И даже когда я смеюсь, я должен плакать... - Йоханнес Зиммель 25 стр.


Она внимательно изучает линии на ладони Мишиной правой руки, сравнивает их с линиями на левой руке, бормочет что-то про себя, смеется, качает головой, два раза выпивает, потому что как раз одна из бутылок с самогоном оказывается возле нее, и Миша тоже дважды выпивает, теперь он уже хорошо принял. Где же, собственно, мальчик с ампутированной ногой? - думает он. - Где Тимка? Он не может его найти, но все уже немного плывет у него перед глазами, может быть, он не видит Тимку только потому, что пьян.

- Ну, Соня, - говорит он, - так что там у меня?

- М-да, - бормочет Соня, источая все запахи грязной одежды и давно не мытого тела. - Ну, во-первых, я вижу, что ты не здешний… Ты приехал очень издалека…

- Как ты это видишь? - спрашивает Миша.

- Спокойно! - говорит Соня. - Сейчас тебе нельзя говорить. Я должна сосредоточиться, это очень трудно. Я вижу это по линиям твоей руки. Я все по ним вижу, всю твою жизнь. Я же тебе сказала, что я лучшая гадалка в Москве… Гм, гм… так вот мне кажется… нет, в этом я совершенно уверена, ты из маленького местечка вблизи большого города… очень большого… Дай-ка посмотреть другую руку… Да, очень большого города…

- Верно, - говорит Миша, затаив дыхание. - Это… это же невероятно… Ты все это можешь прочесть по моей руке, Соня?

- Я еще много чего могу по ней прочесть, - говорит Соня. - Ты долго прожил в этом маленьком местечке… у тебя очень интересная профессия…

Миша вытаращил глаза. Этого же не может быть, думает он, этого не может быть!

- По твоим рукам видно, что ты работаешь ими.

- Да, - говорит Миша взволнованно, - я сантехник.

- Друг… это видно совсем четко, у тебя есть очень хороший друг. Он живет где-то здесь неподалеку… у тебя за плечами долгий путь. Я вижу здесь красивую молодую женщину… погоди-ка… она родня твоему другу… Ты любишь ее больше всего на свете, и она тоже тебя любит… но теперь ты должен ее покинуть, потому что твоя жизнь гонит тебя из России…

Мише эта пестрая старуха кажется все загадочнее. Откуда она знает о его профессии, о Леве и Ирине? Откуда? И теперь этому книжному червю приходит, наконец, в голову мысль, кого она ему напоминает: сумасшедшую из пьесы Жана Жироду, эту сказочно добрую, мудрую и человечную "графиню", которая создает в клоаках Парижа для опустившихся, разочарованных и безработных жалких созданий рай дружбы и счастья. Да, эта Соня - та же безумная, но с Белорусского вокзала Москвы!

- Откуда ты все это знаешь? - шепчет Миша.

- Ах, дорогой, я знаю только чуть больше, чем другие. Мне говорят об этом человеческие руки.

- Но этого не может быть! - кричит Миша. Тут снова возникает бутылка, кто-то говорит, что он должен выпить за здоровье именинника, и он это делает. Голова у него кружится, но мыслить он все еще может.

- Это же невозможно, Соня! - удивленно повторяет он.

- Невозможно? - спрашивает она и сочувственно смеется, показывая два ряда почерневших обломков зубов. - Много ты понимаешь в том, что возможно! Вот уж воистину был бы несчастным мир, если бы в нем было только то, о чем мы знаем.

- Да, это верно, - говорит Миша, глубоко потрясенный. Ведь он очень суеверен, со всеми своими заклинаниями и играми "если - то". Этой гадалке попался как раз тот, кто ей нужен. Ему не приходит в голову мысль, что он рассказал обо всем, что она читает у него по руке, еще утром Тимке, а тот, в свою очередь, другим, и ей в том числе. Едва ли бы эта мысль пришла ему в голову, даже если бы он не выпил столько самогона.

- Ты себе даже не представляешь, какие удивительные вещи случаются в жизни, - говорит Соня. - Я знаю об этом совсем немного, я всего лишь гадалка… Ну и ну! - восклицает она, уставившись на Мишину ладонь.

