В ренталловской компании не существовало никакого уровневого несоответствия, из которого бы могли вытечь иерархические проблемы. Может быть, потому, что лидер там больше подразумевался, нежели носил обстоятельный характер. Лидером была сама идея. Хотя внешне за лидера можно было принять Макарона. Пружиной развития был Артамонов. Орехов специализировался на оперативке. Стоило Артамонову бросить идею, как Ореховым она тут же исполнялась до последнего покашливания. Таким был расклад. Остальное шло вприкуску. Однако в последнее время между Варшавским и Артамоновым стали возникать непонятки. Словно один другому защемлял нерв. Артур без всякой муки мог провести любой календарный срок в камере с Ореховым или Макароном. Артамонов - то же самое. А вот с Варшавским его было лучше не сажать. Находиться рядом без прикрытия они не могли. Требовалось, чтобы кто-то разбавлял. Словно отсутствие фона выводило их на чистую воду. Кроме того, что Артамонов с Варшавским были погодками, ряд биографических фактов указывал еще и на то, что их жизненные линии вились неподалеку. Независимо друг от друга они отметили повесть "Граничные условия", опубликованную в "Литературной учебе". Это далеко не хрестоматийное сочинение могло привлечь не каждого. И не важно, о чем там велась речь, - показательно было то, что текст отложился в мозгах у обоих. Артамонов и Варшавский, каждый со своей о ту пору зазнобой, едва ли не одновременно испили воды из грота под Сигулдой. Согласно поверью, плошка мути из той пещеры скручивала влюбленных в бараний рог и не давала никаких шансов на разлуку. Таких пустяшных совпадений у Артамонова и Варшавского обнаруживалось множество. И всем им была бы грош цена, не распорядись ими Галка. Именно из них, из этих совпадений, она сделала вывод, что у Артура нет противопоказаний к лидерству. И купила ему оранжевый пиджак.
С него и началось. Утверждаясь в глазах Галки, Артур тянул одеяло на себя - предоставлял ей информацию о делах фирмы в искаженном свете - по его донесениям выходило, что он был идеологом происходящего. Резервов для поддержания авторитета внутри семьи Артуру не хватало. Да и не могло хватать - не существовало на свете такой суммы, чтобы завоевать Галкино расположение. Она вытоптала Артура, как ягель. Настолько вытоптала, что Артамонов не смог больше выносить его дурную привычку поминутно перехаживать - они перестали играть в шахматы. Артамонов все чаще реагировал на погруженный в нос палец Артура. Это было самым серьезным симптомом.
Галка действовала вероломно. Наблюдая, как Орехов отправляется в "исторические заплывы", она начала оттирать его на второй план, а Артура, наоборот, наущала выступать единым фронтом с Макароном. Таким образом Галка нейтрализовывала Орехова и лишала его права голоса в основных разборках.
- Чего ты ей наобещал, когда звал с собой? - спрашивал Орехов у Варшавского. - Какие горы?
- Ничего я ей не обещал, - двурушничал Артур.
- Не ври. Она могла поддаться только на обещания.
- Давай оставим эту тему.
- И поскольку гор не оказалось, она решила построить их сама.
- Ничего она не строит.
- И поэтому делает такие шаги.
- Какие шаги?
- Она ведет себя так, будто человек произошел от якута. От нее только и слышишь, что чай с молоком придумали якуты, что якуты изобрели изгородь.
Дрались Варшавские прилюдно. Доходило до того, что Галка бросалась в Волгу, как луч света Катерина. Имея в виду только одно - испортить настроение компании. Артур объяснял это так:
- У нас идет становления семьи.
- На хрена вы свои разборки выносите на общую территорию? - пытался навести порядок Артамонов.
- Просто завершается утряска отношений.
- А мне насрать на ваши отношения! Я не хочу в них участвовать! Не хочу!
