Тетя Аня ушла, и Любка поставила на плиту суп и начала прокручивать мясо на котлеты. Скоро - забирать из садика шестилетнюю Настю, а на балконе к тому времени проснется Антоша - третий ребенок в семье - залог получения отдельной квартиры. Первый из детей - Мишенька уже очень давно ушел за "Белым Аистом"…
Налегая на ручку мясорубки, Любка включила приемник:
- …Вся власть в стране переходит к Государственному комитету по чрезвычайным происшествиям, сокращенно ГКЧП. В программу действий Комитета входит прекращение экспансии иностранного капитала на территории СССР и восстановление Советского Союза в его прежних территориальных границах…
Как всегда с неуместной резвостью из территориальных границ вышел бульон. Залив плиту, он успокоился. Любка помянула бульон по матушке, принялась убавлять газ, доливать кастрюлю водой и озабоченно соображать, "что бы дать пожрать этой Светкиной проглотке". На кухне некуда было деться от громоподобной интонации диктора. Любка двинула по тумблеру, чтобы приемник заглох, но досталось переключателю радиоволн. Средние смолкли, но длинные безапелляционно заявили:
- …ГКЧП будет проводить решительную борьбу с процветающими в стране порнографией и падением нравов среди молодежи. Государственный комитет по чрезвычайным происшествиям считает своим долгом оздоровление общественно-политического климата в стране и неукоснительное следование ленинским традициям…
Любка в сердцах завертела колесиком, ища другую частоту. В какой-то момент сквозь политическое громогласие прорвалась приятная музыка из "Лебединого озера". Успокоившись на этом, Любка сварила овсянки, намешала туда сырого фарша и выпустила из комнаты Мулю.
Муля вошла со степенным и даже немного оскорбленным достоинством. Ощерив зубки, она выела из овсянки весь мясной фарш и, переваливаясь, затрусила к двери. Глаза у нее поблескивали, как от маслица.
Любка со вздохом поменяла рабочий халат на не очень замызганный, затянула на Муле ошейник и вышла с ней во двор. У подъезда стоял Артем сотоварищи и Валентин Сергеевич - сосед с четвертого этажа. Все курили.
- Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, - говорил один из эскулапов, когда Любка выходила из парадного.
- Подождите, Саша! - непонятно нервничая и отчаянно разминая сигарету перебивал Валентин Сергеевич. - Не стоит так сразу… Может быть, общая ситуация изменится к лучшему… Вот вы представьте себе; я кандидат наук, имею публикации, а зарабатываю меньше, чем какая-нибудь студентка, которая приходит ко мне на пересдачу. А она просто девочка на телефоне в кооперативе.
- Я не знаю, сколько вы теперь будете получать, Валентин Сергеевич, - со знанием дела ухмыльнулся медик, - но знаю, что будете преподавать.
- Ну как "что"? Я специалист по древнему миру.
- Вот-вот! "Рабовладельческий строй в Месопотамии как образчик развитого социализма".
- А мы пойдем защищать границы советской империи от полчищ империалистических гуннов, - глядя в небо, предрек Артем.
- Вы чего, ребята? - Любка растерянно стояла перед ними, не постигая происходящее.
- Да, собственно, ничего, Любаша… Были студенты, будем старшины.
- В лучшем случае, - оптимистически добавил Саша.
- Учиться надоело? - с надеждой спросила Любка, предчувствую что-то нехорошее.
- Это государству скоро надоест, что мы учимся… А ты что ничего не слышала, Люба? У нас коммунистический переворот.
- А? - успела удивиться Любка. Муля отвлекла ее от дальнейших расспросов; подрагивая и перебирая коготками, она отчаянно тянула поводок в сторону: на горизонте показался кобель.
- Тихо ты! К ноге!
Муля не отступила ни на шаг. Она подалась вперед и обмахивалась хвостом, точно кокотка - веером.
- Что, Люба, собачка не слушается? - весело гаркнул генерал, появляясь на ступеньках. Он был в парадном мундире, со всеми наградами и вещавшим о новой власти приемником в руке. Генерал подошел и возвысился над Мулей:
- Не для того мы Советскую власть восстанавливаем, чтобы всякая сука саботаж разводила!
