Пятница, 15 ноября
Сегодня утром Шиан и Хелен перевезли мой скарб на Крысиную верфь. У меня теперь престижный адрес: Апартаменты № 4, Старый аккумуляторный завод, Крысиная верфь, Гранд-Юнион-канал, Лестер. Обиталище полностью в моем вкусе – очень просторное, грубые доски на полу, голые стены. Словом, жилье настоящего мужчины.
Пока "девчонки" таскали тяжеленные коробки с книгами, я открыл раздвижную дверь, вышел на балкон и покрепче ухватился за стальное ограждение. Внизу плескался канал. К балкону немедленно подплыла банда лебедей и принялась агрессивно шипеть. Самый крупный лебедь, отчего-то напомнивший мне сэра Джона Гилгуда, великого театрального актера, был особенно злобен. Мимо красильни на противоположном берегу, пошатываясь, брел старомодного вида бродяга в брюках, подвязанных бечевкой, и потягивал из банки пиво "Кестрел".
С моего наблюдательного пункта я отчетливо различал на дне канала супермаркетные тележки, коробки из-под молока и сотни банок из-под пива "Кестрел". Вода странно фосфоресцировала и мерзостно пахла. Этого амбре определенно не было, когда я осматривал квартиру в октябре. Я бы с удовольствием постоял на балконе подольше, но признаюсь, дорогой дневник, недобрый взгляд лебединого сэра Гилгуда загнал меня внутрь.
Я поинтересовался у Шиан, что она думает о моем лофте.
Она пожала плечами:
– Будет неплохо, когда покрасите стены и обзаведетесь разными уютными штучками.
Я заявил, что мещанский уют меня не интересует и вообще мне по душе аскетизм, я собираюсь жить, как Махатма Ганди.
Хелен указала на коробку с одеждой:
– Выходит, там набедренные повязки, да?
Напомнил ей, что в набедренной повязке резвился Тарзан, тогда как Махатма Ганди носил дхоти, а это совсем другое дело.
Уходя, Хелен сказала, что, пока они носили коробки со стоянки, за ними следили "чокнутые лебеди". Она посоветовала мне быть осторожным, добавив:
– Знаете, лебедь запросто может сломать человеку руку.
Заплатил им 80 фунтов, хотя денег у меня в обрез. Я был рад, когда они ушли. Мне хотелось поскорее обойти мое новое просторное жилище и насладиться звуком шагов по деревянным половицам.
В ожидании звонка из компании "НТЛ" распаковал книги и разложил их на полу в алфавитном порядке. Лебеди на канале свирепо галдели. Время от времени мимо окна пролетал сэр Гилгуд. Я и забыл, что лебеди умеют летать. У меня возникло жутковатое чувство, что эти птицы шпионят за мной и насмехаются из-за того, что мой скарб столь скуден.
В 4 часа позвонил в "НТЛ" и спросил, почему не пришел техник, вопреки договоренности. Девушка на телефоне пообещала перезвонить мне на мобильный, когда свяжется с "эксплуатационниками".
Позвонила Маргаритка узнать, как я провел первый день в новой квартире. Рассказал ей про лебедей.
– Будь осторожен, Адриан, – предупредила она. – Знаешь, лебедь способен сломать человеку руку.
Я, возможно несколько раздраженно, сообщил, что мне сей факт известен с четырех лет.
Маргаритка поблагодарила за письмо и добавила с коротким смешком:
– Оно немного двусмысленное. С одной стороны, ты будто даешь мне от ворот поворот, а с другой стороны… то же самое. – Она опять хихикнула. – Ты ведь не даешь мне от ворот поворот, нет, Адриан?
Почему я не сказал ей правду, дорогой дневник? Почему не сказал, что после общения с ней мир кажется еще мрачнее, чем прежде, словно радость и надежда покинули его навсегда? Маргаритка зайдет завтра после работы.