Следом за инспекцией Додекаэдра в редакцию устремились представители организованных группировок. Газете предлагалось сотрудничество в обмен на безопасность бизнеса.
- Мы не занимаемся бизнесом в том смысле, в котором вы его понимаете, - отвечал Артамонов всем по очереди. - А что касается безопасности, то давайте смоделируем ситуацию: Фаддей нарушил издательский договор и задолжал нам десять тысяч долларов, которые мы вложили в "Смену". Что вы сделаете с Фаддеем в целях возврата наших денег? Я вам отвечу - ровным счетом ничего. Это не тот случай. Монтировкой тут ничего не попишешь. Чтобы Фаддея поставить на место, нужно обойти его профессионально и пережить годами. Страшнее наказания для него не существует. Или, например, взять типографию - Альберт Смирный нам просто гадил. Или взять Додекаэдра… Вы можете порешать эти вопросы? Думаю, что у нас на это не хватит денег, поскольку вопросы деликатные и решаются по большей части мозгом. А мозг нынче дорог.
- Мне кажется, господа, - говорил Макарон бандитам, культурно их выпроваживая, - это вы должны платить нам.
Текст звучал правдоподобно и убедительно. Искатели партнеров по бизнесу понимали, что да - это, действительно, не тот случай. И оставляли "Лишенец" в покое.
Учредив информационное агентство, "Ренталл" начал приторговывать информацией. Базы данных забивались всем подряд - когда-нибудь пригодится. В ответ на это спецслужбы завели информационные папочки на учредителей. В "унитаз" зачастили люди из органов. Артамонов раскрывал им изнанку того, что объяснял делегатам от группировок - у "Ренталла" нет амбиций изменить ситуацию в регионе в смысле расклада власти. Если она сама не полезет на рожон.
- По большому счету, нам все по барабану, - говорил Артамонов. - Мы ничего не делаем, мы просто инсценируем.
Успокоенный требник от органов уходил.
- Интересно, кому все это надо? - чесал репу Варшавский.
- Что именно? - лениво проявлял участие Артамонов.
- Инспекция, бандиты, органы…
- Не переживай, на днях заявятся пожарные, СЭС, землемеры, электронадзор и гортеплоэнерго. И, если покажется мало, придет уличком с профессором оккультных наук на десерт.
- Я спрашиваю, кому это нужно? - вдумывался в жизнь Артур.
- Никому. Особенно ни к чему это губернатору, мэру, прокурору, Додекаэду, Шимингуэю и шефу от КГБ - никому. Зачем им всем наша неконтролируемая пресса?!
- Да позвоните вы куратору или дайте всей этой братве номер телефона! - расходился порой Варшавский, допустив руку к носу и дав ей полную волю. - Пусть все эти прихожане сами узнают, кто мы такие!
- Нет необходимости, - сдерживал напор Артамонов. - Если мы не выстоим без внешних подпорок, грош нам цена! Заметь, мы работаем в издательской нише, делаем личную жизнь и должны знать, чего мы стоим сами по себе. А обратиться за помощью к "крыше" всегда успеем.
- Я считаю, пора сказать всем залетным, что мы завербованы на более крутом уровне! Чтобы у них челюсти повыпадали! - не переставал настаивать Варшавский.
- Тебе уже объясняли, Артур, что у нас есть право обращаться в центр только в крайнем случае.
- Но пусть нам хотя бы подскажут способ, как этих граждан поставить на место!
- Да что тебя все подмывает сообщить о нашей охранной грамоте? - притормаживал его Артамонов. - Надо делать так, будто мы сами по себе. Нам же сказали - звонить по крайней нужде.
- Принципалы хреновы! - мыкнул Варшавский. - У меня от безденежья иванчики в глазах! В животе бурлаки от питания, а вы все крайнего случая ждете! Если случая нет, его надо устроить!
- Ты лучше расскажи, где прибор? - спросил Варшавский.
- Где прибор, где прибор? В производстве!
