- Идите к черту. Отвезите ее в питомник без негров. Есть отличный питомник в Санта-Монике. Просто роскошный. Даже мэр Йорти не сделал бы лучше.
- Тогда дайте мне телефон Киза.
- Что вы от него хотите?
- Хочу с ним поговорить.
- Знаете, он черный мусульманин. В лучшем случае вы поможете ему достать билет в Мекку. You’ll only help him to get his ticket for Mecca. Если не ошибаюсь, мусульмане имеют на это право, если приносят пророку Мухаммеду пять скальпов со светлыми волосами или пять пар розовых ушей.
- Если он вернется к вам, вы заберете собаку?
- It’s a deal. Договорились. Представляете, у меня две сотни змей, переполненных отличным ядом, и никого, кто мог бы его извлечь. Киз - специалист по ядам. В общем, здесь у меня нет его телефона. Позвоните мне завтра в контору.
На ночь я запер Батьку в гараже, оставив ему королевское угощение.
Джин я не сказал ни слова. Она не знала, что Батька вернулся.
В гостиной проходило очередное собрание активистов.
Джин Сиберг с четырнадцати лет принадлежит ко всевозможным обществам борьбы за равноправие. Из-за этого между нами возникают довольно серьезные разногласия. Мои метания в поисках равенства и братства проходили между семнадцатью и тридцатью годами, а так как у нас двадцать четыре года разницы, я категорически отказываюсь заново переживать эту медленную агонию. Я знаю слишком много случаев, когда подобные попытки заканчивались неудачей, и не хочу добавлять к ним свою.
Когда я вошел в гостиную, все умолкли. И правильно сделали. Так случается нередко. Достаточно взглянуть на меня, чтобы слегка поумерить пыл. Ибо я знаю, что в "хорошем лагере" мерзавцев и рвачей не меньше, чем в "плохом".
Обстоятельства того собрания, о котором я говорю, как будто нарочно сложились так, чтобы подтвердить мою правоту.
Через несколько недель один из присутствовавших на нем мерзавцев, облачившийся в черную кожу, если можно так сказать, по случаю, попытался немного пошантажировать, под благородным предлогом gaming whitey, игры в "заводного белого".
- Мисс Сиберг, у нас есть компрометирующее вас письмо, в котором вы соглашаетесь передать братский революционный привет африканским студентам Парижа… Там даже есть имя одного из лидеров "Черных пантер"… Если мы это опубликуем, ваша актерская карьера в Америке…
Джин ответила:
- Публикуйте.
Через несколько минут она уже плакала. Мисс Сиберг еще в том возрасте, когда можно в чем-то разочароваться.
Я подождал, когда она заплатит свою контрибуцию, то есть когда гостиная опустеет, и отправился спать.
На другой день я получил телефон Киза и позвонил ему. Детский голос сообщил, что папы нет дома.
- Вы не скажете, где я могу его найти?
Девочка с волнением спросила:
- Вы из-за животного?
- Да, это очень важно.
На другом конце провода перешептывались.
- Папа в "Блинном домике", в Фэйрфаксе.
Я добыл адрес "Блинного домика" и отыскал Киза, который сидел перед горой блинов с кленовым сиропом. На голове у него была одна из тех мусульманских шапочек, которые кажутся вырезанными из карпетов. Он очень приветливо поздоровался со мной и острием ножа указал на свободный стул. У него были необычайно белые и острые маленькие зубы. Я открыл было рот, чтобы приступить к своей защитительной речи, но Киз перебил меня:
- Знаю, знаю, просто в тот день я немного не выдержал. I’m sorry about that. Мне очень жаль… Это мои уши меня подвели.
- Ах, уши, - повторил я с понимающим видом, хотя не понял ровно ничего.
- У меня чувствительные уши. Я больше не мог выносить его воя. Я вздул его, ну, ну примерно как разбивают радио, от которого слишком много шуму…
Он задумался, не переставая жевать. Я помню, что снова поймал на его лице выражение, которое не могу назвать иначе как scheming, оно появляется у людей, исподволь разрабатывающих какой-то план.
- Отвезите его в питомник. Я сам им займусь. На это уйдет немало времени. Но я уверен: у меня получится. - Он разрезал на четыре части сочащийся янтарем блин. - У меня всегда получается.
- Вы хотите, чтобы я предупредил Джека?
- Не стоит. Я закончу с этим и вернусь к работе. Привезите собаку к полудню. - Ел он с аппетитом. - Прекрасный зверь. Жаль было бы его потерять. - Он улыбнулся мне своими острыми зубками. - Вы знаете, что после Уоттса белые платят за хорошую сторожевую собаку до шестисот долларов?
