Знаешь, дорогая, семилетнему ребенку, потерявшему все – солдатиков, в которых я никогда больше не играл после, любимую комнату, которая была для меня целым миром, ласковую maman, вечно озабоченного чем-то papá, которого мы видели редко, вредную старшую сестру Леночку, что тиранила меня, пока не видела Нина, – во французской провинции у дальних родственников было несладко. Но я остался жив, а вся моя семья попала в мясорубку… Слушайте, ну у вас же не "желтое", а солидное издание. Почитайте документалистов. Я же не свидетель эпохи, так, небольшой очевидец.
Пылал рояль, за которым Лена разучивала этюды, и как я жалел, что ненавидел эти гаммы! Казалось, что мой мир разлетается на маленькие кусочки. Еще несколько часов назад мы все пили чай из блестящего самовара, было уютно, тепло, привычно, а сейчас Нина зажимала мне уши. Maman жалобно кричала из дальней комнаты под гогот солдат, но я все равно слышал эти душераздирающие дикие вопли. Знаешь, давай я буду называть тебя Ниной – я соскучился по ней, кроме того, мне все равно, как тебя зовут – Флорида или Эдельвайс… Прости, Иллинойс. Значит, ты помнишь, откуда ты родом. А я вечный бродяга, и только Господь даст мне покой. Большевики не верили в Бога, а я верю и пережил проклятый строй! Папа бы тогда застрелил красноармейцев, но его последнее время никогда не было дома, сестра моя просто исчезла, и больше я ее не видел. Какая была разница у нас в возрасте… Да какая разница. Боюсь, на ее судьбу это не повлияло.
В тот вечер, мой последний вечер в родном доме, Нина впервые заговорила со мной грубо. Сиди смирно, сказала она, не то я тебя сама убью. Я не поверил, но она приблизилась к человеку, что охранял нас, и заглянула ему прямо в глаза. Он был рябой, низкий, в драной одежде, но с винтовкой. "Пойдем, приодену тебя?" – сказала она ему негромко. Я задрожал от страха и ненависти, вцепился в юбку Нины, но она отшвырнула меня ногой. Вскочив на четвереньки, я замер. Пока грабили наш красивый, с безупречным вкусом оформленный дом, Нина увела парня в комнату мамы. Выстрелов я не слышал, но она выскочила оттуда как ошпаренная, прижала палец к губам, затащила за руку. Враг не шевелился, а Нина ледяными руками засовывала нам в карманы деньги и мамины драгоценности. Она, похоже, всегда знала о тайнике, и лучше бы она оставила всё себе, но она поделилась со мной.
На домах висели красные тряпки, у людей были красные щеки, многие шатались без цели по кровавому городу. Мы с Ниной не спеша вышли из парадной. "Смотри под ноги!" – приказала она. Я хотел спросить про маму, но испугался, что Нина меня бросит, и шел молча, замотанный, как девчонка, в старый платок, завязанный узлом под подбородком. Она оттерла руки снегом и перекрестилась на купол, это я помню.
Потом она меня, наверное, несла, потому что очнулся я среди незнакомых людей уже в поезде. Денег при мне не было, но я и не знал им толку. Главное, что Нина написала торопливым почерком адрес моих французских родственников на картонке и наспех зашила мне её в курточку вместе с небольшим, почти плоским колечком, которое мать ни разу при мне не надевала. От вокзала в новый дом меня довезли какие-то добрые молодые парни – много было охов и ахов, расспросов, но я как будто онемел, сумел только назвать свое имя. Воспитывали меня строго, не то что дома. Я понял, что чужой ребенок на самом деле никому не нужен, что я все же обуза, поэтому хватал знания, учился жадно и старался не расстраивать тетю Катрин и дядю Матье. Больше всего мне нравилось заниматься математикой. Сложные задачи порождали во мне азарт, я мог думать только о них, когда занимался, и не размышлял обо всем остальном. И хотя я начинал с малого, нашлись люди, что помогли мне реализовать амбиции и вложились в меня. В будущем я никогда не гнался за процентными ставками. Мой банк славился стабильностью, мои работники – честностью и тем, что идут навстречу клиентам. Людская молва расходится быстро. С хорошей репутацией мне несложно было расшириться – филиалы работают по всему миру уже много лет.
Знаете, что мне помогло сколотить состояние? У меня нет чувства юмора. Ни одна женщина не ужилась со мной, потому что мне никто не нужен. Наследников у меня нет. И хотя казалось, что времени у меня впереди еще много, старость все же наступила. Я не чувствую себя одиноким – Мэй вывозит мою коляску к океану, я слушаю его шум, дышу им, и удивительное спокойствие наполняет меня. Вокруг играют дети. Они дразнят меня Ноем за седую бороду. Почему Ноем? "Ной спас свой народ, а кого могу спасти я?" – вот о чем я думал, пока решение само не пришло ко мне.
Я решил, что мое состояние останется не современным проповедникам беззаботной жизни и не хитрым сектантам, а дельфинам. Вряд ли они устроят в океане гражданскую войну. Пусть экологи исследуют их, борются со злодеями, что их убивают, в общем, занимаются своим делом на мои деньги. Я беседовал с ученым, который уверяет, что цивилизация дельфинов многократно совершеннее нашей. Помочь им остаться на этой планете – дело благородное, столько об этом пишут и говорят. Даже если на Земле останутся только дельфины – и слава богу! Может, этим завещанием я искуплю свой эгоизм и помогу беспомощным перед человеческой злобой и глупостью существам – как когда-то помогла мне юная Нина.
Примечания
1
Фрагмент из романа Ю. Буйды "Цейлон" (М.: Эксмо, 2015).
2
Из книги Ольги Славниковой "Любовь в седьмом вагоне" (М.: АСТ; Астрель, 2008).
3
Фрагмент из романа В. Бочкова "Брат мой Каин".
4
Фрагмент из романа О. Брейнингер "Theprankempire".
5
Борьба (укр.).
6
Слава нации (укр.).
7
Банду прочь (укр.).
8
Свобода или смерть (укр.).
9
Не все сразу, ты не один! (укр.).
10
Все хорошо? (укр.)
11
Чего? (укр.)
12
Пойдем, пойдем! (укр.)
13
Не надо было! (укр.)