- И давай с тобой договоримся: если тебе хочется чаще летать на родину за счет фирмы, зачем придумывать сложные зигзаги с фарцой?
- Если бы не фарца, нам всем не на что было бы жить.
- Да уж прямо! Вместо красной рыбы ели бы селедку! А Орехов занимался бы винокурением под "Приму", а не под "Мальборо". Вот и вся разница. А по большому счету - ничего бы не изменилось. Можешь легко перестать финансировать наши излишества, тебя никто не просит. Или тебе неудобно употреблять все это одному на наших глазах? Для меня такие вещи проходные, они вторичны, главное - развиться и удержаться на рынке. Чуть позже это автоматически даст остальное. А фарца скоро закончится, и перекидки товара выйдут из моды, потому что не смогут обеспечивать даже хлеб. Сейчас надо развивать базу, или, как учили на политэкономии, - товары группы А.
- Ну, и много вы наморосили этими товарами?! Я знаю одно - до сих пор мы жили на мои телодвижения.
- Не занимайся приписками, лучше расскажи, что с прибором и где деньги? Пора оплачивать телеоборудование. На носу выборы, нам нужен канал или программа. Если не захватим эфир, придется туго.
- С прибором проблемы - мой друг влетел, - признался Варшавский. - Деньги подвисли.
- Не понял, - нахмурил бритый череп Артамонов.
- Проплатил за микросхемы в оффшор - и ни микросхем, ни денег, промямлил Артур.
- Прекращай говорить на своих дурацких алголах! Меня начинает это раздражать! Ты можешь ответить конкретно - какие перспективы по возврату денег?
- Не знаю.
- Что обещает друг?
- Окончательного ответа нет.
- Тогда ты летишь в Якутск и возвращаешься, если вырвешь деньги. Или не возвращаться никогда!
- Мы с Галкой можем уехать отсюда прямо сейчас! Я понимаю, у меня не пошли дела, акции РИНАКО ничего не дают, сделка по прибору провалена! Мне не везет. Здесь у меня никаких перспектив.
- Не смеем задерживать. Но есть одно но… Этому региону за время нашей совместной деятельности мы задолжали миллиард. Пиши расписку на треть суммы и катись!
- Ничего я писать не буду!
- Тогда тащи из дома технику, она висит на балансе! А после этого вперед и с песнями!
- А кто мне заплатит за годы, которые ушли ни на что?! За потерянное здесь с вами время! Я ведь остался ни с чем.
- Ты и был ни с чем! Ты сам принимал решение приехать сюда. Тебя никто не звал. Никто твоих моральных потерь оплачивать не собирается. Но мы находимся почти у цели, надо немного выждать - и все срастется.
- Я устал от вечного выжидания. Пашем здесь на каких-то непонятных кураторов!
- Меня тоже иногда подмывает бросить все дела и уехать на Селигер, закопаться там в сарае у воды и описать наши ходы с легкой иронией! - поделился тайными желаниями Артамонов. - Но сейчас не до этого - мы почти у финиша. В принципе, нет ничего страшного в том, что пропали деньги. Меня пугает твое отношение к этому. Нет никакой беды в том, что мы не вернули "СКиТу" часть кредита, мы ведь запустили его в дело. И, случись неудача, виноваты не мы одни, потому что подписывались под бизнес-планом вместе с банком. Главное - "унитаз" стоит на месте, его никто не увел. Отделывай потихоньку, сдавай в аренду и возвращай деньги. А вот с твоим долгом, Артур, не поработаешь. Разве что бандитов нанять, но они заберут половину, а то и вообще все. Ты увел деньги не у нас, а из города, в котором они взяты. Деньги - черные, какие угодно - должны оставаться на месте и крутиться неподалеку. Только тогда можно довести задуманное до конца, никого не опасаясь. Эта мысль, что деньги кредитора рядом и не уплыли - успокаивает его. Он живет в иллюзии, что они вернутся. И, наконец, привыкает, что они уже - не его. И если деньги не пропиты и не протраханы, а пущены в дело, и, особенно, если дело это кредитору не ведомо - его начинает одолевать гордость, что именно на его деньги создано неведомое. И он всем говорит, что самолично выделил деньги на ловкую идею - на телестудию, типографию или на картинную галерею. Поэтому прав тот, кто обеспечивает перманентный напор идеи! Чтобы получилось дело, паренек, из него нельзя выводить оборотные средства. Их туда надо без конца подтягивать и вваливать, вваливать! Увод денег наказуем. Такое не прощается. Нас достанут и будут вправе наказать! Себе надо брать меньше, чем позволяет обстановка!