Я ничего не ответил, встал и ушел. Этот мерзавец явно принимал меня за белого.
Глава III
Я отвез Батьку в питомник и объявил Кэрратерсу о скором возвращении его драгоценного помощника. Змеи снова будут отдавать свой яд на пользу человечеству. Джек как раз пил утренний кофе, прислонившись к решетке обезьянника. Какое-то существо с короткой черной шерстью, чуть крупнее уистити, пыталось у него из-за спины окунуть в кофе палец. Время от времени Джек протягивал обезьянке ломтик хлеба с маслом, от которого они по очереди откусывали.
- У меня тут полная непруха с кенгуру, - сообщил он. - Сегодня утром мать семейства устроила взбучку папаше - какие-то домашние неурядицы. Не могу понять, что происходит в этой семейке. Я не один раз пытался разобраться в психологии кенгуру, но у меня ничего не вышло. Говорят, что австралийцы похожи на американцев, но о кенгуру такого не скажешь. Ну что с ней такое, с этой заразой? У моего парня нет другой самки, так в чем же дело? Меня это злит, потому что сегодня днем они должны показывать бокс в пользу корейских сирот. А старик сейчас не в состоянии драться. Он жутко запуган. Понимаете, кенгуру - они все немножко с приветом. Несколько лет назад я держал одного, так он грохался в обморок каждый раз, как я впускал к нему течную самку. Он начинал быстро-быстро хватать ртом воздух, как кролик, а потом терял сознание. Впечатлительный. Самку это так оскорбляло, что она с разбега прыгала на нему всей своей тяжестью. Психология, приятель, доставляет одни неприятности. Кофе хотите? Нет? Так что, Киз возвращается и сам займется нашей собачкой?
- Да, Киз славный парень.
Ной отпил глоток кофе. Вид у него был задумчивый.
Мгновение он смотрел на меня своими бледными глазами, потом отвел взгляд.
Обезьяна протянула руку и вырвала у него бутерброд.
- Змеи его тоже очень любят, - сказал Джек. - Киз - настоящий чародей. - Он выплеснул остатки кофе на траву. - Никогда не видел такого злобного типа. - В его голосе послышалось уважение. - Приятно посмотреть, как… Ладно, пора идти поднимать моральный дух моему кенгуру. - Он искоса посмотрел на меня. - Зачем вы все это делаете?
- Что?
- С собакой.
- Я хочу спасти ее, вот и все.
- Как же… You bet. Что вы, собственно, пытаетесь доказать?
- Да, в общем, ничего.
- Да ладно, приятель. Знаю я вас, интеллектуалов. Вы пошли на принцип? Хотите доказать, что это излечимо?
- Да, это излечимо.
- Конечно, конечно. Но все придется начинать сначала. Вам понадобится лет сто. Хотя, если у вас будет Киз…
- Что, если будет Киз?
- Вы в хороших руках. Он спец по ядам. Be seeing you. Счастливо.
Он ушел. Обезьянка, повиснув на прутьях решетки, тянула ко мне руку и пронзительно кричала.
Глава IV
Я вернулся в Арден. Селия, наша испанская знакомая, сказала, что какой-то человек уже дважды приходил поговорить со мной и придет снова после полудня.
Шесть часов вечера. Я сидел в патио, перед бассейном.
Джин отправилась собирать пожертвования для школы Монтессори, которой она помогала вот уже год. Одна из целей этого учреждения - воспитать негритянских детей "без ненависти". Это написано черным по белому в проспекте. Воспитание без ненависти. Если именно в этом состоит их отличие от других школ, то у этой фразы глубокий подтекст.
До сих пор мне казалось, что там, где есть ненависть, нет воспитания. Только муштра и уродство.
Я говорил себе, что проблема американских негров затрагивает вопрос, который делает ее практически неразрешимой: вопрос Глупости. Во все времена она оставалась самой могущественной областью нашего сознания. История не помнит случая, когда разум преуспел в решении хотя бы одной из общечеловеческих проблем, если их основание покоится на Глупости. Ей удалось окружить их, заключить с ними договор, с помощью ловкости или силы, и в девяти случаях из десяти лишь только разум поверит в свою победу, как вновь у него на глазах пышным цветом расцветает бессмертная Глупость. Достаточно взглянуть на то, что сделала Глупость с победами коммунизма, или, например, на бурные последствия "культурной революции", или в нынешние времена - на подавление "Пражской весны" во имя "чистоты марксистской идеи".
