- Попутного ветра, - сказал Джош.
В мгновение ока ангел нырнул за другое дерево, и золотое сияние в оливковой роще погасло, а теплый ветерок стих.
- Как-то слишком ты на него наехал, - сказал Джошуа.
- Джош, вежливость редко приносит плоды.
- Но ведь можно попробовать.
- А Моисей был вежлив с фараоном? Ответить Джош не успел: в роще снова зашелестел теплый ветерок, а из-за дерева шагнул ангел.
- Отыскать свою судьбу, - сказал он.
- Чего? - спросил я.
- Чего? - спросил Джошуа.
- Ты должен идти и отыскать свою судьбу.
- И все, да? - сказал Джош. - Да.
- А как насчет "познания женщины"? - спросил я.
- Мне уже пора.
- Хватай его, Джош. Ты подержишь, а я двину. Но с дуновением ветерка ангел испарился.
- Мою судьбу, значит? - Джошуа уставился в свои ладони.
- Надо было дубасить, пока не признается, - сказал я.
- Не думаю, что помогло бы.
- О, возвращаемся к стратегии вежливости. Моисей что…
- Моисей должен был сказать: "Отпусти народ мой, пожалуйста".
- И все было бы иначе, да?
- Могло и получиться. Точно-то мы не знаем.
- Так что там с твоей судьбой?
- Спрошу у святая святых, когда на Песах пойдем в Храм.
И случилось так, что весной все евреи из Галилеи отправились с паломничеством в Иерусалим на праздник Песах, а Джошуа пустился на поиски своей судьбы. По всей дороге в Святой город растянулись семейства, верблюды, повозки и ослы, груженные провиантом. Блеяли овцы, которых вели на праздничную жертву. Дорога в тот год пересохла, и над ней куда хватало глаз вздымались тучи красно-коричневой пыли.
Поскольку мы с Джошем в семьях были старшими, нам поручили не спускать глаз с малышни. Проще всего было связать их всех вместе, что мы и проделали. Выстроили по росту двух моих братьев и трех братьев и двух сестер Джоша, а я у каждого на шее завязал свободный узел. Он сдавливал горло, только если кто-нибудь выходил из строя.
- А у меня развязывается, - сообщил Иаков.
- У меня тоже, - поддакнул мой брат Шемаия.
- Но развязывать вы ничего не будете. Потому что это часть праздника Песах. Вы играете в Моисея, ведущего вас в Землю обетованную, поэтому должны идти вместе с малышами.
- Но ты же не Моисей, - сказал Шем.
- Нет. Я не Моисей. Хорошо, что заметил, наблюдательный ты наш. - Веревку я привязал к ближайшей повозке, доверху заваленной кувшинами с вином. - Моисей - вот эта повозка. За ней и идите.
- Эта повозка - никакой не…
- Это символ. А теперь заткнись к чертовой матери и топай за Моисеем.
Выполнив таким образом свой долг, мы с Джошем отправились искать Мэгги и ее семью. Мы знали, что они вышли в путь за нами следом, поэтому пустились назад - проталкивались через скопище паломников, уворачивались от кусачих ослов и верблюжьих плевков, - пока не заметили примерно в полумиле на склоне ее ярко-синюю накидку. Мы решили просто посидеть на обочине и дождаться Мэгги, а не воевать с паломниками, как вдруг вся колонна резко расступилась, люди отхлынули волнами. Из-за холма показался красный гребень центуриона, и мы всё поняли. Наши пропускали римскую армию. (На Песах в Иерусалиме соберется чуть ли не миллион евреев - миллион евреев будет праздновать свое освобождение от ига, а с римской точки зрения, это взрывоопасно. Из Кесарии должен прибыть римский наместник в сопровождении целого шеститысячного легиона, а остальные гарнизоны Иудеи, Самарии и Галилеи тоже отправят в Святой город центурию-другую.)
Свой шанс мы не упустили - кинулись к Мэгги и добежали до ее семейства одновременно с римской колонной. Центурион, командовавший кавалерией, на скаку пнул меня кованым сапогом, на волосок промахнувшись мимо головы. Спасибо, хоть не знаменосец со знаком когорты, а то мне бы досталось по башке римским орлом.
