Глава вторая. Возвращение в будущее
15
Дорогой дядя!
В сутках двадцать четыре часа. Человек трудится, спит, бодрствует. Но живет все двадцать четыре часа. Остановка - смерть. Человек не машина, его не выключишь. Но от работы к работе, от сна к сну, от отдыха к отдыху человек еще и меняется. Вдох - выдох. Вдох - выдох. Но забывают о паузе перехода. Когда вдох затухает, но еще не стал выдохом, и когда выдох затухает, но еще не стал вдохом.
Поэтому на самом деле все происходит так: вдох - пауза - выдох - пауза.
И в этих паузах перехода происходит развитие, от вдоха до выдоха и от выдоха до вдоха человек уже другой - телом, разумом… А духом? Вот этой самой "психе"?
Мы знаем одно - тысячи лет знаем, - что в паузе перехода, любого - верхнего, когда кончается вдох и еще не начался выдох, или нижнего, когда выдохнул человек и, опустошенный, еще не начал вдыхать и восходить вверх до пика своего вдоха - в этих паузах перехода он должен быть "восхищен", то есть как бы "похищен непомерно" мгновенной верой в то, что выше его сиюминутных, каждодневных качелей, то есть восхищен ощущением связи со всей жизнью в целом.
Значит, должны существовать и люди, которые умеют и хотят вырабатывать "духовную пищу" так же, как другие вырабатывают телесную. Потому что одни без других жить не могут. И это не метафора, а буквально так.
Ну а жрецы жрут и тех и этих, как сказано, бесплатно и без очереди.
Поэтому они так нервничают, когда производящие два эти вида пищи начинают восхищаться друг другом.
16
Дорогой дядя!
Этот палаточный женский городок переменил все мои планы, и я махнул в Штаты. Я в Америку залетал лет десять назад. Она сильно изменилась. Первый раз я ездил смотреть секс-революцию, смотрел порно-фильмы, про гангстеров и сюрреалистических ковбоев, был в музее Гугенхейма - обычный маршрут для меланхоликов. Теперь я прилетел туда с другой целью. Поглядеть, так сказать, динамику заболевания.
С первой секунды стала видна разница - пыльно, сумрачно и грязней.
Эти письма из Америки отрывочны, я сознаю это. Но сориентироваться невозможно. Тут все так быстро происходит, как будто боятся, что обнесут тарелкой.
Остальные впечатления пропускаю. Сразу о бумажной войне. Дело начал Плотоядный любитель фрутазонов, помните? Помните? Муж смеющейся старухи.
Я нашел его в ужасном состоянии. Он грыз засохший фрутазон, подаренный еще Ралдугиным, и рычал, что он еще покажет "Kuskinu mat" - непереводимая игра слов, и говорил другие американские идиомы, из которых наиболее миролюбивым был - "К edrene fene".
Дело обстояло так: он написал книгу, где развивал открытие некоего Джеймса Ралдугина насчет особенности смены формаций - та страна, которая дольше всех задерживается в одной формации, с разбегу перескакивает через очередную - в следующую за ней. Плотоядный начал с сенсационного заявления, что Киноартист - ставленник Москвы. И, далее развивая мысль, доказывал, что Америке грозит не социализм с его государственной дисциплиной, а именно коммунизм, где личная инициатива в рамках плана - станет жизненно необходимой. В Америке материальная база коммунизма уже есть - развитое производство, чего не было в России в 1917, а личная предприимчивость традиционна. И человек, который ради выпуска неходового товара - ракет, нелепых, когда все видят, что противник первым не кинет, а кто бы ни кинул, конец один - человек, который для поддержки убыточного производства грабит собственную казну, такой человек неминуемо ведет к революции. И притом, именно к коммунистической. И значит, работает в интересах Москвы.
Книга стала мгновенно бестселлером и пошла нарасхват. Издательство расширило производство.
