И ушел на ту половину дома, где в огромных каменных водоносах хранилась питьевая вода. Через несколько минут он вернулся с ковшом вина и чашками на всех. По всей компании прокатился вопль, и общий уровень веселья подпрыгнул на одну отметку. Наполнялись ковши и чаши, выпивались и наполнялись снова, а те, кто располагался к кувшинам с вином поближе, начали провозглашать, что свершилось чудо: Джошуа из Назарета превратил воду в вино. Я пошел искать Джоша, но он куда-то запропастился. Вино - не вина: всю жизнь Джошуа прожил безгрешно, с виной у него не очень получалось, и теперь он удалился, видать, успокаивать свою совесть.
Через несколько часов коварных уловок мне удалось наконец выманить Мэгги в заднюю калитку.
- Мэгги, пойдем с нами. Ты разговаривала с Джошуа. Ты видела вино. Он - это Он.
- Я всегда знала, что он - это он, но с вами я пойти не могу. Я замужняя женщина.
- Я думал, ты хочешь стать рыбаком.
- А я думала, ты станешь деревенским дурачком. - Я просто деревню себе еще не нашел. Слушай, заставь Иаакана развестись.
- За все, отчего он может со мной развестись, он может меня и убить. Я видела, как он выносит людям приговоры, Шмяк. Я видела, как он ведет толпы побивать кого-то камнями. Я его боюсь.
- На Востоке я научился готовить яды. - Я поднял брови и ухмыльнулся. - Годится?
- Я не стану травить своего мужа.
Я вздохнул - весьма раздраженно, как научился у мамочки.
- Так брось его и пойдем с нами. Подальше от Иерусалима - туда, где у него руки коротки. Ему придется с тобой развестись, чтобы сохранить хорошую мину.
- А зачем мне идти, Шмяк? Следовать за человеком, который меня не хочет и не возьмет, если б даже захотел?
Я не знал, что ей ответить. У меня в груди будто кинжалы ворочались в свежих ранах. Я смотрел на свои сандалии и делал вид, будто у меня что-то застряло в горле.
Мэгги шагнула ко мне, обняла и положила голову мне на грудь.
- Мне очень жаль, - сказала она.
- Я знаю.
- Я скучала по вам обоим, но и по тебе одному я тоже скучала.
- Я знаю.
- Я не буду с тобой спать.
- Я знаю.
- Поэтому перестань, пожалуйста, об меня этим тереться.
- Конечно, - сказал я.
И в этот момент Джошуа ввалился в калитку, едва не сбив нас с ног. Равновесие-то мы удержали, так что никто не упал. Джош прижимал к щеке все того же ручного крольчонка. Кроль дергал задними лапами. Мессия был божественно пьян.
- Знаете чего? - выговорил он. - Я люблю заек. Не сеют они, не жнут, а также не гавкают. И посему, отныне и впредь, я постановляю: если со мной приключится что-нибудь гадкое, вкруг меня всегда будут зайки. Так и запишем. Давай, Шмяк, записывай. - Он махнул мне кроликом и опять вывалился в калитку: - Где это дребаное вино? У меня тут зайка совсем высох!
- Видишь? - сказал я Мэгги. - Нельзя такое пропускать. Зайки.
Она рассмеялась. Моя любимая музыка.
- Я тебе сообщу, - сказала она. - Где вас искать?
- Понятия не имею.
- Я тебе все равно сообщу.
Настала полночь. Вечеринка свернулась, и мы с учениками теперь сидели на улице перед домом. Джошуа отключился, и Варфоломей подложил ему под голову одну из своих собачонок. Иаков перед уходом недвусмысленно дал понять, что в Назарет нам лучше не соваться.
- Ну что? - произнес Филипп. - Наверное, к Иоанну вернуться тоже не получится.
- Извините, что я верблюдов не нашел, - сказал Варфоломей.
- Тут смеялись над моими желтыми волосами, - сказал Нафанаил.
- Я думал, ты из Каны, - сказал я. - У тебя тут разве нет семьи, где мы могли бы кинуть кости на ночь?
- Мор, - ответил он.
- Mop, - кивнули мы. Бывает.
- Эй, вам, наверное, пригодится, - раздался голос в темноте.