Надо ли объяснять, что Варшавские исчезли по-английски. Ни за какими деньгами ни в какой Якутск Артур не поехал, да и не собирался.
Макарон загрустил. Во всех спорах он не придерживался ни одной из сторон. Как сушка от легкого нажатия, он в момент распадался на четыре равные части - для Артамонова, Орехова, Варшавского и Лопаты, за которой собирался когда-нибудь выехать.
После исчезновения Варшавских Макарон купил папаху и выгуливал Бека исключительно в ней. А когда спрашивали:
- Куда вырядился?
Отвечал:
- Крышу сменил!
Глава 10. WIFAG
Город не мог смириться с тем, что "Лишенец" разбередил покой и разорвал круговую поруку местечкового журнализма. "Лишенцу" объявили бойкот. Пресс-конференции и другие программные сборища проходили без него. Но, как и всякому истинному Водолею, "Лишенцу" было чем хуже, тем лучше. Он повязал ньюсмейкеров в единую паутину, и газета мгновенно становилась в курсе всего, что происходило в городе.
В пику презентации на Озерной Шимингуэй широко праздновал восхождение на литературный пик - как затемпературившей наседке, ему поручили пригревать дополнительное яйцо - отделение Союза писателей. Событию потакали, натужно пытаясь придать ему статус информационного повода. Послоняться по Дому печати пригласили всех, кроме "лишенцев".
- И слава Богу! - сказал Орехов. - Видеть без слез, как Ужакова от имени и по поручению дарит Шимингуэю гармонь, выше сил нормального человека!
- Асбест Валерьянович теперь гордый, - сказал Артамонов. - По "ящику" показали Силаева с баяном наперевес.
Яйцо под Шимингуэем оказалось заболтком, из него ничего не вывелось, кроме "Метаморфоз", написанных под впечатлением мутаций валуев. Асбест Валерьянович публиковал произведение в "Губернской правде" с продолжением: водился за ним такой грешок - использовать в особо крупных размерах казенные страницы для личных нужд. Исходя из полной пробандности текста, народные мыслители перекрестили книгу в "Метастазы".
Останки "Сестры" - Изнанкина и Флегма - проявив политическую гибкость, побывали как приживалки и на юбилее, и на презентации. Это не обнаруживало у редактрис какой-то особой позиции, просто крах "Сестры" сбросил их в низовую печать, откуда высокая газетная возня смотрелась проще.
Набравшись юбилейных жидкостей, Изнанкина сделала признание прямо на груди Асбеста Валерьяновича:
- Если вас кто-то опустит, так это они, - махнула она в сторону "унитаза", - и очень скоро, - сообщила она в форме догадки и даже закашлялась от собственной смелости.
- Заказывайте тризну, - довела мысль Флегма, постукивая подругу кулаком по спине. - Через год они сметут вас на помойку!
- Не сметут, - заверил окружающих Асбест Валерьянович намеренно громко, чтобы слышал Додекаэдр. - Мы примем меры!
