Затем он повернулся к Гастону и с легкой улыбкой на лице направил на француза револьвер. Получая видимое удовольствие от того, как длинное лошадиное лицо иностранца перекосилось от страха, он положил палец на курок и спустил его. Раздался глухой щелчок, но пуля не вылетела.
- Не пытайтесь бежать, иностранец-сан. В следующий раз пуля обязательно вылетит. Вы говорите по-английски? - спросил Эндо на английском. Когда Гастон ничего не ответил, он спросил вновь: - Я спрашиваю, вы говорите по-английски?
Гастон еле-еле покачал головой:
- Я... Я француз.
- Tiens! - Как ни странно, человек в плаще удивился по-французски. - Tu es Francais? Mon Dieu! - Он говорил с небольшим акцентом, но вполне сносно.
- Эндо-сан, вы говорите по-французски? - тихо спросил водитель, выруливая на широкую дорогу из Комаба в Мэгуро.
- Я изучал его много лет назад.
- Что вы собираетесь делать с этим французским парнем?
- Мы можем использовать его вместо старика. Поскольку он иностранец, нам же больше пользы при побеге, - ответил Эндо, заряжая револьвер.
Магазины вдоль улицы сливались в одно светлое пятно в окне машины, и никто из прохожих на тротуаре не мог предположить, что внутри мчался дрожащий от страха Гастон.
***
Он намеревался выпить только одну кружку пива и возвращаться домой, но, как обычно, этим дело не кончилось, и вместе со своим другом Иидзима они посетили четыре или пять баров, пока часы на универмаге Токю не пробили полночь и не вернули его в мрачную действительность. Перед глазами подвыпившего Такамори всплыло строгое лицо сестры.
До последнего времени, когда он поздно возвращался, он мог проникнуть в дом через заднюю дверь, которую Матян из внимания к нему оставляла открытой. Но два месяца назад в соседний дом пробрался вор, и после этого Томоэ взяла за правило в десять часов вечера сама закрывать на ключ все двери и даже ворота. Забор невысокий, и через него еще можно перелезть, но попасть в дом можно будет, лишь позвонив в дверь. И конечно, открывать ее вставала всегда Томоэ.
"Хорошо бы жить одному в квартире", - подумал Такамори.
Иидзиме, снимавшему комнату в многоквартирном доме в районе Дзиюгаока, предстояло ехать на электричке в другую сторону, и при расставании Такамори с чувством сказал ему:
- Как я завидую, что ты живешь один.
- Не говори глупостей... У меня же нет жены, которая бы меня встречала, когда я возвращаюсь домой.
- Но у тебя нет и надоедливой сестры.
Оставшись один, Такамори медленно побрел к станции, чтобы сесть на свою электричку, обдумывая, какое бы оправдание придумать ему сегодня. Банкет в банке... Помогал начальству... Случайная встреча со старым университетским товарищем... Он мог бы придумать много чего еще, но, к сожалению, все это он уже использовал. А такую сестру, как Томоэ, больше не проведешь.
Помимо этого, можно было бы еще применить так называемую "тактику подарков". Купить связку бананов за сто иен и сунуть ей сразу в руки, едва откроет дверь, при этом громко возвестив: "Витамин С... Очень питательно, прекрасное свидетельство братской любви". Этот метод иногда срабатывал, но сегодня Такамори выпил столько, что у него не осталось даже ста иен и в кармане был только пустой кошелек и проездной билет.
- Что это?
Такамори невольно остановился, увидев проковылявшую мимо грязную собачонку с торчащими от голода ребрами. Ему показалось, он ее где-то уже видел.
- Так это дворняжка, которую приласкал Гастон!
Такамори только что рассказывал Иидзима о Гастоне.
Прожил с ними всего неделю, но произвел такое впечатление, будто свалился с далекого синего неба. Людей с таким добрым и мягким сердцем редко встретишь в этом эгоистичном мире.
- Подумать только, подобные люди еще существуют, и на душе становится как-то светлее, - с гордостью говорил Такамори.