- Что "ну и ну"?

- Да ты изобретатель! - говорит Соня и смотрит на него своими сверкающими глазами. - Ты сделал большое открытие… Да, все это есть на твоей руке, видишь, где эти две линии перекрещиваются, это холм гениальности… Твое изобретение связано с твоей профессией… Или что-то с землей… Ты делаешь хорошую землю, которая может помочь бедной, больной земле выздороветь…

Миша все это слушает с жадностью - это и невероятно, и правда.

- Я права? - спрашивает Соня. Он кивает. - Не говори мне, что ты изобрел, Миша! Не говори мне этого… Ты все основательно обдумал и начертил… Надо быть очень внимательным, чтобы никто не украл у тебя чертежи, потому что своим изобретением ты добьешься счастья, Миша… ты станешь богатым и счастливым… Да, это здесь написано, все написано на твоей руке…

- Эко-клозет, - выдавливает из себя Миша.

- Что?

- Я изобрел эко-кло…

- Не надо! - говорит Соня резко. - Не продолжай! Я не хочу знать, что ты изобрел. Я знаю, что ты что-то изобрел, этого достаточно… Дай, посмотрю дальше… Ты пережил много несправедливости… много горя.

Миша едва сдерживается. Много горя! Она говорит, много горя. Господи, как все это невероятно.

- Но горе пройдет… ты будешь счастлив со своей любовью… тебе предстоят долгие странствия… одно поведет тебя через большую воду… в большой город… Смотри, все это можно здесь увидеть, на этих скрещивающихся линиях… Покажи-ка твою левую руку… Вот, пожалуйста, точно такой же крест! Да, огромный город на другом берегу моря… там живет…

- Моя двоюродная тетка…

- Ты не должен перебивать меня, Миша! - говорит Соня почти гневно. - Разве ты не видишь, как мне надо напрягаться и сосредоточиваться? Так что тише, я прошу тебя!

Миша кивает, вздыхает и кивает. Господи, как ему хорошо!

- Все будет не так просто и гладко… хотя все кончится благополучно. Будет много, много препятствий… и приключений, и опасностей…

- Опасностей?

- Замолчи, я тебя умоляю! Да, опасностей, дорогой, большие опасности ожидают тебя… уже скоро… все новые и новые… Я вижу женщин… одна очень красивая… и другая тоже красивая, но совсем не такая, как первая… Одной ты должен остерегаться… Я не могу сказать, какой… Я могу только сказать тебе, что ты преодолеешь все опасности, даже самые страшные, да, да, будет несколько очень неприятных случаев… Иногда тебе будет казаться, что пришел конец… Но смотри, вот эта длинная толстая линия! Это линия твоей жизни. Несколько раз она исчезает, как бы обрывается, но потом она продолжается… снова продолжается… Ты - человек, которого ожидают и большое горе, и большое счастье… А теперь слушай внимательно, что я скажу, Миша: даже самое большое несчастье, которое выпадет на твою долю, не сможет тебя сломить, при условии, что ты никогда не потеряешь мужества и никогда не перестанешь надеяться. Ты это понял?

Миша молча кивает.

- В жизни, собственно, есть только один грех, - говорит сумасшедшая с Белорусского вокзала, - вот он: потерять мужество и надежду. От этого зависит твоя жизнь, если ты их не потеряешь, то достигнешь всего, чего желаешь… - Появляется бутылка, Соня делает большой глоток, потом Миша, и Соня говорит:

- Поверь мне, Миша! Посмотри на мои ногти! Что ты видишь?

- Они грязные, - говорит Миша.

- Нет, - говорит Соня. - Они не грязные. Они посинели оттого, что я так сильно напрягалась. Они всегда от этого синеют, это все ложится на сердце, такое невероятное напряжение каждый раз. Я смертельно устала и больше ничего не скажу. Но теперь ты знаешь ответ, да?

- Да, - говорит Миша, потрясенный до глубины души, - теперь я знаю ответ. Как мне тебя отблагодарить? Как? Скажи мне, Соня! - кричит Миша, потому что рядом запели песню, красивую и печальную.

