Со стороны входа в амфитеатр в шершавой каменной стене, примыкавшей к входной арке, появился узкий проход, образовавшийся на месте ушедшей вглубь узкой прямоугольной плиты. Из потайной двери показалась та самая девушка, что недавно исполняла смертельно опасный танец с песчаным тигром. Своё прежнее одеяние, походившее на чёрный гимнастический купальник, она сменила на лёгкое коричневое платье без рукавов, подпоясанное серым плетёным ремнём. Танцовщица, ступая быстро и непринуждённо, подошла к сиденьям театра и, осмотрев ярды, направилась, перепрыгивая со ступени на ступень, прямо к старой женщине, поджидавшей её. Остановившись в трёх шагах от облачённой в жёлтую рясу старухи, по-прежнему смотревшей на арену, девушка с почтением поклонилась ей и, снова выпрямившись, замерла, не проронив ни слова.
Первой заговорила старуха. Она говорила низким скрипучим голосом, словно нож с зазубринами резавшим тишину знойного вечера. И хотя Юля не понимала ни слова, по интонации говорившей и по сосредоточенному лицу внимавшей ей девушки, изо всех сил пытавшейся не показать своего волнения, она заключила, что речь, скорее всего, идёт о прошедшем выступлении. Желая понять больше, она обратилась к Нараяну, который, несомненно, знал, что женщина говорила танцовщице. Но, вместо того, чтобы перевести её монолог, Нараян сказа: "Отбрось сомнения и слушай".
И Юля стала слушать, и постепенно, несмотря на то, что она не знала ни слова из этого инопланетного языка, до неё начал доходить смыл речи старухи:
– Твой танец можно назвать сносным, но и только – говорила женщина, не одарив стоявшую по левую руку от неё исполнительницу и взглядом. – Движения пластичны, но недостаточно точны, один раз зверь едва не настиг тебя, ты не в полной мере управляла им. Такой уровень танца может сгодиться для провинциального театра и развлечения толпы, но не для выступления в главном храме на празднике Дарителей Воды. Твоя работа сегодня не достойна богини, и ты должна понимать это, Хами. Тебе нужно проявить больше упорства и старания, чтобы твоё исполнение не стыдно было представить великим жрецам в День почитания танца Джеруллы со стражем песков. Ты понимаешь меня?
– Да, госпожа, – ответила Хами сухим от переживаний голосом и снова поклонилась наставнице.
– Я понимаю, сегодня ты впервые встретилась на арене с полудиким тигром, а с ним работать намного труднее, чем с выращенными в театре животными. Но на празднике Дарителей Воды танец Джеруллы с хозяином песков исполняется с настоящими дикими тиграми из сердца Сартарии. Они гораздо сильнее и быстрее того зверя, с которым ты танцевала сегодня, они намного дольше могут обходиться без солнечной подпитки на голодный желудок. А ты помнишь, что танцы проводятся в полдень, когда их энергия на пике? Один неудачный скачёк, и он растерзает тебя, как детёныша скалистой антилопы. На празднике не должно быть пролито ни капли крови, иначе боги отвернутся от нас, Хами! Помни об этом и тренируйся больше, и молись богине, чтобы она помогла тебе полностью раскрыть твой талант.
– Да, госпожа, – покорно повторила Хами, вновь согнувшись в поклоне.
– К следующему году ты должна преобразиться, – заявила старуха, обратив, наконец, своё морщинистое лицо к воспитаннице, – тогда я с гордостью смогу представить тебя жрецам главного храма как свою ученицу. Твоя ловкость, скорость реакции и умение управлять животными – это дары Джеруллы, и если ты научишься ими пользоваться как следует, то сможешь достичь высот мастерства и, быть может, однажды стать главной танцовщицей в её честь, – при этих словах глаза старухи засияли от предвкушения той славы, которую получит наставница исполнительницы, занявшей столь высокий пост, и тень тщеславия легла на её изрезанный временем лик.