Собака Гастона, хромая, завернула за угол и исчезла в темном переулке.
- Значит, Гастон был здесь, в Сибуя.
Такамори, забыв о непридуманных отговорках, бросился бежать за собакой, но в темноте за углом ее уже не было видно. Он увидел только старика-предсказателя - тот складывал принадлежности своего ремесла.
***
По окнам автомашины потекли тонкие струйки дождя, как будто стекла покрылись мелкими трещинами.
- Эндо-сан, пошел дождь.
Эндо продолжал смотреть в окно и ничего не ответил.
- Мы едем прямо в Санъя?
- Что?
- Мы едем в Санъя или заедем к Митико?
Эндо ничего не ответил.
- Эндо-сан, за домом Митико, наверно, уже ведется наблюдение. Я знаю, что вы хотите ее видеть, но это опасно.
- Наверное.
- Я думаю, нам сегодня ночью лучше раствориться в Санъя.
- Вероятно, так. Я поручаю это вам.
Положив револьвер в карман, Эндо достал сигареты и повернулся к Гастону.
- Вы курите, иностранец-сан?
Гастон уныло покачал головой. Зажигалка Эндо осветила вспышкой забившееся в угол все его большое тело: Гастон сидел, уткнувшись лицом в колени. Несмотря на собственное тугодумие, он, кажется, понимал, в какое положение попал.
Гастон закрыл глаза, и перед ним поплыли свежие воспоминания. Женщины, которые дали ему немного поесть. Старый предсказатель с телом высохшего дерева. Черная жидкость, падающая на тротуар каждый раз, когда проходил поезд. И - жалкий Наполеон, бегущий за машиной.
Ночные улицы, мокрые от дождя, отсвечивали черным. Несколько машин обогнали их автомобиль. Гастон бросил взгляд на приборную доску и увидел, что стрелка спидометра - на сорока километрах.
- Мы попались, Эндо-сан! - неожиданно закричал водитель. - Полиция проводит дорожную проверку.
Впереди на дороге, похожей на черную реку, завиднелись четыре или пять человек с фонариками в руках.
- Полиция?
- Похоже на это.
- Не двигайтесь, - сказал Эндо тихим резким голосом, когда Гастон шевельнулся.
Эндо сунул руку в карман плаща, и Гастон почувствовал, как в его ребра упирается твердый предмет.
- Ne bouge pas... Я буду стрелять без колебания.
Поддерживая голову огромными руками, Гастон по смотрел на Эндо с немой мольбой о пощаде.
- Я хочу вернуться назад.
- Послушай, иностранец-сан. Смейся и разговаривай со мной - особенно когда полицейские будут заглядывать в машину. Смейся, понимаешь?
- Я хочу вернуться назад!
- Я понимаю, но смейся. Parle n'importe quoi. - Эндо с улыбкой на лице прижимал револьвер к ребрам Гастона.
Когда молодой полицейский с фонарем в правой руке стал приближаться к ним, водитель послушно окончательно остановил машину.
- Sacre flic... va au diable, n'est-ce pas, monsieur? - С улыбкой на лице Эндо делал вид, что разговаривает с Гастоном, произнося при этом любые пришедшие в голову французские слова, чтобы создать видимость оживленной беседы.
Если Гастон хотел освободиться, то сейчас - самое подходящее время. Он напряженно смотрел на полицейского, лицо которого под форменной фуражкой выглядело совсем юным. Револьвер продолжал давить в ребра Гастона, и он не мог ничего сказать, хоть и пытался взглядом своим выразить отчаяние. К несчастью, чем серьезнее становилось его длинное лошадиное лицо, тем комичнее оно выглядело.
- Fils de putain de crapaud.
- Прошу прощения. - Полицейский постучал рукой в окно. - Мы проверяем все автомашины.
- Quel pet rance. - Эндо продолжал притворяться, что ведет беседу, не забывая при этом улыбаться. Когда Гастон открыл окно, кольт еще глубже вошел в его ребра.
