- Да, и чтобы посетить моего друга. Я хотел остаться у него, но потом на заборе стали писать "Евреи - наше несчастье", а меня обзывать жиденком, и я понял, что надо уезжать. У меня, видите ли, в Нью-Йорке есть двоюродная тетка, и к ней…
Алехин глубоко вздыхает и говорит:
- Профессор Волков, вы не могли выдумать более идиотской истории?
- Это правда, профессор Алехин!
- И вы хотите, чтобы это прошло. Ничего не выйдет!
Миша начинает волноваться:
- Что значит "не выйдет?" Почему? У меня даже были с собой чертежи моего изобретения, когда они меня арестовали.
- У вас… Боже всемогущий! У вас были чертежи…
- Ну да. Моего эко-клозета. Я создал унитаз, благоприятный для окружающей среды, в котором все без исключения продукты выделения перерабатываются в высококачественный гумус и…
- Нет, - говорит Алехин и мотает головой. - Нет, нет и нет, я не могу этого слышать! - Он бежит к двери, барабанит по ней кулаками и кричит: - Выпустите меня отсюда! - Однако никто на его стук не обращает внимания. Алехин прислоняется к двери, смотрит на Мишу печально и говорит:
- Вам действительно пора перестать.
- Что я должен перестать?
- Разыгрывать сумасшедшего. Здесь не шутят. Здесь вам не дадут заключение о невменяемости. Вас без церемоний поставят к стенке. Неужели вы этого хотите?
- Нет, - говорит Миша смиренно. - Вы правы. Но что мне делать?
- Профессор Волков, - говорит Алехин, - вы можете сказать правду по крайней мере мне, коллеге. Может быть, я помогу вам найти выход…
- Но я и говорю вам правду! - Миша все понимает и успокаивается. (Шпион, дурак!)
29
- Чрезвычайно опасный тип, - говорит майор Рыбачев капитану Слепину в комнате для прослушивания, где этот разговор записывается на пленку и слышен через динамик.
- Алехин делает все, что может, - говорит Слепин, пока двое в камере продолжают говорить.
- Действительно, - соглашается Рыбачев. - Это может тянуться еще несколько дней. Алехину обещано, что его не расстреляют, если он доведет Волкова до признания. Алехин очень старается. Но у него просто нет никакого шанса против этого Волкова. Стальные нервы. Такой не сдастся.
- В чем дело, почему вы вдруг замолчали? - доносится из динамика голос Алехина.
- Я сейчас представил себе, что я космонавт, - отвечает голос Миши.
- Какой космонавт?
- Вы же знаете, профессор Алехин. Который в течение одиннадцати месяцев летает вокруг Земли на орбитальной станции "Мир". Один.
- Слушай внимательно, Петр, - говорит Рыбачев.
- …шестнадцать восходов солнца, шестнадцать закатов, шестнадцать дней проходят для него за одни сутки, потому что он облетает вокруг Земли за полтора часа. - Тоска слышится в мишином голосе. - Когда он стартовал, был Советский Союз, и Горбачев был у власти. Теперь? Теперь Советского Союза нет, и у Горбачева нет больше никакой власти. Знает ли космонавт об этом? Как вы думаете, профессор Алехин? Сказали ли ему об этом? Говорят ли ему вообще о чем-нибудь таком с Земли?
- Ну, только нам с вами, в нашем положении, думать об этом!
- В последнее время я постоянно думаю об этом человеке, - слышат оба офицера службы безопасности мишин ответ. Теперь он говорит тише.
- Он играет с Алехиным в кошки-мышки, хитрая лиса, - ворчит Рыбачев.
- Невероятно, - говорит Слепин. - Крепкий орешек.
- Наверное, этот космонавт вообще ничего не знает. Наверное, они не сказали ему ни слова о том, что происходит, - рассуждает Миша. - Они не могут спустить его вниз.
- Почему? - недоумевает Алехин, его голос звучит неуверенно и смущенно. Вот о чем он думает! Может быть, он и впрямь сошел с ума, этот Волков? И я в одной камере с сумасшедшим? А если он придет в бешенство и набросится на меня…
Миша не приходит в бешенство. Он очень робкий и задумчивый человек.
