- Э-э… что согрешил и потребовалось экстренное омовение.
- Согрешил? На самой заре? Что ж за грех можно совершить перед рассветом?
- Грех Онана? - предположил я. Джош на меня вытаращился:
- А ты сам совершал грех Онана?
- Нет еще, но жду с нетерпением.
- Я не могу сказать твоей матери, что совершил грех Онана. Я его не совершал.
- Если по-быстрому, еще успеешь.
- Мне будет холодно, - сказал Джошуа.
Старый добрый грех Онана. Хочешь не хочешь, а вспомнишь.
Грех Онана. Проливать семя на землю. Дергать гуся. Валить верблюда. Козлить осла. Сечь фарисея. Онанизм - грех, на правильное овладение коим требуются сотни часов практики, - по крайней мере, в этом я себя убеждал. Господь прикончил Онана за пролитие семени (Онана, не Господа. Семя Господа оказалось моим лучшим другом. Представьте размер своих неприятностей, если б вы действительно пролили семя Господа на землю. Поди докажи потом). По Закону, если ты вступил в непосредственный контакт с "ночными поллюциями" (и это вовсе не то, чем по ночам твоя выхлопная труба загрязняет атмосферу, - у нас в то время автомобилей не было), следует очиститься погружением в воду и до следующего дня к другим людям и близко не подходить. Примерно в возрасте тринадцати лет я много времени проводил в нашей микве и поблизости от нее, но с покаянием в одиночку жульничал. То есть это же все равно не решит проблему, так ведь?
По утрам с меня часто лило ручьями, и я весь дрожал после купальни, когда мы встречались с Джошуа, чтобы идти вместе на работу.
- Опять проливал семя свое на землю? - вопрошал он.
- Ну.
- Ты нечист, знаешь?
- Ага, я от очищения уже весь сморщился.
- Мог бы и перестать.
- Пытался. Наверное, меня бес дразнит.
- Я могу тебя исцелить.
- Фига с два, Джош. Хватит того, что я на себя руки налагаю.
- Так ты не хочешь, чтобы я из тебя беса изгнал?
- Надеюсь, я его первым загоняю до смерти.
- Я ведь могу книжникам настучать, и они прикажут забить тебя камнями.
(Джош всегда был готов прийти на помощь другу, точно вам говорю.)
- Это, наверное, подействует, но сказано же: "Когда в лампаде кончается масло, дрочила сам освещает себе путь к спасению".
- Нигде такое не сказано.
- Сказано-сказано. Э-э… у Исайи.
- Не сказано.
- Джош, читай Пророков. Как ты собираешься быть Мессией, если не знаешь, что говорится у Пророков?
Джошуа поник:
- Конечно, ты прав.
Я хлопнул его по плечу.
- Пророков еще успеешь выучить. Давай зарулим на площадь - может, какие девчонки за водой пришли?
Конечно, искал я только Мэгги. Всегда одну только Мэгги.
К тому времени, как мы вернулись в Сефорис, солнце уже поднялось высоко, но обычный поток торговцев и крестьян из врат Венеры не тек. Римские солдаты останавливали и обыскивали всех, кто пытался выйти из города, и потом заворачивали их обратно. Снаружи толпились мужчины и женщины - среди них мой отец и несколько его помощников.
- Левий! - Отец подбежал к нам и оттеснил на обочину.
- Что происходит? - спросил я с самым невинным видом.
- Ночью убили римского солдата. Работы сегодня не будет - возвращайтесь домой и никуда не выходите. И матерям передайте, чтобы детей не выпускали. Если римляне не отыщут убийцу, солдаты будут в Назарете еще до полудня.
- Где Иосиф? - спросил Джошуа. Отец положил руку Джошу на плечо.
- Его арестовали. Должно быть, пришел на работу раньше всех. Его нашли на самой заре возле трупа солдата. Я знаю только, что нам успели крикнуть из города: римляне никого не выпускают и не впускают. Джошуа, передай маме, чтобы не волновалась. У Иосифа все будет в порядке. Он добрый человек, Господь его не даст в обиду. А кроме того, если бы убил он, его бы давно уже судили.
