До Капернаума мы добрались на утро пятого дня. Петр и остальные проповедовали благую весть на побережье Галилеи, и нас поджидала толпа человек из пятисот. Напряг между мной и Джошем спал, и остаток путешествия прошел вполне мило. Хотя бы потому, что Мэгги смеялась и нас подначивала. Вернулась, правда, моя ревность к Джошу, но горечь из нее куда-то пропала. Осталось скорее привычное сожаление о давней утрате, а не агония разбитого сердца, когда кинжал в груди и страсти в клочья. Я поймал себя на том, что могу оставить их наедине и пойти с кем-нибудь разговаривать, думать о чем-то постороннем. Мэгги любит Джошуа, это ясно, но и меня она любит, и не понять, как любовь эта может проявиться. Пойдя за Джошем, мы уже отлучили себя от уклада обычного бытия. Брак, дом, семья - все это не входило в комплект той жизни, что мы себе избрали. Джошуа ясно дал это понять всем своим ученикам. Да, у некоторых были семьи, некоторые даже проповедовали с женами под боком, но от великого множества тех, кто еще пойдет за Джошем, мы отличались. Мы сошли с проторенной тропы своей жизни, чтобы нести Слово. Я проиграл Мэгги не Джошу. Я проиграл ее Слову.
Джошуа был измотан и голоден, однако вышел к этим людям. Они ждали нас, и ему не хотелось их разочаровать. Джош забрался в одну из лодок Петра, выгреб чуть подальше, чтобы все могли видеть, и два часа проповедовал им Царство Божие.
Когда он закончил и, благословив, отпустил всех, на берегу остались два новеньких. Оба - ладные, крепкие, обоим далеко за двадцать. Один чисто выбрит и коротко стрижен: волосы шлемом кудряшек облегали его голову. У второго волосы были длинные, а борода заплетена в косички; я видел такую моду у греков. Хотя никаких украшений они не носили, а одежда их ничем не отличалась от моей, оба казались людьми не бедными. Я подумал было, что от них исходит сила власти, но, даже если так, то не была самонадеянная власть фарисеев. Как минимум, оба они были уверены в себе.
Тот, что с длинными волосами, подошел к Джошуа и опустился перед ним на колени:
- Ребе, мы слышали, как ты говорил о пришествии Царства, и мы хотим остаться с тобой. Мы хотим помочь тебе нести Слово.
Джошуа долго смотрел на длинноволосого, затем сам себе улыбнулся, взял человека за плечи, поднял на ноги и сказал:
- Встань. Добро пожаловать, друзья. Незнакомец, похоже, опешил. Оглянулся на своего приятеля, перевел взгляд на меня, будто я мог как-то развеять его смятение.
- Это Симон, - сказал он, кивнув на своего друга. - А меня зовут Иуда Искариот.
- Я знаю, кто ты, - ответил Джошуа. - Я тебя ждал.
Так нас стало пятнадцать: Джошуа, Мэгги и я; Варфоломей-киник; Петр с Андреем и Иоанн с Иаковом, рыбаки; таможенник Матфей; Нафанаил из Каны, юный олух царя небесного; Филипп и Фаддей, последователи Иоанна Крестителя; Фома-близнец, он же чокнутый; и зилоты Симон Кананит и Иуда Искариот. Пятнадцать человек вышли в Галилею проповедовать Духа Святого, пришествие Божьего Царства и благую весть о том, что людям явился Сын Божий.
Глава 28
Пастырство Джошуа длилось три года - иногда по три выступления в день, и хотя бывали как удачные, так и неудачные моменты, я никогда не мог запомнить его проповеди слово в слово. Но вот вам суть всего, что он когда-либо говорил:
Ты должен хорошо относиться к людям, даже к уродам. И если ты:
а) веришь, что Джошуа - Сын Божий (и)
б) он пришел, чтобы спасти тебя от греха (и)
в) ты признаешь, что в тебе сидит Дух Святой (т. е. стал дитём малым, как он выразился бы) (и)
г) не богохульствуешь против Духа Святого (см. в),
то будешь:
д) жить вечно
е) где-нибудь в приятном месте ё) вероятно, на небесах.