Америка хотя и привыкла к теориям, начала смеяться, но при этом поеживалась. Потому что профессор Ферфлюхтешвайн не дремал и написал опровержение - сначала в прессе, а потом куда следует. И Плотоядного вызвали в комиссию.
Но с ним оказалось все не так просто. Его спросили напрямик:
- Вы поддерживаете главные тезисы своей книги, как-то: первый - личная инициатива в пределах общей собственности есть коммунизм, и второй - в Америке социализма не будет потому, что она сразу проскочит в коммунизм, как запоздавшая.
- Конечно, - сказал он. - Но я не коммунист. Я член Клана. На него затопали.
Когда же узнали, что Плотоядный действительно член Клана и занимает должность "Заместителя Младшего Крокодила" - специалиста по смуглым душам, то смутились. А вдруг этот "Крокодил" действительно раскопал, что Киноартист - тайный коммунист? Мало ли? Береженого бог бережет. Ведь Киноартист так лихо грабит государственную казну… Почему это он такой ретивый?.. Почему… Ну, почему? С этого момента участь Киноартиста была предрешена. И "Гешефт-Махер-Компани" первая же отказалась его финансировать.
А с другой стороны, и в книге Плотоядного было много сомнительного. Откуда он так знает про формации? Зачем ездил в Москву? Почему посещал сексуального гангстера Ралдугина? Чтобы есть фрутазоны? Что, у нас своих нет? А почему эклеры именно по-флотски? Сомнительно, очень сомнительно. И с этого момента участь Плотоядного тоже была предрешена - Клану даны были деньги - и у Плотоядного была отыскана негритянская кровь.
Но поскольку все же, если один из них был прав, а другой не прав, то решили убрать обоих.
И сколько разведка ни клялась, что оба они - и Киноартист, и Плотоядный - чисты, это уже дела не меняло. Паника не разбирает.
Тем более что многие смуглые души стали еще громче петь псалмы и послали привет Плотоядному Брату. И дело перекатилось на национально-религиозную почву. И стало ясно, что без специалистов по душе народной и специалистов по высшим силам не обойтись.
Прекрасная мысль? Прекрасная. Но слишком медлили. Бюрократы! Потому что тут в самый неподходящий момент была анонимно издана злопыхательская книжонка, где описывалась сегодняшняя ситуация под видом религиозного диспута между капуцином-католиком и раввином-сионистом пред лицом прекрасной принцессы-молодки. И примечательно, что когда ее спросили, кто прав, то красавица ответила примитивными стишками, которые доказывали только бездарность автора, некоего Гейне, и его дремучее невежество в эстетике. Поскольку в этих виршах не было - ни живого описания природы, ни метафор, ни пафоса, ни священного безумия поэзии, о чем знал еще Аристотель, специалист "по уже написанным трагедиям", а была только наглая ухмылка человека без корней и желание столкнуть две духовные ориентации в кровавом навете на обе религии. Но сколько ни бушевала эстетика и критика, ничего не поделаешь - ответ красавицы вошел в моду. А с модой кто может бороться? И трезвые люди, достойные, до этого момента надежные граждане, стали повторять ответ белогрудой глупенькой принцессы: Кто тут прав, кто виноват - Пусть другие то решают. Но раввин и капуцин Одинаково воняют.
Времени нельзя терять было ни секунды. Сначала обратились к специалистам по душе народной. Немедленно была заказана пародия поэту-сатирику, и он выполнил ее блестяще. Он в остроумной форме бичевал литературную слабость, пошлость этих дурнопахнущих стишков и остроумно обыгрывал словечко "воняет". С большой рекламой была издана книжка пародий, и на первой странице - эта. Однако, хотя книжка пародий разошлась неплохо, принцессин куплет из моды не вышел, и его продолжали твердить и иногда даже петь.