Джошуа попятился, едва не споткнувшись на одеревеневших ногах. Смотрел он прямо перед собой, но, вероятно, ничего не видел.
- Отведи его домой, Шмяк. Как только смогу, приду. Попробую узнать, что сделали с Иосифом.
Я кивнул, взял Джошуа за плечи и увел. Пройдя несколько шагов по дороге, он сказал:
- Иосиф искал меня. Он работает на другом краю города. К дому грека он только за мной пришел.
- Давай скажем центуриону, что мы видели, кто убил солдата. Нам он поверит.
- А если он поверит, что это сикарии, каково будет Мэгги и ее семье?
Я не знал, что ему ответить на это. Джошуа прав, а мой отец - нет: у Иосифа не все в порядке. Римляне сейчас его допрашивают, может, даже пытают, чтобы вырвать у него имена сообщников. Он ничего не знает, но его это не спасет. А показания сына не просто не спасут Иосифа, но отправят на крест еще больше народу. Так или иначе, прольется много еврейской крови.
Джошуа стряхнул мою руку и побежал к оливковой роще. Я двинулся было следом, но он вдруг развернулся, и от ярости в его взгляде я примерз к месту.
- Подожди, - сказал он. - Мне нужно поговорить с отцом.
Почти час я ждал на обочине. Когда Джош вынырнул из рощи, на лице его будто лежала несмываемая тень.
- Я заблудился, - сказал он. Я ткнул себе за спину:
- Назарет - туда, Сефорис - в другую сторону. Ты - посередине. Полегчало?
- Ты понял, о чем я.
- Стало быть, папа не помог?
Мне всегда было странно спрашивать у Джошуа про его молитвы. Нужно было видеть, как он молится, - особенно в те дни, пока мы не вышли в странствие. Сплошной напряг и трясучка, будто человек одной силой воли пытается одолеть лихорадку. Никакого умиротворения.
- Я один, - сказал Джошуа.
Я ущипнул его за руку - довольно сильно:
- Значит, ты не почувствуешь.
- Аи! Чего щиплешься?
- Прости, некому тебе ответить. Ты тут совсеееем одииииин!
- Я одинок!
Я заехал ему с размаху по корпусу.
- Так ты не будешь возражать, если я тут вколочу в тебя страх господень?
Он загородился руками и отскочил:
- Нет, не стоит.
- Значит, ты не одинок?
- Наверное, нет.
- Хорошо, тогда подожди меня тут. Я сам с твоим отцом поговорю. - И я потопал в оливковую рощу.
- Чтобы с ним побеседовать, вовсе не нужно туда ходить. Он повсюду.
- Ага, щас. Много ты понимаешь. Если он повсюду, почему ж ты одинок?
- Верно подмечено.
Я оставил Джошуа на дороге, а сам пошел молиться.
И молился я так:
- Отче наш, иже еси на небеси, Господь отца моего и отца моего отца, Господь Авраама и Исаака, Господь Моисея, который поистине вывел народ наш из Египта, Господь Давида и Соломона, - короче, ты сам знаешь, кто ты такой. Отец небесный, я далек от мысли подвергать сомнению суждения твои - ты же все-таки всемогущ и Господь Моисея и всех вышеперечисленных, - но что же ты творишь с этим несчастным пацаном? Он же Мессия, правильно? И ты ему что - этот свой трюк с проверкой веры, как Аврааму, устраиваешь? Если ты еще не заметил, он тут маринуется, себя не помня: убийство видел - раз, отчим его под арестом - два, и, вероятнее всего, целую кучу твоего народа (а ты сам не раз упоминал, что это твой избранный и любимый народ, и, кстати сказать, я сам к нему принадлежу) римляне будут мучить и убьют, если только мы… то есть он чего-нибудь не сделает. Так вот что я тебе хочу тут сказать: не мог бы ты - примерно так же, как поступил с Самсоном, которого филистимляне загнали безоружного в угол, - кинуть парню косточку?
Со всем должным уважением, твой друг Шмяк. Аминь.
Молитвы мне никогда не удавались. Байки травить - это запросто. На самом деле я - автор той всемирно известной истории, которая, насколько я знаю, дожила до сего дня, потому что я слышал ее по телевизору.
