Операция была исключительно хорошо продумана и вроде не имела изъяна. В свои планы герр Зибель никого не посвящал. Минирование выглядело рассредоточиванием складов, а вывод жителей на берег - эвакуацией из начинённого взрывчаткой города. О костре же вообще никто не знал. Герр Зибель собирался поджечь его собственной рукой перед тем, как сесть в "опель-адмирал".
К герру Зибелю привели человека в цивильной одежде. Его задержали, когда в пустом городе он гонялся за своей сдуваемой ветром шляпой.
Замечено было, что шляпу его всегда сдувало к домам города, где были сосредоточены рассредоточенные склады.
Когда герр Зибель спросил его, кто он и каким ветром его сюда занесло, тот ответил, что он бог Пан, ищет утерянную им нимфу Сирингу и что занесло его сюда ветром истории и эволюции идеала, приведших его в Россию.
Герр Зибель любил сумасшедших, так как это давало ему чувство превосходства расового, национального, классового, профессионального и личного, но у него было подозрение, что это лазутчик из партизанского леса Поэтому он сказал, что поможет ему найти нимфу Сирингу, если бог Пан расскажет ему о том, что конкретно привело его сюда, в это захолустье.
Бог Пан сказал, что захолустье - вещь самая непостоянная, и часто в трудных условиях захолустья не умирают идеи добровольного объединения, когда единое целое не подавляет частей, его составляющих, и что эти идеи начинают приобретать научное значение.
На это герр Зибель заметил, что пора бы и расстрелять бога Пана за коммунистическую агитацию, но он, Зибель, даст ему шанс выжить, если тот докажет свою лояльность рейху и сообщит дислокацию партизанских отрядов, а также пристрелит самолично партизана, притворившегося полицаем, и тут же велел связать Ваську-полицая, который присутствовал при разговоре и теперь был изрядно напуган.
Герр Зибель так же пообещал Ваське перед разговором, что парабеллум будет не заряжен. Но Васька знал герра Зибеля как самого себя и знал, что всё может случиться. И потому, слушая разговор, дрожал от панического ужаса.
Впрочем, и герр Зибель дрожал неизвестно почему.
Герр Зибель дал неизвестному парабеллум и сказал, что застрелит его, если тот не застрелит Ваську-полицая, и, не вставая с табуретки, направил на неизвестного свой заряженный "вальтер".
Но неизвестный предложил сделать по-другому и показал как. Он выбил табуретку из-под задницы герра Зибеля и отнял у него заряженный "вальтер". После чего велел герру Зибелю отдать ему план минирования города и сказал, что теперь он хочет узнать, что герр Зибель на это ему скажет.
Герр Зибель сказал, что согласен отдать ему план.
Неизвестный забрал план и велел герру Зибелю, мучимому непонятным страхом под бутылочным взглядом неизвестного, вызвать сюда четырёх охранников, что тот и исполнил без суеты.
Неизвестный охранников перестрелял, а герра Зибеля увёл в неизвестном направлении, о чём уже сообщалось в предисловии от автора.
Город взлетел, жители живы. Васька уцелел. Минога тоже. А неизвестный так и остался неизвестным для всех, кроме Васьки-полицая и Миноги, поскольку, как вы сами понимаете, решение поджечь дом принадлежало не только Миноге, но и её давнему знакомому, которому она в давние времена успела причинить лихо. Но это уже их личные дела и к делам города не относятся.
Громобоев дожидался Аичку в директорском кабинете на стройке, а Володин дожидался ответа Громобоева.
Володин, криво усмехаясь, сообщил Громобоеву о слухах, которые ходят насчёт его сходства с известной третьяковской картиной, сообщил сведения из мифологического справочника, присовокупив сюда все неправдоподобные события в их городке за последние два месяца, и спросил Громобоева, что он обо всём этом думает.
Громобоев выслушал его рассеянно, долго молчал, а потом ответил вопросом на вопрос:
- А вы?
- Не знаю.
- И я не знаю.
- Но ведь нужно же как-нибудь объяснить?
