– Нет, симфонию я больше не слушала, – ответила Юля. – А что ты понимаешь под необычным?
– Ну, что-то, чего раньше не случалось, что угодно, – пространно произнёс Юра. – Я, например…, – он запнулся, сомневаясь, стоит ли рассказывать, что с ним происходит, но, затем сделал вдох и продолжил, – в общем, меня преследует странно чувство…, будто я растворяюсь.
– Что? – переспросила Юля, – это как растворяешься?
– Знаю, звучит бредово, но иначе этого не описать. Мне кажется, словно меня по крупице уносит куда-то, как если бы я был сделан из песка, и ветер постепенно разрушал моё тело, сдувая составляющие его песчинки….
Голос Юры звучал непривычно задумчиво, почти печально, так что Юля едва узнавал своего брата. Она ничего не понимала из его слов, и потому, старясь внести больше ясности, спросила:
– Когда это началось?
– В ту же ночь, после того, как ты мне за шиворот снега накидала, – чуть бодрее произнёс Юра, вспомнив ледяной, в прямом смысле, душ. – Мне приснилось, что я опять оказался в космосе, как когда слушал симфонию, только в этот раз передо мной было не открытое звёздное пространство, а какая-то голубая планета с искрящейся атмосферой. Это точно была не Земля, потому что континенты были не такой формы, как на Земле, да и вообще… Короче, я сразу понял, что прилетел к другой планете. Какая она была красивая, Юля! Высоки горы, изумрудные леса, блестящие на солнце реки… Она казалась такой мирной, такой доброй, что мне захотелось спуститься на неё. Я приблизился к верхним слоям её атмосферы, всей душой стремясь пройти сквозь воздушный купол и добраться до зелёной речной долины, лежавшей прямо подо мной. Но что-то не давало мне этого сделать, что-то тянуло меня назад в космос туда, где, должно быть, осталась Земля. Я завис на границе манившего красотой и неизвестностью мира, и был не в силах преодолеть её, хотя и желал этого всем сердцем. Внутри меня шла борьба, я пытался оторваться от того якоря, что приковал меня к Земле. Я был далеко от нашей планеты, но она по-прежнему крепко держала меня на длинном, прочном как сталь поводке, будто я – её раб. Наконец, я изо всех сил сосредоточился на плывущей подо мной голубой планете, страстно пожелав соединиться с ней, и вдруг натяжение поводка, связывавшего меня с Землёй, ослабело, а потом и вовсе исчезло. В следующий миг я почувствовал, как что-то невидимое и тяжёлое отделилось от меня и упало вниз на голубую планету. Якорь, прежде приковывавший меня к Земле, теперь лежал на её поверхности, а я начал стремительно падать вслед за ним. И вот, когда я уже почти достиг земли, я почувствовал, что таю, мир вокруг утратил чёткость очертаний, стало темно, и я проснулся. Сработал будильник, и его звон разбудил меня. Я выключил телефон, и тогда только понял, что тело моё как будто стало тоньше, и со мной осталось ощущение, словно я растворяюсь.
Юра замолчал. Его сестра тоже ничего не говорила, размышляя об услышанном, но около минуты спустя, когда молчание уже затянулось, Юля произнесла:
– Думаю, это скоро пройдёт, твоё "таяние". В конце концов, не можешь же ты действительно раствориться в воздухе.
– Нет, конечно, – спокойно сказал Юра, – просто я точно разводился, и перед глазами то и дело встают пейзажи того мира, как будто у меня два зрения. Меня это не огорчает, но, всё же так не должно быть. Кто знает, чем это может кончиться? Может, я совсем утрачу связь с реальностью? Ты же видела, как на меня действовала симфония… Я не боюсь, нет, скорее, опасаюсь.