Начинается она так: "Заходят два еврея в бар…"
Кто эти два еврея? Мы с Джошем. Я серьезно.
Как бы то ни было, молитвы у меня не получаются, но чтоб вы не подумали, будто я Господу нагрубил, вам нужно еще одну штуку про мой народ понять. Наши отношения с Богом - совсем не то, что отношения других народов со своими богами. Нет, страх и жертвоприношения, конечно, у всех имеются, но, по сути дела, это не мы к нему пришли, а он к нам. Это он нам сообщил, что мы избранные, он сказал, что поможет нам плодиться и размножаться до пределов земных, он обещал предоставить землю с млеком и медом. Мы к нему не ходили. Мы его не просили. А поскольку это он к нам пришел, мы считаем, он отвечает за все, что делает и что с нами происходит. Ибо сказано: "кто смел, тот и съел". Наверняка из Библии можно понять хотя бы одно: смелости моему народу не занимать. Оглянуться не успеешь, как мы уже в Вавилоне - поклоняемся ложным богам, творим себе кумиров и возводим непонятные алтари или вообще спим с неподобающими женщинами. (Хотя последнее скорее всем кобелям свойственно, не только евреям.) И Господь ничтоже сумняшеся загоняет нас в рабство или попросту истребляет, когда мы так поступаем. Вот такие у нас с Богом отношения. Семейные.
Так вот, я не мастак творить молитвы, так сказать, но та моя молитва, видимо, оказалась не слишком плоха. Потому что Бог мне ответил. Ну, прислал записку, во всяком случае.
Когда я вышел из оливковой рощи, Джошуа протянул руку и сказал:
- Господь прислал записку.
- Это же ящерка, - сказал я. И правда. Джошуа держал в протянутой руке маленькую ящерку.
- Ну да, вот она и есть записка. Не видишь? Откуда мне было знать, что происходит? Джошуа мне раньше никогда не врал - никогда. А потому, раз он сказал, что ящерка - это записка от Господа Бога, кто я такой, чтобы спорить? Я пал на колени и склонил главу под простертой дланью Джошуа.
- Господи, помилуй мя грешного, я думал, кусты загорятся, или что-нибудь. Извини. Ей-же-ей, извини. - Потом Джошу: - Я не уверен, что это стоит принимать всерьез, Джош. Рептилии никогда не ставили рекордов по точной передаче сообщений. Взять, к примеру. .. ну, скажем, как было с Адамом и Евой.
- Это не то сообщение, Шмяк. Отец мой говорил не словами, однако смысл ясен мне, точно с небес раздался его голос.
- Я так и знал. - Я поднялся на ноги. - И в чем смысл?
- У меня в уме. Всего через пару минут после того, - как ты ушел, мне по ноге взбежала эта ящерица и уселась на руку. И я понял, что отец подсказывает мне решение проблемы.
- Так а смысл в чем?
- Помнишь, мы в детстве играли с ящерками?
- Еще б не помнить. И значит, смысл…
- Помнишь, как я их оживлял?
- Отличный фокус, Джош. Но, возвращаясь к смыслу…
- Ты что, не въезжаешь? Если солдат не мертв, то и убийства не было. А если не было убийства, то римлянам незачем мучить Иосифа. Поэтому нам просто нужно убедиться, что солдат не мертв. Легко.
- Куда уж легче. - Я с минуту разглядывал ящерку, присматриваясь к ней под разными углами. Буровато-зеленая - похоже, ей нравилось сидеть у Джошуа на ладони. - А теперь спроси у нее, что нам делать дальше.
Глава 6
Мы рассчитывали застать мать Джошуа в истерическом беспокойстве, но не тут-то было - она собрала всех своих чад перед домом, выстроила их в шеренгу и одному за другим умывала мордашки, как перед субботней трапезой.
- Джошуа, помоги мне собрать маленьких, мы идем в Сефорис.
Джоша это потрясло:
- Куда?
- Вся деревня пойдет просить римлян за Иосифа.