Вместе с тем, если ты:
ж) грешил (и/или)
з ) лицемерил (и/или) и) ценил сокровища на земле превыше людей (и)
й) не исполнял а, б, в и г, то тебе: к) пиздец.
Таково послание, переданное отцом Джошу много лет назад. В то время оно казалось лаконичным до грубости, но если послушаешь несколько сот проповедей, смысл появится.
Этому Джошуа учил, этому мы учились, это несли людям галилейских городов. Тем не менее получалось далеко не у всех, а некоторые смысла вообще не угадывали. Однажды Джошуа, Мэгги и я вернулись с проповеди в Кане и увидели, что под капернаумской синагогой сидит Варф и проповедует Евангелие расположившейся полукругом стае собак. Похоже, собачек проповедь заворожила, но, с другой стороны, у Варфа вместо шляпы на голове красовался огромный бифштекс, поэтому я не уверен, что собачье внимание привлекало ораторское мастерство проповедника.
Джошуа сорвал стейк с головы Варфоломея и швырнул на дорогу, где дюжина собак немедленно обрела веру.
- Варф, Варф, Варф, - качал головой Джошуа, тряся гиганта за плечи. - Не бросай псам то, что свято. Не мечи бисера перед свиньями. Ты впустую тратишь Слово.
- Нет у меня никакого бисера. Я никакой собственности не раб.
- Это метафора, Варф, - невозмутимо пояснил Джош. - Она означает: не стоит нести Слово тем, кто не готов его принять.
- В смысле, как ты тогда утопил тех свиней в Десятиградии? Они тоже были не готовы?
Джошуа беспомощно глянул на меня. Я пожал плечами. Вмешалась Мэгги:
- Именно так, Варф. Ты все правильно понял.
- Ох, ну нет бы сразу сказать, - ответил Варф. - Ладно, ребята, мы пошли проповедовать Слово в Ма-гдалу. - Он поднялся на ноги и повел стаю своих апостолов к озеру.
Джошуа посмотрел на Мэгги:
- Я совсем не это имел в виду.
- Это, - ответила она и отправилась искать Иоанну и Сусанну, прибившихся к нам женщин, которые тоже учились нести благую весть.
- Я совсем не это имел в виду, - повторил Джошуа мне.
- Тебе когда-нибудь удавалось ее переспорить? Он покачал головой.
- Тогда скажи аминь и пошли посмотрим, что нам сварганила жена Петра.
Ученики собрались у дома - сидели на бревнах вокруг вырытого в земле очага. Все уныло смотрели в землю, явно погруженные в какую-то мрачную молитву. Даже Матфей пришел, хотя ему полагалось собирать подати в Магдале.
- Что случилось? - спросил Джошуа.
- Иоанн Креститель умер, - ответил Филипп.
- Что? - Джош опустился на бревно рядом с Петром и привалился плечом к рыбаку.
- Мы только что встретили Варфоломея, - сказал я. - И он об этом даже словом не обмолвился.
- Мы сами только что узнали, - пояснил Андрей. - Матфей принес весть из Тивериады.
Я впервые видел Матфея без привычного энтузиазма на физиономии. За последние несколько часов он как-то постарел на несколько лет.
- Ирод приказал отрубить ему голову, - подтвердил он.
- Мне казалось, Ирод его боится, - сказал я. Ходили слухи, что Ирод держит Иоанна в живых, поскольку действительно считает его Мессией и опасается гнева Божия, если погубит святого человека.
- Ирода об этом попросила приемная дочь, - сказал Матфей. - Иоанна убили по распоряжению неполовозрелой потаскушки.
- Ух елки, если б он не умер, ирония бы его точно доконала, - сказал я.
Джошуа сидел, уставясь в грязь под ногами, - думал или молился, сказать не могу. В конце концов он вымолвил:
- Последователи Иоанна теперь станут как чада в пустыне.
- Иссохшие? - попробовал угадать Нафанаил.
- Голодные? - попытался Петр.
- Сексуально озабоченные? - рискнул Фома.
- Нет, мозгодрочки, заблудшие. Они потеряются! - сказал я. - Хос-споди…
Джошуа встал.
- Филипп, Фаддей, ступайте в Иудею, передайте его последователям, что они здесь желанны. Скажите, что труды Иоанна не пропали втуне. Приведите их сюда.
