- Давай на елочку поглядим? - предложил Подарок. - Только, чур, не сталкивать ее на пол.
- Так ты же сам говорил, что нельзя на стол Максима, - напомнил Лапа.
- Со мной - можно, - снисходительно ответил Подарок.
Коты осторожно запрыгнули на стул, потом - на стол, не потревожив ни одной скомканной бумажки. Шарики на елке тонко-тонко зазвенели.
- Меня на праздники к себе Максим возьмет, тебя, наверное, тоже, - сказал Подарок. - У Максима я еще не был. Вот у доктора Иванова несколько раз отмечал Новый год. Он любит, когда много гостей. Приезжают его братья, дети, племянники - полон дом народу, все так и норовят тебя потискать, погладить, помять. У Анны Борисовны я только один раз был. Там котов уважают, без спросу не мнут. Но никуда нельзя прыгать, кругом стеклянные безделушки. Вдобавок у ее мужа аллергия на шерсть, так что я несколько дней отсиживался в комнате дочки. А она меня все вычесывала и вычесывала, а я все урчал и урчал, как котенок. Никогда ни до, ни после я так много и громко не урчал.
- Может быть, эта дочка и была твоим человеком? - тихо спросил Лапа.
- Да ты что, поверил в сказки моего рыжего брата? Он кого хочешь взбаламутит. Не нужен тебе никакой человек! И мне не нужен!
Подарок от возмущения даже хлопнул лапой по столу. Задел компьютерную мышь. Экран осветился.
- Ты что делаешь! Положи как было! - испугался Лапа. И подвинул мышь обратно. Но, видно, нажал на какую-то кнопку, потому что на экране вдруг возникло недовольное женское лицо.
Подарок ничего не заметил, продолжая любоваться елочкой, а вот Лапа уставился в экран, как будто незнакомка была для него самым родным и важным человеком на свете.
- Прекрати уже мне звонить! Не надо ничего объяснять! Я прекрасно обойдусь без твоих объяснений! - послышался из динамиков сердитый голос.
И вдруг злость пропала. Как будто налетел сильный ветер и прогнал тучи, сгустившиеся над крышей.
- Ко-отик! - нежно сказали динамики. - Ми-илый. Кис-кис-кис!
Лапа, наверное, так бы и просидел всю ночь, разглядывая незнакомое-знакомое лицо, если бы не Подарок. Тот мгновенно среагировал на позывные "кис-кис-кис", оторвался от созерцания елки, понял, что их с новеньким застукали на столе, куда котам лазать нельзя, и взмяукнул:
- Лапа, очнись! Влетит нам за то, что полезли на стол! Тут везде камеры слежения! В городе ведь живем, в двадцать первом веке! Жмем отсюда!
Коты грациозно спрыгнули на пол и разбежались в разные стороны, словно их уже пришли ловить и наказывать. Подарок решил отлежаться на своей любимой верхней полке, а Лапу все тянуло к месту преступления: полночи он уныло бродил вокруг стола, бросая опасливые взгляды на потухший монитор, но подойти к нему так и не решился.
Даже если Максим заметил, что коты забирались на его стол, то вида не подал. О разбитых вчера цветочных горшках тоже не вспоминал, решив, что для котика, вероломно брошенного хозяевами, Лапа держится молодцом.
Пациентов почти не было: все готовились к Новому году. Персонал "Кошачьего лекаря" собирался уйти сегодня пораньше, если не случится чего-то выходящего из ряда вон.
Максим достал из кладовки две переноски, открыл и поставил на кухне, чтобы Лапа и Подарок привыкали.
- В них он повезет нас к себе, - пояснил Подарок. - Новый год уже сегодня ночью! Хорошо бы на столе у него была курица, я очень курицу люблю.
Максим три раза подряд позвонил бывшим хозяевам Лапы - телефон их по-прежнему был недоступен.
- Зря стараешься, - сказала Рая, - кто ребенка один раз бросил, тот уже не одумается.
