Этот кошмар продолжался долгих восемь месяцев! Не каждому русскому в России, хотя мы и привычны к такой неустроенной жизни, выпадут на долю подобные испытания, не то что немцу, но мы не сдавались!
Спустя много-много лет узнали, что зло, причиненное нам, вернулось к хозяину жилья со сторицей. Ушла из жизни его еще не старая, ей было всего шестьдесят два года, любимая жена. Умерла внезапно, никто и не ожидал! Чужому горю не радуюсь, но хочу, чтобы услышали все: "Никому и никогда не причиняйте зла!"
Моя интеграция проходила довольно безобразно, зато наша приятельница Наташка Зубец сделала свои первые интеграционные шаги в совершенно правильном направлении. Во-первых, она подтвердила свой медицинский диплом, а потом срочно закончила здесь курсы повышения квалификации и устроилась в больницу в качестве медсестры. Зарплата медсестры обычной, конечно, резко отличалась от заработка медсестры развратной, но была стабильной и, я бы даже сказала, благородной.
Основная часть сокурсников еврейского происхождения сидела все так же на пособиях, а русские немцы почти все работали, кто где мог. Мы же по-прежнему думали, чем заняться. Найти здесь работу Левке было из разряда фантастики, так как он пребывал уже в тех пожилых годах, когда биологический возраст определяется в мире одним печальным словом – "старик". Ну и полное отсутствие хоть какого-либо иностранного языка делало его заложником домашнего плена. А мужу, благодаря его гиперактивному характеру, хотелось что-то делать, созидать. Левка, правда, имел отличную возможность носить за мной, уборщицей, ведро, но столь негламурная деятельность была ему не по душе.
Вот, например, наши знакомые Галина и Михаил Кац, люди довольно пожилого возраста, ходили мыть окна, по-черному, разумеется, а были в свое время в Питере бизнесменами. Галя, обладая отличным еврейским нюхом, даже из выброшенного мусора могла выжать немалые финансовые средства. Народ с восхищением рассказывал, как однажды, случайно оказавшись на дворе российского мясокомбината, она увидела кучу шкур животных, приготовленных для выброса на свалку, и быстро пораскинув иудейскими мозгами, связалась со своими турецкими друзьями. Те, примчавшись, забрали всё это никому ненужное добро, щедро одарив Галину зелеными тугриками! Сын же Гали и Миши, по профессии актер, зарабатывал очень даже приличные средства на улице, изображая из себя ту или иную безмолвную статую! Каждый старался пристроиться, приноровиться к этой жизни, хотя, особенно для людей возрастных, она была просто безоблачной.
Но…наши ведь всегда чем-то недовольны, и вместо того, чтобы молиться на райские условия жизни, созданные для еврейцев немцами, всё скулили и скулили. Придирались к пустякам, поливая социаламт грязью, и время от времени при посещении несчастного ведомства кидались банками со сметаной, появляясь там порой и в норковых манто!
Как-то летом, когда к нам в гости приехала моя мама, мы случайно столкнулись с четой Кац на рынке, и я на всю жизнь запомнила вопрос Галины, адресованный маме.
– Ну… как вам наша помойка? – цинично заявила она.
Нас с мамой от такой наглости просто передернуло. Страну, создавшую прекрасные и главное, бесплатные условия жизни для этих людей, некоторые, оказывается, считают помойкой! Никакой благодарности! Уже забыли, по какой причине убежали сюда, и теперь с вдохновением поливают новую родину. Может, за это нас, евреев, так не любят? Кто знает…
Наконец, Левке удалось связаться с нашими друзьями в России, вернее, они вышли на нас сами и протянули руку помощи, попросив оказать посредническую услугу, за что заплатили приличные "бабки".
Судьба, как ни противилась, вынуждена была повернуться к нам лицом. Больше ни одной минуты мы не собирались оставаться в этой враждебной дыре, принесшей нам кучу проблем и неприятностей, поэтому кинулись на поиски жилья, благо деньги на руках имелись. В Германии арендовать дом или квартиру непросто. Хозяин может потребовать выписку из вашего банковского счета или проверить на наличие долгов. Если на счете по нулям, а долги опутали вас с головы до ног непробиваемым панцирем, вам откажут. Но мы, во что бы то ни стало решив вырваться из этого ада, поехали смотреть новое жилье.