Муля на мгновение презрительно скосила глаза наверх и стала смотреть в прежнем направлении. Генерал взревел, как заводящийся танк:
- Да если мы Чехословакию за неделю подмяли, неужели на тебя управы не найдем, потаскушка?!
С радостной злостью он обернулся к медикам:
- Ну что студенты? Вспомнили, сколько у вас было по истории КПСС? А ну покажите зачетки, я проверю!
Генерал довольно хохотал. Студенты, сбившись потеснее, стряхивали пепел с сигарет.
- А песню строевую спеть не хотите? "Мы красные кавалеристы, и про нас…"
Генерал маршировал на месте и в такт размахивал руками.
- Ну-ка, мальчик, иди сюда! - крикнул он, завидев Мишеньку, приближавшегося наконец-то к дому с "Белым аистом" в сумке. - Спой нам что-нибудь строевое!
Генерал поводил колесиком приемника и раздался "Танец маленьких лебедей".
В Москве бананы - дефицит,
За ними очередь стоит,
Хочу банан!
Хочу банан! -
радостно завопил Мишенька на знакомый мотив.
Ужинала Любка вместе с мужем и "Белым аистом". Олег так поздно вернулся из вечернего рейса, что детей уже пришлось уложить и они не услышали последних политических комментариев:
- На дорогах… (комментарий), одни пробки! Ни пройти, ни проехать, как с ума все посходили сегодня!
- Говорят, опять коммунисты у власти.
- Это правильно! - Олег одобрительно хлебнул щей. - Хоть порядок в стране будет.
Позвонили в дверь.
- Люба, привет, это опять я, - торопливо сказал Артем. - У тебя дождевика лишнего не найдется? А то мы с Сашком к "Белому Дому" идем, там, говорят, наши собираются.
- Что, дождь начался? - тоскливо крикнул с кухни Олег. - Вот зараза, я только машину помыл!
С утра, разнеся по участку почту, Любка вывела Мулю погулять. Та проявляла все признаки неблагонадежности. Теперь при виде каждого встречного кобеля она настоятельно повизгивала, а ушами и хвостом орудовала, точно флажками, которыми подают сигналы с кораблей. Любка взяла наперевес корявую хворостину и мрачно прикидывала, сколько же еще в их квартале наберется собачьих особей мужского пола. Не менее дюжины претендентов на Мулю заполонили абсолютно пустынный до этого скверик в считанные секунды и сейчас кружили рядом, как голодные акулы. Мелкие, крупные, поджарые, колченогие, со слезящимся затекшим глазом и хребтом, выпирающим из проплешин, безнадежно подволакивающие лапу, но с твердым намерением не упустить свой шанс. Кобели жадно дышали и, дрожа, принюхивались.
Мимо прошел генерал. Генеральский мундир был слегка запылен, словно его не снимали со вчерашнего дня.
- На парад идете, Альберт Петрович? - окликнула Любка.
- В киоск, за "Правдой", - бросил генерал вполоборота.
- А нам в отделение "Правду" не доставляли.
- Вот и разберемся, почему, - сказал генерал, ускоряя шаг.
В прямо противоположном генералу направлении - со стороны автобусной остановки - двигался Валентин Сергеевич. Вид у него был, как у полярника, снятого с дрейфующей льдины.
Валентин Сергеевич отрешенно погладил затрусившую к нему Мулю.
- Что, гуляешь, Му-Му? А Белый Дом не хочешь посторожить? Одну ночку? Под дождем?
Валентин Сергеевич распрямился и посмотрел в пространство левее любкиного лица.
- Знаете, я никогда не был сторонником народовольческого фанатизма… Те, кто остался, видимо считают, что это целесообразно - взрывать одной бомбой и себя и царя. Но весь парадокс в том, что именно царя-то взорвать и не удастся. Хорошо, что танки сегодня не пошли…
Следующими в параде планет были две сестрички-старшеклассницы с третьего этажа. Жили они прямо напротив Артема и частенько зазывали к себе "послушать музыку и помочь немножко по биологии". Сестрички выскочили из подъезда, допудриваясь и взбивая челки.