- Они не могут спустить его вниз, - объясняет Миша вежливо, - потому что космодром Байконур, откуда управляют полетом, находится в республике, которая не подчиняется Ельцину. Все инженеры и техники там бастуют. Они не получают зарплаты вот уже много месяцев. И вот из-за этого космонавт, один-одинешенек, продолжает свой полет по орбите, - размышляет Миша, и теперь в его голосе еще больше тоски. - Но по крайней мере никто не может причинить ему зла, понимаете, профессор Алехин? Он счастливый человек. Есть такие люди, которым просто не везет. Я один из них. А тот, там наверху, он хочет назад, на Землю, сумасшедший! Нет, нет, конечно, они не сказали ему, что здесь творится…
30
- Я должен предупредить вас, что вам грозит расстрел, - говорит следователь Юрий Ежов две недели спустя после мишиного ареста, утром 22 апреля, это опять среда. Светит солнце, и уже очень тепло, очень тепло для конца апреля.
- Мне кажется, господин следователь, что это слишком суровое наказание, - отвечает Миша мягко. За прошедшие две недели у него было много бесед с Ежовым, и Миша считает его корректным и вежливым человеком. - Особенно для того, кто абсолютно невиновен!
Ежову 51 год, он высокий и стройный, страстный игрок в теннис. Каждое утро перед службой он тренируется в течение часа и регулярно занимается этим еще час после работы. Его карие глаза блещут здоровьем, на его по-детски беззаботном лице всегда играет здоровый румянец. Следователь Юрий Ежов - очень веселый человек, он любит пошутить. Он смеется по любому малейшему поводу, вот и сейчас тоже.
- Абсолютно невиновен! - говорит он, смеясь и показывая красивые белые зубы. - Невиновен, да еще и абсолютно. В самом деле, профессор Волков, вы большой шутник!
- С вашего позволения, господин следователь, невиновен, - говорит Миша с чрезвычайным смирением, потому что последние две недели сделали его еще смиреннее, чем он был до сих пор. Хотя не было такого, чтобы кто-нибудь хоть один-единственный раз косо на него взглянул, резко с ним обошелся, уже не говоря о том, чтобы его истязали.
Напротив: уже на второй день он получил просторную одиночную камеру и вдоволь хорошей еды, так что он даже прибавил в весе на три кило по сравнению со временем своего ареста. Целыми днями ему приходится иметь дело с физиками-ядерщиками, а также с экспертами по устройствам санитарного назначения, объяснять и обосновывать для них каждую деталь: зачем эко-клозету такой мощный металлический каркас, из-за чего он выглядит как ракета, стоящая на хвостовом оперении? Зачем у него газогенератор? Для чего нужны абсорберы? Каким образом при помощи микроорганизмов получается гумус? Миша терпеливо объясняет это им снова и снова, но ему не верят.
Следователь Ежов вдруг перестает смеяться над тем, что Миша уверяет его в своей невиновности, да еще абсолютной, и сурово говорит:
- Профессор Волков, я обвиняю вас в государственной измене, попытке бегства из страны и в убийстве, совершенном вами лично или при участии сообщников.
- Вы сказали - убийство, господин следователь? - спрашивает Миша, прищурившись.
- Я сказал - убийство, профессор Волков.
Широкие золотые лучи солнечного света падают в комнату, тысячи пылинок танцуют в них. Здание следственного отдела и тюрьма находятся на окраине Москвы, в парке. В ветвях деревьев щебечут птицы, блестит молодая листва, потому что ночью прошел дождь, зарешеченные окна открыты, ах, этот душистый лесной воздух!
- Кого же я убил, господин следователь?
- Ну, конечно, этого Мишу Кафанке, профессор Волков.
В партии Дарга - Боуместер (встреча команд Голландия - ФРГ, 1959) белые сдались на 40-м ходу. Черные атаковали короля белых по линиям f и g. Значит, в атаку, Миша!
- Но я ведь и есть тот самый Миша Кафанке, господин следователь!
