Мы уже дважды пробовали подняться по остаткам лестницы на плато, но всякий раз монстр выскакивал, заходил с той стороны и сгонял нас вниз, однако к дороге мы тоже спуститься не успевали. А во второй раз он и подавно втащил лестницу наверх, после чего вернулся в крепость и возобновил свое адское глубинное бурение.
- Я лучше прыгну вниз, чем позволю этой дряни меня слопать, - сообщил я Радости.
Она посмотрела с обрыва в бескрайнюю тьму.
- Давай. Потом расскажешь.
- Хорошо, только я сначала помолюсь.
И я помолился. Молился я так истово, что капли пота выступили на лбу и скатились по зажмуренным векам. Я молился так крепко, что заглушил даже непрерывный скрежет и визг чешуи по камню. На какой-то миг я даже вроде бы осознал, что не осталось никого - только я и Бог. Ну и как обычно у него со мной бывает, Бог вел себя очень тихо. До меня вдруг дошло, какая досада берет Джоша, когда он выпрашивает у Бога хоть какую-нибудь тропу, хоть самый захудалый план действий, а в ответ ему - одно молчание.
Когда я снова открыл глаза, над скалами занимался рассвет и в проход сочились первые лучи солнца. При свете дня демон выглядел еще жутче - весь в крови и объедках убиенных девиц. Несмотря на скоростное бурение, над ним вились мухи, но стоило какой-нибудь на него присесть, она немедленно подыхала, шипела и угольком отваливалась на пол. Вонь гниющей плоти и горелой чешуи была невыносима, и от нее одной я чуть не сделал оверкиль с края утеса. До нас твари оставалось лишь три-четыре локтя. Каждые несколько минут монстр останавливался, чуть отпрядывал и тянулся к нам когтями.
Мы с Радостью прижались друг к другу на самом краю площадки. Мы шарили глазами по стенам, пытаясь отыскать хоть малейший выступ, за который можно зацепиться, поставить ногу, сбежать куда-нибудь от чудовища - вверх, вниз или вбок. Страх высоты вдруг показался детским лепетом.
Мое лицо уже овевали выхлопы чудовища и ветерок от его когтей - он совсем изготовился кинуться, - и тут из-за его спины раздался глубокий бас Валтасара. Монстр закрывал своей тушей весь проход, и я ничего не разглядел, но чудище вдруг повернулось, и его шипастый хвост хлестнул, едва нас не освежевав. Радость выхватила из халата свой кинжал и вонзила его в придаток, пробив чешую, но, очевидно, недостаточно глубоко, чтобы демон побеспокоился обернуться.
- Валтасар тебя окоротит, потомок ящерицы-говноеда! - завопила она.
И тут что-то вылетело из прохода, мы пригнулись, и какой-то ком вспорхнул в пространство и рухнул вниз, на самое дно каньона, вереща, как пикирующий ястреб.
- Что это было? - Радость сощурилась, пытаясь разглядеть в скалистой бесконечности то, что выкинул монстр.
- Это был Валтасар, - ответил я.
- Ой, - только и вымолвила Радость.
Но Джошуа уже схватил демона за шипастый хвост, и тварь, злобно зарычав, обернулась к моему другу. Держал Джош крепко, хотя перед самым его носом когти со свистом рассекали воздух.
- Как тебя зовут, демон? - спросил Джошуа.
- Ты не доживешь до конца моего имени, - проревел тот и занес лапу.
Джош еще раз дернул за хвост, и демон замер.
- Ответ неверен. Как тебя зовут?
- Мое имя Цап, - ответил монстр, и лапа его бессильно упала вдоль туши. Он сдавался. - А я тебя знаю. Ты - тот самый парнишка, да? Это про тебя в древности рассказывали.
- Тебе пора домой, - сказал Джош.
- А можно я сначала слопаю вон ту парочку на карнизе?
- Нет. Тебя Сатана заждался.
- Они мне на нервы действуют. А вон та меня обсикала.
- Нет.
- Тем самым я окажу тебе услугу.
- Тебе ведь уже не хочется делать им больно, правда? Уши демона прижались, и он склонил свою огромную башку.