– Ах, опасаешься? – неожиданно вскипела Юля, раздосадованная и взволнованная трагичными нотками в голосе обычно оптимистично настроенного Юры, – Так вот, со мной ничего подобного не происходит. Наверное, это от того, что я не заморачиваюсь. Я не таю, не рассыпаюсь, разве что… – она замолкла, всё ещё не желая никому рассказывать о своём знакомстве с Наряном, слишком это было сокровенно для неё. Поэтому, продолжая, Юля сказала совсем не то, что чуть было не сорвалось у неё с языка, – я стала немного иначе воспринимать мир. – Она рассказала Юре об интегральном мировосприятии, правда, умолчав об обстоятельствах, при которых впервые с ним столкнулась. Под конец она добавила, смягчившись, – Уверена, ничего плохого с тобой не случится. Не забивай себе голову неизвестно чем и сосредоточься на материальных, земных проблемах, тогда твоё растворение прекратиться само собой, так же, как и видения.
– Но я не хочу, чтобы они совсем прекращались, – сказал Юра, – я не прочь вновь увидеть ту планету, хотя бы во сне.
– Тогда оставь эти видения для сна. Днём думай только о том, что тебе нужно сделать здесь, на Земле, старайся не отвлекаться на всякие мистические проявления, иначе действительно перестанешь различать грёзы и реальность. Голова должна быть ясной, чтобы нормально жить. Помни, если твой взор затуманен волшебными видениями, недолго и во вполне материальный столб врезаться. Короче говоря, днём будь на Земле, а ночью лети к звёздам, тогда всё будет хорошо. Ты понимаешь меня?
– Да, Юля, ты права, я зря заморочился. Просто всё это так странно…
– Забей! Бывает и куда страннее. Что же теперь, умереть и не жить? Ладно, если что, я на связи.
– Спасибо. Спокойной ночи.
– И тебе того же. Пока.
Юля выключила телефон и положила его на стол рядом с открытым ноутбуком. Несмотря на то, что она старалась говорить с Юрой бодро и убедить его в том, что ничего опасного с ним не происходит, в её собственной душе поселилась тревога. А вдруг Юре и правда грозит нечто ужасное? Вдруг он действительно растворится или сойдёт с ума? И виновата в этом будет она, ведь это она дала ему ноты симфонии и упросила озвучить их. А теперь, когда с её двоюродным братом начали, как и с ней, происходить странности, она даже не решилась рассказать ему всю правду о собственных переживаниях. Она поступила эгоистично и трусливо, скрыв от него подробности своих путешествий.
"А что бы это изменило? – спорила Юля сама с собой, – Скорее, всего он бы только сильнее испугался".
"Нет, ты этого не знаешь. Он мог бы наоборот почувствовать, что не одинок, ему стало бы легче. А теперь, он, наверное, думает, что на тебя Симфония повлияла не так сильно. Возможно, он решил, что ты сочла его психом… Если бы ты сказала ему о Нараяне…".
"О да, я себе это представляю: "Эй, Юра, я установила телепатический контакт с инопланетянином, и теперь мы с ним вместе ночами путешествуем по галактике". Скажи я это, он бы сам подумал, что я рехнулась. Очевидно же, что нормальным считается допускать подобное в теории, а стоит упомянуть на практике, что ты мысленно общаешься с жителем другой планеты, как тебя тут же упекут в дурдом".
"Думаю, после того, что с ним случилось, он бы понял… Хотя, возможно, ты права, ещё рано говорить о пришельцах. Но, в любом случае, нужно спросить у Нараяна о том, что происходит с Юрой. Он-то уж точно знает, что делать", – в последней фразе два внутренних голоса Юли слились в один, придя к общему мнению. Решение было принято, она узнает у Нараяна, что значат ощущения её двоюродного брата.