Чудесная двухэтажная квартира влюбила нас в себя сразу и бесповоротно, и мы тотчас подружились с хозяином, почти моим ровесником, странным холостым мужичонкой Паулем. Сам он имел профессию садовника и был практически раритетом среди мужского населения этой страны. Девственник со стажем, жил вместе с престарелой мамашей в своем доме через две улицы. Кроме того, как мы узнали позднее, весьма успешно занимался пчеловодством. Неправильные пчелы Пауля, носящиеся по саду и периодически нахально залетающие на территорию соседей, держали окружающих в страхе и приносили ощутимые неприятности в виде судебных исков, но мед был отличный и продавался с большим успехом! В общем, Пауль слыл завидным женихом, потому что имел не только маму и пчел, но и несколько жилых домов, отель на побережье, кусок леса, роскошный автомобиль, коллекцию старинных монет и живые купюры. Единственное, чего у него не было, так это подружки-жены и, соответственно, детей, и по этому поводу он очень переживал. Несмотря на такое богатство, немки как-то не спешили бросаться в объятия садовника, поскольку Пауль все же был немного с приветом и некоторыми психическими отклонениями. Он, как и мы, все время пытался похудеть и обожал собирать грибы. На этой почве мы и сошлись и, не задумываясь, подписали договор аренды.
Новой квартире требовался ремонт, и один малознакомый, но очень алчный врач, представил нам двух ребят – супружескую пару из Украины. В Германии эти несчастные жили и работали нелегально. Натерпевшись в своей Украине, они пытались хоть что-нибудь заработать за рубежом, трудясь в почти беспросветном рабстве. Чем только Люда и Саша не занимались на родине! Шили бантики и выпекали булочки, торгуя ими на рынке, делали ремонты и прислуживали в богатых домах, но тщетно: заработать им так и не удавалось. Кстати, именно Людмила научила меня печь очень вкусный белый хлеб. Частенько у них не было совсем никакой еды и они питались просроченными продуктами с помойки. В общем, брались за любые дела, потому как руки имели золотые. Однако во многих местах их просто кидали, так и не оплачивая сделанную ими работу.
Наш знакомый, человек небедный, но патологически жадный, не мог просто так дать ребятам заработать, а требовал с них свою долю – пятьдесят процентов от заработка. Сам, как мы поняли, ничего за их работу не платил, но обирал их, как мог, предоставляя время от времени неофициальные заказы. На время ремонта ребята поселились у нас и впервые обрели относительное спокойствие, нормальные условия проживания, обильную еду и, прежде всего, человеческое к себе отношение.
В Украине у них остался сынишка, который должен был пойти в первый класс и с нетерпением ожидал своих родителей с гостинцами. Мы их не обманули, заплатив с лихвой озвученную ими сумму, и, как сказал Саша, такое случилось за все время их пребывания тут впервые! Это было много лет назад, а что говорить о многострадальной Украине сейчас?! Все те, кто успел ее вовремя покинуть и поселиться навсегда за рубежом, должны ежедневно ставить свечи за свое спасение! Где сейчас эти украинские трудяги Люда и Саша, мне неизвестно, но я очень надеюсь, что страшная ситуация на родине не проехалась танком по их судьбе!
Глава 10
Деньги пока были, но имели свойство заканчиваться, и я снова взялась за поиски работы. В один из тоскливых дней штурма рабочих объявлений позвонила Наталья Зубец и сообщила, что есть работа, и нужно обратиться к тетке по имени Гертруда Карловна. Наташка не знала, что за деятельность, но предупредила, что оплата хорошая. Вот бы вновь получить развратную, но финансово-перспективную работу "домины"! Однако мечты, как правило, крайне редко совпадают с реалиями.
Гертруда Карловна Фишер – суровая русская немка, приняв в расчет новые мировые психически-нездоровые тенденции, организовала успешно развивающуюся фирму, в которую и требовались работники. Гертруда работала исключительно с русскоязычным контингентом и, когда ее спрашивали:
– А почему среди ваших работников нет местных немцев?
Правдиво отвечала:
– Потому что они с другой планеты, а я руководить инопланетянами не умею.
В общем, достаточно ясно давала понять, что полное взаимопонимание между людьми может быть только у выходцев из одной страны и говорящих на одном языке.
Очень надеясь, в первую очередь, на отличную зарплату, я связалась с работодательницей. Госпожа Фишер назначила мне аудиенцию, которая называется здесь словом "термин". Здоровая крепкая тетка с суровым, но простодушным лицом приняла меня строго, оглядела с ног до головы и, недовольно поморщившись, грубо и, я бы даже сказала, бесцеремонно поинтересовалась:
– Ты чё такая худая? Денег нет или жрешь мало?
Я неопределенно пожала плечами: не объяснять же ей, что в результате анорексичного питания в период финансовой катастрофы я стала похожа на "тень отца Гамлета" и с успехом влезала в тридцать четвертый размер брюк своей дочери! Пришлось врать.
– Конституция такая, а так… жру-то я много!
Она почесала взъерошенную макушку.
– Вообще-то мне нужны сильные девчонки, не знаю, справишься или нет?
– Конечно, справлюсь! – с энтузиазмом успокоила я ее, молясь богу, чтобы она меня не отшила, и полюбопытствовала: – А что за работа? Что делать-то надо?
– А вот что… – и она приступила к разъяснению сути моей новой работы.
По мере поступления информации у меня подскочило давление и никак не мог закрыться разинутый от изумления рот. О такой деятельности я слышала впервые!
Фирма госпожи Фишер обслуживала очень состоятельных людей, бизнесменов и банкиров, которые в часы пребывания тут окунались, в прямом смысле этого слова, в детство. В общем, из преуспевающих взрослых превращались в……младенцев! Как объяснила хозяйка странного, извращенного бизнеса таким образом снимали стресс трудовой недели. Вместо мелькающих перед глазами цифр с бесконечным количеством нулей, желали видеть погремушки. Взамен сигареты – сосать соску. И не сидеть в роскошном особняке или же за рулем шикарной "тачки", а валяться в кроватке с задранными ножонками и справлять свои естественные надобности прямо под себя!
Ясный перец, работа с такими топовыми клиентами приносила Фишер очень даже приличный доход. Я была просто ошеломлена, чего только не придумает эта вконец зажравшаяся заграница! Представить банкира Фридмана в памперсах, с соской во рту и погремушкой в руках мне почему-то сложно! Хотя лучше все-таки быть младенцем, а не гоняться за конкурентами с оружием в руках. Когда фрау озвучила гонорар няни великовозрастных младенцев, я очень обрадовалась: он был на порядок выше гонорара "развратной медсестры", но появился страх, что, возможно, это будет совершенно голый оклад, не сдобренный чаевыми. Находясь в младенческом статусе, они, может, и вовсе позабудут о моем поощрении! Еще одна тревожная мысль ворвалась в мои размышления, и я спросила у Гертруды Карловны:
– А грудью их кормить надо? Тогда я не смогу, молока нет!
– Ты дура, что ли? – удивилась она и постаралась меня успокоить. – Тебя же в няни нанимают, а не в кормилицы! Просто даешь им бутылочку с кашей или молочком, а если будут орать, то соску, хотя… можешь и грудь воткнуть!
– А памп… – договорить я не успела, потому что она, как опытный телепат, сама ответила на мой вопрос.
– И памперсы с собой приносить не нужно, а вот говно за ними убирать придется. За такие-то деньжищи, – усмехнулась мать всех банкиров, – можно даже патологоанатомом поработать, а не только сраные памперсы менять! Ну, согласна? Только вот меня одно волнует, справишься ли? – усомнилась она в моих силенках.
На что я поспешно, испугавшись, что меня отлучат от такого доходного места, произнесла:
– Да вы что, если нужно, могу даже их качать, таскать на руках и петь, как Арина Родионовна, колыбельную!
– Вот и ладненько, – улыбнулась начальница, – завтра и приступай. По списку у тебя четверо. Сначала один банкир-миллионер, затем два близнеца-политика, а потом еще известный футболист. Если справишься, поставлю работать с русскими!
– Они тоже ваши клиенты? – изумилась я.
– А то! – с гордостью ответила бизнесменша. – Давно уже Москву-матушку и окрестности освоили. Некоторые летают сюда и на обеденный перерыв!
Внешний вид няни, в сравнении с портретом "развратной медсестры", отличался редким аскетизмом и был не просто простецким, а прямо-таки колхозным. На голове платок, какая-то крестьянская юбка и, о ужас, белые тапочки на ногах. Никакого маникюра и длинных ногтей, чтобы, не дай бог, не поцарапать звездную попу. Фирма "Бэби-бой" имела в городе с десяток особняков, где очередные миллионеры-извращенцы на время охотно перевоплощались в беспомощных младенцев.
Наступил мой первый рабочий день. В дверь раздался звонок и на пороге замаячил лысый упитанный дядька с портфелем из крокодиловой кожи в руках, по словам хозяйки, настоящий миллионер! Строго оглядев свою Арину Родионовну, едва кивнув, направился в комнату для переодевания, а через некоторое время оттуда послышалось зычное: "Уааа!"
Я тихонечко подошла к двери. От открывшейся панорамы меня бросило в дрожь! Новоиспеченный "младенец" влез в здоровую такую коляску, больше похожую на тачку, и трубно завывал, требуя соску. Жуть! Зачем так опрометчиво пообещала хозяйке качать их и таскать на руках?! Проблемой было уже переложить его в кроватку, сделанную по подобию детской, но превышающую ее по размерам раз в десять. Лысый "карапуз" всё вопил. Хорошо еще соску искать не пришлось, потому что я предусмотрительно повесила ее себе на грудь, а то этот вой довел бы меня до ручки! Банкир аппетитно зачмокал, а я, с трудом дотолкав тележку с этим боровом до кроватки, с невероятным усилием спихнула засранца в памперсах в постель. Он задрал ноги и начал изображать из себя младенца. Ну… скажу я вам, зрелище не для слабонервной няни! Увидев жирные волосатые ноги, торчащие из гигантского памперса, и старческую морду с соской в зубах, Арина Родионовна уже отправилась бы на небеса, а мне чуть ли не полдня предстояло ухаживать за этим толстопузым пенсионером!
Когда соска выпадала изо рта, он, напрочь позабыв человеческий язык, начинал по-младенчески лопотать, что-то вроде: "Ня, ня, ню, ню, ся, сю…". Потом стал активно хныкать, давая понять, что памперс уже полный. Меняя памперс, я поняла, что работа эта очень вредная, как на химическом заводе, и решила в следующий раз принести с собой противогаз!
В общем, в конце дня после четырех клиентов я уже не понимала, на каком свете нахожусь. В ушах бился дикий крик басом, перед глазами проплывали грязные памперсы, в носу стоял ужасный запах взрослой неожиданности, а руки и ноги объявили итальянскую забастовку! Несмотря ни на что, мне показалось, что клиенты все же остались довольны, об этом говорили, правда, жалкие, чаевые. Первый дал одну марку, близнецы-политики на двоих – пять марок и лишь последний сделал вид, что вообще не понял, чего ждет от него "няня". "Хорошо, я тебя запомнила, – подумала злопамятно, – в следующий раз надеру тебе задницу, однозначно!" И, несмотря на приличную зарплату, я вдруг с тоской вспомнила свою такую благородную деятельность уборщицы на заводе. Размер чаевых удивил и обидел, а в сердце поселилась надежда, что скоро у меня будут не эти иностранные сквалыги, а щедрые русские парни!
С ненавистником всех моих экстремально-экспериментальных рабочих мест – Левкой – разговор получился коротким. За ужином он брезгливо сморщился и с раздражением заметил:
– От тебя, моя милая, дерьмом несет!
Вот собака! А надо сказать, что и по гороскопу Левка был псом.
На что я ответила:
– Пошел ты на х… хутор бабочек ловить!
Дерьмом, видите ли, воняет! Зато денежки, которые я за это дерьмо получаю, очень даже замечательно пахнут! Циник несчастный!
Через две недели ударно-кошмарного труда "няней", когда мой почти полупарализованный организм был уже не в состоянии менять памперсы этим засранцам, меня перевели в русский блок.
Первый же российский клиент поверг меня в изумление. Нарисовавшаяся импозантная личность (с очень знакомой почему-то физиономией!) прямо с порога заявила:
– Скажи-ка, няня, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?!
Вообще-то у Михаила Лермонтова в стихотворении "Бородино" никакая няня не участвовала, был дядя, но желание клиента – закон, и я тактично промолчала, чтобы расположить его к себе.
– Я Сеня, – представился он, довольный произведенным им интеллектуальным эффектом, и добавил: – Дернем, бедная, по кружке, сердцу станет веселей! – продолжая цитировать классиков, Сеня пошел переодеваться.
Я осталась ждать сигнального гуканья и подумала, что ослышалась, когда из комнаты вполне разумным голосом крикнули:
– Лифчик застегни!
Не понимая, что за метаморфозы происходят за закрытой дверью, сунула нос в образовавшуюся щель. Полуголый "младенец" вместо того, чтобы натягивать на себя памперсы, пытался застегнуть бюстгальтер! В глазах потемнело. В голову закралась страшная мысль, что жизнь свою я закончу в дурдоме! Узрев мой любопытный нос, Сеня махнул рукой и поторопил:
– Ну сколько можно ждать! Давай уже, шевели помидорами, а то я эти блядские крючочки нащупать не могу! А потом, тетка, поталдычем с тобой за жисть!
Ну… что делать?! Пришлось не только застегнуть лифчик, но и натянуть на него чулки, туфли, платье, парик, накрасить морду и принести коктейли.
"Младенцем" Сеня быть не собирался, ему нравилась роль женщины.
– У тебя есть чувак? – кокетливо спросил он меня.
– А у тебя? – как армянское радио вопросом на вопрос ответила я.
– А у меня еще нет! – погрустнел Сеня. – Может, уже и не будет совсем… Где их взять-то, мужиков этих сраных? Даже у нас в Думе все на фиг женатые…
Точно! Это же политик и депутат! Вот сколько его помню, всю жизнь бил женщин в прямом эфире, теперь мне понятно, почему!
Я осторожно отодвинулась от закомплексованного парламентария: а вдруг еще набросится на меня, хотя… нет, вряд ли. Это он только в мужской одежде женоненавистник, а в женской – просто душка!
Два часа мы болтали о наших бабских штучках-дрючках, а в конце сеанса вместо ожидаемых чаевых Сеня вручил мне свою роскошную визитную карточку и напоследок сказал:
– Если нужно будет какой-нибудь бабе рожу начистить, звони!
На мой подробный отчет о вызывающем поведении Сени Гертруда вздохнула и произнесла:
– Вот сучонок, имидж наш рушит, но платит, подлец, исправно!
Меня хватило ровно на полтора месяца этой, в прямом смысле, засраной работы и безбедной жизни, и, как ни уговаривала меня фрау Фишер остаться в этом бизнесе, я не согласилась. После каторжной работы с памперсами не в силах была удержать в руках даже килограмм картошки.
Пока зализывала раны, нашла балетную школу, которой требовался педагог. Но когда после проведенного мною урока древняя бабка, ровесница балерины Анны Павловой, возглавлявшая школу, мне, педагогу с пятнадцатилетним стажем и дипломом Петербургской академии балета, заявила: "А что это вы им ноги выворачиваете, ведь они же еще дети, им всего-то по двадцать лет?!", совершенно разочаровавшись, плюнула на свою основную специальность и, присоединившись к Левке, стала думать, чем заняться, да так, чтобы на всё про всё хватало!