разговаривал с Ахмадом с самой разбойничьей засады, но и он ухмыльнулся от этой байки о великой стене.
- Значит, так, - сказал Ахмад. - Сегодня ночуем на постоялом дворе. Завтра я отведу вас к Валтасару. Если выйдем рано, к полудню доберемся, а там уж пускай у него от вас голова болит. Встретимся у входа на рассвете.
В тот вечер трактирщик и его жена подали нам ужин: пряная баранина с рисом и какое-то рисовое пиво. Напиток вымыл из наших глоток два месяца пыли и песка и приятно затуманил головы. Чтобы сэкономить, мы заплатили только за тюфяки под скошенным потолком гостиницы, и хотя приятно было чувствовать крышу над головой впервые за несколько месяцев, я понял, что мне не хватает звезд. Без них я долго не мог уснуть и лежал, окосев от выпитого. Джошуа заснул невинным сном сразу же.
На следующее утро Ахмад встретил нас перед входом с двумя своими охранниками-африканцами и двумя верблюдами в поводу.
- Поехали. Ваш путь, может, и окончен, а для меня это просто лишний крюк.
Он швырнул нам по корке хлеба и куску сыра, и я понял, что завтракать нам предстоит всухомятку и на ходу.
Мы выехали из Кабула и углубились в горы, пока не вступили в лабиринт каньонов: те петляли среди обветренных скал так, будто Господь ляпнул сюда огромную глиняную лепешку и оставил сохнуть и трескаться. Глина прожарилась до глубоко золотистого цвета, который отражал солнечные лучи такими фейерверками, что тени сгорали, а тень испарялась. К полудню я совершенно не понимал, куда мы едем, и мог поклясться, что мы снова и снова проезжаем по тем же каньонам. Но черные охранники Ахмада явно дорогу знали. В конечном итоге они свернули за угол и вывели нас к отвесной стене высотой футов двести. От прочих обрывов она отличалась тем, что в ней имелись окна и торчали вытесанные из камня балкончики. Дворец, вырубленный в самой скале. В подножии - окованная железом дверь, которую, судя по виду, не под силу сдвинуть и двадцати мужчинам.
- Дом Валтасара, - сказал Ахмад, тыча верблюда, чтобы он опустился на колени.
Джошуа пихнул меня палкой погонщика:
- Эй, ты этого ждал? Я покачал головой:
- Сам не знаю, чего я ждал. Может, что-нибудь немного… не знаю… поменьше.
- А ты бы отсюда сам выбрался, если бы пришлось?
- Не-а. А ты?
- Ни за что в жизни.
Ахмад вперевалку подошел к огромной двери и потянул за шнур, свисавший из дырки в стене. Где-то внутри загудел огромный колокол. (Гораздо позже мы узнали, что так звучит гонг.) В большой двери открылась маленькая дверка, и наружу высунулась девичья голова.
- Чего? - Лицо круглое, высокие восточные скулы, а над глазами нарисованы большие синие крылья.
- Это Ахмад. Ахмад Махадд Убайдуллаганджи. Я привел Валтасару мальчишку, которого он ждал. - И Ахмад ткнул рукой в нас.
Девушка скептически нас осмотрела.
- Тощенький. Ты уверен, что это он?
- Он. Скажи Валтасару, что он мне должен.
- А с ним кто?
- Это его глупый друг. За него платить не надо.
- Мартышечьи лапки принес? - спросила девушка.
- Да, и остальные травы и минералы, о которых просил Валтасар.
- Ладно, подожди тут. - Она закрыла дверь, а через секунду вернулась. - Пускай эти двое зайдут сами. Валтасар должен их осмотреть, а потом займется тобой.
- К чему такая таинственность, женщина, я бывал у Валтасара в доме сто раз. Хватит мне тут мозги су-ричить, открывай дверь.
- Молчать! - крикнула девушка. - Великий Валтасар не потерпит насмешек. Пусть эти двое войдут.
Она захлопнула дверку, и эхо закашляло из окон в каменной стене. Ахмад с отвращением покачал головой и махнул нам, чтобы шли к двери.
- Идите. Не знаю я, чего он там задумал, идите, и всё.