- Ну, профессор Волков, это уже более чем скучно. Не начинайте всего этого сначала, я прошу вас! Кто вы, это хорошо известно.
- Да, если это хорошо известно, тогда простите, господин следователь. Я ведь все еще считаю, что я и есть Миша Кафанке. Не сердитесь на меня за это!
- Не сердитесь? Мы здесь должны судить о вас по чисто юридическим основаниям, свободным от идеологической предвзятости, страха или гнева и не ради какой-либо выгоды.
- Я знаю, господин следователь, я это знаю. - Миша сопит. - А как, скажите, пожалуйста, я себя - нет! - как я его убил? И зачем?
Он точно знает, зачем, этот изобретатель, думает Юрий Ежов. Конечно, он знает, зачем только он тянет! Так я ему объясню еще раз, чтобы он потом не жаловался на то, что ему не все сказали. Но с этим надо кончать.
- Вы сделали важное изобретение, - говорит Юрий Ежов. - Начнем с этого. Сделали?
- Да, господин следователь.
Птицы в парке, как дивно они поют…
- Хорошо. И вы хотите покинуть Россию. Это тоже верно?
- Это тоже верно, господин следователь.
- Превосходно. С вашим… изобретением, конечно.
- Конечно, господин следователь.
Тирли-тирли.
- По этой причине вы пошли в УВИР Министерства внутренних дел за выездной визой и заняли там очередь, чтобы получить эту визу. Правильно?
- Правильно, господин следователь.
Защита Грюнфельда, безусловно относящаяся к самым интересным, делает возможной гораздо более оживленную игру фигурами, чем большинство королевских защит, так как в ней значительно раньше открываются вертикали. Теперь только не терять мужества и надежды!
- И у вас были с собой, когда вы пришли ходатайствовать о выездной визе, светокопии планов календарного графика выступлений Бориса Беккера в Уимблдоне - простите, профессор Волков, Борис Беккер - мой кумир, вот я и оговорился. - У него плохо пошли дела! В последнее время он потерпел ряд поражений. Говорят, он страдает от депрессии. Может быть, вы, из Германии, знаете об этом подробнее?
- К сожалению, нет, господин следователь.
- Я так беспокоюсь… Гррр-ррррм! Так о чем мы? Ах, да, вспомнил: у вас были с собой светокопии вашего изобретения - эко-клозета, - когда вы пришли ходатайствовать о выездной визе?
- Разумеется, были, господин следователь. Минуточку! - Миша сильно сопит. - Вы сказали - эко-клозета? Но все эксперты придерживались мнения, что речь идет о светокопиях установки по обогащению плутония!
- Недолго.
- Что недолго?
- Они придерживались этого мнения. Потом они установили, что это мнение было ошибочным. Конечно, речь идет об эко-клозете.
- Э-э-это они действительно так считают? - Если припомнить, сколько великих шахматистов сошли с ума…
- Ну, разумеется, профессор Волков. Не надо держать нас за идиотов! Не будете же вы таскать с собой светокопии вашей установки по обогащению плутония! Это было бы действительно чистым безумием!
Чистым… Он сам это говорит! Вот чего я всегда так боялся, - сойти с ума!
- Хорошо, господин следователь, моего эко-клозета. Но где же тогда чертежи установки по обогащению плутония?
- Ну, где же еще? В вашей голове, дорогой мой изменник родины!
Тут уже не поможет надежная, но несколько пассивная защита Стейница, названная так в честь величайшего мастера XIX века - он тоже окончил свою жизнь душевнобольным. Всего наилучшего!
- Ага, в его голове.
- Не в его голове. В вашей голове, профессор!
Тут можно не слушать дальше. Тут нужно быстро спросить:
- Но откуда у него чертежи эко-клозета? Пожалуйста, заметьте, хотя я говорю "он", я имею в виду, конечно, "я", потому что я не он.
- Давайте не будем больше спорить, профессор. Вы - профессор Волков, и вы понесете кару за свою измену. Ваши знания вы хотите продать за бесценок за границей, вы - человек без родины, у вас нет ничего святого.