В этот раз Хами ничего не ответила. Честолюбивые грёзы нисколько не увлекали её мыслей, занятых необходимостью устранить все огрехи танца. Девушка желала достичь, если не совершенства, то, по крайней мере, состояния, близкого к безупречности. И было что-то ещё, что вызвало едва заметную судорогу нетерпения в её последнем поклоне старой наставнице, когда та поднялась с каменной скамьи и отпустила ученицу.
Получив свободу, девушка по имени Хами, с наибольшей скоростью, которую позволяло уважение к оставшейся стоять среди рядов скамей наставнице, поспешила к арке-выходу из театра. И, следуя пробудившемуся любопытству, Юля в сопровождении Нараяна отправилась за ней.
За воротами амфитеатра Хами уже ждал стройный пятнистый зверь с длинной гибкой шеей, отдалённо похожий на смесь коня и собаки, с мягкими лапами, коротким хвостом и округлой мордочкой молодого гиппопотама. Рядом с этим несуразным животным не было ни одного человека, из чего выходило, что он сам пришёл к театру в назначенный час. Подойдя к нему, Хами нежно погладила доверчево опущенную к ней мохнатую голову, потом извлекла из складок своей одежды кусочек какой-то еды и предложила его зверю. Он с аппетитом слизнул угощение с ладони девушки длинным фиолетовым языком и издал довольный свистящий звук. Тогда Хами обошла необычного коня с левого бока и грациозно запрыгнула на его покатую спину, возвышавшуюся на полтора метра над землёй. Погладив с правой стороны плотную шею собако-коня и легонько постучав пятками по круглым бокам, Хами направила его быстрой рысью навстречу заходящему солнцу.
Юля и Нараян неотступно следовали за Хами, скакавшей верхом через пустыню, поднимая клубы оранжевой пыли. Огибая высокие дюны, она мчалась в сторону моря, пенные, насыщенно синие волны которого разбивались, гонимые вечерним ветром, о подножие скалистого берега. Быстроногий зверь осторожно нёс свою хозяйку, плавными ритмичными прыжками взбираясь на пологий хребет каменного обрыва. Остановившись в шаге от края, собакоподобный конь опустился на песок, поджав по себя лапы, и уставился на красный диск садившегося в море солнца. Хами слезла со спины зверя и, разминая затёкшие во время скачки ноги, прошлась по песку вдоль ровного среза скалы. Подобно своему четвероногому другу она не спускала глаз с медного светила, медленно скользившего по небосклону к поверхности моря, словно боялась пропустить тот миг, когда оно коснётся солёных волн и обагрит их огненным сиянием.
"Что-то должно случиться на закате", – подумала Юля, увидев, как Хами внезапно замерла над самым обрывом. Сердце её наполнилось волнительным предчувствием, какое, должно быть, ощутила и сама юная укротительница тигров, отчего неосознанным жестом прижала к груди свои тонки смуглые ручки. Лицо танцовщицы преобразилось, став из неизменно сосредоточенного и почти настороженного вдохновенно-торжественным, восхищённым, как у человека, обращавшегося к небесам с искренней и радостной молитвой. И молитвой Хами стала песня, прекрасная и печальная, но столь же торжественная и яркая, как блеск её чёрных глаз. Чистый, звонкий голос девушки разлился над морем, вознося хвалу красоте и совершенству светила, тонувшего в алых волнах, и даже ветер утих, точно внимая древнему как мир Гимну Заходящему Солнцу.
И не заметив, как это случилось, Юля начала петь слова гимна вместе с Хами, они звучали в ней, сопровождаемые золотым потоком раскатистой мелодии, сотрясавшей пространство всплесками тоскующей красоты угасавшего дня. Богатый и сильный голос Хами, исходивший из глубинны её души, слился с неслышимым в этом далёком мире голосом Юлиной души, и, войдя в унисон, они оба зазвучали громче. И вдруг их транспланетный дуэт превратился в трио – Юля отчётливо услышала, как к их с Хами пению присоединился новый, незнакомый голос, доносившийся из звёздных далей. А вслед за голосом на фоне окрашенного в багрянец неба в воздухе за краем обрыва возник полупрозрачный силуэт юноши. Едва различимые в лучах заходящего солнце черты его лица казались пронизанными звёздными сиянием, ярче всего горевшим в больших стального цвета глазах, смотревших на Хами сквозь сотни световых лет космических просторов. Было в облике пришельца нечто, роднившее его с Нараяном, но Юля не могла уловить, что именно. Возможно, то были его излучавшие звёздный свет глаза или чарующая, пленительная красота, неотразимая несмотря на эфемерность и зыбкость его облика в пределах Золотого Мира.