- Саса merde pipi.
- О, иностранец, - сказал полицейский и немного смутился.
- Вот это...
Гастон быстро передал ему белый кусок материи, который держал в руках. Эндо резко, до боли изогнулся всем телом.
- Вот это... - Гастон отчаянно сунул белый кусок материи в руки полицейского.
Пораженный офицер развернул его - то оказалась мужская набедренная повязка.
- Извините, извините, - криво улыбнувшись, выговорил Эндо. - Этот иностранец слишком много выпил. Он человек с юмором... Нам можно ехать дальше?
- Да, проезжайте, - разрешил все еще потрясенный полицейский.
Машина тронулась сквозь мелкий дождь, похожий на туман. Желтые фонари полицейских скоро остались далеко позади.
- Вы когда-нибудь видели что-либо подобное? - воскликнул водитель, обернувшись к сидящим сзади. - Этот парень, похоже, немного не в своем уме.
- Я не знаю, так это или нет, но благодаря ему мы удачно проскочили. Иностранец-сан, вы часто совершаете такие необычные поступки?
***
Как раз в это время предсказатель Тетэй рассказывал Такамори о том, что ему известно о Гастоне.
- Он исчез, пока я ходил в туалет. Даже вещи его здесь.
И действительно - единственное имущество Гастона, старый вещевой мешок, лежал на земле.
- Я ждал его целый час, но он так и не появился.
- И куда, вы думаете, он исчез?
- Этого я не могу понять.
- Не можете ли вы найти его с помощью ваших пророческих палочек? Не скажут ли они вам, где он?
- Нет, это бесполезно, - стыдливо признался старик тихим голосом. - Я им сам не верю.
***
Машина ехала уже около часа под дождем, а тот все усиливался. Гастон сидел, по-прежнему обхватив голову руками, и в его ушах ритмическая вибрация автомобиля звучала различными человеческими голосами. То приятный голос Томоэ, то голос Такамори. "Убегай, убегай, Гас-сан". Затем вибрация вдруг превратилась в страстный призыв старика Тетэя. Нет, то не был голос старика Тетэя, а шепот какого-то другого существа, не видимого глазу. "Ты все еще не веришь... А разве ты не намеревался верить в каждого". Внутреннему взору Гастона открылось ночное небо, все в мерцающих звездах, и по нему из последних сил за автомобилем бежал Наполеон.
- Приехали, Эндо-сан.
Подняв воротник плаща, Эндо открыл дверцу машины.
- Выходите, иностранец-сан.
Дождь падал на лицо и шею Гастона. Он смирился со своей судьбой и подставил свое огромное, как у слона, тело под черный дождь незнакомой страны. Водитель включил радио, и раздались звуки сентиментальной баллады:
Мой нежный, не будь жестоким,
Мой любимый, не будь бессердечным...
- Ну, я поехал. - Водитель захлопнул дверцу и помахал рукой.
Эндо кивнул ему и вплотную подступил к Гастону.
- Пошли!
Несмотря на дождь, в воздухе стоял почти животный запах. Перед ними тянулся ряд строений, похожих на хлевы для скота, а перед ними под зонтиками в ожидании клиентов стояли ряды проституток.
- Куда мы идем? - с удивлением спросил Гастон у Эндо.
- Это Санъя. Мы все еще в Токио, но полиция входить сюда не решается, - мрачно ответил Эндо, закрывая лицо от дождя. - Так что вам лучше смириться.
Оглядевшись, Гастон понял, что все строения были фактически гостиницами, но они очень отличались от тех, что он видел в Сибуя. Грязные и запущенные, а на полуразбитых окнах было краской написано: "Одна ночь - 40 иен". Невероятно, что здесь можно переночевать так дешево. Эндо вошел в один из таких домов.
- У вас есть отдельная комната на двоих?
- С ватным одеялом - триста иен, - ответил мужской голос из-за перегородки, устроенной так, чтобы гости не видели его лица.
- Подойдет, - сказал Эндо и, отсчитав три бумажки по сто иен, сунул их в отверстие.