Все это нам было уже известно. Психоанализ не помогает. Возможно, поможет интонация так называемой классической иронии? Попробуем-ка:
- Откуда у меня чертежи эко-клозета, это нам еще не известно, насколько я понимаю?
- Положим, нам это известно, но вы-то знаете это наверняка. У вас они от бедного Миши Кафанке.
Он говорит - бедного Миши Кафанке. Как он прав. Я действительно бедный Миша Кафанке. Из огня да в полымя.
- Поэтому вы его и убили.
- Кого, господин следователь?
- Кафанке.
- Кафанке? Зачем?
- Чтобы завладеть его паспортом, его документами и изобретением.
- Ага.
Тирли-тирли.
- Слава Богу, у нас в России есть обязательная прописка. На основании документов и бланка прописки этого несчастного Миши Кафанке мы смогли быстро установить, откуда он приехал.
- Это вы смогли быстро уста… - Ой-ой-ой! Конечно, они это смогли! Только бы, ради всего на свете, они не втянули сюда еще Ирину и ее семью. Этого бы я не вынес. Это было бы слишком чудовищно.
- В течение одного дня было точно установлено: Миша Кафанке жил в Димитровке. Это подмосковное село. В семье Петраковых. Кафанке приехал из Германии. Там он познакомился с лейтенантом Советской Армии Львом Петраковым. Они были друзьями. Кафанке приехал, чтобы погостить у своего друга… Это бесстыдство с вашей стороны, чтобы я вам все это еще раз объяснял! Вы сами это знаете лучше всех. Вы - или ваши соучастники - убили этого несчастного человека. Это был для вас счастливый случай, решение ваших проблем с выездом из страны. В самом деле, нечего держать меня за идиота!
- Чего нет, того нет, господин следователь!
- Чего нет?
- Того, господин следователь, что я держу вас за идиота! Как же я убил Мишу Кафанке?
Тирли-тирли. Взгляд Юрия Ежова блуждает по восхитительной молодой листве за окном. Милая моя родина, думает он и говорит:
- Задушили, утопили, закололи, отравили, повесили, переехали машиной, расчленили, сожгли, растворили в кислоте - мало ли возможностей?
- Н-да, господин следователь, вы правы, есть много возможностей. Мне известны еще несколько.
- Я в этом не сомневаюсь.
- Так, значит, я это сделал либо в одиночку, либо с кем-то другим?
- Это вам тоже известно лучше. Предположительно, с другими. Поэтому вы здесь, в изоляторе службы госбезопасности.
- Почему?
- Чтобы другие не могли вас вызволить.
- Ах, да, конечно. Глупый вопрос.
- Я уже сказал вам, нечего держать нас за идиотов!
- Вы сказали это, господин следователь. А когда было совершено преступление? - Остановимся на классической иронии. Расстрелян я буду в любом случае, так что надо хотя бы развлечься!
- В период с того момента, когда Миша Кафанке ночью тайно покинул Димитровку, и до того момента, когда вы явились в УВИР за выездной визой. Когда вы были там арестованы, наши сотрудники обнаружили у вас жетоны камеры хранения на Белорусском вокзале. Поехали туда. Получили три чемодана с одеждой и обувью Миши Кафанке. Включая вешалки с его именем. Это для вас достаточная точность?
- Точность достаточная, господин следователь. Вот, значит, как был убит Миша Кафанке. Да, да, как смерть подстерегает человека… кому я это говорю?
- Вы умный противник и, как таковой, заслуживаете уважения. (На Всероссийском открытом теннисном турнире юристов мне надо играть с дальней линии. И с моим устрашающим ударом слева, конечно.) Неделями ваши соучастники - которых мы скоро задержим, не сомневайтесь, - и вы следили за бедным Мишей Кафанке, который очень похож на вас. Днем и ночью не спускали с него глаз, это точно. Вероятно, даже снимали кинокамерой. Чтобы изучить, как он ходит, сидит, говорит, ест, просто все. Возможно, что вы виноваты даже в антисемитской мазне на доме Петраковых в Димитровке, чтобы Кафанке испугался и бежал.