В 5.30 вечера зазвонил телефон и девушка из "НТЛ" сообщила, что техник пытался ко мне попасть, но на автостоянке его атаковали лебеди. Диспетчерша добавила:
– А вы знаете, что лебедь может сломать человеку руку?
Мы договорились, что завтра утром, в 10 часов, я встречу техника "НТЛ" на автостоянке и сопровожу до моей квартиры.
Ввиду отсутствия кровати я соорудил лежбище из книг и расположился на нем, закутавшись в спальный мешок. Ночь выдалась беспокойной: "Франкенштейн" впивался мне в бок, не давая заснуть.
Суббота, 16 ноября
Я по-прежнему без "НТЛ". Техник отказался выходить из фургона, потому что сэр Гилгуд с сотоварищи разгуливали вокруг автостоянки с видом полноправных хозяев. На прощанье техник сказал:
– А знаете, лебедь может сломать человеку руку.
Встретился на лестнице с владельцем квартиры № 2. Он профессор в университете Де Монфор, читает курс лекций по уходу за лужайками для гольфа. Зовут его Фрэнк Луг. Пожаловался, что от лебедей спасу нет, он даже подумывает продать квартиру и переехать в более сухопутное место.
Посетил универмаг "Дебнемс", где признался приветливой продавщице в мебельном отделе, что у меня нет денег. Она сказала то же, что и моя мать: магазинная карточка решит мои проблемы, а если я активирую карточку прямо сегодня, то получу 10-процентную скидку на все покупки. Четверть часа спустя, наврав про зарплату и показав паспорт вместе с карточкой "ВИЗА", я получил кредит на 10 000 фунтов.
Надо было взять с собой кого-нибудь здравомыслящего. Ну зачем мне белый купальный халат? А белый диванчик с неснимаемыми чехлами – это вправду разумный выбор? И так уж ли мне нужен домашний развлекательный центр с киноэкраном и объемным звуком "долби диджитал"?
Я никогда прежде не спал на футоне, но проверять в магазине постеснялся. И все равно его купил. А еще книжные полки и алюминиевый столик с такими же стульями для балкона, тостер "Дуалит" и кофеварку (последние два предмета совершенно необходимы для жизни в лофте).
После чего я позвонил Шиан и Хелен и попросил, если они свободны, доставить покупки. Договорились, что приедут к четырем.
Пока их ждал, купил черный обеденный сервиз с шестиугольными тарелками, полку для вина и бутылку оливкового масла высочайшего качества – в "Дебнемс" это масло доставляют прямиком из оливковой рощи, которая принадлежит близкому другу Гора Видала.
Когда Шиан и Хелен наконец приехали, я сидел среди покупок, будто новоявленный Говард Хьюз, жертва приобретательства.
– А я-то думала, у вас проблемы с наличкой, – брякнула Шиан.
Я рассказал ей о магазинной карточке, и Хелен спросила, какой процент я буду выплачивать. Когда я сказал, что 29 процентов, она предложила:
– Бросьте все это здесь, аннулируйте карточку, прыгайте в фургон и сваливаем.
Но, дорогой дневник, я не мог так поступить. Какой смысл жить в лофте, если ты не можешь ходить по деревянному полу в белом купальном халате, сидеть на белом диване в ожидании, пока сварится кофе в кофеварке, а потом отнести кофейник на стильный столик на балконе и вкусить круассан с шестиугольной черной тарелки?
Маргаритка умудрилась разнести лебединое дерьмо по всему сверкающему лаком полу. Она вызвалась вымыть пол и спросила, где я держу швабру и ведро. Когда же я сердито сообщил ей, что пока не обзавелся столь прозаическими предметами, она заявила:
– Знаешь, Адриан, жизнь – это не только белые диваны и оливковое масло высшего сорта.
В качестве подарка на новоселье Маргаритка принесла пучок подвесных перьев, которые она называет "ловцы снов". Очевидно, их предназначение – улавливать мои сны и превращать их в быль. Я не стал говорить Маргаритке, что мне снится один и тот же сон: Пандора Брейтуэйт падает на колени и умоляет меня заняться с ней любовью.