- Поднимайтесь на второй этаж. Вторая дверь на правой стороне. Обувь лучше возьмите с собой, а то могут украсть.
Вслед за Эндо Гастон поднялся на второй этаж. Уже знакомый животный запах теперь был всюду: и в коридоре, и в комнате, куда они вошли. Коричневые от старости циновки, исписанные прежними жильцами стены, сваленные в кучу в углу одеяла - вот все, что находилось в этой маленькой, как тюремная камера, комнатке. Жилище старика Тетэй, может, пребывало в большем беспорядке, но там хоть витал человеческий дух.
- Не оставляйте обувь в коридоре, - предупредил Эндо. - И лучше будет, если свернете всю одежду и положите себе под голову, иначе ночью украдут.
Эндо сел на пол у стены и, хрипло кашляя, начал чистить платком револьвер.
- Пошли спать?
Расстелив постель, Эндо снял верхнюю одежду и брюки, свернул их и положил под подушку, как и советовал сделать Гастону. В одежде он казался высоким и тощим, но в одном белье тело его выглядело хорошо сложенным, и он не производил впечатление человека, который кашляет кровью. По привычке киллера к осторожности револьвер он положил в центре постели - так до него быстрее дотянуться, если на них внезапно нападут.
- Иностранец-сан, вы не собираетесь спать? Уже два часа ночи, - тихо сказал Эндо. - И хочу вас предупредить: у меня чуткий сон, и я услышу, если вы попробуете покинуть комнату.
Гастон печально улыбнулся. Его телу было по-прежнему беспокойно и страшно, однако сердце приказывало оставаться здесь.
Выключив 30-ваттную лампочку, Гастон залез в постель. Его длинные ноги наполовину торчали из-под тонкого ватного одеяла. Но что еще хуже - запах пота и грязного человеческого тела исходил не только от одеяла, им были пропитаны и потолок, и стены.
Закрыв глаза, Гастон слушал, как дождь бьет в окна их комнаты. Откуда-то послышался громкий напряженный смех женщины - в нем можно было уловить печальные нотки. Дождь все усиливался, теперь казалось, будто кто-то бросает в окна горсти горошин. Эндо вновь закашлялся, и в кашле его тоже звучало что-то печальное.
- Больны? - тихо спросил Гастон и, когда Эндо ничего не ответил, повторил: - Вы больны?
- Мои легкие поражены, - устало ответил Эндо. - Как это будет по-французски? Уже забыл... Давно это было, когда я его учил.
- Tuberculose.
- Вот как? Tuberculose? Неприятное слово. - Он повернулся в постели к Гастону лицом. - Вы действительно бродяга? Зачем вы приехали в Японию?
Гастон ничего не ответил.
- Не хотите говорить - не надо. Это не мое дело.
- Ваша работа?
- Работа? - Эндо рассмеялся тихим хриплым смехом. - Я полагаю, убивать людей за деньги можно назвать моей работой.
- Убивать людей?
Услышав испуганный голос Гастона, Эндо легонько постучал рукой по его одеялу.
- Успокойтесь. Если будете вести себя послушно, я вас не убью. Я хочу, чтобы вы помогли мне в одном деле.
- Это дело - что?
- Это дело... Убить одного человека... Только на этот раз - не за деньги.
Эндо больше ничего не сказал, а только вновь закашлялся. Этот сухой надсадный звук вместе с шумом дождя бесконечно долго звучал в ушах Гастона.
***
Разумеется, Гастон не мог этого знать, но район Санъя, где он оказался, имел репутацию черных джунглей Токио. Дешевые деревянные дома, которые здесь называли "гостиницами", тянулись вдоль улицы, и число их достигало ста пятидесяти.
Гастон с удивлением убедился, что здесь можно переночевать всего за сорок иен (в общежитии), а максимум за триста можно получить отдельную комнату. Еще были так называемые стоиенные гостиницы, в которых койки располагались рядами подобно полкам для разведения шелкопрядов. Обычные общежития заполнялись разным случайным сбродом, а в комнатах за триста иен часто жили целые семьи.