- Гм.
- Вам больше нечего на это сказать?
- Собственно, нет, господин следователь. Значит, чтобы подвести итоги: у этого профессора Волкова, прошу прощения, нет родственников, так же, как и у меня?
- Точно так же, как и у Кафанке, профессор Волков.
- Я это и имел в виду. У обоих никаких родственников. Никого, кто мог бы заметить их отсутствие.
- Никого. Кафанке ведь хотел поехать в Нью-Йорк, к двоюродной тетке по матери, не так ли? Об этом вы сказали сразу же, как только вас доставили сюда, вашему соседу по камере, Виктору Алехину.
- Алехину! - кричит Миша. - Он славный парень. Значит, вы прослушивали наш разговор?
- Разумеется.
- И записали на пленку.
- И записали на пленку, конечно.
- Конечно. Как поживает Алехин, господин следователь?
- Хорошо поживает.
- Хорошо? - Мишу все еще мучает тревога. - А когда вы проводили расследование в Димитровке, господин следователь, вы говорили также и с семьей Петраковых - я имею в виду, ваши сотрудники?
- Мы ведь не сумасшедшие, профессор Волков! Чтобы стало известно, что у нас - несмотря на все меры предосторожности - происходят такие вещи? Конечно, наши люди ни словом не обмолвились с семьей Петраковых!
За это я бы тебя расцеловал! Таким образом, Ирина ничего не знает. Не думает, что со мной что-то случилось. Верит, что я уже на пути в Нью-Йорк. Спасибо, спасибо, господин Ежов!
- Но большая статья о вашем аресте была помещена в московских газетах, а затем и во всей мировой печати. Так что теперь последний папуас знает, что ваша установка по обогащению плутония не попадет в руки к преступникам, профессор Волков.
- Семья Петраковых тоже знает об этом?
- Я не сомневаюсь в этом!
- Но, может быть, они поверят, что я Кафанке.
- В самом деле, нечего нас… Ведь ваши фотографии не были опубликованы! Мы же не сумасшедшие! Никто, кроме тех, кто вас задерживал, не знает, как вы выглядите. Не может знать.
- Почему?
- Господи, довольно, наконец! Чтобы не могло такого случиться, что кто-нибудь придет - например, из семьи Петраковых - и скажет, что Волков выглядит в точности как Миша Кафанке, как вылитый! А где Миша Кафанке? Что с ним стало? Мы были бы последними идиотами, если бы сообщили хотя бы малую толику того, что здесь произошло. Миру известно, что профессор Волков в наших руках. Больше миру не известно ничего.
- Тогда я спокоен, - говорит Миша. - Вы даже представить себе не можете, как вы меня успокоили, господин следователь.
- Что вас так успокоило?
- Я думаю о том, как огорчилась бы Ирина Петракова. Она бы очень расстроилась, если бы узнала, что меня убили. Это было бы ужасно. А вы все сделали очень хорошо, я благодарю вас за вашу мудрость и доброту, господин следователь. Никто не горюет обо мне, никто не плачет. Ах, какой я счастливый человек! - говорит Миша.
- Так, - говорит Ежов, - вы изволите шутить. Довольно странная тема для юмора, должен вам сказать. Но снимаю шляпу перед вашей выдержкой. Теперь я понимаю, что вы, с вашими знаниями, вы самый опасный человек в России! Да что там - в России! Вы - враг мира номер один. Никого нет опаснее, это говорят даже американцы.
- Аме…
- С которыми мы теперь сотрудничаем против таких тварей, как вы, в чьих руках появляется возможность бросить народы мира в ядерную пропасть! При акте опознания присутствовали американские ученые. Приглашенные нами. Они могли убедиться, что вы - профессор Волков. Разумеется, вас расстреляют, - говорит Ежов. - Вы меня поняли?
- Понял, господин следователь. (Я твердо полагаюсь на тебя, Соня, дорогая сумасшедшая гадалка с Белорусского вокзала!)
- Вы можете оказать человечеству последнюю услугу, несколько уменьшив вашу чудовищную вину.
- Как, господин следователь?