К моей грусти и желанию отставного военного ни во что больше не вмешиваться добавилось раздражение гораздо более личного характера и довольно-таки смешное. С тех пор как я приехал в Голливуд, мой дом, то есть дом моей жены, стал настоящим штабом людей доброй воли, либералов из белых американцев. Либералы (в американском смысле слова - наиболее близкое по значению французское, наверное, "филантроп" или, скорее, "гуманист") проводили там по восемнадцать часов в сутки, даже когда Джин уезжала на киностудию. Это было постоянное дежурство прекрасных душ, и тому, кто думает, что в моих словах есть хотя бы капля насмешки, лучше немедленно закрыть книгу и убраться куда подальше. Уже сорок лет я таскаю по свету свои иллюзии, целые и невредимые, несмотря на все старания избавиться от них и отчаяться раз и навсегда, на что я органически не способен. Именно это делает меня таким воинственным по отношению ко всем "прекрасным душам", в которых я вижу собственное отражение. В такие минуты я подобен скорпиону, жалящему самого себя, или неграм, которые ненавидят друг друга, живя в одинаково тяжелых условиях, или евреям-антисемитам. Должен сказать, что меня все больше и больше раздражает количество паразитов, вертящихся вокруг Джин. Каждый день во имя борьбы за гражданские права создаются мелкие организации и группы, единственный вид деятельности и единственная цель которых - обеспечивать экономическую стабильность своему руководству. Они занимают выжидательную позицию и всегда готовы проглотить манну небесную, рассыпаемую различными фондами и федеральными властями. Я никогда не совал нос в денежные дела Джин Сиберг. Но с первого же дня в Ардене я наблюдаю с полдюжины con-men, вечных плутов и мошенников, которые с азартом играют - и выигрывают, - ставя на ее двойное чувство вины: во-первых, она кинозвезда, существо, возбуждающее самую сильную зависть и потому одно из самых презираемых, во-вторых - лютеранка, апофеоз "первородного греха".
Досадно, что сам я не признаю за собой "власти мужа" по кодексу Наполеона; честно говоря, я с удовольствием сослался бы на него, чтобы вышвырнуть из дома пару-другую чернокожих босяков, которые заставляют мою супругу платить налог на чувство вины.
Я еще раз убедился в том, что в Америке веду себя так же свободно, как во Франции. Я слишком люблю эту страну и слишком долго в ней прожил, чтобы ощущать себя чужаком.
Я позвонил своему агенту и поручил организовать для меня отчетную поездку в Японию. Я уже бывал в Японии, и, несмотря на краткость моего визита, она стала одной из тех редких стран, где я действительно ощущал себя чужим. Восхитительное чувство непосвященности; чудовищный языковой барьер держит вас на почтительном расстоянии от окружающих. Поездка была очень недолгой, но к японцам у меня появилась та симпатия, которую я испытываю только по отношению к абсолютно непохожим на меня людям.
Я всерьез сосредоточил всю силу воли на том, чтобы убедить себя сложить чемодан и бежать из Штатов куда глаза глядят, только бы не слышать каждый раз одну и ту же песню: "Конечно, этот чернокожий - прохвост, но не забывайте, что именно белые сделали его таким".
Мэй сидел у меня на коленях. Этот сиамский кот не расстается со мной и, устроившись на плече, во всех подробностях, полным бесчисленных оттенков голосом рассказывает свои непостижимые истории. И в этот раз он снова принялся поверять мне тайны кошачьего мира, в которые я тщетно стараюсь проникнуть. Чудесные сказания, которые только Пушкин умел переложить в стихи, быть может, вся кошачья философия, проходили мимо меня - настоящая катастрофа для филологии. Наконец-то сфинкс заговорил и обо всем вам поведал, а вы застыли на пороге великого откровения из-за незнания иностранных языков.
Вернулась Джин. С минуту побродила вокруг меня, но я был как камень. Мне нечего было ей прощать, но, наверное, я испытывал легкое раздражение, довольно забавное, - раздражение мужа, который видит, что его жена больше занята несчастьями своей страны, чем собственным домом.
В дверь позвонили, и я пошел открывать. Это были мальчик и девочка лет семи-восьми, лучезарные американские дети, словно эльфы из волшебной сказки.
- Excuse us, Sir А Фидо у вас?
- Нет, его здесь нет.
Я побежал к холодильнику и вернулся с шоколадными пирожными, которые запрещает мне диета, но которые я храню там для услаждения взгляда.
- No, thank you, Sir.
Я с восторгом проглотил пирожные.
Дети обменялись взглядом, потом сурово взглянули на меня, с таким видом, как будто я заслуживал пяти лет тюрьмы без права на помилование.
- В Обществе защиты животных нам сказали, что Фидо точно у вас.
Наконец я начал понимать, кто такой Фидо. В это время из "шевроле", только что припарковавшегося перед домом, вышел пожилой человек, худой и сухощавый, с густой шевелюрой цвета "перец с солью". Сорок лет назад этот бодрый старик прыгал через изгородь в рекламе "Соли Крюшена, вечная молодость", и я с радостью отметил, что он до сих пор жив и в прекрасной форме. Упругим шагом он пересек газон. Далеко за семьдесят, если судить по количеству морщин на загорелом, веселом и открытом лице. По нему угадываются долгая счастливая жизнь, безбедная старость, до конца выплаченные залоги, страховка, рыбалка и утиная охота - список венчает традиционная рубашка в красную клетку из "Пендлтона". Он стоял между детьми, и руки его лежали у них на плечах.
- Good afternoon, Sir… В Обществе нам сказали, что три недели назад вы подобрали собаку, очень похожую на нашу. Это немецкая овчарка с маленькой бородавкой на морде и с несколькими рыжеватыми подпалинами. Наш фургон сгорел в Гардении, пока мы были на прогулке, а собака спаслась и убежала неизвестно куда.
- Fido is the name. Ее зовут Фидо, - сказал мальчик.
Я услышал за спиной шаги. Моя жена. Я постарался не оборачиваться. Джин не умеет лгать.
- Входите, входите…
Они вошли. Дети не сводили с меня глаз. Наверное, они очень плакали, когда их любимый Фидо пропал.
Я приветливо улыбнулся, вид у меня при этом был самый искренний. Я уже давно был готов к такому повороту событий. Думаю, что мысленно я даже потирал руки.
- На вашей собаке не было ошейника?
Старик покачал головой:
- Нет, она потолстела, и мы были вынуждены снять ошейник, который ей давил, особенно когда нам приходилось привязывать ее. Мы как раз собирались купить новый, с личным номером, но вот видите…
Я поднял руку:
- Не имеет значения. Я уверен, что это та самая собака, с бородавкой, с рыжиной вокруг носа, как у заядлого курильщика, ха-ха-ха…
Лица белокурых ангелочков просветлели.
- Это точно она, - сказал папаша Крюшен.
- Мне очень жаль. У меня ее больше нет. Я обратился к защитникам животных, даже дал объявление в газете… Никто не отозвался.
- Мы здесь на каникулах, - сказал старик. - Мой сын приехал с женой в Лос-Анджелес, чтобы посмотреть, понравятся ли им эти места, и при случае подыскать дом. Потом он вернулся в Алабаму уладить свои дела, прежде чем окончательно здесь обосноваться.
- Алабама - красивое место, - сказал я любезно.
На лице старика появилась одна из тех улыбок, от которых в комнате делается как будто светлее.
- Самое прекрасное, - сказал он.
- Но и Калифорния тоже ничего, - добавил я.
Он согласился:
- Здесь больше возможностей найти выгодную работу. Мой сын двадцать лет отслужил в полиции, а теперь хочет завести собственное дело: открыть питомник. Ему только сорок семь лет. Да, он служил в полиции. Я сам был шерифом…
Я улыбнулся:
- Семейная профессия.
- Да, еще мой отец тоже был deputy sheriff и… "Сейчас он вытащит фотографии", - подумал я. За спиной я услышал дрожащий голос моей жены, которая сказала по-французски:
- Если ты отдашь им собаку, я уйду. Я улыбнулся еще шире.
- Заткнись, - сказал я с любезным видом. - Я просто валяю дурака.
Крюшен был в восторге:
- Так вы француз?
- Да, я родился в Вердене, его еще называют чудом Марны.
- Я был во Франции в семнадцатом году, - сказал он. - Добровольцем. "Мадлон", маршал Фош… Сколько лет прошло…
- Без штампов он обойтись не мог, старый козел, - сказала Джин.
Когда Джин говорит на французском сленге с американским акцентом, это надо слышать.
- Мне очень жаль, но пес уже не у меня. - Я сделал паузу. - Он прекрасно выдрессирован…
Но я совсем забыл, что для славного старичка все это в порядке вещей и ему не в чем себя упрекнуть. Мой едкий намек пропал втуне.
- Это полицейская собака, - объяснил он. - Одна из лучших. Мой сын сам ее дрессировал. В полиции он занимался выучкой собак. Он всегда любил животных; он и родителей ее дрессировал. Фидо - полицейская собака в третьем поколении. Достигнув восьми лет, собаки уходят на пенсию. Их хорошо разбирают. Мой сын выкупил своего любимца. Никто не стережет дом лучше него.
- Ага, а то… - Джин неожиданно выдала реплику из своего диалога с Бельмондо в фильме "На последнем дыхании".
Я перевел:
- Моя жена просит прощения, она ни слова не знает по-английски… Она спрашивает, не выпьете ли вы чего-нибудь.
- А как насчет ушей? - спросила Джин.