Из всех малышей только Иаков, судя по всему, понимал, что случилось с отцом. По щекам его тянулись дорожки от слез. Я его приобнял:
- С ним все будет в порядке, - утешил я, стараясь, чтобы голос мой звучал радостно. - Ваш отец еще крепкий, его много дней пытать придется, пока он им чего-нибудь не насочиняет. - И я ободряюще улыбнулся.
Иаков вырвался из-под моей руки и с ревом умчался в дом. Мария сердито посмотрела на меня:
- Шмяк, а ты в такое время разве не дома должен быть?
О мое хрупкое сердце, о мое избитое эго! Хоть Мария и сместилась на позиции запасной жены, я совершенно упал духом от такого неодобрения. К моей чести, ни разу в эту годину тяжких испытаний не пожелал я вреда мужу ее Иосифу. Ни разу. В конце концов, я был еще слишком молод брать себе жену, и умри Иосиф до моего четырнадцатилетия, какой-нибудь жуткий старикан мог запросто ее уволочь, и я бы не успел ее спасти.
- Сходи за Мэгги, - предложил Джошуа, на секунду оторвавшись от поставленной задачи: содрать кожу с физиономии братца Иуды. - Ее семья захочет пойти с нами.
- Я мигом. - И я опрометью бросился к кузне - за одобрением моей основной будущей жены.
Мэгги сидела возле мастерской своего отца с братьями и сестрами. Вид у нее был такой же испуганный, как и ночью. Мне хотелось обнять ее, прижать к себе и успокоить.
- У нас есть план, - сказал я. - То есть у Джошуа есть план. Ты пойдешь в Сефорис со всеми остальными?
- Вся семья пойдет, - ответила она. - Мой отец ковал гвозди для Иосифа, они друзья. - Она мотнула головой к навесу, где стоял отцовский горн. Там работали два человека. - Иди сам, Шмяк. Вы с Джошуа идите. Мы попозже. - И она замахала на меня рукой, говоря что-то одними губами. Слов я не разобрал.
- Что ты говоришь? Что-что?
- А кто твой дружок, Мэгги? - донеслось от горна. Я перевел туда взгляд и вдруг понял, что она пыталась мне сказать.
- Дядя Иеремия, это Левин бар Алфей. Мы зовем его Шмяк. Ему уже пора идти.
Я попятился от убийцы подальше:
- Да-да, мне уже пора. - И посмотрел на Мэгги, не зная, что делать. - Я… мы… нам…
- Увидимся в Сефорисе, - только и сказала она.
- Ну да. - Я повернулся и рванул оттуда изо всех сил. Никогда в жизни таким трусом себя не чувствовал.
Когда мы подошли к Сефорису, у городских стен уже собралась огромная толпа евреев - сотни две, главным образом из Назарета. Многих я узнал. Совсем не буйная толпа - скорее стадо перепуганных людей. Больше половины - женщины и дети. Посреди людского скопища взвод римских солдат - дюжина или около того - расталкивал зевак, а двое рабов копали могилу. Как и мой народ, римляне с покойниками долго не церемонились. Если не в разгар битвы, павших солдат они закапывали, не успевал труп окоченеть.
Мы с Джошуа заметили Мэгги - она стояла с краю между своим отцом и дядей-убийцей. Джош двинулся к ней, я - за ним, но подойти не успел: он схватил ее за руку и потащил за собой в самую гущу народа. Заметив, что Иеремия пошел было за ними, я нырнул в толпу и пополз между ног, пока не наткнулся на подкованные сапоги, отмечавшие нижнюю оконечность римского солдата. Верхним концов своим, столь же римским, солдат злобно смотрел на меня. Я поднялся.
- Semper fido, - вымолвил я с лучшим своим латинским прононсом, сопроводив приветствие чарующей улыбкой.
Солдат нахмурился сильнее. Неожиданно мне в ноздри повеяло ароматом цветов, и мое ухо легонько тронули милые теплые губы.
- Мне кажется, ты сказал "всегда собака", - прошептала Мэгги.
- Потому, значит, он и выглядит так неприятно? - догадался я самым краешком чарующей улыбки.
В другом ухе у меня тоже раздался шепот - опять-таки знакомый, хоть и не такой милый:
- Пой, Шмяк. У нас план, не забыл? - Джош.