"Да, – решила Юля, – дело в их красоте, из-за неё они так похожи… Но кто он и откуда?"
Юля смотрела на таинственного инопланетянина, облаком парившего над морем в метре от скалы, с которой на него затуманенным от восторга взглядом глядела Хами, и чувствовала, как с её разумом происходит волшебная и необратимая перемена. Мир вокруг перевернулся, внезапно со всей ясностью она осознала, что в действительности представляет собой Космос. Он был домом, невообразимо огромным домом для бесконечного числа живых существ, среди которых было много, очень много людей. Да, именно людей! Не говорящих осьминогов, не пишущих стихи стрекоз, не создающих компьютеры движущихся мхов и прочей зверо– и растениеподомной чепухи, а нормальных, человекообразных людей!
Юле вспомнились одна виденная несколько лет назад научно-популярная передача, в которой учёный биолог-эволюционист, приводя логичные и научно обоснованные доводы, объяснял, почему разумные существа на других планетах должны быть похожи на земных людей. Она не помнила подробностей, но это было как-то связано с процессом естественного отбора, в ходе которого организмы могли сохранить только наиболее полезные с точки зрения выживания черты, а торчащие во все стороны щупальцы и прочая ерунда к ним точно не относятся. Определённо в её памяти с той передачи запечатлелось одно слово, которое учёный неоднократно повторял, так как оно составляло суть его доводов – "Конвергенция". Оно означало, что живые организмы, принадлежащие к разным биологическим видам, но обитающие в похожих природных условиях, в процессе эволюции зачастую приобретают сходный внешний вид, так как они занимают одинаковые экологические ниши.
"Тот учёный был бы рад, узнать, что его гипотеза оказалась верной, – думала про себя Юля, охватывая мысленным взором космические пространства, насёлённые пусть внешне и различными, принадлежащими к непохожим культурам, несущими в своей памяти тысячелетия своеобразной истории, но всё же людьми. Космос – это огромный, многоцветный, густонаселённый человеческий город.
Если до этого мгновения Юля ещё и воспринимала подсознательно космос как восхитительно прекрасную, притягательную, но малообитаемую территорию (сказывались годы вдалбливаемых ей в мозг доктрин официальной земной науки), то теперь от холодящего трепета перед одинокими звёздными просторами не осталось и следа. Постепенно, но неотвратимо понятие родного края для Юли расширилось с планеты Земля до границ если не вселенной, то, по крайней мере, галактики.
Тем временем между Хами и инопланетянином происходил хорошо знакомый Юле безмолвный диалог, основанный на невидимой связи их сознаний и сердец. Миниатюрная танцовщица с замиранием дыхания внимала телепатическому голосу полупрозрачного юноши, которого она, должно быть, считала неким божеством, спустившимся к ней с небес. Юля не могла понять, что говорил Хами инопланетянин – потому, что его мысленное послание предназначалось для одной только дочери Золотого Мира – но ничуть не была огорчена этим. Её волновало другое – неожиданно возникшее сильное желание самой пообщаться с пришельцем с неизвестной планеты. Но отчего-то Юля не решалась попытаться установить с ним контакт. Её сковало смущение перед этим сверхъестественным созданием, близкое к трепету перед неизвестным, и какой-то стыд за своё несовершенство. Внутренне она отчетливо понимала, что и Нараян, и этот новый инопланетянин стоят на более высокой ступени развития, чем она. И хотя Нараян ни разу не выказал и тени превосходства, Юля знала, что она не ровня ему. Между ними лежали тысячелетия, если не миллионы лет эволюции разума, духа и тела, не ставившие преград для их дружбы, но всё же заставлявшие её относится к нему с оттенком того сакрального восхищения, которое столь хорошо читалось на лице юной Хами.