- Мне надо жить, дорогой, - говорит Соня, тоже громко. - И раз уж ты заговорил о деньгах… Мне надо совсем немного…

- Сколько ты хочешь?

- Раз ты приехал из Германии, - говорит Соня, - у тебя же есть несколько немецких марок…

- Сколько ты хочешь? - спрашивает он. - Сколько, Соня?

- Может быть, две немецкие марки?

- Две марки?

- Извини! Может быть, одну?

Миша достает свой кошелек и долго роется в нем, потом дает Соне десятимарочную купюру.

- Вот, пожалуйста!

- Спасибо тебе, - говорит она, пораженная. - Ты добрый человек. Это тоже принесет тебе счастье, то, что ты дал старой женщине столько немецких марок… Но только не забывай: ты будешь счастлив и с честью выдержишь все испытания, если ты никогда - повтори!

- Если я никогда не потеряю мужества и надежды, - говорит Миша.

27

Он стоит на широкой лестнице здания, где находится Управление виз и регистраций Министерства внутренних дел. Миша уже почти добрался до второго этажа, сегодня он должен дойти до окошек. Сейчас начало одиннадцатого, эта идея с номерами, думает Миша, была превосходной, и, исполненный уверенности, он улыбается человеку, стоящему рядом с ним, совсем близко, потому что на ступеньке стоят четверо в ряд. Человек приветливо улыбается в ответ, он тоже рад, что почти дошел до второго этажа. Конечно, Мише придется приходить сюда еще несколько раз, это ясно, сегодня он получит в лучшем случае анкеты для заполнения. Возможно, милиция снова пустит его переночевать в зал ожидания Белорусского вокзала, возможно, там соберется не слишком много бомжей, попрошаек и пьяниц!

От этой неопределенности его избавляют два невзрачных человека - толстый и тонкий. Они пробираются к Мише сквозь толпу, и толстый говорит:

- Пожалуйста, ваше удостоверение личности, гражданин! - В это время тонкий достает из кармана какую-то книжечку и открывает ее. Миша видит под прозрачной пленкой документ с фотографией тонкого и надпись: "Министерство государственной безопасности".

Обычный контроль, думает Миша беззаботно, здесь среди стольких людей, которые хотят выехать, нужно заранее разобраться, кто есть кто. Среди них ведь могли бы быть преступники, находящиеся в розыске, так что правильно, что за этим так следят.

Приветливый человек рядом с Мишей побледнел, все люди вокруг Миши побледнели, насторожились и слушают. Толстый тщательно разглядывает мишин паспорт, особенно фотографию, потом смотрит на тонкого и отдает ему мишин паспорт, тот разглядывает его с такой же тщательностью и сравнивает фотографию с Мишиным лицом, кивая при этом толстому, словно говоря: - Ну вот, так и есть.

- Это немецкий паспорт, - говорит Миша доброжелательно. - А я гражданин Германии и посещал здесь своего старого друга и его семью. Вот видите, въездная виза.

- Мы это видим, профессор Валентин Волков, - говорит тонкий. - Первоклассная подделка. Немецкий паспорт. Вы видимо, считаете, что нас можно провести.

- Господа, - говорит Миша, - вы заблуждаетесь. Я не Валентин Волков и совсем не профессор. Меня зовут Миша Кафанке, как это написано в моем паспорте, и он не поддельный, а настоящий.

- Ну, конечно же, господин профессор, - говорит толстый. - Вы не Валентин Волков, иначе у вас был бы русский паспорт на имя Валентина Волкова, а не немецкий на имя Миши Кафанке.

- Вот именно, - говорит Миша с обаятельной улыбкой. Понятливые люди, недоразумение разъяснилось.

Видимо, нет.

- Пожалуйста, пройдемте с нами, - говорит тонкий.

- Что?

Вместо ответа оба господина берут Мишу под руки, спускаются вниз по лестнице, выводят на улицу и сажают в черный автомобиль, который ждет у входа с третьим человеком за рулем. Дверь захлопывается. Миша сидит на заднем сиденье между тонким и толстым, и тонкий говорит:

- Давай, Федор!

Машина трогается с места.