Укрытый ночной тенью мир остался позади, а перед Юлей вновь распахнулась сияющая беспредельность космоса. Уже ставшее привычным пребывание в безвоздушном пространстве в этот вечер вызвало у Юли лёгкое удивление, когда внезапно она осознала, что вакуумная среда непрерывно вибрирует, словно через неё проходит электрический ток. Удивляясь про себя, как она раньше этого не замечала, девушка смотрела, слушала и чувствовала, как мелкая ритмичная дрожь сотрясает вселенную, проникая сквозь планеты и звёзды, сквозь тела и мысли. Было в ней нечто невыразимо древнее, фундаментальное и всеохватывающее, но, в тоже время, простое и естественное. В этой мягкой, пронизывающей пространство пульсации, Юле чудилось что-то давно знакомое, родное, как биение материнского сердца, которое слышит и чувствует в утробе каждый ребёнок. Его звук навеки впечатывается в память ещё до рождения, врезается в подсознание, как символ самой жизни.
Непрерывной, монотонной пульсации космической жизни можно было внимать вечно, в ней растворялись объекты, пространство и время, словно она была первородным элементом всего сущего, неким бесконечно простым и неизменным явлением, лежащим в его основе. Вслушиваясь в ритм вселенской гармонии, Юля постепенно забывала обо всём, кроме него, мысленно уносясь дальше и дальше от обыденности земной жизни. Когда девушка, наконец, ощутила присутствие Наряна, выведшее её из состояния восхищённого созерцания и слушания космического тока, она знала, что уже никогда не перестанет его слышать, ни на Земле, ни за её пределами.
Появление Нараяна мгновенно заставило Юлю вернуться к реальности и вспомнить, нечто крайне важное, о чём она хотела с ним поговорить. Но не успела она даже толком подумать о том, что рассказал ей меньше двух часов назад Юра, как в её уме возник ответ Нараяна:
– Это происходит потому, что он оставил частицу себя на моей планете и теперь навеки связан с ней. Благодаря этому дух его может теперь намного легче преодолевать расстояние, разделяющее два мира. Стоит духу освободиться от оков дневного разума, как он устремляется туда, где брошен якорь сердца… Брат твой, едва увидев мою землю, полюбил её не меньше, чем родную планету. Ты не знала, что он мечтает о космосе не меньше тебя?
– Нет, – подумала Юля, – правда, я не так хорошо его знаю… Я даже не подозревала. Когда Юра описывал свои переживания, вызванные "Симфонией тысячи искр", мне показалась, что он был, скорее, испуган и потрясён тем, что с ним случилось и точно не желал бы повторения того путешествия. Он даже стёр Симфонию из своего компьютера, лишь бы не слушать её больше.
– Он не был готов к тому, что эта музыка сделает с ним, поскольку не верил в возможность подобного. В то же время в глубине души он надеялся, что однажды некая сила откроет ему путь в другой мир, совершенно не похожий не его собственный. Твой брат тайно грезил о звёздах, и это его желание было таким искренним и сильным, что он никому и никогда не говорил о нём. Даже самому себе он едва решался признаться, как его душа стремиться к небесам… Запомни, Юля, самые заветные, до боли дорогие мечты люди в вашем мире держат при себе, не посвящая в них никого, ибо на Земле поведать о них другим – это всё равно, что подставить незащищённое сердце под безжалостные удары холодных и острых клинков непонимания.
– Но почему Юре кажется, будто он тает, будто что-то уносит его с Земли, как ветер морской песок? – спросила Юля.
– По той же причине, – ответил он. – Частица его существа, оставшаяся в моём мире, взывает к нему, как береговой маяк к плывущему по океану кораблю. Но не бойся, это ему ничем не грозит. Ты правильно посоветовала брату думать больше о Земле, это укрепит его связь с ней, и со временем он перестанет чувствовать, что распадается на части, разрываясь между двумя мирами. Он действительно не может исчезнуть, но ни к чему ему и витать в облаках, когда нужно твёрдо стоять на земле. Звёздами лучше любоваться ночью.
Слова Нараяна убедили Юлю в том, что ничего с её братом не случится, и она была очень благодарна своему инопланетному другу за то, что он вернул ей душевное спокойствие. У неё остался только один вопрос, который она хотела задать. Она его задала, лишь только на границе её разума мелькнула мысль о нём.
– Скоро придёт день, когда ты сможешь рассказать брату обо мне, но не сейчас, – прозвучал в сознании девушки ответ Нараяна.
– А когда? – спросила Юля, смущаясь собственной смелости.
– Всему своё время, – коротко скал он. – А времени у нас не так много… Пора отправляться к Планете Огня!
И вновь стремительный скачок в звёздную неизвестность, даже направление Юля не успела заметить. В голове её возник образ объятой огнём земли в жуткой близости от раскалённого добела, сверкающего от нестерпимого жара точно гигантский алмаз светила, плазменные протуберанцы которого чертили узоры по выжженной бугристой поверхности планеты. Если бы Юля могла взглянуть на этот огненно-белый мир незащищёнными физическими глазами, то мгновенно бы ослепла, настолько яростно горели её будто отлитые из расплавленного серебра горы и равнины. Казалось, ничему живому не было места в этом обожженном плазмой мире, любая органика, стоило ей приблизиться к Планете Огня, моментально обратилась бы в дым, испепелённая солнечными лучами. Но вскоре Юля поняла, что безжизненной Планета Огня кажется только на первый взгляд. Стоило девушке отвлечься от предрассудков земного ума и его ограниченного восприятия и позволить очевидному достичь её духовного взора, как мир, принятый ею вначале за огненный ад, превратился в ослепительный рай.
Невосприимчивость ментальной оболочки к физическим условиям, в том числе и жару звёздной короны, овевавшей Планету Огня, позволила Юле и Нараяну безболезненно войти в её атмосферу и спуститься на огромную, тянувшуюся от горизонта до горизонта равнину. Достигнув её, они оказались посреди непрерывно колышущегося под порывами горячего золотистого ветра моря высокой огненно-белой травы. Мягкие, плоские стебельки легко гнулись во все стороны, извиваясь как языки пламени, они выглядели такими же тонкими, эфемерными на ощупь и обжигающими, как огонь. Над травой, точно пожар заполнявшей землю, грациозно порхали маленькие разноцветные птицы, то ныряя в её сияющие волны и скрываясь в них, то вновь яркими всполохами выныривая и возвращаясь в небеса. Эти пернатые создания с удлиненными телами и узкими крыльями подобно растениям были словно сотканы из цветных огненных искр, а по их плотно прилегавшим друг к другу пёрышкам то и дело пробегали крохотные молнии. Слетая шлейфом с кончиков хвостов, они оставляли в воздухе дугообразные следы, направлением и формой соответствовавшие траектории полёта птиц. В результате всё воздушное пространство над огненным травяным полем было испещрено замысловатым узором из множества волнистых серебряных полос.
Впервые увидев такие необычные формы жизни, как огненные птицы и плазменная трава, ещё более причудливые, чем даже собако-кони и песчаные тигры Золотого Мира, Юля заворожено озиралась по сторонам, пытаясь охватить взором как можно большую площадь равнины. В небесах над ней висело невероятных размеров белое солнце, но свет его уже не казался таким беспощадно-жгучим, способным лишь уничтожить всё живое на этой планете, как чудилось ей из космоса. Теперь она видела, что в действительности близость раскалённого светила не сгубила живые организмы, а лишь заставила их принять более тонкие, ослепительно-огненные формы под стать созданным звездой условиям. Для Юли это открытие значило одно – жизнь вовсе не столь прихотлива, как считают земные учёные, она способна приспособиться к любым условиям, и, следовательно, распространена во вселенной гораздо больше, чем они считают. Возможно, необитаемых планет нет вовсе, либо их число несущественно в общей массе захваченных жизнью миров.
– Если что-то не удаётся увидеть, это ещё не значит, что этого нет, – прозвучал в сознании Юли голос Наряна, подтверждавший правильность её мысли.
– Методы их исследований и предвзятое отношение не позволяют им увидеть истину, – размышляла Юля о деятелях земной науки. – Эту планету они бы тоже сочли необитаемой?