- Нет. Больно делать я им не хочу.
- И ты больше не сердишься, - продолжал Джошуа. Монстр потряс головой. В узком проходе он и так уже скрючился чуть ли не вдвое, а теперь и вовсе распростерся перед Джошем ниц и прикрыл глаза когтями.
- Зато я еще сержусь! - раздался вопль.
Джош повернулся и увидел старого волхва. Валтасар был весь в крови и грязи от своего стремительного падения, все одежды его были изодраны сломанными костями, но уже через несколько минут после приземления он исцелился, хотя выглядеть лучше не стал.
- Так ты выжил?
- Я же тебе говорил: пока демон ходит по земле, я бессмертен. Но такое у нас с ним впервые - раньше он мне вреда не причинял.
- И больше не будет.
- Ты имеешь над ним власть? Потому что я - нет. Джошуа повернулся и возложил руку демону на лоб.
- Эта злобная тварь некогда узрела лик Господа. Этот монстр служил на Небесах, стремился к красоте, купался в милости, ходил осиянный. А теперь стал орудием страданья. Он ликом отвратен, а природа его погана.
- Эй, за языком-то следи, - обиделся демон.
- Я вот что имею в виду: его нельзя винить за то, каким он стал. У него отроду не было того, что всегда имелось у тебя и прочих людей. Он не наслаждался свободой воли.
- Как это грустно, - сказал демон.
- Еще секундочку, Цап, и я позволю тебе вкусить то, чего ты никогда не знал. Лишь на один миг я подарю тебе свободу воли.
Демон всхлипнул. Джошуа снял руку с его башки, отпустил хвост и вышел из узкого прохода в крепостной коридор.
Валтасар стоял рядом, дожидаясь, когда демон вынырнет из прохода.
- Ты действительно так можешь? Дать ему свободу воли?
- Поживем - увидим.
Цап выполз в коридор и выпрямился, хотя вобрать голову в плечи ему все же пришлось. По чешуйчатым щекам, по челюстям катились огромные вязкие слезы, падали на каменные плиты и шипели там лужицами кислоты.
- Спасибо, - прорычал он.
- Свобода воли, - произнес Валтасар. - Ну и какова она тебе?
Демон схватил старика, будто тряпичную куклу, и сунул себе подмышку.
- А такова, что хочется метнуть тебя с этого ебаного утеса еще разок.
- Нет. - Джошуа подскочил и коснулся демоновой груди.
В тот же миг в воздухе хлопнуло - на месте демона сомкнулась пустота. Валтасар рухнул на пол.
- М-да… Свобода воли - не очень хорошая идея, - простонал он.
- Извини. Сострадание одолело.
- Мне что-то неможется, - слабо произнес волхв. Он приподнялся и вздохнул тягостно и сухо.
Мы с Радостью вышли из прохода и увидели, что Джошуа склонился над Валтасаром: тот ветшал на глазах.
- Ему же двести шестьдесят лет, - сказал Джош. - Цапа больше нет, и годы берут свое.
Кожа волхва посерела, как пепел, а белки глаз пожелтели. Радость присела рядом и нежно прижала голову старика к груди.
- Где чудовище? - спросил я.
- В аду, - ответил Джошуа. - Помоги мне донести Валтасара до постели. Потом объясню.
Мы внесли волхва в его опочивальню, где Радость попыталась напоить его бульоном, но старик уснул, не донеся чашку до рта.
- Можно ему помочь? - спросил я, ни к кому в особенности не обращаясь.
Радость покачала головой:
- Он не болен. Он просто стар.
- Ибо записано: "Всему свое время", - вымолвил Джошуа. - А я над временем не властен. Время Валтасара наконец пришло. - Он посмотрел на Радость и приподнял бровь: - Ты обсикала демона?
- Ему грех жаловаться. Перед тем как я сюда приехала, у меня был знакомый в Хунане - так он за это хорошие деньги платил.
Валтасар продержался еще десять дней и к концу больше напоминал обернутый лохмотьями кожи скелет. Он умолял Джошуа простить его за тщеславие и то и дело призывал нас к своему одру и талдычил одно и то же, поскольку забывал, что говорил несколько часов назад.