- А зачем? - спросил Громобоев.
- Ну всё-таки…
- А вы знаете устройство телефона-автомата? - спросил Громобоев.
- Я лично?
- Вы лично.
- Я лично - нет.
- Но ведь пользуетесь, - сказал Громобоев.
- Это другое дело.
- Процесс понимания такой же бесконечный, как жизнь, - сказал Громобоев. - У вас с Люсей сейчас всё хорошо?
Володин кивнул. Он уже учился подражать Громобоеву.
- Говорят, вы были женихом Копыловой? - спросил Володин.
- Почему был? Я и сейчас жених хоть куда.
Володин поглядел на него и впервые в жизни поверил непонятному.
- Ведь она замуж выходила в 1947 году… Почему не за вас?
- Она тогда боялась непонятного.
- А почему разошлась с мужем?
- Впервые в жизни испугалась понятного, - сказал Громобоев.
Володину почему-то люто захотелось жить.
- Ну что ж, Теодор Николаевич, хочется жить? - спросил Громобоев.
Володин уверенно кивнул.
Тут пришла Аичка в сопровождении директора, Фонина, майора и Сергея Ивановича, которые выразили желание присутствовать, если это возможно.
Майор сказал, что это возможно, и посмотрел на Громобоева. Тот кивнул, как Володин. Потом попросил Аичку ещё раз повторить версию Миноги о том, как погиб Васька-полицай.
Аичка повторила и не сообщила ничего нового.
Громобоев сказал, что, видимо, так всё и было, и спросил, почему не пришла Минога.
Аичка ответила, что её тётя готовится к отъезду с Громобоевым, о чём он и сам прекрасно знает.
И Аичка заплакала.
- Больше вам добавить нечего? - спросил Громобоев.
- Нет.
Громобоев вдруг поднялся и уставился на Аичку бутылочными глазами.
- Это ваше последнее слово? - спросил он.
- Да! - со слезами крикнула Аичка и зарыдала ещё громче.
- Не надо плакать, - сказал Громобоев. - Можете идти.
Аичка выбежала из комнаты.
- Ну что ж, дело закончено? - спросил директор.
- Выходит, так, - сказал майор. - Вина Копыловой не доказана, тело не найдено, преступление не раскрыто… За это нас, конечно, не погладят, но тут есть и пословицы подходящие: на всякого мудреца, и так далее… Если это вас утешит, товарищ Громобоев…
- Утешит, - подтвердил Громобоев.
- Товарищу Громобоеву спасибо за помощь, - сказал Сергей Иванович. - Видимо, он сделал всё, что мог… Конечно, я бы ему сказал… но не стоит…
- Мы ожидали, что в это дело вы вложите побольше сердца, товарищ Громобоев, - сказал майор. Он уже ничего не боялся. - Я лично разочарован крепко…
- Да, да… - рассеянно сказал Громобоев. - Вы совершенно правы.
- Тратиться надо, товарищ Громобоев… В каждом деле надо тратиться. В нашем особенно, - сказал майор, который всё больше ничего не боялся.
- В общем, слухи о вас оказались преувеличены, - сказал директор. - Или мы ошибаемся?
- Нет, всё правильно, - ответил Громобоев. - Простите, Аичка ещё не ушла?
- При чём тут Аичка? - спросил директор.
- Володин, позовите её сюда, - сказал Громобоев. - Быстренько.
- Она не пойдёт, - сказал Фонин.
- Володин, только совсем быстренько, раз-раз.
Володин выскочил из комнаты. Остальные посмотрели на Громобоева.
- Что такое, товарищ Громобоев? - строго спросил Сергей Иванович.
- Простите. Минуточку, - сказал Громобоев.
И тут Володин вводит заплаканную Аичку.
- Ну что вам? - говорит она. - Не могу больше.
А Громобоев спрашивает её после паузы:
- Скажите, Аичка, Васька-полицай знает, что следствие веду именно я?
Все начинают медленно подниматься.
- Что? - спрашивает Аичка и отступает к дверям кабинета.
- То, что вы слышали, - говорит Громобоев. - Он знает, что фамилия моя Громобоев?
- Нет, - сказала Аичка.
Общее замешательство ветром пронеслось по кабинету.
- Вы скрывали от него мою фамилию, да?
Аичка не ответила.
- Вы боялись за меня и за свою тётю?
Она молчит.
- Ничего не бойтесь, - говорит Громобоев. - Я все понимаю.
Она молчит.
- Передайте ему, чтобы он немедленно вылезал. Ничего не бойтесь.
- Он не пойдёт, - сказала Аичка.
- Пойдёт. Назовите ещё раз мою фамилию. И скажите, что если придёт сам, то, возможно, получит срок, а если не пойдёт, то в тюрьму посадят меня… потому что я пристрелю его как собаку. Он меня знает. Володин, проводите её…
- Нет уж, - говорит майор, достаёт пистолет из сейфа, суёт его в карман. - Давайте-ка я.
- И я… - говорит директор.
И они уходят провожать Аичку.
- Ну вот дело и закончено, - говорит Громобоев.
- Вы всё время знали? - спрашивает Сергей Иванович.
- Нет. Догадался, когда Аичка заплакала…
Сергей Иванович и Фонин смотрят на него.
- Он её всё время шантажировал, - сказал Громобоев. - Аичка боялась, что он расскажет, кто мы такие… я и её тётя, которая меня никогда не понимала.
Он поднимается и складывает бумаги, потом говорит:
- Когда его приведут, пусть майор спросит, куда он девал нож, которым его якобы убили. Не могу догадаться… Остальное мне неинтересно.
И уходит.
- Вот даёт Громобоев, - говорит Фонин. - Вот даёт!
Потом без стука, мягко так распахивается дверь и входит возбуждённый майор.
- Васька Золотов в прихожей сидит. Сам прибежал, ублюдок. Говорит: "Громобоев знает, что я живой". Говорит: "Я об этом догадался, когда сарай, где я прятался, ветром сдуло".
Провожали Громобоева и Миногу.
- Кто вы такие? - спросили их напрямик. - Может, разведчики?
- Нет.
- Может, вы старые боги?
- Нет.
- Может, вы пришельцы?
- Нет.
- А кто же вы?
- Мы - это вы.
- Непонятно. Оставайтесь. Жили бы здесь…
- Мы придём, когда вы поймёте…
Незначительный Сулин ловил удочкой рыбу, то есть не нарушал правил охоты и рыболовства, но рыба не клевала.
Проходивший майор спросил его:
- Отчего мрачный, Сулин?
- Не ловится. Не фартит.
- А зачем ловишь?
- Другие же ловят.
- А ты рыбу любишь?
- Нет.
- Потому и не ловится, - сказал майор с внезапной яростью. - А ну давай отсюда!
И долго смотрел ему вслед.
Аверьянов и Абрам везли по шоссе оборудование для универсама, который заканчивали строить вместо захудалой Абрамовой продпалатки, и увидели, как по вечернему шоссе от города двигались несколько человек. Они пригляделись и поняли, что это из города уходили водолазы.
Они играли в чехарду и кричали:
- Прыгай, старик, прыгай!
И Громобоев прыгал, придерживая шляпу.
Рядом шли художник налегке и Минога. Художник играл на губной гармошке, а Минога шла босиком, легко, будто танцевала.
И последнее.
Незадолго до их ухода из города на месте костра на берегу реки расцвёл невиданной красоты огромный цветок.
Город бегал его смотреть в нерабочее время. И, не ожидая зимы, его накрыли оранжереей.
Приехала комиссия, вызванная учителем ботаники, но определить, что за цветок, не смогла. В справочниках его не оказалось. Хотели было срезать его, чтобы изучить, но городские хулиганы не дали.
Сказали, что "начистят хлебало каждому, кто подойдёт к цветку ближе чем на четыре лаптя".
Тогда комиссия запросила у Миноги, не знает ли она? Минога ответила лениво, что не знает.
Но город смеялся.