- Н-н-но, - начинает Миша потрясенно. Как всегда в минуты сильного волнения, он заикается и сильно сопит. Затем он внезапно прекращает сопеть, потому что вспоминает о том, что предсказала ему гадалка Соня, - как много трудностей и неприятностей лежит на его пути к счастью. Черт побери, действительно колдунья! Стоило ей прочитать это у него по руке, и вот уже начинается! Однако Миша полон надежды, так как Соня сказала еще, что он выйдет невредимым из всех приключений и опасностей, если только не потеряет мужества и надежды, а он их никогда не потеряет, это он решил твердо.

- Это, - говорит тонкий, - просто невероятно, за каких дураков нас держат некоторые люди. Прямо обидно. Да к тому же еще такой выдающийся человек, как вы, профессор Волков.

- Меня зовут не…

- Да, - говорит толстый, - это мы уже слышали, не надо все снова, пожалуйста, профессор Волков! За последний месяц мы задержали в этом здании троих таких же, как вы, ученых-шпионов. Правду говорят, что мозг, подобный вашему, обнаруживает совершенно специфические признаки - в полоску, как зебра, то круглый дурак, то гений. - И он вяло смеется тремя отдельными звуками: ха, ха, ха.

И так же - ха, ха, ха - смеется тонкий.

Теперь они едут очень быстро.

- Это большой скандал, - говорит толстый серьезно. - Скандал? - спрашивает он сам себя. - Ах, если бы! Это преступление против человечества, то, что вы хотели совершить, профессор Волков! Это доказывает, что совести у вас - если она вообще есть у вас и вам подобных - существенно меньше, чем у растлителей детей. Печально, очень печально. Ну, ладно, в последнее время вы не получали зарплаты, но разве это основание для того, чтобы предавать свою страну и предлагать себя вместе со всеми секретными сведениями врагам?

- Я-а-а… - начинает Миша, которого тонкий крепко держит за руку, между тем как толстый берет его пластиковую папку, открывает ее и достает светокопии.

- Я-а-а… - начинает опять Миша.

- Пожалуйста, не надо театра, профессор! - говорит тонкий и строго смотрит на него. - Вы первоклассный ученый-ядерщик! Блестящий ум! Это значит, что действительно грандиозные идеи почти всегда приходят в голову ученым, которым нет еще тридцати. Так же было с вами. Ваша идея установки по обогащению плутония… - Он замолкает, потому что тонкий развернул один из чертежей и протягивает его коллеге. Тот долго, молча уставившись, смотрит на терморегуляторы, Мишину гордость, и, наконец, говорит: - Мне кажется, это уж чересчур, профессор, что вы таскаете с собой чертежи. Какая беспечность!

- Это чертежи моего изобретения! - старательно растолковывает Миша. Конечно, теперь все разъяснится очень быстро. - Я изобрел биотуалет - экологический клозет, а не установку по обогащению плутония, господа.

- Ах, вот как, - говорит тонкий, - это клозет! Как же глупо с нашей стороны, что мы сразу не догадались! Вы должны извинить нас, профессор, мы всего лишь невежественные, тупые сотрудники госбезопасности. Почему вы носите с собой эти чертежи - это выходит за рамки нашего понимания, но наверняка поймут другие ученые-ядерщики. Вы сможете объяснить это им в спокойной обстановке.

- Я не ученый-ядерщик, господа. Я - сантехник, - возражает Миша, все еще улыбаясь. Просто фантастика, как быстро начинает сбываться то, что предсказала эта Соня. Еще никогда 10 марок не удавалось вложить лучшим образом!

- Конечно, профессор Волков, - говорит тонкий, пока толстый бережно складывает чертежи и засовывает их обратно в полиэтиленовую папку. - Вы сантехник. Но сейчас вы арестованы. Не волнуйтесь и не делайте резких движений! Это в ваших интересах. Сопротивление бессмысленно.

Конечно, думает Миша. Разве Соня не предсказала, что меня ожидают большие неприятности? Так что смелее! Теперь необходимы мужество и надежда, надежда и мужество.

28

Давненько я не бывал в камере, думает Миша.