– Отправляя на неё зонды и глядя в телескопы – да, – ответил Нараян. – Если бы прилетели сюда лично, то, быть может, обладающие самой незакостенелой психикой среди них и не были бы так однозначны в своём решении. В вашем мире нет приборов, способных зафиксировать проявление здешней жизни, только чувства наиболее развитых людей могут это сделать.
– То есть то, что я вижу сейчас…, – начала, было, Юля.
Но раньше, чем её мысль успела оформиться, пришёл ответ Нараянра:
– Физическим зрением ты бы этого не увидела. Вспомни свои первые впечатления от этого мира, когда ты ещё не успела освободиться полностью от земного восприятия.
Нараян был прав – чисто земные чувства способны воспринимать лишь то, что им близко и привычно, как радиоприёмник, настроенный на определённую частоту. Всё остальное при этом остаётся вне зоны видимости и слышимости для них. Только иногда какая-то случайная волна прорвётся в эфир, неся новые специфические данные, которые, возможно, будут отчасти поняты, но основная их доля будет отнесена к обычным помехам. Единственный способ получать больше информации – расширять диапазон восприятия.
Размышления Юли об исследовательском потенциале земной науки были прерваны появлением представителя человеческой части населения Планеты Огня. В нескольких шагах от Юли и Нараяна посреди белого поля возник прекрасный юноша с глазами цвета стали, горевшими звёздным огнём на озарённом внутренним светом лице. Это был тот самый человек, которого они встретили в Золотом мире, и мысленный голос которого так встревожил Юлю, когда она впервые его услышала. Здесь, посреди залитых огнём равнин его величественный, сиятельный облик стал ещё внушительнее, а исходившая от него энергия была такой сильной и плотной, что заставила утихнуть ветер, и замолкнуть шелест листвы. Вместе с ветром исчезли и птицы, переместившись всей стайкой в дальнюю часть поля, чтобы там продолжить свой травяной сёрфинг.
В насупившей тишине, вновь сотрясая все Юлины чувства, зазвучал мысленный голос владыки огня:
– Моё сердце радуется тому, что я вижу вас, гости из далёких миров! – услышала Юля речь юноши, обращённую её разумом в доступные для понимания слова, – Позвольте мне быть вашим проводником на этой земле.
– И мы рады новой встрече с тобой! – отвечал за них обоих Нараян, в то время как Юля усиленно пыталась не позволить возникнуть в своем уме ни одной посторонней мысли, всецело сосредоточившись на разговоре двух инопланетян, – Благодарю тебя за приглашение!
Тут взгляд стальных глаз жителя Планеты Огня обратился прямо к Юле, и хотя её присутствие в этом раскаленном мире не было достаточным, чтобы создать здесь даже едва различимый призрак, девушка была уверена, что сияющий юноша видит её. Под его взором Юле стало не по себе, он был пронзительнее, чем взгляд Нараяна, насквозь прожигал душу, словно рентгеновским лучом просвечивая всё нутро. Но эти малоприятные ощущения почти мгновенно прошли, и она увидела, как ангельски-прекрасное лицо огненного человека озарилось поистине неземной теплотой и совершенным пониманием, а в серых глазах его засияли весёлые искорки. То выражение, с которым он смотрел на неё, напомнило Юле взгляд умудрённого жизнью старца, наблюдающего за играми своих маленьких правнуков. Та же мягкая снисходительность, исполненная всепонимающей добротой и сочувствием к молодости и неопытности, светилась в его огромных, глубоких как космос глазах. Он видел всё, что несла в своей памяти Юля, но ни за что не осуждал, словно говоря: "И мы были такими".
Так Юля перестала бояться всевидящего ока инопланетян-телепатов, и, позволив любознательности и радости от предвкушения новых открытий наполнить её душу, отправилась вместе с Нараяном вслед за огненным человеком в путешествие по его удивительному пылающему миру.