В довершение всего вышла рецензия, где задевали честь издательства. В частности, говорилось: книжка пародий издана небрежно, со множеством опечаток. Например, в аннотации вместо "поэт-сатирик" написано "поэт-сортирик". И так далее. Это уже было серьезно. Конкуренты не дремали.
Решили разобраться, в чем причины малого эффекта пародии и большого - куплета. А поскольку наступила эпоха экстрасенсов, телепатов и ясновидцев, постановили запросить дух автора куплета через компьютер и спиритическое блюдце. Собрали совет директоров, и у них с духом произошел интересный разговор. Вопрос:
- В чем причина успеха куплета? Ответ:
- Я писал его с душой. Вопрос:
- Что такое душа? Дух ответил:
- Что такое душа, я не знаю, но ее отсутствие видно сразу. Посовещались. Задали вопрос:
- В чем в принципе суть пародии? Ответ:
- Умение написать длинно то, что у писателя написано короче. Тогда спросили:
- Чем отличается писатель-сатирик от пародиста? Дух ответил:
- Писатель-сатирик бичует язвы жизни, а пародист бичует писателя, потому что считает его язвой.
И тогда, наконец, спросили напрямик:
- В чем идеологическая ошибка издательства, выпустившего книжку пародий? И получили ответ:
- В экономике. Примерно из восьми куплетов каждой пародии, смешной - один. Значит, выгодно было на сочинение остальных куплетов нанять еще семь проституток. Пародист подал жалобу о диффамации, доказывая, что блюдцу отвечал не дух автора, а клеветник.
Провели расследование - кто толкал блюдце? Оказалось - сам глава издательства, выпустившего книжку пародий. Он владел телекинезом, но двигал не блюдце, а стол под ним. Враги пародиста были повсюду. Дилетантские блюдечки были отброшены. Решили обратиться к специалистам по высшим силам.
Но тут, чтобы доказать нанимателям свою лояльность, глава державы объявил Крестовый поход против коммунизма и газопровода.
Настроение в стране было злое, безнадежное, искали виновников. Хотя знали, кто виноват, но старались не думать. Поэтому боялись любого смеха. Когда утверждения расходятся с делом, то над утверждениями смеются.
Любые ереси начинаются не тогда, когда атеист доказывает, что бога нет, а когда церковь становится жирная, но призывает к посту.
Когда политик говорит: "Берегитесь! Вот придет время, когда вам будет еще хуже, чем при мне", - это плохая политика. Ему отвечают: "А ты сделай, чтоб такое время не пришло".
Когда, несмотря на "научные предсказания" Апокалипсиса, Киноартист объявил Крестовый поход, то Папа объявил, что сам Апокалипсис необязателен.
Потому что Папа был умнейший человек, а Киноартист только жаждал выйти с экрана в люди.
Напоминаем, что в те времена народные массы за большие деньги и пикники с индейками избрали к власти Киноартиста.
Отношения Киноартиста с церковью были сложные. С одной стороны, он успешно играл роль верующего в высшие силы, с другой стороны, он показывал, что он и сам специалист по этим силам. А церковь не любит специалистов со стороны. И не киноартистам толковать священные тайны жизни. Поскольку киноартисты хорошо действуют по написанному сценарию, а церковь общается с силами, которые сценарии пишут. Артисты хорошо изображают "я" в предлагаемых обстоятельствах, но обстоятельства создают не они, а народ и дети, про которых церковь знала, что они - глас божий. И пока киноартисты призывают ни одной коррупции не совершать без клятвы на Библии, все идет нормально. Но вот объявлять Крестовые походы есть право церкви, а не штатских звезд экрана. А то и в самом деле до Апокалипсиса допрыгаешься. И Папа Апокалипсис отменил. Он велел по церквам и симпозиумам выступить против Крестового похода. И тем сильно рассердил киноартистов. Но тут уж были затронуты совсем высшие силы, то есть была затронута "Гешефт-Махер-Компани".
Пока фильмы о настоящих парнях из прерий, которые одним махом семерых побивахом, были рекламной мечтой, все шло гладко. И от покупателей билетов не было отбоя. Но как только киноартисты решили выйти с экрана в люди, то люди и заволновались - чей сценарий? Кто писал? Кто продюсер? И заказы на фильмы "Гешефт-Махер-Компани" стали течь тоненьким ручейком. Но доходы надо было сохранить, иначе… Даже страшно подумать, что было бы иначе.
И тут, в самый неподходящий момент, когда только-только "Гешефт-Махер-Компани", чтоб сохранить личные доходы (или, по-актерски, - "башли"), вместо изъятия денег у паршивых иностранцев, стала патриотически грабить государственную казну, вторым изданием вышла книга политолога с плотоядной улыбкой, снова ставшая сенсацией и гомерическим бестселлером.
И пошли дела. Надо было бороться со смехом. Решили все же начать с куплета. Перебрав все возможное, проникли обратно туда, откуда неосмотрительно отникли. К специалистам по высшим силам, то есть к церкви. Опыт ее разведки и интерпретации фактов исчислялись не годами, а тысячелетиями - она и сообразит.
Сначала церковь заподозрила происки устаревшей религии. Нет-нет, а бывает, знаете ли. Но от этой идеи довольно быстро отказались.
Один книжный червь разыскал в старых справочниках, что автор куплета жил и умер в XIX веке, носил фамилию Гейне, был иудей и, видимо, сионист, а пасквильный перевод сделан не с подлинника, а с русского перевода.
Но глава сионизма гневно намекнул на кровавый навет, а также сообщил, что, по архивным данным, этот Гейне - предатель и выкрест и якшался с Марксом и, видимо, со Сталиным, как и Спиноза, которого изгнали как иудейские, так и христианские общества. Версия о сионизме отпала. Больше того, подняли архивные документы, и оказалось, что пресловутый Гейне принадлежал к секте, куда входил всякий сброд разных наций. В ней замечены были опустившиеся священники Рабле и Свифт, сидевший в тюрьме за растрату солдат Сервантес, богохульник и тунеядец Вольтер, похабник Стерн, создатель жалких подписей к картинкам Диккенс и куча русских - недоросль Фонвизин, плагиатчик Крылов, свихнувшийся губернатор Салтыков, изолгавшийся Хлестаков-Гоголь, пропойца и комиссар Гашек и шнырявшие по Америке Ильф, Петров и Бендер, из которых, по крайней мере, один еврей. И так далее, и так далее. Проглядели секту. По всему миру. Интернациональную.
Консистория затребовала русский перевод Гейне. Тут выяснилось еще одно препаскудное обстоятельство. Сообразили, что судьей в теологическом споре была сделана ленивая и телесная красотка, что недвусмысленно намекало на то, что красота все рассудит и спасет мир, - опасная идея и мучительно знакомая.
Опять подняли архивы. Да, точно. Красота спасет мир - написано у Достоевского. Опять идея русская. Москва, та самая, которая слезам не верит. Тут уж не до шуток. Доложили Папе. Папа сказал:
- Знаю. Но у Достоевского не сказано, что красота спасет мир хохотом.
- Но ведь секта интернациональная!
- Смех - природное явление, - вздохнув, сказал Папа и добавил: - Как и глупость. Дайте мне русский перевод.
Папа был умнейший человек, и канцелярия многое ему прощала. Даже то, что он объявил во всех церквах, что Апокалипсис может быть отменен, хотя это подрывало коммерцию "Гешефт-Махер-Компани". Но хохот?!
Русский перевод был доставлен Папе, который хорошо знал русский язык. И когда через некоторое время подошли к двери его опочивальни, то с ужасом услышали хохот. Папа смеялся.
Это было невозможно, но было. Что он нашел смешного в бездарных виршах? Но оказалось, дело обстоит еще хуже. Подглядели в замочную скважину и совсем смутились душой. Папа читал не вирши, а предисловие к ним. Он громко повторял фразу солидного научного вступления - "Для нас любовь Гарри и Амелии является лишь крючком, на который нанизана его биография" - и почему-то хохотал.
Весь порядок в мире держится на страхе и слезах. И закралась ужасная догадка - а вдруг он объявит, что Апокалипсис может быть отменен хохотом. Это было уже не смешно. В Папу выстрелили.
И только тогда возмутились народные массы, которых, наконец, проняло. В кино стало смотреть нечего. А так как ценности, в защиту которых был объявлен Крестовый поход, показывали именно в кино, то ценностей не стало, кроме самой примитивной - жить хочется.
А поскольку с увеличением личных "башлей" "компани" государственная казна стала почему-то быстро нищать, - то жить всем хотелось почему-то тем больше, чем у меньшего числа людей был на это шанс.
И пошли демонстрации с выкриками. Это бывало не раз, и мало кого беспокоило из высших сил "компани" - можно послать ангелов и заткнуть рты. Но тут появилась еще одна непредвиденная сила. Но об этом в другой раз, дорогой дядя.
17
Дорогой дядя!
Ну, наступило, стало быть, то главное, из-за чего мы сюда приехали в Тольятти. Дорогой дядя, за мир сражаются, если что-то ему грозит. А если б не грозило? Но разве мы для этого существуем тысячи лет - поэты, беспризорники Вселенной, а? Разве мы для того, чтоб затыкать дыры в латах или в штанах, мы, умеющие кричать даже шепотом и рассказывающие о людском единстве, рассказывая о себе?
И на этой встрече книголюбов и поэтов Тольятти я не заметил ни одного робота и ни одного жреца. На этой встрече я видел сосредоточенные лица людей, не занимающихся ни изгнанием беса из тела, ни тягостными и недоуменными усилиями изгнать из души зверя, справедливо полагая, что об этом позаботилась эволюция.
И в эту встречу мы не занимались само-пере-вос-питанием под чей-то не вполне ясный эталон и не рыдали от мифического первородного греха. Потому что никакого первородного греха нет, но есть гигантская разница между эталоном и идеалом. И потому сейчас просто и сосредоточенно жили той второй половиной реальной жизни, духовной, без которой и первая половина никнет.
Загадка поэзии не в том - понятно ли с ходу, о чем в стихе рассказано, или надо догадываться. Все непонятное можно, конечно, дешифровать, и тогда брюсовские "фиолетовые руки на эмалевой стене", наделавшие столько шуму в начале века, оказываются нормальным описанием тени листьев на кафельной печке. Непонятность - это не загадка. Тогда любой рецепт в аптеку - загадка.
Загадка в том, почему одни понятные слова душу восхищают, а другие понятные слова только теребят нервишки, а чаще всего - уши.
Поэтому с переводами Пушкина такой конфуз. И Пушкин с ходу понятен, и Некрасов, а в переводах Некрасов выглядит выше Пушкина. Потому что в пушкинских переводах пропадает самая малость - Пушкин. И это вам докажет любой переводчик.
А как на чужом языке показать, что простейшие слова из одной беспризорной песни - это не протокольное изложение обстоятельств, а высочайшая поэзия, когда и свои-то стесняются это признать, поэзия нижней паузы перехода, после выдоха, но перед вдохом.
Ох умру я, умру я,
Похоронят меня.
И никто не узнает,
Где могилка моя.
И никто не узнает,
И никто не придет.
Только ранней весною
Соловей пропоет…
Как перевести на другой язык слова, которые на родном языке притрагиваются к молчанию!
- Что есть искусство? - вопрошал я себя, сколько себя помню. - Зачем оно?
Много надо было пройти дорог, прежде чем понял, что искусство - это предчувствие. Встречи, любовь, страх, смерть, работа - все это жизнь. Иногда кажется, что искусство подсобно ей. Но и искусство - жизнь.