- Их может оправдать только одно, - заметила Анна Борисовна, - если по пути в банк их похитили инопланетяне.
- А где больные? - выглянул из своего кабинета доктор Иванов. - Или их тоже инопланетяне похитили?
- У нас по плану только Кумушка в четыре часа, - сказал Максим. - Пойду я для разнообразия пообедаю в кафе. Поем по-человечески суп. Приглядывайте тут за хозяйством, цветочные горшки не бейте, на стол не запрыгивайте.
Это он Подарку и Лапе сказал. Значит, все заметил, но ругаться не стал. Вот человечище!
Четвероногих пациентов не было, но люди в клинику заходили: прибыли два курьера с подарками от благодарных хозяев и их спасенных котиков. Зашли две соседки, поболтать с Раей, обсудить дела уходящего года. Примчался кто-то из детей или племянников доктора Иванова - принес ему забытые дома кошелек и ключи.
А потом появилось знакомое-незнакомое лицо, которое Лапа впервые увидел вчера.
- Я за тобой, - сказал приятный голос, - меня зовут Катя. Если у тебя есть хозяева, я их разорву, потом задушу, потом разорву. Потому что ты теперь - мой кот.
Не снимая теплой куртки и шапки, оставляя на кафельном полу мокрые следы, Катя подошла к Лапе, наклонилась и взяла его на руки.
- Ты самый лучший в мире кот. Ты самый любимый кот. И для меня ты - самый главный кот, - сказала она. И что-то еще в таком же духе.
Учуяв незнакомку, из кухни выглянул Подарок.
А вскоре вернулся Максим.
- Катя! - сказал он. - Раз ты пришла, то выслушай меня, пожалуйста!
- Я не к тебе, - ответила она, - я вот к нему. Если у этого кота есть хозяева, я их сперва разорву, потом задушу, потом разорву.
- Было бы неплохо, - сказал Максим, - они бросили его здесь несколько дней назад. И, согласно договору, могут в течение месяца забрать нашего Лапу.
- Не нашего, а моего! Пусть только попробуют! Тут-то я их разорву, потом задушу, потом разорву! - обрадовалась Катя. - А кота не отдам никому! И мне все равно, с кем ты обещал провести Новый год.
- Да с ним! Вот с ним! - закричал Максим, поднимая на вытянутых руках Подарка. - Он у нас в клинике работает, и у него совсем никого нет! Я обещал провести Новый год с этим котом!
- А сразу ты не мог объяснить? - рассердилась Катя. - Пожалуй, я разорву тебя, задушу, а потом разорву раньше, чем бывших хозяев моего котика.
Открылась дверь, и вошла Кумушка в сопровождении хозяйки. Обе: и болонка, и бабулька-сплетница - замерли, чтобы не пропустить ни одного слова. Но Рая, доктор Иванов и Анна Борисовна подхватили эту парочку и повлекли в самый дальний кабинет.
- Вы подождите меня тянуть, а что Максим-то? - вырывалась старушка. - Я же с Максимом-то не поздоровалась, пустите-ка меня к нему!
- Капаем в глаза за счет заведения! В честь праздника! Хотите, вам тоже закапаем? - твердила Анна Борисовна.
- Я и челку могу задаром подровнять, в честь праздника-то! - подпевала Рая. - И вам, и собачке вашей. Анна Борисовна, хотите - и вам тоже?
Доктор Иванов вошел в кабинет последним и плотно закрыл дверь, чтобы не мешать разговору людей и котов.
- Машина у дверей, - сказала Катя. - Сейчас возьму моего кота и этого, второго. И повезу на дачу к родителям. А ты приезжай к нам вечером. Если захочешь. А не захочешь - то я…
- Знаю. Разорвешь, задушишь и разорвешь, - улыбнулся Максим и помчался на кухню за переносками.
На даче Лапе и Подарку выделили для отдыха целый чердак да вдобавок разрешили бегать по всему дому. Коты договорились исследовать его поодиночке, чтобы потом сравнить впечатления.
Дом был просторным, но спрятаться в нем было негде: ни уголка потайного, ни стола с длинной, до пола, скатертью, ни укромной антресоли. Да Лапа и не думал прятаться - наоборот, он так и норовил оказаться на пути у своего человека - "болтался под ногами", как говорили прежние хозяева. Но Кате это как раз очень нравилось.
- Вот какой у меня кот! Куда я - туда и он! Прямо вот чувствует, что мне надо срочно его погладить! - с гордостью говорила она. Откладывала в сторону стопку чистых тарелок или коробку с гирляндой и наклонялась, чтобы погладить своего серого вислоухого друга.
Она не спрашивала, как Рая: "Ребенок, ты что, голодный? Тебе что-то нужно? Может, ты замерз?" Потому что понимала - ничего сейчас Лапе не надо, он почти счастлив. И если его совсем немного погладить, то счастье будет безоговорочным и полным.
Исследовав дом и не найдя в нем ни одного стоящего укрытия, коты вернулись на чердак, сели возле круглого окошка и стали смотреть, как в свете жужжащего уличного фонаря снег падает и падает на заснеженные яблони и сливы.
- На ужин будет курица - я справлялся, - поделился своим открытием Подарок.
- А Катя меня все хвалила, гладила и даже за ухом чесала! - похвастался Лапа.
- Интересный человек эта твоя Катя. Ей бы кошкой родиться! Такая бы не допустила, чтобы ее котят ночью унесли на холодную улицу! Хозяев бы разорвала, а малышей принесла обратно домой.
- И тогда бы Неподарок не нашел своего человека. А ты - работу в клинике. А я бы не встретил тебя, - заметил Лапа.
- Да и ладно. У тебя вон хозяйка есть. Зачем тебе я?
- А затем, что без тебя я бы ни за что не залез на стол к Максиму и не узнал, что на свете все-таки существует мой человек.
Коты замолчали и снова стали смотреть в окно. А потом на чердак ненадолго забежала Катя, чтобы занести четвероногим постояльцам маленькую пластмассовую елочку, которой не нашлось места внизу.
Когда она ушла (не забыв почесать Лапу за ушком), Подарок всерьез взялся за елку. Это, конечно, был не цветочный горшок, но повалить ее на пол все равно стоило.
Подарок легонько толкнул елку. Она упала, но тут же поднялась, покачиваясь на круглой подставке.
Подарок ударил елку лапой. Она снова упала и вновь вернулась в исходное положение.
Подарок прыгнул на елку, повалил ее - но та оказалась достойным противником и, поднимаясь с пола, отбросила кота к дальней стенке.
Подарок был в полном восторге от елки-неваляшки. Он ронял ее, швырял и опрокидывал - а ей все было нипочем!
- Это куда лучше цветочных горшков, - отдышавшись, сказал он Лапе. - Фиалки ни в какое сравнение с моей елочкой не идут. Да и алоэ, пожалуй, тоже. Попробуй повали ее. А я пока вздремну.
Подарок выбрал для отдыха самую высокую балку под крышей, ловко взобрался на нее и прилег, чтобы набраться сил перед праздничным ужином. А вот Лапа все никак не мог найти себе укрытие: ни закутка, ни щелочки, даже переноски куда-то убрали. Спать ему не хотелось, и он отправился вниз - "болтаться под ногами".
Спрыгнув с лестницы, Лапа сразу же наткнулся на Катю, которая схватила его в охапку и объявила:
- Не кот, а гений телепатии! Только я о нем подумаю - и он тут как тут.
- Это потому, что ты думаешь о нем все время, - улыбнулся Максим.
Он приехал на последней электричке и привез Лапе подарок - синюю пластмассовую бочку.