- Ага. - И я заголосил одну из своих знаменитых панихид: - "Ля-ля-ля. Эй, римский крендель, как жалко, что тебя почикали. Ля-ля-ля. Наверно, это все-таки не послание Господа Бога и даже не записка. Ля-ля-ля. В которой он велит тебе отправиться домой, ля, ля, ля. Вместо того чтобы притеснять избранный народ, про который Господь Бог самолично сказал, что они ему нравятся больше, чем ты. Фа, ля, ля, ля".
Солдат не понимал по-арамейски, поэтому стихи его не взволновали, как я и надеялся. Но мне кажется, гипнотический заводной ритм и красивая мелодия до него дошли. Я пустился во второй куплет:
- "Ля-ля-ля, мы же тебе говорили: не трескай свинину, ля-ля. Хотя, глядя на дырки в твоей груди, не скажешь, что диета бы тебя спасла. Бум шака-лака-ла-ка-лака, бум шака-лака-лака-лак". Давайте, народ, подхватывайте, вы же знаете слова!
- Довольно!
Солдата отдернули в сторону, и перед нами вознесся Гай Юстус Галльский с двумя офицерами по бокам. У него за спиной на земле пластом лежало тело солдата.
- Браво, Шмяк, - прошептал Джошуа.
- Мы предлагаем свои услуги профессиональных плакальщиков, - ухмыльнувшись, пояснил я. Центурион с большим удовольствием улыбкой мне отвечать не стал.
- Этому солдату плакальщики не нужны, у него уже есть мстители.
Из толпы донесся голос:
- Послушай, центурион… Отпусти Иосифа из Назарета. Он не убийца.
Юстус обернулся, толпа расступилась, и между ним и осмелившимся заговорить пролегла дорожка. То был Иебан, вокруг которого сгрудились другие на-заретские фарисеи.
- Хочешь занять его место? - осведомился Юстус. Фарисей съежился: от подобной угрозы вся его решимость мгновенно растаяла.
- Ну? - Юстус шагнул вперед, и толпа вокруг него раздалась. - Ты говоришь за весь свой народ, фарисей. Вели им выдать мне убийцу. Или ты хочешь, чтобы я распинал евреев, пока не попадется виновный?
Иебан засуетился и залопотал какую-то мешанину из стихов Торы. Я огляделся: Иеремия стоял всего в нескольких шагах за моей спиной. Перехватив мой взгляд, он сунул руку под рубаху - без сомнения, к рукояти ножа.
- Иосиф не убивал солдата! - крикнул Джошуа. Юстус повернулся к нему, а фарисеи воспользовались моментом и юркнули в толпу.
- Я знаю, - ответил Юстус.
- Правда?
- Конечно, малец. Его убил не плотник.
- Откуда ты знаешь? - спросил я.
Юстус подал знак одному из своих легионеров, и тот шагнул вперед, держа в руке небольшую корзинку. Центурион кивнул, и солдат ее опрокинул. На землю перед нами с глухим стуком вывалился отбитый каменный пенис Аполлона.
- Ой-ёй, - выдохнул я.
- Потому что его убил каменотес, - сказал Юстус.
- Мамочка, а он действительно впечатляет, - сказала Мэгги.
Я заметил, как Джошуа бочком протискивается поближе к трупу римского солдата. Надо отвлечь Юстуса.
- Ага! - сказал я. - Кто-то забил твоего солдата насмерть каменной писькой. Очевидно, поработал грек или самаритянин - ни один еврей до такой штуки даже не дотронется.
- Правда, что ли? - спросила Мэгги.
- Господи, Мэгги.
- Кажется, тебе есть что мне сказать, мальчик, - сказал Юстус.
Джошуа возложил руки на мертвого солдата.
Я ощущал на себе взгляды всей толпы. Интересно, где сейчас Иеремия? За моей спиной, готовый ножом заставить меня умолкнуть? Или сбежал? В любом случае я не мог вымолвить ни слова. Сикарии не работают в одиночку. Если я выдам Иеремию, сикарийский кинжал прикончит меня еще до Шабата.