- Сколько мне еще ждать, пока ты выдворишь их с нашей земли и установишь царство нашего народа, Джошуа? - Мэгги стояла, уперев руки в бока, стараясь напустить на себя суровость, но синие глаза выдавали ее - она едва сдерживала смех.
- Э-э, и тебе шалом, Мэгги, - ответил Джош.
- А ты, Шмяк? Уже научился быть дурачком или опять в учебе отстаешь?
Глаза ее смеялись, а в каком-то локте от нее проходили римские солдаты. Господи, как же мне ее не хватает.
- Учусь, - ответил я.
Мэгги опустила на землю кувшин и раскинула руки, обнимая нас обоих. Мы не видели ее уже несколько месяцев, не считая мимолетных встреч на площади. В тот день от нее пахло лимонами и корицей.
Пару часов мы шли вместе с Мэгги и ее семьей - болтали, перешучивались и всячески избегали того, что не отпускало наши помыслы. В конце концов Мэгги спросила:
- Так вы придете на мою свадьбу?
Мы с Джошем переглянулись - у обоих словно языки вырвали. Я видел, что Джошу подобрать слова не удается, а Мэгги уже начинала сердиться.
- Ну?
- Э-э, Мэгги, не то чтобы твое семейное счастье нас не радовало, но как-то…
Она не медлила - сразу заехала мне по зубам тыльной стороной руки. Кувшин у нее на голове даже не шелохнулся. Просто божественная грация у девчонки.
- Ай!
- Семейное счастье? Ты совсем свихнулся? Да муж мой - жаба, каких мало. Меня от одной мысли о нем тошнит. Я просто надеялась, что вы придете и поможете мне пережить этот день.
- Ты мне губу расквасила.
Джошуа взглянул на меня, и глаза его расширились.
- Ой-е-ёй! - протянул он и склонил голову набок, точно прислушивался к ветерку.
- Что - ой-ё-ёй?
Тут и я услышал гам спереди. На мостике собралась внушительная толпа - все орали и махали руками. Поскольку римляне давно прошли, видимо, кто-то свалился в реку, понял я.
- Ой-ёй, - снова сказал Джош и припустил к мосту.
- Извини, - пожал плечами я и, бросив Мэгги, кинулся следом.
На берегу речки (на самом деле - не глубже ручейка) мы увидели парнишку примерно нашего возраста. Волосы у него дико торчали дыбом, глаза сверкали еще более дико, а сам он стоял по пояс в воде. Под водою же он кого-то держал - и орал при этом во всю глотку:
- Ты должен покаяться и искупить вину, искупить и покаяться! Грехи твои тебя осквернили. Я очищу тебя от скверны, что таскаешь ты с собою, как кошель свой.
- Это мой троюродный, Иоанн, - сказал Джошуа.
В речке по обе стороны от Иоанна выстроились наши братья и сестры, по-прежнему связанные, но в цепи сородичей недоставало одного звена - моего брата Шемаии. Вместо него перед Иоанном кипел, бился и пускал пузыри мутный фонтан. Зеваки подбадривали Крестителя воплями, а тот удерживал Шема под водой уже с некоторым трудом.
- Мне кажется, он топит Шема.
- Не топит, а крестит, - поправил меня Джош.
- Мама, конечно, будет счастлива, когда Шем смоет с себя грехи, но если в процессе он утонет, у нас будут неприятности.
- Верно подмечено. - И Джош ступил в воду. - Иоанн! Прекращай эту бодягу!
Иоанн глянул несколько озадаченно:
- Братец Джошуа?
- Да. Иоанн, отпусти его.
- Но он согрешил, - ответил Иоанн, как будто это все объясняло.
- Я сам займусь его грехами.
- Ты думаешь, ты у нас один такой, а? Дудки. Мое рождение тоже ангел вострубил. И было предсказано, что я поведу за собой. Ты не единственный.
- Об этом мы поговорим в другой раз. Отпусти его, Иоанн. Он очистился от скверны.
Иоанн убрал руки, мой братец поплавком выскочил на поверхность, а я сбежал по склону и поскорее уволок всех подальше от реки.