Анна Кудрявская. Всего лишь случай
Ленка никак не могла найти себе места, хотя ее привязка к месту под номером девятнадцать на ближайшие двое суток была документально зафиксирована и подкреплена железнодорожным билетом. Ленку нещадно тошнило. Сидя, стоя, лежа… Мысленно она материла капризный организм, устраивающий иезуитскую пытку из любого путешествия на автобусе, в самолете или поезде. Мысленно же она приказывала себе держаться. Каких-то двое суток. Господи… Целых двое суток бесконечной тошноты! А потом такой бледнолицей красоткой прямо к накрытому столу, ну-ну, весело-весело встретим Новый год…
В купе, украшенном по случаю предстоящих праздников дешевенькой мишурой, кроме нее ехали три представителя сильной половины человечества. Симпатичная, бойкая, яркая девятнадцатилетняя девчонка никогда не была обделена мужским вниманием. И такой гендерный расклад - один, точнее, одна к трем - ее не пугал, даже, наоборот, импонировал. Но поначалу это соседство Ленку не обрадовало, перспектива вынужденного, пусть и временного, сосуществования и общения в состоянии близком к коллапсу с чужими людьми противоположного пола казалась дополнительной инквизиторской пыткой.
Попутчики, однако, оказались вполне приятными людьми, а Ленка - существом общительным и оптимистически настроенным даже в состоянии перманентной тошноты. Периодически над ней по-доброму подшучивали, мол, золотая девушка: не ест, не пьет, лежит себе тихонечко - мечта любого мужчины. Бледно-зеленая Ленка улыбалась и отпускала ответные колкости. Мужчины смеялись и пытались хоть как-то подбодрить и растормошить попутчицу:
- Лен, может, мандаринку?
Вот и сейчас кто-то проявил заботу. Ленка приоткрыла левый глаз. Открыть оба, когда ты только что, подавив очередной рвотный позыв, притворилась мертвой чучелкой, не представлялось возможным. Петрович - так он представился при знакомстве - слез с верхней полки, присел у Ленки в ногах и чистил мандарин. Кто-то из попутчиков для создания праздничного настроения (пара дней всего до Нового года!) купил в дорогу целую сетку этих цитрусов.
- Ой, нет… Не надо… Я видеть не могу еду… Любую…
- Ой, прям там, еда-а-а, - протянул Петрович, но настаивать не стал.
Он был смешным маленьким, приземистым дядькой лет шестидесяти с морщинистым и загорелым, по-деревенски почти черным лицом. Ловкий и юркий. А еще говорливый. Байки травил с утра до ночи, начиная их неизменной фразой "а вот знаешь, нет…". И заканчивал присказкой "вот такая кульминация, понимашь…". Под кульминацией он, разумеется, имел в виду развязку. Ленка внутренне похихикивала над его "кульминациями", но поправить не решалась, да и зачем? Петровичу нравилось это красивое "умное" слово. И произносил он его с напускным профессорским видом.
- А вот знаешь, нет, - Петрович разломил мандарин на дольки и одну уже поднес ко рту, - случай был лет двадцать назад. Я тогда с корешем на комбайне работал. Уборка была. И вот гдей-то посередь поля сломалась та хрень, да че вам название, вы не поймете, короче, которая колосья рубит. Ну остановились. Дружбан мой в кабине остался, а я пошел посмотреть, нагнулся, залез по самый пояс. Черт его знает че там случилось, но хреновина эта вдруг заработала. Сей момент до меня доперло, что вот щас-то мне башку и снесет на хрен или вообще пополам перерубит. Рванул я резко назад, почти успел вылезти, но покалечило меня конкретно - кожу с башки срезало напрочь, как бритвой, и шея сломалась. Положили меня в районку, загипсовали, как мумию, от самой задницы - всю грудь, шею, голову, только моська осталась открытой.