- Девки, вы куда с утра пораньше? - весело удивилась Любка.
- К мальчикам! - на бегу выкрикнула одна из сестер.
- На баррикады! - томно добавила вторая.
Отвлекаясь на разговор, Любка потеряла бдительность. Муля, изощрившись, выгнула шею, прижала уши, дернулась и осталась без ошейника. Рванула с места она молниеносно.
- Стой! Стой, паршивка!
Муля неслась, как мустанг по прерии, коготками взбивая пыль. За ней уже мчался нестройный табун кобелей. Любка бежала следом едва не с рыданиями, понимая, что безнадежно отстает. Хотя Муля и была собачкой упитанной, но силы ей придавал душевный порыв. Толстые окорочка мелькали в воздухе так, что можно было подумать, будто вся собачья свора гонится за зайцем. Однако, в отличие от заячьего полоумного бега, Муля улепетывала донельзя игриво; ее подскакивающие движения были так завлекательны, что у кобелей уже безумно горели глаза, а из пасти вываливались языки. Становилось ясно: как только Муля оторвется на безопасное от хозяйки расстояние, ее тут же захлестнет волна разврата.
Собачья свадьба уже почти достигла проезжей части. На другой стороне шоссе начинались пустыри с раскинувшейся на них стройкой. И вот там-то Муля будет уже вне досягаемости…
Любка только сейчас услышала натужный, смешанный со скрежетом рев. По пустынному с утра шоссе двигалась колонна танков. Шла она быстро и не признавала на своем пути никаких задержек, точно спешащее на водопой стадо слонов. Тяжелые гусеницы последовательно корежили асфальт, и прямо под них сейчас летели одержимые половыми инстинктами собаки.
В ужасе приседая, Любка заорала так, что кобелей разметало в разные стороны. Муля припала к асфальту метрах в пяти от адских машин. Любка подходила к ней уже совершенно обессиленно, едва переставляя ноги; она захлебывалась в собственных слезах.
- Сука, дрянь, - ревела Любка, - потаскуха… Убью сейчас! - завопила она, приблизившись к Муле вплотную и не зная, чем замахнуться: ногой или поводком.
Муля оценила обстановку и перевернулась на спину, беззащитно задирая лапы. Перед Любкой возникла картина, полная вселенского трагизма: танки идущие сеять смерть и маленькая собачка, обреченно лежащая брюшком кверху в страшной близости от огнедышащей колонны. Глаза собачки мученически устремлены в беспросветное небо. На какой-то момент Муля на фоне танков затмила верещагинские черепа в "Апофеозе войны".
Не решаясь дать пинка живому шедевру и яростно всхлипывая, Любка подобрала бессильно раскинувшуюся Мулю и с дрожью в руках потащила прочь.
На обочине шоссе она наткнулась на генерала. Тот стоял навытяжку и с непредусмотренным уставом сиянием на лице отдавал честь проходящим танкам. Впадая в транс, Любка решила, что не надо никак на это реагировать, а лучше двигаться домой.
У подъезда ей встретился Валентин Сергеевич. На этот раз у него был вид декабриста, добровольно идущего на Нерчинский рудник. Валентин Сергеевич тащил множество сумок.
- Я не знаю, к чему все идет, Люба… Не знаю, не знаю! Только что звонил Артем, он продолжает стоять у "Белого дома"… Вот ведь юношеский максимализм! Просил сделать, все от меня зависящее для защиты демократии… - Валентин Сергеевич нервно посмеялся, - вот несу ему термос, еды, пару свитеров…
Любка поднялась на пятый этаж к тете Ане. После пережитого ужаса она не могла оставаться одна. Ей нужно было сесть и выговориться.
У тети Ани, как всегда, оказалось не заперто: она была глуховата и часто не слышала звонки в дверь. "А что брать у бедной пенсионерки?" - вздыхала тетя Аня на вопрос, не боится ли она воров.
- Тетя Аня, это - я! - крикнула Любка, заходя.