- Погоди, остальные еще нечисты. На них скверна греха.
Джошуа шагнул между Крестителем и своим братом Иаковом, следующим в очереди на окунание.
- Ты ведь не скажешь об этом маме, правда?
Иакова колотило между ужасом и яростью - он пытался развязать намокший узел на шее. Ему явно хотелось отомстить старшему брату, но лишь тот мог уберечь его от Иоанна, а отказываться от защиты было немудро.
- Если мы разрешим Иоанну крестить тебя сколько влезет, ты уже ничего не сможешь маме рассказать, правда, Иаков? - Это я так пытался помочь.
- Не скажу, - выдавил Иаков. Он опасливо глянул на Иоанна - тот лыбился на нас так, будто в любую секунду мог схватить кого-нибудь и очистить от скверны. - Он что - наш брат?
- Троюродный, - сказал Джошуа. - Сын Елисаве-ты, двоюродной сестры нашей матери.
- А когда ты с ним познакомился?
- Я не знакомился.
- Тогда как ты его узнал?
- Узнал, и все.
- Он псих, - сказал Иаков. - Вы оба психи.
- Ага, это у нас семейное. Может, повзрослеешь и тоже психом станешь. Ты ничего не скажешь маме.
- Не скажу.
- Хорошо, - сказал Джошуа. - А теперь вы со Шмяком ведите малышей дальше.
Я кивнул и бросил опасливый взгляд на Иоанна.
- Иаков прав, Джош. Он действительно псих.
- Я все слышал, грешник! - заорал Иоанн. - Тебе, наверное, тоже надо очиститься.
В тот вечер Иоанн с родителями разделили с нами ужин. Странно: предки Иоанна оказались старше Иосифа, даже старше моих деда с бабкой. Джошуа сказал, что рождение Иоанна было чудом, о котором действительно объявил ангел. Мать Иоанна Елисавета талдычила об этом весь ужин так, будт о случилось это лишь вчера, а не тринадцать лет назад. Когда старушка умолкла, чтобы перевести дух, вступила мама Джоша - и тоже про божественное провозглашение, только насчет собственного сына. Время от времени встревала и моя мама - испытывая потребность тоже как-то явить свою материнскую гордость, которой вовсе не ощущала:
- Знаете, про Шмяка ангелы ничего не говорили, но примерно в то время, когда его зачали, саранча нам весь огород поела, а у Алфея целый месяц живот пучило. Наверное, тоже какой-то знак. С другими мальчиками у меня так не было.
Ах, маменька. Я уже говорил, что она одержима бесами?
После ужина мы с Джошем развели отдельный костерок - подальше от остальных, надеясь, что нас отыщет Мэгги. Но отыскал нас Иоанн.
- Ты не помазанник, - сообщил он Джошуа. - К моему отцу приходил Гавриил. А у твоего ангела даже имени нету.
- Мы не должны о таком говорить, - сказал Джошуа.
- Ангел сказал моему отцу, что сын его приготовит путь Господу. А сын - это я.
- Прекрасно. Тебе я иного и не желаю, Иоанн, - только стань Мессией.
- Правда? - удивился Иоанн. - Но твоя мама, кажется, так… так…
- Джош может воскрешать мертвых, - сказал я. Иоанн перевел на меня безумный взгляд, и я на всякий случай отодвинулся - вдруг ударит.
- Ничего он не может, - сказал Иоанн.
- Может. Я сам два раза видал.
- Не надо, Шмяк, - сказал Джошуа.
- Ты лжешь. А лжесвидетельствовать - грех. - Однако Креститель, похоже, скорее запаниковал, чем разозлился.
- У меня не очень хорошо получается, - признался Джошуа.
Глаза Иоанна чуть не вылезли из орбит - но, видимо, больше от изумления, нежели от злости.
- Ты это взаправду? Воскрешал мертвых?
- А также исцелял недужных, - прибавил я.
Иоанн схватил меня за рубаху и притянул к себе так, словно пытался прочесть мои мысли.
- Ты ведь не лжешь, правда? - Он перевел взгляд на Джошуа: - Он не лжет, да?
Джош покачал головой:
- Думаю, что нет.
Иоанн отпустил меня, протяжно выдохнул и снова сел на землю. В его глазах, набухших слезами, поблескивало пламя. Он смотрел в пустоту перед собой.
- У меня гора с плеч. Я уже просто не знал, что делать. Я не умею быть Мессией.
- Я тоже, - сказал Джошуа.
- Эх, я надеюсь, ты и впрямь можешь мертвых воскрешать, - сказал Иоанн. - Потому что мою матушку это просто прикончит.
Следующие три дня мы шли с Иоанном - сквозь Самарию, в Иудею и наконец в Святой город. К счастью, рек или ручьев по дороге попадалось немного, поэтому крещения удалось свести к минимуму. Настрой у Иоанна был правильный - он действительно хотел избавить наш народ от грехов. Просто никто не верил, что Господь возложит ответственность за это на тринадцатилетнего мальчишку. Чтобы Иоанн был счастлив, мы с Джошем позволяли ему крестить наших младших в каждом водоеме по пути - то есть до тех пор, пока сестренка Джоша Мириам не расчихалась и Джошу не пришлось совершать экстренное исцеление.
- Ты и вправду можешь исцелять! - воскликнул Иоанн.
- Да ладно, насморк - пустяки, - сказал Джошуа. - Капелька соплей - фигня перед силой Господа.
- А ты… не попробуешь на мне? - спросил Иоанн, задрал свою хламиду и оголил причинные, сплошь покрытые болячками и зеленоватой коростой.
- Прикройся, прошу тебя, прикройся! - завопил я. - Опусти рубаху и сейчас же отойди!
- Какая гадость, - сказал Джошуа.
- Я что - нечист? У отца я спрашивать боялся, а к фарисею пойти не могу, поскольку у меня самого отец священник. Наверное, это оттого, что я в воде все время стою. Можешь меня исцелить?
(Тут я должен сказать, что именно тогда младшая сестренка Джошуа Мириам, судя по всему, впервые увидела причинное место мужчины. В то время ей было всего шесть лет, но зрелище настолько ее перепугало, что она так никогда и не вышла замуж. Последнее, что о ней известно: Мириам остригла волосы, надела мужскую одежду и переехала на греческий остров Лесбос. Но все это случилось намного позже.)
- Давай, Джош, - сказал я. - Возложи на недуг свои длани и исцели его.
Джошуа пасмурно глянул на меня и перевел взгляд на брата своего Иоанна. Теперь в его глазах читалось только сострадание.
- У моей мамы есть бальзам, можешь намазаться, - предложил он. - Давай поглядим сначала, подействует он или нет.
- Я уже пробовал бальзам, - хмуро ответил Иоанн.
- Этого я и боялся, - сказал Джошуа.
- А натирать оливковым маслом не пробовал? - спросил я. - Вылечить, наверное, не вылечит, но хоть отвлечешься.
- Шмяк, я тебя умоляю. Иоанн недужен.
- Извини. Джошуа сказал:
- Иди сюда, Иоанн.
- Господи-исусе, Джошуа, - вмешался я. - Ты же не собираешься его трогать, а? Он нечист. Пусть идет к прокаженным.
Джошуа возложил руки на голову Иоанна, и глаза Крестителя закатились. Я подумал, что он сейчас упадет, и он покачнулся, однако остался на ногах.
- Отец, ты послал этого отрока уготовлять путь. Так пусть же он телом своим будет чист так же, как духом.
Джошуа отпустил троюродного брата и шагнул на-, зад. Иоанн открыл глаза и улыбнулся.
- Я исцелен! - вдруг завопил он. - Меня исцелили. Он начал было приподнимать хламиду, но я поймал его за руку:
- Не стоит, мы поверим тебе на слово. Креститель рухнул на колени и распростерся перед Джошуа, ткнувшись физиономией ему в ступни.
- Ты поистине Мессия. Прости меня, что я сомневался. Весть о твоей святости я разнесу по всей земле.
- Э-э, как-нибудь потом, только не сейчас, - сказал Джошуа.
Не поднимаясь, Иоанн схватил Джоша за лодыжки.
- Не сейчас?