Представив себе эту "моську" и все остальное в гипсе, Ленка засмеялась и приподнялась на локте. Тошнота отступала. Петрович ухмыльнулся и подмигнул ей:
- А дружки по палате, где я лежал спервоначалу, хохмачи оказались еще те, ядрена вошь! Пока я спал, они на лбу мне, прям на гипсе, красным фломастером звезду нарисовали. И не отмыть ведь, гипс мочить нельзя! Так я и жил: не то космонавт, не то красноармеец какой. Полегче стало, отпросился домой. А в гипсе еще ходить и ходить, да и на уколы приезжать надо. Можно было от моей деревни и пешком доковылять, но уж больно лениво. А у меня машинешка моя, развалюшка, всегда под боком. И вот я в таком виде, да еще и за рулем. Гаишники сначала ржали, как кони, а потом привыкли и даже честь отдавать стали, когда мимо поста проезжал. Зато с тех пор меня вся деревня то буденновцем, то Гагариным кличет. Вот такая кульминация, понимашь…
Сообразив, что он так и сидит с долькой в руке, Петрович на "кульминации" наконец-то сунул ее в рот.
Второй попутчик, молчаливый и угрюмый Дима, тоже прописанный на верхней полке, редко с нее спускался. Но на цитрусовый запах и рассказ "буденновца" не отреагировать не мог. По столу в такт бесконечному "тыгдым-тыгдым" катались еще несколько оранжевых мячиков. Дима - большой и неуклюжий в движениях мужик, этакий антипод Петровича по комплекции и темпераменту, но полный аналог по рабоче-крестьянскому прошлому и настоящему, поймал один из них и стал неумело ковырять кожуру.
- Че ж ты такой пахорукий-то? - незлобиво хохотнул Петрович. - А ты, Серега, че не берешь? Давай-давай, наяривай, пока есть!
Сергей - еще один обитатель купе - понравился Ленке сразу. Интересный, немногословный - одним словом, вещь в себе. Тот самый ее любимый тип мужчин. А еще музыкант. Гитарист. О-о-о, музыканты - вечная Ленкина любовь. То взаимная, то не очень. Ленка иногда, делая вид, что спит, подглядывала за Сережей, наблюдала. Было в нем что-то особенное, от чего перехватывало дух. Невысокий, очень худенький, с невероятно острыми чертами лица и громадными глазами, кудрявые волосы до плеч. "Менестрель" - Ленка улыбалась своим мыслям, глядя, как Сережа тонкими пальцами мастерит из бумажных зеленых салфеток новогоднюю елочку. Ей было странно, что такой застенчивый, закрытый, как он, может выступать на сцене и быть лидером группы. Сережа тоже иногда бросал заинтересованные взгляды на Ленку, но в красноречии с Петровичем, забивающим эфир, тягаться не мог и не хотел. Поэтому, когда Ленка выходила в тамбур покурить, некурящий Сережа шел с ней. А надо сказать, что, несмотря на тошноту и дурное самочувствие, курила Ленка часто. Для нее это было неким показателем жизнеспособности организма: могу курить, значит, все еще не так хреново, как кажется.
В тамбуре они и узнавали друг друга. Сигарета была давно докурена, а они стояли и разговаривали, разговаривали… Тогда Сережа и рассказал, что приезжал в Москву на разведку, а сейчас возвращается в родной город, чтобы собрать вещи и снова уехать, уже навсегда. Что Сережа не только гитарист, а еще и композитор и аранжировщик. Что ему уже двадцать пять, и он хочет изменить свою жизнь и переписать начисто. Неторопливая тихая речь, музыкальные пальцы, выстукивающие какую-то одному ему известную мелодию на замерзшем оконном стекле, и улыбка, особенная какая-то. Ленке он нравился все больше. Чтобы скрыть волнение, она старалась подробно и весело отвечать на Сережины вопросы - про работу на телевидении, про учебу на журфаке, про планы на будущее, про город, в котором живет, про все на свете.
Когда они возвращались в купе, Петрович хитро подмигивал Диме и язвил:
- О, молодожены вернулись.
Ленка отшучивалась, а Сережа садился на свое место и, улыбаясь, отворачивался к окну.