Мы подняли головы: из мрака вышел низенький, но крепкий мужик с нашими верблюдами в поводу.
- Верблюды, - сказал Нафанаил.
- Мои извинения, - произнес мужик. - Племянники привели их к нам домой в Капернаум. Простите, что так долго вел их обратно. - Я встал, и он передал мне поводья. - Их накормили и напоили. - Мужик показал на Джоша, самозабвенно храпевшего на терьере. - Он всегда так напивается?
- Только если арестуют какого-нибудь крупного пророка.
Мужик кивнул:
- Я слыхал, что он сотворил с вином. А также, говорят, сегодня в Кане он исцелил калеку. Это правда?
Мы подтвердили.
- Если вам негде остановиться, можете пойти со мной в Капернаум, денек-другой поживете. Наши мальцы угнали вашу скотину, так что мы перед вами в долгу.
- У нас денег нет, - ответил я.
- Ну значит, будете чувствовать себя как дома, - сказал мужик. - Меня зовут Андрей.
И так нас стало шестеро.
Глава 26
Можно объехать весь мир, но всегда найдешь чему поучиться. Например, по пути в Капернаум я выяснил, что если очень пьяного парня повесить на верблюда и часа четыре поболтать, почти вся отрава из него вытечет - не с одного конца, так с другого.
- Перед тем как мы войдем в город, кому-то придется верблюда помыть, - заметил Андрей.
Мы шли по берегу моря Галилейского (которое совсем не море). Луна была почти полная, и в озере она отражалась, словно лужица ртути. Чистить верблюда выпало Нафанаилу - он теперь официально считался новеньким. (Технически говоря, Джошуа еще не познакомился с Андреем и Андрей не согласился присоединиться к нам, поэтому считать официальным новеньким его мы не могли.) Нафанаил так здорово управился с верблюдом, что ему поручили вычистить и Джошуа. Едва погрузившись в воду, Мессия на миг вышел из ступора и успел промямлить нечто вроде:
- И у лис есть норы, и у птиц гнезда, только Сыну Человеческому негде главу преклонить.
- Как это грустно, - отозвался Нафанаил.
- Весьма, - подтвердил я. - Макни-ка его еще разок. У него вся борода в блевотине.
И вот так, приведенный в более-менее божеский вид и перекинутый через верблюда просыхать, под лунным светом Джошуа въехал в Капернаум, где встретили его совсем как дома.
- Вон! - визжала старуха. - Вон из дома, вон из города! Из Галилеи тоже можете убираться, но здесь вы не останетесь.
Над озером занималась красивая заря, все небо выкрасилось желтым и оранжевым, волны нежно плескали в борта капернаумских рыбачьих лодок. Деревенька располагалась от воды в одном броске камня, и золотые солнечные зайчики играли на черных стенах домов. Свет словно танцевал под музыку чаек и певчих птиц. Дома стояли двумя большими кучами: общие стены, входы - где ни попадя, все строения - не выше одного этажа. Между ними лежала главная улица. Вдоль дороги - несколько лавок, кузница, а на отдельной площади - синагога, судя по виду, вмещавшая гораздо больше народу, чем те три сотни, что проживали в деревушке. Однако на берегу таких деревень было множество, они перетекали одна в другую, и мы догадались, что синагога, видимо, обслуживала несколько селений. Центральной площади с колодцем не было: жители брали воду из озера или источника неподалеку - чистая студеная вода била фонтаном в рост двух взрослых мужчин.
Андрей разместил нас в доме брата своего Петра, и мы сразу уснули в большой комнате, в куче детворы. А всего через несколько часов пробудилась теща Петра и погнала нас со двора. Джошуа обеими руками держался за голову, словно опасаясь, что она свалится с шеи.
- Не нужны мне в доме нахлебники и шалопаи! - орала старуха, меча за ворота мою котомку.
- Ай! - морщился от шума Джошуа.
- Мы в Капернауме, Джош, - сообщил я. - Нас привел человек по имени Андрей, потому что его племянники умыкнули наших верблюдов.
- Ты же мне говорил, что Мэгги умирает, - сказал Джошуа.
- А ты разве ушел бы от Иоанна, если б я сказал, что Мэгги просто хочет тебя видеть?