Тетя Аня не слышала, разговаривая в соседней комнате по телефону:
- …Вы записываете, девушка? Я диктую: Коновалов Артем, квартира номер шестьдесят, в числе первых отправился к зданию Совета Федерации противостоять восстановлению законной власти. Следующий - Валентин Гнедко, еврей по матери, ранее неоднократно высказывавший диссидентские взгляды… Алло, девушка! - визгливо сорвалась тетя Аня, - девушка, не вешайте трубку!
Трубку, видимо, повесили, потому что тетя Аня злобно шлепнула своей о рычаг и вновь начала набирать номер. Любка тихо подступила ближе и пригляделась: 09.
- Алло, справочная? Примите от меня справку…
С кружащейся от обилия впечатлений головой Любка поднялась к себе, открыла дверь и уронила Мулю на пол. Та встала, отряхнулась, примирительно помахала хвостом и пошла на кухню посмотреть, не осталось ли еще еды. Любка села на коридорную тумбочку, приминая пепельницу и щетку для волос. Даже в ночном кошмаре ей не могло привидеться, чем бывает чревата течка у собак, начавшаяся в дни военного переворота.
Вечером Любка гладила, стоя перед телевизором. Новоиспеченный комендант Москвы - военный с неправдоподобно квадратным лицом - объявлял о наступлении комендантского часа.
- Слышала? К теще завтра не поедем! - довольно предупредил жену Олег.
В углу ссорились дети. Мишенька построил что-то из обувных коробок, и к нему упорно лезла Настя, грозя разрушить все сооружение.
- Настька, уйди! - сурово шипел ее брат. - Не видишь - приватизировано!
По телевизору началась пресс-конференция членов ГКЧП.
- А где Горбачев-то? - удивилась Любка, вглядываясь в лица за длинным столом.
- В Крыму, дура, под охраной.
- Че его охранять-то?
- Чтобы новый указ не издал.
- А эти не издадут? - боязливо спросила Любка.
Олег хохотнул:
- Что они себе враги, что ли?
Любка пригляделась к гкчпистам: уж скорее они напоминали врагов рода человеческого, чем своих собственных. Нового указа не предвиделось, и успокоенная Любка продолжала гладить.
- Муля, фас ее! - возмущенно кричал Мишенька, указывая на сестру. - Все на защиту частной собственности!
Муля демонстративно отвернула морду к стене. Она то сонно посапывала, то вскидывала мохнатые уши, заслышав какое-нибудь шевеление на лестнице. Находясь взаперти, Муля, тем не менее не теряла революционной бдительности. Любка замечала ее порывы и с тоскою прикидывала, что же может готовить грядущий день.
Наутро она затянула мулин ошейник так, что та принялась возмущенно корябать его лапой. Любка сурово дернула поводок. Муля с нарочитым смирением подалась вперед и пошла, энергично повиливая задом и размахивая хвостом во все стороны.
У подъезда пока что было пустынно. Любка напряженно высматривала, не подходят ли кобели, и Муля занималась тем же самым. Однако против всех ожиданий дверь жалостно скрипнула и на крылечке появилась тетя Аня. Она была с саквояжиком а la мадам Шапокляк.
- Му-уленька наша гуляет! - присюсюкивая умилилась тетя Аня. - На-ка вот, поди сюда!
Муля заинтересованно махнула хвостом и задрала морду.
Тетя Аня вытащила из саквояжика окаменелую от времени сушку и, заигрывая, потрясла над мулиным носом:
- Служи! Служи!
- Служу Советскому Союзу! - гаркнул шедший от газетного киоска генерал. В руках у него был ворох листовок, напечатанных на бумаге туалетного типа.
Муля села и зевнула. Тетя Аня поджала губы и бросила ей сушку. Муля попыталась ее разгрызть, но не преуспела в этом и выплюнула угощение на асфальт.
- До чего страну довели! - тетя Аня с ненавистью покачала головой. - Честные люди ничего, кроме хлеба не видят, а у "челноков" его даже собаки не едят.
- Ничего-ничего! - радостно сказал генерал. - Вернется эта Светка - и с челноком у ткацкого станка будет стоять; как ей и положено, лимите!