Мы сидели на балконе и пили кофе. На Маргаритке был свитер, почти точно такой же, какой весь прошлый месяц носил ее отец, только попестрее. Вскоре она поежилась и сказала:
– Я очень легко простужаюсь. Давай вернемся внутрь.
Немного погодя она спросила, можно ли ей воспользоваться туалетом, и я, как честный человек, предупредил, что ее силуэт будет проступать через стеклянные блоки. Маргаритка вздохнула и сказала, что потерпит до дома. Я понадеялся, что терпеть ей недолго.
Наблюдая, как я распаковываю домашний развлекательный центр, она пришла в ужас от количества упаковочного материала. Когда Маргаритка завела пластинку о вреде пенопласта, я ни с того ни с сего бросился доказывать обратное. Мол, пенопласт – красивый, практичный и легкий материал. Вскоре мы уже ожесточенно спорили о земных ресурсах. В этом споре каким-то образом всплыло мое письмо от 12 ноября, которое Маргаритка процитировала слово в слово.
Свой монолог она завершила словами:
– Рано или поздно все мои парни присылали мне подобное письмо.
Она взяла кусок пенопласта и принялась крошить его. Как назло, сквознячок погнал крошки по полу. Тут бы и заявить ей, что я больше не желаю ее видеть. В конце концов, я начинаю совсем новую жизнь! Но мужество покинуло меня, и я словно со стороны услышал, как принимаю приглашение на воскресное чаепитие с ее родителями у них дома.
Звонила Рози, умоляла выслать ей минимум 200 фунтов. Наркодилер, поставлявший наркотики Саймону, грозит перебить ему ноги. Был с нею откровенен: у меня долгов на тысячи фунтов.
Потом спросил, как продвигается ее диссертация.
– Задолбал! – огрызнулась Рози.
Значит, никак.
Посоветовал ей вычеркнуть Саймона из жизни.
Она вздохнула:
– Не могу, я ему нужна. Никто другой не станет с ним возиться. Прошлую ночь он провел в полицейском участке, потому что украл из университетского бара коробку для сбора пожертвований в пользу Общества защиты детей.
Воскресенье, 17 ноября
Еще одна беспокойная ночь – теперь на новом футоне. Не привык я спать так низко. Проснулся в 5 утра и целый час переживал из-за чаепития у Крокусов. Затем прочел полглавы автобиографии Джона Мейджора. Безотказное снотворное.
В следующий раз меня разбудил голос отца:
– Кыш, отродье, кыш!
Отца визгливо увещевала мама:
– Джордж, Джордж, не зли их! Лебедь может сломать человеку руку.
Надев белый халат, я вышел на балкон и глянул вниз. Лебеди окружили родителей, медленно продвигавшихся по дорожке вдоль канала. Отец отбивался от лебедей свернутыми в трубочку "Новостями мира", словно это была рапира, а он граф Монте-Кристо. Когда я вышел на балкон, лебеди отступили и перегруппировались. Сэр Гилгуд уставился на меня. Клянусь всеми святыми, эта тварь усмехалась! И за что он на меня взъелся?
Подошвы родительской обуви были уляпаны лебединым дерьмом, поэтому я потребовал, чтобы они разулись у двери.
Они молча обошли квартиру, а затем отец вопросил:
– 190 000 фунтов вот за это?! За одну большую комнату со стеклянным сортиром?!
– Постелешь ковры – и все будет нормально, – утешила меня мама.
Они закурили, но я сказал им, что в квартире курить запрещено, и вывел их на балкон. Сильный ветер ерошил лебединые перья.
Мама вручила мне открытку с лунным пейзажем. И что мне с ней делать, недоумевал я, пока не перевернул открытку. Она оказалась от Гленна – с Тенерифе.
Дорогой папа
Мы с парнями класно приводим время. Тут жуткая жара и я стал весь коричневый. Позвонила мама. Сказала ты подрался в магазине с Райаном. Надеюсь ты хорошо ему врезал папа. Не растраивайся что я не поехал с тобой отдыхать. Скоро я отправляюсь на Кипр вместе с армией. Ха-ха-ха.