Так, осознав природу своего основного отличия от Нараяна и других жителей внеземелья, подобно ему превосходивших в развитии землян, Юля, в то же время, ощутила особое родство с теми инопланетянами, которые находились на одной с ней стадии эволюции. Юля и Хами были почти ровесницами в этом смысле, поэтому смуглая жительница Золотого Мира казалась ей немного понятнее и не вызывала такого трепета, как ангелоподобные Нараян и сероглазый пришелец. Но, к счастью, космос свободен от предрассудков, и это новое понимание ничуть не уменьшило её симпатию и растущую привязанность к Нараяну, а, напротив, укрепила их ещё большей уверенностью в его мудрости и силе.
Пока Юля приводила своё обновлённое мировоззрение к более-менее упорядоченному виду, конфиденциальный диалог Хами с эфемерным незнакомцем подошёл к концу. Но юноша не исчез сразу, а обратил свой взор в ту сторону, откуда за ним и его собеседницей наблюдали Нараян и Юля, чем вызвал у последней смешенное чувство радости и дикого смущения. В излучавших звёздное сияние глазах незнакомца заплясали весёлые искорки, а лицо его осветилось радушием, когда он мысленно обратился к двум другим межпланетным путешественникам:
– Как радостно видеть путников из далёких миров! Благословенные звёзды устроили нашу встречу на этой земле! – зазвенел голос пришельца в сознании Юли.
От мыслей его веяло даже большей обжигающей силой, чем от ментальных посланий Нараяна. Они сотрясли её, точно гулкий, раскатистый звон тяжёлого колокола, проникающий в самые отдалённые уголки разума. Невольно Юля обратила вопрошающий взор к Нараяну, словно хотела, чтобы он сказал ей, как вести себя с этим пугающе сильным инопланетянином.
– И мы рады этой встрече! Вижу, что прибыл ты, друг мой, из высокого мира, далёким ли был твой путь? – ответил Нараян на приветствие пришельца.
– Пятнадцать звёздных систем лежат между Планетой Огня и Золотым Миром, – услышала Юля ответ в близких её уму понятиях. – А ваше путешествие началось откуда?
– Сюда мы прилетели с границ Земли, что вращается вокруг жёлтого солнца в двадцати системах от Золотого мира, – сказал Нараян.
– Юное создание прилетело с тобой, почти столь же молодое, как это дитя, – пришелец нежно посмотрел на впавшую в религиозный транс Хами.
Когда звёздный друг Хами обратился к Нараяну и Юле, маленькая укротительница песчаных тигров ощутила, что кроме него рядом с ней находится ещё по крайней мере одно божество. По её обомлевшему лицу Юля поняла, что Хами и правда увидела Нараяна, который был хоть и не столь ярок, как сын Планеты Огня, но, тем не менее, вполне различим в сгустившихся после захода солнца вечерних сумерках. Насчёт себя Юля не была уверена, её присутствие в пределах Золотого Мира совершенно определённо не могло быть настолько полным, чтобы её можно было видеть физическим зрением.
– Моя спутница лишь недавно совершила свой первый звёздный полёт и мало видела пока. Этот мир второй, после моей родной планеты, что она посещает, он похож на её собственный дом, – произнёс Нараян мягко.
– Тогда, я приглашаю вас отправиться со мной на Планету Огня, – гостеприимно сказал инопланетянин.
– Благодарю за приглашение! Мы с радостью посетим твой мир, но немного позже, – Нараян поклонился к собеседнику, – сейчас моей спутнице нужно возвращаться домой.
– В таком случае, до встречи! – улыбнулся пришелец, став при этом ещё прекраснее.
– До встречи! – тоже улыбнулся Нараян.
Скалистый обрыв, опаловые в вечернем свете воды моря, огромная оранжево-жёлтая пустыня – всё резко уменьшилось, уладилось, упав неожиданно куда-то вниз. Вот и весь золотой мир стал лишь маленьким желтым шариком на фоне величественного звёздного полотна – Юля и Нараян возвращались в Солнечную систему, к Земле. Вскоре путь их закончился, и Юля вновь оказалась перед синим ликом своей родины.
Планета Огня
Свет поднимавшегося солнца лениво пробивался сквозь закрытые вертикальные жалюзи, которые грязными серыми полосами свисали с огромных окон душной аудитории, заполненной сонными студентами. Согнувшись над партой, с трудом сдерживая частые приступы зевоты, Юля с полузакрытыми глазами механически строчила конспект, даже не пытаясь вникнуть в суть лекции, читаемой круглой, как бочонок, преподавательницей. Низкий бархатистый голос лекторши приятно проскальзывал мимо её слуха, не привлекая внимания, и лишь ещё больше убаюкивая не успевший до конца проснуться мозг. Первая пара всегда проходила как продолжение утреннего сна, прерванного мерзким звонком будильника, возвестившим о тягостной необходимости покинуть тёплую постель дома, и возобновлявшегося в форме липкой, неотступной дремоты в стенах альма-матер.
Ситуация осложнялась ещё и тем, что Юле никак не удавалось воспрепятствовать воспоминаниям о ночном путешествии наполнять её и без того расслабленное сознание. В голове у девушки то и дело возникали образы бескрайних песков под палящими лучами чужого солнца, скачущей в клубах медной пыли верхом на диковинном звере инопланетянки и величественный, грозный и прекрасный лик жителя Планеты Огня. Юля думала, что ей ни за что не забыть ту жгучую дрожь, сотрясшую весь её разум, когда в нём зазвучал ментальный голос сверхъестественного существа. Даже сейчас, когда она сидела в такой привычной, скучной аудитории за неудобной узкой партой, воспоминания о нём заставляли её сердце тревожно вздрагивать, а мысль о новой встрече и тем более посещении его родного мира вызывала тихий страх. Но страх это не походил на тот, что испытывают люди, когда им предстоит некая болезненная или неприятная процедура, нет. Он больше походил на волнение перед ответственным мероприятием, непосредственной участницей которого ей предстояло стать.
Там, на далёкой огненной планете, она окажется на виду со всеми своими помыслами, желаниями и недостатками у созданий, несравненно более совершенных, чем она сама. Для владеющих телепатией инопланетян не существует секретов, они будут видеть её насквозь, всю её жизнь, всё её ошибки, она станет для них открытой книгой. Чувство стыда, затаившееся где-то в недрах души, не давало Юле покоя, из этого чувства возник безотчётный страх быть осуждённой. Блуждая на границах сознания, навязчивый как жужжание мухи, он медленно отравлял ей радость предвкушения нового путешествия. Но с ним упорно боролось другое, подсознательное чувство, родившееся в безмолвной, неподвижно-ясной глубине её существа, неизменно служившей ей опорой в моменты сомнений. Это чувство говорило Юле, что никто из обитателей Планеты Огня не осудит несовершенств её натуры, ибо разум их выше столь примитивного поведения.
"И вообще, – сказала себе Юля, – всё это только моя жуткая мнительность. Сдалась я им, чтобы думать обо мне. Скорее всего, на меня там никто даже внимания не обратит. Всё будет хорошо, хватит ныть!".
Юля запретила себе думать о том, что будет ночью, и остаток дня прошёл в относительном спокойствии, посвящённый всяким будничным делам. Лишь около половины девятого вечера, когда она сидела дома в кабинете на втором этаже, делая задания по учёбе, позвонил Юра, чтобы поинтересоваться, как она поживает. И хотя её отношения с двоюродным братом заметно потеплели после того, как они вместе слушали "Симфонию тысячи искр", всё же его вечерний звонок удивил девушку.
Юра говорил о каких-то банальных вещах вроде учёбы и работы, но по его тону Юля поняла, что он ходит вокруг да около, не решаясь задать тот вопрос, ради которого он и позвонил. Наконец, когда терпение девушки уже подходило к концу, он спросил, как бы, между прочим, не слушала ли она снова симфонию, и не случалось ли с ней ещё чего-либо необычного.