- Но, учитель, - не выдержал Иуда, - у Иоанна - тысячи последователей. Если все придут сюда, как мы их прокормим?
- Он новенький, - объяснил я.
Назавтра был Шабат, и утром мы все направлялись в синагогу, когда из кущей выскочил старик в богатой одежде и распростерся у ног Джошуа.
- О ребе, - взвыл он, - я староста Магдалы. Моя младшая дочь умерла. Люди говорят, ты умеешь исцелять хворых и воскрешать мертвых. Ты поможешь мне?
Джошуа огляделся. Из разных точек за нами наблюдало с полдюжины фарисеев. Джошуа повернулся к Петру:
- Сегодня Слово в синагогу понесешь ты. А я помогу этому человеку.
- Спасибо, ребе, - выдохнул богач и спешно ретировался, махнув нам, чтобы шли за ним.
- Куда ты нас ведешь? - спросил я.
- Только до Магдалы, - ответил он.
- Это дальше, чем дозволено путешествовать в Шабат, - заметил я Джошу.
- Я знаю, - сказал тот.
Мы одну за другой миновали прибрежные деревеньки, и до самой Магдалы люди выходили из домов и провожали нас - сколько осмеливались идти в Шабат. Но я видел и старейшин, и фарисеев, наблюдавших за нами.
Для Магдалы дом старосты был велик, и у дочери имелась даже своя спальня. Человек ввел в нее Джоша.
- Спаси ее, прошу тебя, ребе.
Джошуа наклонился и всмотрелся в распростертое тело.
- Выйди отсюда, - велел он старосте. - Вообще из дома уйди.
Когда тот исчез, Джошуа посмотрел на меня:
- Она не умерла.
- Что?
- Она спит. Может, ее опоили крепким вином или дали сонного порошка, но она не мертва.
- Так это ловушка?
- Я тоже не ожидал, - сказал Джошуа. - Они рассчитывают, что я стану утверждать, будто поднял ее из мертвых, исцелил ее, а она просто спала. Лжесвидетельство и исцеление в Шабат.
- Так давай я ее оживлю. Я ведь сумею, если она просто спит.
- Что бы ты ни сделал, собак повесят на меня. К тому же в тебя они тоже могут метить. Местные фарисеи сами до такого бы не додумались.
- Иаакан? Джош кивнул.
- Приведи старика и собери как можно больше свидетелей, фарисеев тоже. Подыми гвалт.
Когда в доме и вокруг я собрал человек пятьдесят, Джошуа объявил:
- Эта девушка не умерла, она просто спит, старый ты дурень. - Джош потряс ее, и девица села, протирая глаза. - Следи за своими запасами крепкого вина, старик. Радуйся, что не потерял ты свою дочь, но горюй, что из-за невежества своего нарушил Шабат.
И Джошуа вылетел из дома прочь, я - следом. Когда мы отошли подальше, он спросил:
- Думаешь, клюнули?
- Не-а.
- Вот и я так думаю, - сказал он.
Наутро к дому Петра явился римский солдат с запиской. Меня разбудили вопли.
- Я могу разговаривать только с Джошуа из Назарета, - орал кто-то на латыни.
- Поговоришь со мной либо вообще никогда говорить не сможешь, - услышал я еще чей-то голос. (Очевидно, этот кто-то не имел ни малейшего желания жить долго.)
Через секунду я уже летел на всех парусах - за спиной у меня хлопала неперепоясанная рубаха. Я вывернул из-за угла и увидел перед римским легионером Иуду. Солдат уже наполовину извлек свой короткий меч.
- Иуда! - рявкнул я. - Назад.
И втиснулся между ними. Солдата я мог бы обезоружить легко, а вот с целым легионом потом придется повозиться.
- Кто прислал тебя, воин?
- У меня послание от Гая Юстуса Галльского, командующего Шестым легионом, для Джошуа бар Иосифа из Назарета. - И он злобно глянул на Иуду через мое плечо. - Но в приказе не написано, что, доставляя послание, я не могу прикончить этого пса.
Я обернулся к Иуде - лицо его пылало от ярости. Я знал, что в поясе он держит кинжал, хотя Джошу об этом в свое время говорить не стал.
- Юстус - друг, Иуда.
- У еврея не может быть друзей среди римлян. - Иуда и не пытался понизить голос.