Та, в которую его поместили, больше, чем любая в димитровском сельсовете. Она для двух человек. Один уже находится там, когда серьезные господа в штатском просят Мишу войти, и затем тихо закрывают за ним дверь и запирают снаружи на несколько запоров.

Миша вежливо здоровается со старожилом камеры, лежащим на нарах, и представляется ему с доброжелательной улыбкой:

- Добрый день, меня зовут Михаил Олегович Кафанке. Мне очень жаль, что я вынужден вас беспокоить. Мне сказали, что здесь нет больше свободных мест, все переполнено, у них от работы голова идет кругом.

Человек бросает печальный взгляд на Мишу и говорит:

- Значит, вас тоже поймали, коллега.

- Почему тоже?

- Ну, - говорит человек и встает, чтобы пожать Мише руку (у него крупная фигура и очки в роговой оправе, высокий лоб, лицо, излучающее ум, интеллектуал, думает Миша благоговейно), - потому что я тоже физик-ядерщик. Меня зовут Виктор Алехин.

Алехин! Мишу словно током ударило. Этого мужчину зовут Алехин - так же, как величайшего шахматиста, невероятно! У шахматиста было имя Александр, но что это меняет? Он тоже был русский, фамилия - это знак. И Миша тут же устраивает очередную маленькую игру в заклинания: раз его зовут Алехин, значит, я выберусь целым и невредимым из этой переделки. Это счастливый случай.

- Рад познакомиться с вами, профессор Алехин, - говорит Миша и пожимает ему руку.

- Я тоже рад, профессор Волков, - говорит Алехин, - рад и преклоняюсь перед вашим талантом, профессор Волков. Я читал ваши публикации. Вы - гений, вы - гордость нашей науки!

Миша думает: либо этого Волкова в России действительно знает каждая собака, либо этот Алехин провокатор, и его специально поместили в эту камеру, чтобы он меня разговорил. И в том, и в другом случае у них ничего не получится, теперь, когда одно за другим сбывается все то, что гадалка Соня вычитала из моей руки.

И он говорит мягко и любезно то, что говорил в течение последнего часа уже много раз, а именно:

- Я не профессор Волков.

- Конечно, вы не профессор Волков… - говорит Алехин. - Вы… как вы сказали?

- Михаил Олегович Кафанке.

Ремень они у меня отобрали, галстук, ботинки, чтобы я не мог причинить себе никакого вреда и не повесился на шнурках. Теперь на мне тапочки. Старые тапочки, многими уже ношенные. Вонючие. У Алехина такие же, старые, тоже воняют, и галстука и ремня тоже нет.

- Красивое имя вы себе подобрали, - говорит Виктор Алехин, - я называл себя Борисом Найденовым, прежде чем они меня схватили. - Он глубоко вздыхает. - Не повезло! У меня было приглашение индийского правительства. Договор уже подписан. 15 тысяч долларов ежемесячно. Вилла рядом с Дели, бассейн внутри, бассейн снаружи, крытый и открытый теннисные корты, шофер, автомобиль, прислуга, просто рай для научных исследований. И у меня уже была виза! Они вытащили меня из самолета, за пять минут до отлета, несмотря на мои первоклассно подделанные документы. Тут усомнишься в том, что Бог существует, а?

- Ну, - говорит Миша, - в этом многие сомневаются, но вы-то по крайней мере действительно физик-ядерщик, профессор Алехин. А я нет. Я жестянщик. Как вам нравится такая милость Бога? - И он садится на свободные нары. Они такие же жесткие, как в Димитровке, но это, говорят, полезно для позвоночника.

- Конечно, конечно, - говорит ученый-ядерщик в роговых очках. - Жестянщик с фальшивым паспортом на выезд.

- Мой паспорт настоящий, - говорит Миша мягко. - Меня действительно зовут Миша Кафанке, а что касается выезда, то я действительно хочу выехать из России, потому что боюсь антисемитизма.

- Как? Вы еврей?

- Наполовину. Но для людей, которые не выносят евреев, это одно и то же, а евреев многие терпеть не могут. Там, откуда я родом, в Германии, шесть миллионов были уничтожены.

- И поэтому вы уехали оттуда в Россию?

Назад Дальше