- Нет. - Он мечтательно улыбнулся. - Хорошо было встретиться с Мэгги. - Улыбка сменилась хмурой гримасой. - Живой.
- Иоанн бы не стал ничего слушать, Джошуа. Ты последний месяц просидел в пустыне, ты не видел ни солдат, ни даже писцов, которые шныряли в толпе и записывали все, что Иоанн говорил. Это было неизбежно.
- Так надо было Иоанна предупредить!
- Я предупреждал Иоанна! Я предупреждал Иоанна каждый день. К голосу разума он прислушивается не больше тебя.
- Надо возвращаться в Иудею. Последователи Иоанна…
- Станут твоими. Хватит подготовки, Джош. Джошуа кивнул, не сводя глаз с земли под ногами.
- Пора. Где остальные?
- Филиппа и Нафанаила я услал в Сефорис - верблюдов продать. Варфоломей спит в камышах с собаками.
- Нам понадобится больше учеников.
- Джош, мы - банкроты. Нам понадобятся ученики, у которых есть работа.
Через час мы стояли на берегу озера - там, где Андрей с братом закидывали сети. Из них двоих Петр был повыше ростом и худее, а седая грива его была еще нечесаннее, чем у Иоанна Крестителя. Андрей же собирал волосы бечевкой, чтобы не падали на лицо. Оба мужика совершенно голые - так все ловили тут рыбу недалеко от берега.
Джошу-то я смешал из древесной коры средство от головной боли, и тут стало ясно, что оно помогает, но, видимо, не до конца. Я подтолкнул Мессию к берегу.
- Я к этому не готов. Мне чудовищно.
- Спроси.
- Андрей, - позвал рыбака Джошуа. - Спасибо, что привел нас к себе. И тебе тоже спасибо, Петр.
- Теща вас вышвырнула? - спросил Петр. Он закинул сеть, подождал, пока та расправится, затем нырнул и собрал ее в охапку. Попалось три крохотных рыбешки. Он выпутал их из ячеек и бросил обратно в озеро: - Подрастите.
- Ты знаешь, кто я? - спросил Джошуа.
- Слыхал, - ответил Петр. - Андрей говорит, ты превратил воду в вино. Вылечил слепых и хромых. Он считает, что ты Царство принесешь.
- А ты как считаешь?
- Я считаю, мой младший братец умнее, так что я ему верю.
- Пойдем с нами. Будем рассказывать людям о Царстве. Нам нужны помощники.
- А что мы можем? - спросил Андрей. - Мы же просто рыбу ловим.
- Пойдемте со мной, и я сделаю вас ловцами чело-веков.
Андрей бросил взгляд на брата. Петр пожал плечами и покачал головой. Андрей посмотрел на меня, пожал плечами и покачал головой.
- Они не понимают, - сказал я Джошу.
И вот так, немного перекусив и подремав, Джошуа объяснил, что, к чертовой матери, он имел в виду под "ловцами человеков", и нас стало семеро.
- Эти ребята - наши партнеры, - объяснял Петр, подгоняя нас по берегу озера. - У них есть лодки, на которых мы с Андреем работаем. Мы не можем нести благую весть, если они с нами в деле не участвуют.
Мы пришли в другую деревеньку, и Петр показал нам двух братьев, которые прилаживали новую уключину к борту рыбачьей лодки. Один был угловат и худ, с угольно-черными волосами и бородкой, постриженной хулиганскими клинышками: Иаков. Второй - постарше, побольше, помягче, с мощными плечами и грудью, но маленькими руками и тонкими запястьями. Его обожженную солнцем лысину окружала каштановая с проседью поросль: Иоанн.
- Это я так, в смысле предложить, - обратился Петр к Джошу. - Не рассказывай им про ловцов чело-веков. Скоро стемнеет - некогда объяснять, если мы хотим вернуться домой к ужину.
- Ага, - подтвердил я. - Только про чудеса, про Царство, немножко - про твоего Духа Святого, но подоступней, чтоб они не сильно упирались.
- А я про Святого Духа до сих пор недокумекал, - признался Петр.
- Это ничего, завтра повторим, - сказал я.
Мы направились по берегу к братьям, но тут в кустах зашуршало и на тропу перед нами вывалились три куля тряпок.
- Смилуйся над нами, ребе, - сказал один. Прокаженные.
(Тут я кое-что должен пояснить. Джошуа обучил меня силе любви и всякому такому, и я знаю, что в этих несчастных сияет та же Божественная Искра, что и во мне, поэтому лицезрение прокаженных меня тревожить не должно. Я знаю, что объявление их нечистыми по Закону - такая же несправедливость, как и третирование неприкасаемых. А теперь, насмотревшись телевидения, я знаю: вы их, наверное, и прокаженными называть не станете, чтобы кого-нибудь ненароком не обидеть. Вы их, наверное, зовете "личностями, озадаченными сбросом лишних конечностей" или типа того. Все это я знаю. Но сколько бы исцелений я ни наблюдал, от прокаженных у меня всегда, как мы, иудеи, выражаемся, "мандраж". Вот его я в себе так и не поборол.)
- Чего вы хотите? - спросил Джошуа.
- Облегчи наши страдания, - женским голосом ответила куча тряпья.
- Я схожу на водичку посмотрю, Джош, - сказал я.
- Тебе, наверное, одному там не справиться, - поддакнул Петр.
- Подойдите ко мне, - велел Джошуа прокаженным.
Те просочились поближе. Джош возложил на них руки и очень тихо о чем-то с ними поговорил. Через несколько минут (мы с Петром очень вдумчиво изучали одну лягушку, замеченную у самой воды) я услышал голос Джошуа:
- Теперь ступайте и скажите жрецам, что вы очистились и вас полагается пускать во Храм. И не забудьте сказать, кто вас прислал.
Прокаженные скинули тряпки и попятились, вознося Джошу хвалы. Выглядели они совершенно нормальными людьми, которым зачем-то взбрело в голову рядиться в рванину.
К тому времени, когда мы с Петром вернулись к Джошуа, Иаков с Иоанном уже стояли рядом.
- Я коснулся тех, о ком говорят, что они нечисты, - сообщил братьям Джош.
По Закону Моисея теперь и он сам считался нечистым.
Иаков шагнул ближе и потряс Джоша за ладонь, как это принято у римлян:
- Один из них раньше был нашим братом.
- Пойдемте с нами, - сказал я, - и мы сделаем вас уключниками человеков.
- Чего? - спросил Джошуа.
- Они ведь это делали, когда мы подошли. Мастерили уключины. Видишь теперь, как это глупо звучит?
- Есть разница.
И так нас стало девять.
Филипп и Нафанаил вернулись с деньгами. Хватило накормить и учеников, и семью Петра в придачу, поэтому визгливая теща, которую звали Эсфирь, позволила нам остаться - при условии, что Варфоломей с собаками устроятся на дворе. Капернаум стал нашей оперативно-тактической базой - мы выдвигались из деревни на день-другой, мотаясь по всей Галилее.
Джошуа проповедовал и исцелял. Из Галилеи весть о пришествии Царства разнеслась широко, и уже через несколько месяцев послушать Джошуа собирались целые толпы. К Шабату мы всегда старались вернуться в Капернаум, чтобы Джош успел провести занятия в синагоге. Именно эта его привычка и возбудила совершенно нежелательное внимание.
Утром в Шабат, когда Джошуа совершал короткую перебежку до синагоги, его остановил римский военнослужащий. (Ни одному еврею в Шабат не позволяется совершать путешествие длиннее тысячи шагов - с заката пятницы до заката субботы. То есть за один раз. И в одну сторону. Считать шаги весь день и останавливаться, когда дойдешь до тысячи, правда, тоже не нужно. Иначе повсюду бы торчали евреи в ожидании заката. Очень неудобно. Кстати, я очень признателен фарисеям, которые до такого не додумались.)
Римлянин был не просто легионером, но центурионом: шлем с гребнем, орел на кирасе. Командир легиона. Он вел за собой белого коня, похоже выращенного специально для боя. Для солдата римлянин был староват - лет шестидесяти, волосы под шлемом совершенно седые, - по выглядел крепким, а меч с осиной талией, что висел у него на поясе, смотрелся внушительно. Я не узнал центуриона, пока он не заговорил с Джошуа - на чистом арамейском, безо всякого акцента.
- Джошуа из Назарета, - сказал римлянин. - Ты узнаешь меня?
- Юстус, - ответил Джош. - Из Сефориса.
- Гай Юстус Галльский, - ответил солдат. - Я нынче служу в Тивериаде и больше не подкомендант. Весь Шестой легион теперь мой. Мне нужна твоя помощь, Джошуа бар Иосиф из Назарета.
- Что я могу сделать? - Джошуа оглянулся.
Всем ученикам, за исключением нас с Варфоломеем, удалось незаметно слинять.
- Я видел, как ты заставил мертвеца ходить и разговаривать. Я слышал обо всем, что ты творишь в Галилее, - об исцелениях, о чудесах. У меня есть слуга, и он болен. Его разбил паралич. Он едва дышит, и я не могу видеть, как он мучается. Я не прошу, чтобы ты нарушил Шабат и пришел в Тивериаду, но я верю - ты способен исцелить его даже отсюда.
И Юстус опустился перед Джошем на одно колено. Я никогда не видел, чтобы римляне так поступали с евреями, - ни до, ни после.
- Этот человек - мой друг, - сказал солдат. Джошуа коснулся его виска, и я увидел, как страх испарился из глаз центуриона, - как исчезал со множества других лиц.
- Ты в это веришь, значит, так оно и будет, - сказал Джошуа. - Все свершилось. Встань, Гай Юстус Галльский.
Солдат улыбнулся, встал и посмотрел Джошу в глаза.
- Я мог бы распять твоего отца и выкорчевать ту гниль, что погубила моего солдата.
- Я знаю, - сказал Джошуа.
- Спасибо, - сказал Юстус.
Центурион надел шлем и забрался в седло. А потом повернулся ко мне:
- Что стало с той хорошенькой маленькой сердцеедкой, которая от вас ни на шаг не отходила?
- Съела наши сердца, - ответил я. Юстус расхохотался:
- Будь осторожнее, Джошуа из Назарета. - Он натянул поводья, развернул коня и был таков.
- Ступай с Богом, - сказал ему вслед Джошуа.
- Отлично, Джош. Так и надо показывать римлянам, что будет, когда настанет Царство Божие.
- Заткнись, Шмяк.
- Ой, подумаешь - ты его надул, делов-то. Вернется он домой, а его друг по-прежнему - ни жив и ни мертв, так сказать.
- Помнишь, что я тебе говорил у ворот Гаспарова монастыря, Шмяк? Если кто-то постучит, я его впущу.
- Фу, опять притчи. Ненавижу.
Тивериада лежала в часе быстрой езды от Капернаума, а потому уже к утру нас достигли вести из гарнизона. Слуга Юстуса исцелился. Не успели мы дозав-тракать, как в дом Петра постучались четверо фарисеев. Они искали Джошуа.
- Ты совершил исцеление в Шабат? - спросил самый старый - седобородый, в талесе, с филактериями на руках и лбу.
(Ну и крендель. Естественно, у нас у всех есть филактерии, в которых держат исписанные молитвами пергаменты: их получает каждый мужчина, когда ему исполняется тринадцать. Однако через пару недель начинаешь делать вид, что они потерялись. Их никто не носит. С таким же успехом можно таскать плакат: "Здрасьте, я набожный придурок". Этот же на лбу носил кожаную коробочку размером с кулак. Выглядел он при этом… ну, в общем, как человек, привязавший к голове кожаную коробочку. Еще что-то надо объяснять?)
- Славные филактерии, - сказал я.
Ученики захихикали. У Нафанаила хорошо получалось ржать по-ослиному.
- Ты нарушил Шабат, - упорствовал фарисей.
- Мне можно, - ответил Джош. - Я Сын Божий.
- Ох, блять, - выдохнул Петр.
- Удачно тебе их просветить, Джош, - сказал я.
В следующий Шабат в синагогу пришел человек с усохшей рукой, и после проповеди, при стечении пятидесяти фарисеев, специально собравшихся в Капернауме на случай, если произойдет нечто подобное, Джошуа сказал человеку, что все грехи его прощены, а затем исцелил сухую руку.
Наутро фарисеи слетелись к дому Петра, аки стервятники на падаль.
- Никто, кроме Бога, не может прощать грехи, - сказал тот, кого они избрали своим депутатом.