В этот момент, осознав, что Джошуа еще не донес до нашего новобранца-зилота смысл прощения всех людей и поэтому новобранец-зилот сейчас будет убит, я очень быстро сунул руку Иуде под тунику, вцепился в его мошонку и сжал ее - один раз, тоже очень быстро и очень жестко. Иуда изверг мне на грудь полный рот слюней, глаза у него закатились, и он без сознания рухнул на колени. Я поймал его и опустил на землю, чтоб не ударился головой. А потом повернулся к римлянину.
- Обмороки, - пояснил я. - Бывает. Пошли искать Джошуа.
Юстус на самом деле прислал из Иерусалима три сообщения: Иаакан действительно развелся с Мэгги; Совет фарисеев встретился в полном составе и замышляет убить Джошуа, а Ирод Антипа прослышал о Джошевых чудесах и опасается, что Джошуа - реинкарнация Иоанна Крестителя. Персональное же послание Юстуса состояло из одного слова: "Берегись".
- Джошуа, ты должен спрятаться, - сказала Мэгги. - Исчезни с территории Ирода вообще, пока все не утрясется. Ступай в Десятиградие, проповедуй гоям. Ирод Филипп своего брата не сильно любит, его солдаты тебя не тронут. - Мэгги и сама уже стала рьяной проповедницей. Как будто всю свою страсть к Джошу переключила на Слово.
- Еще рано, - ответил Джош. - Я никуда не пойду, пока Филипп и Фаддей не вернутся с последователями Иоанна. Я не оставлю этих чад в пустыне. Мне нужна такая проповедь, что могла бы стать для меня последней. Она поддерживала бы заблудших, пока меня с ними не будет. Я произнесу ее в Галилее и сразу уйду на территорию Филиппа.
Я посмотрел на Мэгги, и она кивнула, как бы говоря: Делай что должен, только защити его.
- Значит, давай ее напишем, - сказал я.
Как и любая великая речь, Нагорная проповедь звучит так, будто случилась сама по себе. В действительности мы с Джошем работали над ней больше недели: он диктовал, я делал на пергаменте пометки. (Я придумал, как вставлять тоненький кусок древесного угля между парой оливковых палочек, чтобы писать, не таская повсюду перо и чернильницу.) Работали мы возле дома Петра, в лодке и даже на самом склоне, с которого Джош потом выступал. Ему хотелось посвятить большой кусок проповеди прелюбодеянию - теперь я понимаю, вызвано это было преимущественно моими отношениями с Мэгги. Хотя Мэгги решила принять целибат и посвятить себя возвещению Слова, мне кажется, Джош стремился расставить все точки над "ё".
Он сказал:
- Внеси: "Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем".
- Ты в самом деле на этом настаиваешь? И вот на этом: "Если разведенная женщина выходит замуж вторично, она прелюбодействует"?
- Ну да.
- Слишком круто, нет? Слишком по-фарисейски.
- Я тут кое-кого имел в виду. А у тебя что? - "Истинно реку я вам…" Я знаю, тебе нравится этот оборот, когда ты говоришь о прелюбодеянии. Ладно, в общем: "Истинно реку я вам: если мужчина мажет маслом нагое тело женское и заставляет ее вставать на карачки и гавкать по-песьему, познавая ее, если вы понимаете, о чем я, то муж сей совершает прелюбодеяние, и уж совершенно точно, если женщина поступает в ответ точно так же - сама она запрыгивает на влекомую ослицей телегу прелюбодеяния. И если женщина притворяется могущественной царицей, а мужчина - низким рабом, и если она обзывает его всякими унизительными кличками и заставляет его лизать тело свое, то определенно грешат они, аки большие собаки; и горе мужчине тому, кто притворяется могущественной королевой, а…"
- Хватит, Шмяк.
- Но тебе же конкретика нужна, нет? Ты ведь не хочешь, чтоб люди барахтались и недоумевали, мол: "Эй, а это у нас прелюбодеяние или как? Может, ты лучше сверху?"
- Я не уверен, что конкретика здесь - хорошая мысль.
- Ладно, а вот так? "Если мужчина или женщина устраивают какие-нибудь шашли-машли с сомнительными причиндалами друг друга, они более чем вероятно совершают прелюбодеяние или, по крайней мере, должны об оном задуматься".
- Ну, может, чуть поконкретнее.
- Ладно тебе, Джош, тут все не так просто, как, скажем, "Не убий". Там-то, в сущности, есть труп - есть грех, так?
- Да, прелюбодеяние - штука липкая.
- Вот-вот… Смотри, чайка!
- Шмяк, я очень ценю, что ты так ратуешь за свои любимые грехи, но это не то, что мне сейчас нужно. А нужно, чтобы ты мне помог написать проповедь. Как у нас там с Блаженствами?
- Прошу прощения?
- С блаженными.
- У нас есть: блаженны жаждущие и алчущие правды; блаженны нищие духом, чистые сердцем, нытики, кроткие, потом эти самые, как их там…
- Постой, что мы предлагаем кротким?
- Сейчас поглядим… а, вот оно: блаженны кроткие, ибо им мы скажем: "молодец".
- Слабовато.
- М-да.
- Давай дадим кротким наследовать землю.
- А нытикам землю нельзя отдать?
- Тогда выбрось нытиков и дай землю кротким.
- Ладно. Землю - кротким. Дальше. Блаженны миротворцы, блаженны плачущие… Всё.
- Сколько получилось?
- Семь.
- Маловато. Еще кто-то один нужен. Как насчет мудозвонов?
- Нет, Джош, только не мудозвоны. Ты для мудозвонов и так смотри сколько всего сделал: Нафанаил, Фома…
- Блаженны мудозвоны, ибо они… э-э… ну, не знаю. Ибо никогда не будут они разочарованы.
- Нет, мудозвоны - только через мой труп. Ну елки-палки, Джош, почему у нас в команде не может быть крепких парней? Почему обязательно кроткие, нищие, униженно-оскорбленные и обоссанные? Почему в кои-то веки мы не можем сказать: блаженны здоровые, могучие, богатые парни вот с такенными кулаками?
- Потому что мы им не нужны.
- Хорошо, но только "блаженных мудозвонов" тоже не будет.
- А тогда кто?
- Бляди? - Нет.
- Может, дрочилы? Я тебе с лету могу назвать пяток учеников, которым по-настоящему блаженство будет.
- Никаких дрочил. О, придумал: блаженны изгнанные за правду.
- Уже лучше. И что ты им дашь?
- Пирожок с полки.
- Нельзя кротким давать всю землю, а этим парням - пирожок с полки.
- Ну ладно, им - Царство Небесное.
- Оно уже у нищих духом.
- Всем по кусочку.
- Ладно, тогда пишем: "разделят Царство Небесное". Записал.
- А с полки пирожок тогда можно отдать мудозвонам.
- НИКАКИХ МУДОЗВОНОВ НЕ БУДЕТ.
- Извини. Просто им душа моя благоволит.
- Она у тебя всем благоволит, Джош. Это твоя работа.
- А, ну да. Я забыл.
Проповедь мы дописали всего за несколько часов до возвращения Фаддея и Филиппа из Иудеи. За ними шли три тысячи последователей Иоанна. Джошуа велел всем располагаться на склоне горы над Капернаумом, затем отправил учеников пройти по толпе, выявить и привести недужных. Все утро он творил чудеса исцеления, а после полудня собрал нас у источника под горой.
Петр сказал:
- Тут у нас на горке еще по меньшей мере тысяча из Галилеи, Джошуа, и все они с утра не емши.
- Сколько у нас еды?
С корзиной вперед выступил Иуда:
- Пять хлебов и две рыбины.
- Этого хватит, но понадобится больше корзин. И примерно сотня добровольцев, чтоб помогли пищу разносить. Нафанаил, ты, Варфоломей и Фома - ступайте в народ и отыщите мне человек пятьдесят - сто со своими корзинами. Приведите их сюда. Когда соберутся, еда у нас будет.
Иуда раздраженно швырнул корзину оземь.
- Но у нас всего пять хлебов, как ты собираешься… Джошуа поднял руку, призывая к молчанию, и зилот захлопнул пасть.
- Иуда, ты сегодня видел, как хромые ходят, слепые видят, а глухие слышат.
- Не говоря уже о том, как слепые слышат и глухие видят, - добавил я.
Джошуа сердито на меня глянул.