Здесь обитали в основном рабочие-поденщики, бродяги, сутенеры, бывшие заключенные. Одни рабочие, хоть и нанимались каждый раз только на один день, регулярно работали в одном и том же месте, а другие каждое утро ждали на улице грузовика, который отвозил их туда, где они требовались. Сутенеры жили на доход своих проституток, но сутенеры Санъя отличались от сутенеров в других районах Токио. Проживали там и семьи, приехавшие в Токио из провинции в надежде улучшить свое состояние, но они терпели неудачу и были вынуждены селиться в трехсотиенной комнате. Триста иен в день - это девять тысяч иен в месяц, и за эту сумму они могли бы найти лучшее жилище в другом месте. Но поскольку они были поденными рабочими, у них никогда не бывало такой суммы разом. Поэтому ничего не оставалось - только платить ежедневно по триста иен и жить всей семьей в одной пустой комнате: муж, жена и ребенок.
В некоторых семьях муж - разумеется, с согласия жены - выступал сутенером, и когда жена отыскивала клиента сама или с его помощью, вся семья была вынуждена покидать комнату и терпеливо ждать окончания сеанса.
С восьми часов вечера десятки женщин обычно стояли в темных аллеях около гостиниц. Когда приняли закон против проституции, ни в одном другом районе Токио нельзя было увидеть столько женщин, зазывающих клиентов. В старые времена их клиентура состояла в основном из таких же поденных рабочих, живущих в этом районе, однако в последнее время жители других районов Токио, кого новый закон лишил легкого удовлетворения потребностей, стали, как муравьи, стекаться в Санъя. К полуночи количество проституток около гостиниц резко возрастало - тем более что женщин в Санъя гангстеры не контролировали и каждая могла работать на себя.
Даже полиция - за исключением убийств или других серьезных преступлений - закрывала глаза на происходящее в Санъя, в том числе - и на проституцию, хотя там еще процветали вымогательство, воровство и многое другое.
Санъя особенно опасен в дождливые дни: рабочие в дождь на работу не ходили и настроение у них портилось. Эндо и Гастон остановились здесь как раз в такую дождливую ночь, полную опасностей.
"Убить одного человека..." Эндо беспечно сказал эти ужасные слова, и они не выходили из головы Гастона.
Он закрыл глаза и попытался уснуть, но сон не приходил. В ушах грохотал падавший на крышу дождь. Что-то ползло по его ноге - то ли блоха, то ли вошь.
"Я, должно быть, вижу сон... Ужасный сон", - сказал он себе. Ему показалось, что он по-прежнему живет в доме Томоэ. Нет, он в маленькой комнатке старика Тетэй. Рядом слышно сонное дыхание тонкого, как высохшее дерево, отшельника Востока.
Но в действительности рядом дышал не Такамори и не старик Тетэй, а убийца, держащий под боком револьвер. Гастон некоторое время подремал, затем вновь открыл глаза и посмотрел на лежащего рядом Эндо. За окном занимался рассвет.
- Куда вы пошли? - Хотя Гастон почти бесшумно попытался встать с кровати, Эндо подскочил и закричал на него. - А-а, в уборную. Не пытайся сбежать.
- Нет, нет. Я только...
- Отсюда не убежишь. В гостинице только один выход. Я отсюда услышу звук ваших шагов. И сразу пойму, если вы направитесь к выходу.
Гастон кивнул и тихо выскользнул в коридор. Эндо сказал правду. Со второго этажа к выходу вела только одна лестница, а уборная, судя по запаху, находилась в другом конце коридора.
Гастон медленно шел, вытирая струившиеся по щекам слезы. По обе стороны коридора тянулись комнаты с раздвижными дверями. Бумага на них была в некоторых местах порвана. Из одной комнаты раздавался мужской храп. Всюду стоял тот же самый животный запах. Внезапно Гастон услышал, как кто-то тихо позвал его: