"СУДНО НАШЕ"
Пришвартовались наконец на законном месте "Турбидита" – на сорок четвертом причале. Одни из пассажиров тут же продолжили выгрузку, другие отправились домой, третьи остались охранять свой товар до следующего дня.
По судну шастали бандиты. Я с опаской и в то же время с любопытством присматривался к ним. Большинство из них были молодые парни и не очень-то крепкие с виду (хотя встречались и спортивного сложения), но почти все имели ужасные физиономии. Отвисшие губы, корявые уши, бритые, в шрамах головы, и глаза такие, что инстинктивно избегаешь встретиться с ними взглядом, как избегаешь обычно касаться оголенных электропроводов. Правда попадались среди них и вполне нормальной и даже располагающей наружности ребята, но такие были редкостью, и даже у них угадывалась какая-то жестокость в глазах. "Пацаны", – обращались они друг к другу.
Среди "пацанов" находился бородатый пожилой человек, с животиком, в черной кожаной куртке. Судя по тому, с каким подобострастием вились вокруг него "пацаны", как негромко, в двух-трех словах давал он какие-то распоряжения, то был их "папа".
– Это и есть Алексеев? – спросил я Олега.
– Наверное, – ответил тот.
– А я думал, они работают на Алексеев из магазина "Алексей", – пошутил я не очень весело.
Один из матросов, вероятно, что-то высказал против пришельцев – его мгновенно окружили толпой, стиснули.
– А ну говори фамилию, адрес! Быстро! – услышал я их отрывистые голоса.
Тотчас я вообразил себя на месте этого несчастного и ощутил нервный озноб. Я вдруг ясно осознал, что судьба моя в ближайшие часы может оказаться в руках этих головорезов. "А ну говори, где товар, быстро!" – отчетливо прозвучали те же голоса, пока что лишь в моем воображении.
Дело в том, что Олег собирался на ночь уйти домой, с тем, чтобы утром прибыть с ребятами и с машиной, а мне выпадало дежурить на теплоходе. И теперь мне думалось, каково будет, если я не услежу. Конечно же, Олег не станет напускать на меня "макаровцев", как на Гену, но что буду испытывать я сам! Нет, если уж на то пошло – пусть бандиты забирают меня вместе с товаром!
– Гене я тоже сказал, он тоже будет присматривать, – как бы в успокоение мне проговорил Олег.
Мы сидели в каюте. Олег достал из коробки бутылку и свернул ей головку. Запахло можжевельником, тайгой.
– Джин "Лондон"! – провозгласил он, наливая в стаканы и добавляя из другой бутылочки шипучий "топик". – Как говорил мой знакомый американец Рэнсем, джин действует прямо на мозг, ослабляя его функции, а "тоник" – сплошная синтетика, зашлаковывает клетки. Но почему так вкусно?
Джин и "тоник" предназначались для "своей" смены.
Внезапно за дверью послышались топот многочисленных ног и выкрики. Джин с "тоником" потерял свою прелесть, я допил его, как воду. Шум еще более усилился, что-то громко ударило в стенку. Не выдержав, мы вышли в коридорчик. Он оказался до предела набит людьми. Пахло табачным дымом и кожаными куртками.
В самом центре толпы я разглядел Симона. На губах у него играла улыбочка, не предвещавшая ничего хорошего. Напротив него стоял Сашок, лицо и лысина его были совершенно белыми.
– Я ее вот так только слегка взял за шею, – бормотал он, обращаясь к окружившим его "алексеевцам".
– Как ты ее взял?! – гнусаво выкрикнул его противник, презрительно скривив губы. – А ну покажи. Свинья! Ты ее схватил, как свою б…
Было ясно, что Симон намерился свести счеты со своим соперником с помощью дружков-"алексеевцев".
– Надо пригласить эту женщину, и пусть она сама скажет, – вежливо настаивал (впрочем, не совсем уверенно) неприметный паренек, представлявший, как можно было догадаться, "крышу" Сашка.
– Да что ее слушать! – вновь заорал "истец". – Я же сам видел, как было! – и он вплотную подступил к своему врагу, чувствуя за собой силу. – Меня не трогает, что у тебя "крыша". Шмотки свои можешь выгружать. У меня личная на тебя обида. И ты так просто отсюда не уйдешь! Штука баксов – и тогда забыто.
– А нам ты платил?! – ощетинились на Сашка "алексеевцы".
– Да, я платил, – промямлил тот. – Собирали… тогда и я платил.
– Сколько?
– Тридцать долларов.
Рослый парень, наиболее прилично выглядевший, взял его двумя пальцами за отворот рубашки:
– Мы не проститутки, чтобы брать по тридцать долларов. Стольник!
"А мы и вовсе не платили", – подумал я.
– Ладно, не о том базар, пацаны. Надо кончать с этим делом, – высказался кто-то из дальних рядов.
– Надо разобраться, – твердил защитник Сашка.
– Ты что себя ставишь?! – набросились теперь на него.
– Я не ставлю.
– Судно наше, понял?!
Этим было все сказано: "судно наше".
– Теперь, даже если капитан захочет отказаться от них, у него ничего не выйдет, – с мрачным лицом проговорил вполголоса Олег.
– Ребята, вы здесь тоже замешаны? – подступили к нам двое из толпы, подозрительно нас оглядывая.
– Нет.
– Тогда вам лучше тут не находиться. Это и в наших, и в наших интересах. Вы сторона нейтральная, а так вы становитесь причастными. Уйдите.
– Здесь наша каюта, – ответил Олег (видимо, самолюбие не позволяло ему сразу подчиниться и уйти).
– Ну дак проходите в каюту! – последовал приказ. – Или поднимитесь! – и нас уже без обиняков стали подталкивать к лестнице.
– А вы платили за охрану? – спросил тот высокий, приличного вида.
– Нет, я не платил, – твердо произнес Олег. – Я другим плачу.
Я приготовился к худшему. Но, вероятно, слова Олега пропустили мимо ушей или решили пока не отвлекаться, и мы беспрепятственно покинули коридор.
На палубе, слабо освещенной фонарем, Олег закурил, что бывало с ним нечасто. Рука его, держащая сигарету, слегка вибрировала, дым он выпускал мелкими толчками.
– Всякое ожидал, только не такое, – поеживаясь, словно от стужи, проговорил он сквозь зубы. – Баба-то эта, из-за которой сейчас разборки, – бывшая номерная, – презрительно пыхнул он дымом.
– Что это значит? – не понял я.
– Ну, номерная на судне. Убирает в номерах. Уборщица! А теперь, видишь, крутой коммерсанткой заделалась…
Я вспомнил надменное, неестественно белое лицо этой "крутой коммерсантки". Не скажешь по ней, что она бывшая уборщица. Хотя неизвестно, буду ли я походить на себя к концу своего здесь пребывания.
– Они пробудут до утра? – спросил я, имея в виду "алексеевцев".
– Двое суток, – хмуро ответил друг. – Капитан – ублюдок! Нашел, кому доверить судно. И Эмилия тоже… Хотя ей-то лично что? Кресла на этот раз не украли, значит, все хорошо.
И тем не менее Олег собирался уходить.
– Ну, Вадик, тебя не должны тронуть. Если что, если доберутся до груза, говори: "Работаю с макаровцами". – "С кем конкретно?" – "С Владом Захаровым. Фирма "Уссури", "стрелка" – казино "Ассоль"". И следи за словами. Каждое слово они могут поставить тебе в вину.
Незадолго перед этим Олег прикидывал, не съездить ли за Пашей-"макаровцем".
– Наверное, ни к чему, – рассуждал он, – только лишних сто баксов за экстренный вызов. Завтра к разгрузке он будет. Ты как считаешь, Вадим?
– Обойдемся, наверное, – поддакнул я.
Теперь же я сознавал, что, отказавшись от охранника, я как бы взял ответственность на себя.
– Если уж начнут убивать… ну, покажешь, где товар, – получил я последнее "успокоительное" наставление. – То есть, то же, что и я сам сделал бы в таком случае.
ДЕЖУРСТВО
И я остался одни. Запер дверь каюты. Потом подумал, что смысла в этом нет, поскольку не я сам, а наш груз представляет для бандитов интерес, и отомкнул замок. Подошел к темному иллюминатору. Глухой стеной двигался вверх-вниз борт соседнего судна. Настороженно хлюпала вода. Сверху доносился смутный шум, точно там плясали или избивали кого-то. Пересилив себя, я вышел наружу, прошел на бак, то есть на нос теплохода.
Палуба имела странный вид. Казалось, здесь громили магазин или склад: все было усеяно рваными, раздавленными, мокрыми картонными ящиками, россыпью валялись пачки чипсов, коробки с шоколадными пирожными "Чоко-пай" и сами пирожные в полиэтиленовых пакетиках, так что невозможно было ступить, не давя их ногами. Мне вспомнилась из детства сказка о волшебном горшке, который безостановочно варил кашу, так что каша эта расползлась по всем улицам города, и жители могли передвигаться, не иначе как проедая дорожки в этой каше. Так же и наш "Турбидит" был завален чипсами и пирожными, и надо было проесть в них проход, чтобы пробраться к другому борту.
Затем я осмотрел, подергал двери наших помещений. В коридоре столкнулся с поварихой Олей – той, что хохотала накануне, как чайка.
– Ты каюту не бросай без присмотра – все утащат, – прошептала она, жарко дыша на меня винными парами. – К нашим морякам уже залезли, часы украли…
Едва я прилег, не раздеваясь, на кровать, как раздался стук. Медленно, сдерживая дыхание, я подошел к двери и, взявшись за холодную ручку, резко распахнул ее. Передо мной стоял, смущенно улыбаясь, электромеханик Гена.
– Начеку? – спросил он (надо думать, видок у меня был слишком бодрый для двух часов ночи). – Я тоже сейчас глядел. Пока все в порядке. – Он уселся на край кровати, помолчал.
– Посматривать-то я буду, – проговорил он, глядя на пол, – но охрану на себя не беру. Я так Олегу и сказал. Однажды я уже погорел из-за этого. Олег тебе, наверное, рассказывал…
"Так, пошла вторая версия истории", – улыбнулся я про себя.
– Он мешки на палубе оставил, сказал: посмотри, Гена. А мы стали швартоваться. А при швартовке я должен быть в машине, порядок такой. Пока я там находился, эти махновцы успели несколько мешков утащить. А все претензии ко мне…
"Ничего себе – несколько мешков! – подумал я. – Весь груз, что был на палубе, стащили, по стоимости равный квартире! Но, с другой стороны, выходит, что Гена не совсем виноват, раз он должен был находиться в машинном отделении. А весь долг на нем…"
Приблизительно через каждый час я выходил из каюты и прохаживался по судну – до нашей "кладовки", мастерской и обратно, встречая по пути пьяных "алексеевцев" и ярко раскрашенных девиц, которых прежде на "Турбидите" не было.
РАЗГРУЗКА
В шесть утра, так и не сомкнув за ночь глаз, я стоял на палубе, вдыхая сырой, насыщенный туманом воздух, высматривая своих и следя, чтобы кто-нибудь не потащил к трапу наши мешки.
Появились первые грузовики. Пятясь задом, урча и пуская облака едких солярных выхлопов, они ползли к судну с вожделенно раззявленными дверцами фургонов и откинутыми бортами кузовов. Через час у трапа уже была толчея. Одни с мешками и коробками на плечах двигались вереницей к трапу, другие пытались проскочить обратно за новой поклажей. Над головами у всех летели с верхних палуб картонные коробки с чипсами и лапшей. Их ловили, кидали дальше. Где-то на машинах росли штабеля.
– Это что вы несете? Чей товар? – слышалось со всех сторон.
Мне было странно, что таможенники не являются сюда, чтобы "накрыть" всех с незаконным грузом. Подумалось, что все это до поры до времени, и смутное тревожное предчувствие шевельнулось в душе.
Появился наконец Олег со своими ребятами.
– Мы уж гадали, живой ты или нет, – смеясь, приветствовал меня Максим Румянов.
Олега сопровождал плечистый широколицый парень лет двадцати. Я обратил внимание на отсутствие какого-либо выражения на его лице и широкую зубастую (прямо-таки акулью) улыбку. Это был тот самый Паша, представитель "крыши". Никак не реагируя на творящийся хаос, он сразу прошел в каюту Гены и по-свойски расположился там на диванчике.
Позже других прибыл Шура Безбережный. И первыми его словами были:
– Штаны зря брали. Зависнут. Тема сдохла.
Это надо было понимать так, что спортивные штаны, каких мы привезли несколько тысяч, не продадутся.
Румянов с Безбережным принялись выкидывать из Гениной "ямы" тюки. Я подхватывал и бросал их дальше по коридору. А там уже наши тащили их к машине. Работа кипела. "Алексеевцы" тоже время от времени проволакивали по палубе мешок или ловко, из рук в руки, отправляли какую-нибудь коробку – украденные ими или отобранные у тех, кто был без "крыши". Едва не похитили и наш мешок с "Чемпионами". Делая вид, будто освобождают проход, откинули его в сторону к двери, там подхватили другие, и в мгновение ока мешок оказался на берегу. Шура Голощупов, заметивший это, успел кликнуть Пашу, и только это помогло нам вернуть похищенное.
Наконец два грузовика были загружены. Кто-то сел в кабину к водителям, остальные – в автомобили Олега и Шуры Голощупова. Двигались колонной: впереди – Голощупов с Пашей-"макаровцем", затем – грузовики, а в хвосте – мы с Олегом.
КАК В АМЕРИКАНСКИХ ФИЛЬМАХ
– А что, Паша этот нигде не работает? – спросил я Олега, когда мы выехали за ворота порта.
– Нет, конечно. Это и есть его работа. Как и у других боевиков.
"Хороша профессия", – подумал я.
– А он женат?
– Да. Жена и ребенок есть.
– Интересно, жена его знает, что он бандит? – продолжал я задавать наивные вопросы.
– А как же? Разве это скроешь? Да и зачем? Многие бабы только и мечтают, как бы за бандита выйти, – убежденно сказал Олег. – Чем плохо? Ни банкротство, ни безработица ему не грозят, налоги платить не надо. А убьют – семье выплачивается пособие… Паша мне сам рассказывал… – что-то типа страховки…
Слова Олега навели меня на размышления. И хотя я не мог согласиться с тем, что большинство женщин якобы готовы связать свою судьбу с мафиози, я все же допускал, что сами бандиты считают свой преступный промысел нормальной и даже весьма престижной профессией. Вполне вероятно, что настоящие бандиты вроде Влада Захарова или того же Паши, чувствуют себя стопроцентными мужчинами, более полноценными, чем обычные добропорядочные граждане. И их женщины наверняка воспринимают их так же.
Мы уже ехали по городу, и я обратил внимание, что Олег ежеминутно поглядывает в боковое зеркальце, хотя грузовики с товаром следовали впереди нас.
– Что, возможно преследование? – спросил я.
– Не исключено.
И Олег, продолжая следить за дорогой, рассказал, как они уже однажды уходили от преследователей:
– Паша в тот день отпросился на похороны приятеля, погибшего в стычке между группировками… хотя это не положено – отпрашиваться: работа есть работа. И вот, когда уже загрузились, узнали, что за воротами поджидают несколько бандитских легковушек и джипов. А как раз перед этим… – Олег прибавил газу, нагоняя грузовики, – перед этим у одного знакомого отмели весь товар. Просто перегрузили в свои машины и уехали… Мне ничего не оставалось, – с паузами продолжал Олег, – как нанять "омоновца". Для сопровождения. И вот едем. Впереди Шура Голощупов с Безбережным, дальше я с "омоновцем" в кабине "КамАЗа", а за нами штук восемь бандитских машин. И так через весь город. Как в американских фильмах! – усмехнулся он. – Что делать, не знаю. Не домой же их за собой везти! И "омоновец" говорит: домой нельзя, заберут все, как только я уеду. Сам он – майор, давно занимается организованной преступностью. Говорит: "Я их всех в лицо знаю, но ничего поделать не могу, такие законы…"
"Почему же такие законы? – сокрушенно подумал я. – Наверное, кому-то в правительстве выгодны такие законы. А возможно, и сами бандиты, их верхушка, уже имеют выход в правительственные круги".
– Конечно, если бы они вздумали нападать, – сказал Олег, – он бы кого-нибудь подстрелил с удовольствием. Они это чувствовали. Да и не такая уж добыча, ради которой стоит поднимать шум, схлестываться с милицией. Но и не отстают. Так и ездим по городу. Терпение у всех на пределе. Майор говорит: "Ребята, делайте что-нибудь, у них ведь тоже нервы не железные", – Олег помолчал, как бы давая мне возможность прочувствовать ситуацию. – В одном месте повезло: Безбережный сумел выпрыгнуть из машины и рванул через парк! Позвонил Владу Захарову. И мы туда поехали – в фирму "Уссури", где у Влада офис. Там двое "макаровцев" уже встречают. "Вам же сказали, что крыша есть!" А те с претензией: зачем мента посадили? Нарушение этикета. "Пойдемте в кабинет, разберемся". – "Некогда. И так, – говорят, – на вас время потратили, два автобуса с пассажирами пропустили. Вы нам еще неустойку должны заплатить". А потом, мне рассказывали, вся эта банда, обозленная, ворвалась на судно – и давай тащить все подряд, открыто грабить. Третий помощник попробовал помешать, так ему череп пробили, а затем отыскали в больнице и еще нагрузили на полштуки баксов – за то, что в милицию пожаловался. Мол, самому надо решать свои проблемы, без милиции.
"Полнейший беспредел", – мысленно констатировал я.
Пока Олег рассказывал, я периодически поглядывал в заднее стекло: нет ли погони. Но все обошлось благополучно. Мы сделали без потерь два рейса. Комната в соседнем подъезде и одна в Олеговой квартире заполнились под потолок мешками и коробками.
– Олег, а Гена тебе еще много должен? – спросил я, когда мы присели на ступеньках у подъезда отдохнуть.
– Какой Гена? А, этот, электромеханик? Ничего не должен. Я ему все простил. Просто не говорю ему об этом, чтобы он не расслаблялся.
"ТЕМА СДОХЛА"?
В тот же день набежали покупатели и наперебой выхватывали друг у друга мешки… со штанами "Монтана".
– Все точно, как предрекал Безбережный, только с поправкой наоборот, – посмеивался Олег. – Не все сразу, дайте с одними разобраться! – отталкивал он к двери напирающих клиентов. – Вадим, стой у входа и считай мешки, чтобы лишние не вынесли.
Знакомый мне вьетнамец Миша умудрился при таком ажиотаже заработать в течение часа более двухсот долларов. Он прибежал первый, договорился о количестве и цене (довольно низкой, поскольку Олег находился под впечатлением Шуриных предостережений) и оттащил свои мешки в прихожую. После чего выяснилось, что он явился без денег.
– Если придут покупатели, я это сразу продам, – предупредил Олег. – Откуда я знаю, будут ли у тебя деньги.
Миша стрелял своими черными глазками, вытирал с лоснящегося лба пот, наконец уселся на отложенные мешки, как бы показывая, что он с ними не расстанется. Между тем все остальные штаны распродались, и дело дошло до Мишиных. Очередной покупатель, тоже вьетнамец, но, в отличие от упитанного Миши, совсем крошечный и щуплый, с морщинистым коричневым лицом, почти не умеющий говорить по-русски (мы поняли только одно слово – "станы"), принялся тянуть мешок из-под Миши. Тот вскочил на ноги. Оба раскричались и, размахивая руками, долго спорили о чем-то на своем птичьем языке. Олег, махнул на них рукой, устало опустился на один из мешков. Конкуренты вышли на лестничную площадку, и оттуда доносились какое-то время их возбужденные голоса. Наконец появился Миша и принялся отсчитывать Олегу деньги. А маленький вьетнамец, как муравей, поволок один за другим Мишины мешки на улицу.
– И почем ты ему продал? – спросил Олег Мишу.
Тот назвал цифру.
– Ну Миша! – восхищенно воскликнул Олег. – Ну делец!
В этой же квартире были сложены штабелями коробки с корейскими соками в тетрапакетах – товар Витьки Жупикова, хозяина квартиры. Скоро появился и сам хозяин, весьма разгневанный.