С наилутшими пожиланиями
твой сын Гленн
Я приготовил кофе, вынес его на балкон.
– Полин, видишь вон тот горбатый мостик? – говорил отец. – Под этим мостом я потерял девственность с Джин Арбатнот. Мне было семнадцать, и чувствовал я себя в тот вечер так, словно выиграл в футбольный тотализатор.
– Ты использовал презерватив? – спросила мать.
– Презерватив? – удивился он. – В пятидесятые никто об этом не думал.
– Странно, что она не забеременела, – сухо обронила мама.
– Мы занимались этим стоя, Полин, – объяснил отец, будто малому ребенку. – Нельзя забеременеть, если ты занимаешься этим стоя, с первого раза нельзя.
Закончив курить, они огляделись в поисках пепельницы и, не найдя таковой, щелчком швырнули окурки в канал.
Мама помогла мне собрать и подключить развлекательный центр, а отец читал "Новости мира", то и дело возмущаясь половой распущенностью современной молодежи.
Когда он собрался в туалет, я, как обычно, предупредил о прозрачных стенках.
Но папа отмахнулся:
– У меня нет ничего такого, чего твоя мать и ты раньше не видели.
Я все же отвернулся, но не мог не слышать оглушительного звука струи. Мой отец мочится, испражняется, кашляет, чихает и рыгает громче любого другого человека на свете. Как мама это терпит, ума не приложу.
Когда развлекательный центр подключили, а колонки расставили, я достал диск с "Призраком оперы". По случайности громкость была выведена на максимум, и вступительный вопль Сары Брайтман едва не сбил нас с ног. Я поспешил уменьшить звук, но пол все равно вибрировал, а стеклянные блоки туалета позванивали. Профессор Луг, живущий этажом ниже, забарабанил мне в пол. В квартире сверху барабанили в потолок. На меня дохнуло присутствием соседей, и я почувствовал себя крайне неуютно.
Мама сообщила, что вчера им позвонила Рози.
– Ну и как она? – спросил я.
– Чудесно! – Мамино лицо расплылось в широчайшей улыбке. – Она почти закончила диссертацию и встречается с замечательным парнем по имени Саймон. Ей нужно двести фунтов, чтобы купить новый принтер, распечатать диссертацию.
Как мало родители о нас знают! Интересно, мои дети тоже мне лгут?
Незадолго до ухода отец рассказал, что поставил на то, что Ханс Бликс, главный инспектор вооружений ООН, не найдет в Ираке оружия массового поражения.
Мама насмешливо заметила:
– У дураков денежки не задерживаются. Тони Блэр наверняка знает что-то такое, чего не знаем мы. У него в руках секретные документы, Джордж. Он читает доклады спецслужб. Контактирует с МИ-5, МИ-6, ЦРУ, ФБР, Моссад и Рупертом Мёрдоком.
Отец рассмеялся:
– Помнишь, как мы лгали Адриану насчет зубной феи, Полин? Лишь в одиннадцать лет он выяснил, что это я кладу ему фунт под подушку, а не чертова фея.
– Ну и что с того? – холодно осведомилась Полин.
– А то, – заорал отец, – что люди, которым мы доверяем, нам лгут! Взять хотя бы Джеффри Арчера.
Прежде отец был большим поклонником Арчера и счел себя преданым, когда выяснилось, что тот солгал на своем первом процессе.
Только я притормозил у дома Крокусов, как навстречу мне выскочила Маргаритка.
Она нервно зашептала:
– Не говори, что ты живешь на чердаке. Что твои родители курят. Что у тебя сын в армии. И что ты когда-то готовил потроха в Сохо. И пожалуйста, пожалуйста, ничего не говори про Мексику.
Я удивленно ответил, что никогда не бывал в Мексике, не знаю ни одного мексиканца и не говорю по-мексикански, поэтому крайне маловероятно, чтобы я "затронул вопрос о Мексике". А еще я сказал, что, похоже, мне не удастся вымолвить ни слова – столько запретных тем.