Тетя Аня повздыхала и раскрыла саквояжик;
- Посмотри-ка, Любонька, что вот здесь написано? Мне соседка записала адресочек, а я теперь и прочитать не могу.
- Первый Зачат… Зачатьевский… - Муля взволнованно завиляла хвостом, и Любке срочно надо было принять дисциплинарные меры, - Первый Зачатьевский, а дом не то один, не то четыре. А что там, тетя Аня?
- Пожертвования там принимают народные, - с достоинством сказала тетя Аня, - трудовые наши сбережения; а кто и последнюю копейку отдает!
Тетя Аня стала класть адресочек обратно и, потеряв бдительность, распахнула саквояж чересчур широко. На Любку завораживающе блеснуло золото; множество цепочек и несколько толстых браслетов, как змеи обвивавших вычурно-крупные, усаженные жемчугом броши. Тетя Аня быстро защелкнула ободранный сейф.
- Это на что же деньги собирают?! - еле выдохнув, выговорила Любка.
- На восстановление истинной власти! - сурово и скорбно объявила тетя Аня.
- Это какой?
Тетя Аня чуть прищурилась, на глаз прикидывая любкину политическую ориентацию.
- Настоящей власти, Любонька, настоящей! - заверила она и скромненько зашаркала по асфальту.
Чтобы прошло наваждение от тетианиного золота, Любка, вернувшись домой, стала стирать. Это была ее любимая домашняя работа: глажение требовало гораздо большей сосредоточенности и нервного напряжения, а готовка налагала повышенную ответственность за результат. Любка любила стирать, а еще заниматься уборкой. И пару часов она спокойно и добросовестно возилась с бельем, а Муля отравляла ей любимое занятие настолько, насколько могла. Треклятая потаскушка словно прилипла к входной двери, тыкалась в нее носом, принюхивалась и возбужденно повизгивала, если по лестнице в это время проходил с собакой кто-нибудь из жильцов. Незнакомцы за дверью всегда реагировали на мулины позывы адекватно: они начинали упираться, хрипеть на поводке, тянуть хозяев в сторону любкиной квартиры, душераздирающе скрести когтями по кафелю и под конец отчаянно лаять, когда хозяева, пересилив своих любимцев, все-таки утаскивали их в нужном направлении. Муля разочарованно опускала хвост, но не сходила с боевых позиций. Вскоре сцена повизгивания, скрежета и лая повторялась с небольшими изменениями.
Ближе к полудню Любка с трудом разогнулась над ванной, выжала последнюю детскую майку, зверея от усилившихся визгов, протерла пол и, взяв еще мокрую тряпку, пошла к двери вершить расправу.
Увидев надвигающуюся опасность, Муля попробовала невинно завилять хвостом. Затем прижала уши и быстро метнулась вдоль стены по коридору. Любка перегородила ей дорогу, неумолимая, как бронетранспортер. Она дошла до того состояния, при котором пускают пулеметную очередь по мирной демонстрации.
Муля втянула голову в плечи.
Телефон зазвонил в самый решительный момент:
- Алло! Люба? Как вы там? - тревожно говорила Светлана из Польши.
- Как мы там? Да хоть вешайся - сил уже нет, вот как мы там! - остервенело закричала Любка.
- Что уже? - тихо и обреченно спросила Светлана.
- Уже? Да с твоей собакой и за пять минут с ума сойдешь! Эта дрянь под танки бросается!
- Под танки? С гранатами? - почти без голоса переспросила мулина хозяйка.
- Была бы у меня граната, я бы давно в нее запустила! Ты знаешь, что тут началось, когда ты уехала?…
Минут пять Любка, срываясь на крик, рассказывала о мулиной половой невоздержанности. Вдруг Светлана как-то странно хрюкнула в трубку:
- Люб, ты подожди… Да шут с ними, со щенками… Кто в "Белом доме"? Коммунисты?
- А я почем знаю? Артем туда, вроде, пошел, и Валентин с четвертого.
- Ясно. А на улицах что? Бои?
- Еще какие! - ядовито уколола Любка. - Я с кобелями знаешь как воюю?
- По телевизору-то что говорят? - отчаянно добивалась Светлана.