- Гаспара вы найдете в Храме Небесного Будды, в горах к востоку отсюда. В библиотеке есть карта. Гас-пар вас научит. Он - поистине человек мудрый, а не шарлатан, как я. Тебе, Джошуа, он поможет стать человеком, которым ты должен стать, чтобы совершить то, что должен. А ты, Шмяк… ну, из тебя тоже что-нибудь не слишком ужасное может получиться. Там, куда вы пойдете, очень холодно. По дороге купите себе меха, а верблюдов сменяйте на шерстяных таких, с двумя горбами.
- Он бредит, - сказал я.
- Нет, - ответила Радость. - Шерстяные верблюды с двумя горбами правда существуют.
- Ох, ну извини.
- Джошуа, - позвал Валтасар. - Но главное - помни о трех алмазах. - После чего старик закрыл глаза и перестал дышать.
- Он умер? - спросил я.
Джош приложил ухо к груди волхва.
- Умер.
- А что это было - про три алмаза?
- Три алмаза Дао: сострадание, умеренность и смирение. Валтасар говорил, что сострадание приводит к мужеству, умеренность - к щедрости, а смирение - к превосходству.
- Звучит хиленько, - сказал я.
- Сострадание, - шепнул Джошуа и показал глазами на Радость, беззвучно рыдавшую над Валтасаром.
Я обнял ее за плечи, она повернулась и захлюпала носом мне в грудь.
- Что ж я теперь буду делать? Валтасар умер. Все подруги погибли. А вы уезжаете.
- Поехали с нами, - сказал Джошуа.
- Э-э, ну да - поехали с нами.
Но Радость с нами не поехала. Мы задержались в крепости Валтасара еще на полгода - ждали весны, чтобы перевалить через горы к востоку. Я смыл кровь и прибрался в покоях девчонок, а Радость помогла Джошу перевести кое-какие древние тексты волхва. Ели мы вместе, а время от времени мы с Радостью кувыркались в подушках, как в старые добрые времена, но ощущение было такое, что жизнь это место покинула навсегда. Когда настала пора уезжать, Радость объявила нам свое решение:
- Я не могу ехать с вами искать Гаспара. В монастырь женщин не допускают, а обретаться в захолустной деревушке по соседству у меня нет никакого желания. Валтасар оставил мне много золота и всю библиотеку, но в горах от этого проку мало. Я не желаю сидеть в этой гробнице, где единственное общество - призраки моих подруг. Скоро здесь будет Ахмад, он приезжает каждую весну, и я попрошу его помочь перевезти все сокровища и свитки в Кабул, а там куплю большой дом, найму слуг и заставлю их отыскивать мне молоденьких мальчонок, которых можно совратить.
- Вот бы у меня был план, - вздохнул я.
- И у меня, - вздохнул Джошуа.
Мы втроем отпраздновали восемнадцатилетие Джоша традиционной китайской едой, а на следующее утро навьючили верблюдов и приготовились выступить на восток.
- Ты уверена, что с тобой до приезда Ахмада ничего не случится? - спросил Джошуа.
- Ты обо мне не беспокойся - ступай и учись на Мессию. - Радость поцеловала его в губы. Очень крепко. Джош поежился и попробовал вырваться, а когда садился на верблюда, краска с его физиономии еще не сошла.
- А ты, - сказала она мне, - навести меня в Кабуле на обратном пути в Иудею, или я нашлю на тебя такое проклятье, от которого ты никогда не избавишься. - И Радость сняла с шеи свой флакончик инь-яна - яда и противоядия - и надела на меня. Кому-нибудь такой подарок показался бы странным, но я же был учеником колдуньи, и для меня он был в самый раз. В мою котомку она сунула кинжал из черного стекла. - Сколько бы времени ваше странствие ни заняло, обязательно возвращайся меня навестить. Я больше не буду красить тебя в синий. Честное слово.
Я пообещал, что вернусь, мы поцеловались, я залез на верблюда, и мы с Джошем отчалили. Я снова старался не оглядываться на женщину, укравшую мое сердце.
Ехали мы в полуфарлонге друг от друга и оба раздумывали о прошлом и будущем нашей жизни, о том, кем были мы и кем нам суждено стать, и только два часа спустя я нагнал Джоша и нарушил молчание.
Я вспомнил, как Радость учила меня читать и говорить по-китайски, смешивать снадобья и отравы, жульничать в игре, показывать фокусы, правильно трогать женщину - и где, и как. Все это - ничего не ожидая от меня взамен.
- Неужели все женщины сильнее и лучше меня?
- Да, - ответил Джош.
В следующий раз мы заговорили только через день.
Часть III
СОСТРАДАНИЕ
Тора! Тора! Тора!
Боевой клич раввинов-камикадзе
Глава 16
По скрупулезно вычерченной карте Валтасара мы ехали уже двенадцать дней, а потом уперлись в стену.
- Ну? - спросил я. - И как тебе стена?
- Велика, - сказал Джошуа. Я смерил стену взглядом.
- Положим, не так уж и велика.
К гигантским воротам выстроилась длинная очередь - там целая толпа чиновников взимала налоги с караванщиков. Даже караульные будки у ворот размерами были с дворец Ирода, а гребень стены патрулировали всадники - ездили по ней взад-вперед докуда хватало глаз. Мы остановились в доброй лиге от ворот, и очередь, похоже, не двигалась.
- На весь день, - сказал я. - Зачем вообще понадобилось эту дрянь строить? Если можешь воздвигнуть такую дуру, запросто и армию соберешь, никакой захватчик не страшен.
- Эту стену выстроил Лао-цзы, - ответил Джошуа.
- Старый учитель, сочинивший Дао? Это вряд ли.
- Что превыше всего ценится в Дао?
- Сострадание? И те два алмаза, как их там?
- Нет. Недеяние. Созерцание. Постоянство. Консерватизм. Стена - оборона страны, дорожащей недеянием. Но стена - не только защита, но и тюрьма для народа. Поэтому Валтасар отправил нас этой дорогой. Хотел, чтобы я увидел ошибку Дао. Без действия не бывает свободы.
- Так он все это время обучал нас Дао, чтобы мы поняли, как там все криво?
- Нет, не криво. И не все. Сострадание, смирение и умеренность Дао - свойства праведного человека. А недеяние - нет. Все эти люди - рабы недеяния.
- Джош, ты сам работал каменотесом. - Я кивнул на массивную стену. - Думаешь, эту громадину недеянием построили?
- Волхв учил нас действию не как работе, но как перемене. Именно поэтому первым мы проходили Конфуция - все, что связано с порядком, заведенным нашими отцами, законом, манерами. Конфуций - это как Тора. Он дает правила, которые нужно выполнять. А Лао-цзы - еще консервативнее: он учит, что если ничего не будешь делать, то и правил никаких не нарушишь. Нужно, чтобы традиция иногда разваливалась, нужно действовать, иногда есть бекон. Вот чему Валтасар старался меня научить.
- Я тебе уже говорил, Джош, и ты сам знаешь, как я люблю бекон, но все-таки, мне кажется, маловато, если Мессия принесет один бекон.
- Перемены, - отозвался Джошуа. - Мессия должен нести перемены. А перемены появляются в действии. Валтасар мне как-то сказал: "Консервативных героев не бывает в природе". Мудрый был старик.
Я думал о старом волхве, разглядывая стену, что вытянулась вдаль по горам, и череду странников перед нами. У входа для нужд застрявших "шелковых путешественников" уже вырос небольшой городок, и он весь кипел от торговцев едой и питьем, разносивших товар вдоль очереди.
- Ну его на фиг, - сказал я. - Мы тут целую вечность проторчим. Какой величины она может быть? Пошли в обход.
Спустя месяц, когда мы вернулись к тем же воротам и снова встали в очередь, Джошуа спросил:
- Ну как тебе стена теперь?
- Она мне кажется нарочитой и неприятной.
- Если ей не придумали пока имени, можешь предложить свое.
Вот так и сложилось, что в веках стена эта стала прозываться Нарочитой и Неприятной Китайской стеной. По крайней мере, я надеюсь, что так сложилось. На моей карте Дружелюбных Миль Постоянного Авиапутешественника ее нет, поэтому я не уверен.
Гору, где располагался монастырь Гаспара, мы увидели издали. Подобно окрестным пикам, она вспарывала небеса гигантским зубом. К подножию лепилась деревенька с пастбищем. Мы остановились передохнуть и напоить верблюдов. Деревенские жители высыпали нам навстречу - они удивлялись нашим странным глазам и кудрям Джошуа так, словно мы - боги, сошедшие к ним с небес. (Пожалуй, Джош и впрямь с небес сошел, но об этом как-то забываешь, если тусуешься с ним круглосуточно.) Беззубая старуха, говорившая на диалекте китайского, похожем на тот, которому нас учила Радость, убедила нас оставить верблюдов в деревне. Узловатым пальцем она показала тропу вверх по склону - даже издали было очевидно, что дорожка слишком узкая и крутая для животных.
Селяне угостили нас каким-то очень пряным мясом, дали запить пенистым молоком. Я как-то засомневался и посмотрел на Джоша. Тора запрещала нам одновременно есть мясо и пить молоко.
- По-моему, тут как с беконом, - сказал Джошуа. - Очень сильно сдается мне, Господу плевать, запью яка молоком или нет.
- Ты-ка?
- Это зверь так называется. Мне старуха сказала.
- Ну, грех это или не грех, а есть его я не стану. Лучше просто молочка попью.
- Это молоко того же яка.
- Не стану я его пить.
- Что тебе подсказывает здравый смысл? Он же так хорошо служил тебе в прошлом. Например, когда ты решил, что надо обойти стену вокруг.
- Знаешь… - Меня эта стена уже заманала. - Я не говорил, что сарказмом можно пользоваться когда пожелаешь. Похоже, мое изобретение ты применяешь способами неподобающими.
- Например, против тебя?
- Вот! Понял, о чем я?
Следующим утром спозаранку мы покинули деревню, захватив с собой лишь рисовых колобков, курдюки и скудные остатки денег. Трех верблюдов, которых взяли в Кабуле, мы вверили попечению беззубой старухи - она пообещала о них заботиться до нашего возвращения. Мне их будет не хватать. Роскошный двугорбый транспорт: просты в обслуживании, удобны для езды, но главное - ни один ни разу не пытался меня укусить.
- Знаешь, они ведь наших верблюдов слопают. И часа не пройдет, а первый уже зашипит на вертеле.
- Да не съедят они верблюдов. - Джошуа - идеалист, несгибаемо верящий в людскую доброту.
- Тут вообще не знают, что это такое. Они думают, это просто пища на высоких ножках. Они их съедят. Тут у них сплошь мясо, и то - як.
- Ты вообще не знаешь, что такое як.
- Вовсе знаю, - ответил я, но воздуха на такой высоте уже было маловато, и на самоутверждение сил не оставалось.
Когда мы наконец добрели до монастыря, солнце садилось за горные хребты. Весь монастырь, за исключением больших деревянных ворот с маленькой форточкой, был из того же черного базальта, что и гора, на которой он стоял. И вообще больше походил на крепость, чем на место отправления религиозного культа.
- Поневоле задумаешься. Неужели все волхвы теперь живут в крепостях?
- Бей в гонг, - сказал Джошуа. У двери висела большая бронзовая тарелка, а рядом стояла палка с мягкой колотушкой и табличкой на языке, которого я не смог разобрать.
Я ударил в гонг. Мы подождали. Я ударил в гонг опять. Мы опять подождали. Солнце скрылось, и на склоне стало очень холодно. Я ударил в гонг три раза подряд, очень громко. Мы тем временем съели все рисовые колобки и выпили почти всю воду. Я загромыхал в гонг так, что в господа бога душу мать, и форточка приоткрылась. Тусклое зарево изнутри осветило гладкую щеку китайца примерно нашего возраста.
- Чего? - спросил он по-китайски.
- Нам нужно увидеть Гаспара, - ответил я. - Нас прислал Валтасар.
- Гаспар ни на кого не смотрит. Облик ваш смутен, а глаза слишком круглые. - И форточка захлопнулась.
На сей раз в гонг колотил Джошуа - пока китаец не вернулся.