– Говори о книгах и о том, какая я восхитительная, – посоветовала Маргаритка.
С тяжелым сердцем и Маргариткой, висящей у меня на руке, я переступил порог.
По дороге на заправке "Бритиш Петролеум" я купил для Нетты букет. Принимая его, она сказала:
– Как мило, букет из садовых цветов. Наверняка я смогу оживить их, если немедленно поставлю в воду. Прошу меня извинить.
И она унеслась с букетом, словно торопилась в реанимацию, чтобы подключить цветочки к аппарату искусственного кровообращения и вентиляции легких.
Майкл Крокус сидел у себя в кабинете, притворяясь, будто целиком поглощен изучением фолианта в кожаном переплете и не слышит, как Маргаритка стучит в приоткрытую дверь. Я вошел следом за Маргариткой. Свитер с деревьями выглядел изношенным. Мистер Крокус сдвинул очки на лоб и встал.
– Вы застигли меня в моем логове, молодой человек, – сказал он. – Я как раз смотрел значения слова "моул". Получается, Адриан, что "моул" – это подземное животное, передние лапы которого покрыты волосами; пятнышко на коже; мясистый нарост в матке; бухта, защищенная волнорезом, а также "крот" – шпион, внедрившийся в некую организацию и заслуживший полное доверие. Что из этого относится к тебе?
В окно кабинета я увидел, как Нетта швырнула половину только что купленных цветов на огромную компостную кучу.
Спасла положение Маргаритка.
– Думаю, Адриан – скорее шпион, – хихикнула она. – У него столько секретов.
– Напротив, Маргаритка, моя жизнь – открытая книга, – возразил я.
– Так-так, книги, – прогудел Крокус. – Маргаритка говорит, что ты работаешь на этого старого греховодника Хью Карлтон-Хейеса.
Я вспомнил доброе лицо мистера Карлтон-Хейеса, его кардиганы, пушистый венчик седых волос и счел своим долгом встать на его защиту.
– Мистер Карлтон-Хейес – самый порядочный из известных мне людей, – заявил я.
Крокус осклабился:
– Ладно, погожу разрушать твои иллюзии, Адриан.
Внезапно в комнату ворвалась угрюмая девица с необычайно длинными волосами и в футболке с надписью "Сука".
– Велено звать к чаю, – процедила она.
Это была Гортензия, средняя сестра Маргаритки. Она вернулась на время в отчий дом, дабы прийти в себя после неудачного романа с коллегой, учителем математики.
Меня провели в гостиную, усадили и представили кошкам – Шафранке и Лютику.
Волос длиннее, чем у Гортензии, я в жизни не видал. Должно быть, она отращивала их лет с двенадцати. Она беспрестанно теребила свои волосы, рассыпала по плечам, откидывала назад, садилась на них, заматывала в узел и тут же роняла тяжелой волной. Я понимал, что от меня ждут комплиментов этим нелепо длинным волосам, – похоже, Гортензия считала длинноволосость квинтэссенцией своей индивидуальности. Но я не смог заставить себя выдавить хоть слово.
Маргаритка выразительно поглядела на меня:
– Гортензии требуется четыре с половиной часа, чтобы высушить волосы.
В ответ я лишь слегка кивнул.
Выбор чая оказался богатый: яблоки с ежевикой, крапива, мята перечная, базилик и чай из бурачника.
– Мы сами выращиваем и сушим травы. В них нет ни добавок, ни консервантов. Все экологически чистое, – угощала Нетта.
Мне вручили тарелку с непропеченными коричневыми кусками не пойми чего. Оказалось, это лепешки, которые Нетта испекла из муки, смолотой меж каменными жерновами. Муку эту ей доставляют с ветряной мельницы в Соммерсете.
– Мы стараемся питаться как в Средние века, – пояснил Майкл Крокус, – тогда с продуктами еще не химичили.