- Мы пытаемся держать это в секрете, - сказал я. Джош потрепал троюродного брата по макушке.
- Да, лучше пока об исцелении никому не рассказывать, Иоанн.
- Но почему?
- Нам еще пару вещей нужно выяснить до того, как Джош начнет быть Мессией, - сказал я.
- Каких? - не унимался Иоанн. Казалось, он снова готов расплакаться.
- Ну, например, где Джошуа потерял свою судьбу и позволено ли ему… э-э… творить мерзости с женщинами.
- Если с женщиной, это не мерзость, - поправил меня Джош.
- Нет?
- Не-а. Овцы, козы, да любое животное возьми - это мерзость. А с женщиной - тут что-то совсем другое.
- А если с женщиной и козой одновременно - это что? - спросил Иоанн.
- В Дамаске это пять шекелей, - сказал я. - А если захочешь им помочь - шесть.
Джошуа двинул меня в плечо.
- Извини. Бородатый анекдот. - Я ухмыльнулся. - Не смог удержаться.
Иоанн закрыл глаза и потер виски так яростно, словно пытался выдавить из черепа какое-то понимание.
- Так ты, значит, не хочешь, чтобы люди знали о твоей силе, потому что не понимаешь, сможешь возлечь с женщиной или нет?
- Ну да. А кроме того, я понятия не имею, как быть Мессией, - ответил Джош.
- Ага, и это тоже, - добавил я.
- Надо спросить у Гиллеля, - сказал Иоанн. - Отец говорит, он мудрейший из священников.
- Я спрошу у святая святых, - объяснил Джошуа. (А святая святых - это ковчег Завета, такой ларец, где хранили скрижали, врученные Господом Моисею. Никто из моих знакомых ее никогда не видел - ее держали во внутреннем покое Храма.)
- Но ведь это запрещено. В палату с ковчегом только священник может входить.
- М-да, задачка нам предстоит еще та, - сказал я.
Город напоминал огромную чашу, до краев наполненную паломниками, которых затем выплеснули в бурливое море остального человечества. Когда мы пришли, все мужчины уже выстроились до самых Дамасских ворот, ожидая очереди принести своих агнцев на заклание в Храм. Весь город окутало чадом - целых десять тысяч жрецов Храма забивали ягнят и жгли на алтаре их кровь и жир. Повсюду горели очаги: женщины готовили баранину. В воздухе висела хмарь - восторг и ужас миллионной толпы и примерно такого же стада. Гнилое дыхание, пот и моча воняли на полуденной жаре, в ней мешались блеянье ягнят, рев верблюдов, детский плач, женские завывания, рокот невообразимого множества голосов: воздух загустел от звуков, запахов, Господа Бога и самой истории. Вот здесь Авраам услышал слово Божье о том, что народ его станет избранным, здесь иудеи освободились из египетского плена, здесь Соломон выстроил первый свой Храм, по этим улицам бродили иудейские пророки и цари, и здесь хранился ковчег Завета. Иерусалим. Именно сюда пришли я, Христос и Иоанн Креститель - чтобы уяснить себе волю Божью, а если повезет, то и позекать на аппетитных девчонок. (А вы что думали - нас только религия с философией парили?)
Семьи наши встали лагерем за северной городской стеной, под фортами Антонии - крепости, которую Ирод выстроил в честь своего благодетеля Марка Антония. Две когорты римских солдат, сотен двенадцать, не меньше, наблюдали со стен за храмовым двором. Женщины мыли и кормили детвору, а мы с Джошуа помогали отцам подтаскивать ягнят поближе к Храму.
Как-то на душе неспокойно, когда эдак тащишь животное на верную смерть. Нет, жертвоприношения-то я и раньше видел, да и пасхального ягненка ел, но так, чтобы самому участвовать, - это впервые. Я тащил животину на собственных плечах, а она сопела мне в шею, как вдруг посреди всего этого шума, вони и суеты вокруг Храма выпала такая минутка - тишина, и только ягненок дышит, да сердчишко у него колотится. Наверно, я как-то сильно с шага сбился, потому что отец повернулся и что-то мне сказал, вот только слов я не расслышал.