И действительно, меры по развитию были приняты самые неотложные. "Губернская правда" наступала "Лишенцу" на пятки. Стоило Бакарджиевой по заказу отца Воловича опубликовать репортаж о вывешивании колоколов в Ниловой пустыни, как "Губернская правда" тут же завела моду проделывать подобное ежедневно. Открывал серию репортаж с места грозы. Начинался он так: "Огромная туча заходила на город со стороны Крупский-айленда. Она опускалась все ниже. Два раза гром изготавливался к удару и два раза откладывал его до лучших времен. Сухое потрескивание зарниц иссушало напряженный воздух…" И все это на полном серьезе. Репортаж был подписан псевдонимом, за которым легко угадывался Шимингуэй.
Дальше - больше. Социалистическое ристалище набирало обороты. С одной стороны, это было приятно и означало, что конкурирующие компетенции косвенно признают "Лишенец" мощной информационной структурой, а с другой - кроме позиционной борьбы, ничего не сулило. Понятно, что редутное состязание не давало возможности для маневра, тем более, что по наущению Додекаэдра Платьев вкачивал в подведомственные ему газеты огромные суммы, не сравнимые с теми, какие мог направить на развитие "Лишенец".
Чтобы измотать оборону противника, приходилось делать фальстарты. Артамонов с Ореховым применяли их еще в ДАСовской жизни, на московских перекрестках. В момент, когда ошалевшее месиво пешеходов напряженно ожидало зеленого, стоящие в самой близости от машин Артамонов и Орехов, припав на переднюю левую, делали ложный выпад вперед, имитируя начало движения. Народ послушно устремлялся на проезжую часть. И только свист постового приводил поток в чувство и заталкивал обратно на тротуар.
Нечто подобное Артамонов с Ореховым выделывали на газетном рынке. Они дергались, и вслед за ними устремлялись конкуренты, а когда последние приходили в себя, было поздно - возбудители движения уже занимались другими делами. Информационное агентство снабжало "Лишенец" невероятным количеством скандальных новостей. Конкуренты продемонстрировали подобные потуги на всеохватность, но дальше не потянули. Затем "Лишенец" предложил населению небывалую услугу - подписку на всю жизнь по цене годовой. От желающих не было отбоя. У конкурентов губа оказалась тонка - на посмертную подписку они не отважились. Потом почтальоны понесли "Лишенец" по адресам подписчиков всех остальных в регионе газет, упреждая любую их информационную выходку. Опасаясь, что после "Лишенца" их не станут читать, издания с перепугу учинили сходку перед антимонопольным комитетом, в ходе которой проплакались на тему, что адреса подписчиков - собственность редакции, и задача власти оградить ее от посягательств со стороны.
"Лишенец" затянул пояс и породил платное приложение к себе - продажную медикаментозную газету "Изо рта в рот", насыщенную гомеопатическими материалами, в которых страстно нуждалось население. Конкуренты не замедлили с реакцией - у "Губернской правды" появилась прибавка - "Лекарство на меже". Тогда "Изо рта в рот" ринулось в пропасть дальше - на ежедневный режим, "Лекарство на меже" - за ним, но вскоре сбросило обороты и село на мель. В конце концов магнаты с Озерной - так теперь величали залетных газетных деятелей - стали совсем чумными и, чтобы добить конкурентов до конца, запустили на рынок утолщенный вариант "Изо рта в рот" - Орехов знал сто способов достать без денег вагон бумаги, как когда-то знал сто способов взять спиртное без очереди. "Лекарству на меже" удалось повторить трюк. Но тут на рынке началась пробуксовка с бумагой. "Изо рта в рот" без всяких амбиций вернулось на нулевую отметку - в четыре свои прежние полосы, а соперник не смог - положение обязывало. Повыходив пару месяцев толстыми и пустыми, "Лекарства на меже" сгорели. На стайерской дистанции нужно уметь распределять силы.
"Лекарства на меже" не потянули претензий и, как вакуоли, свернулись в газету объявлений по обмену часов на трусы.
Позже в соревнование впрягся Альберт Смирный. Спровоцированный "лишенцами", он купил никому не нужный печатный станок "Циркон", который дополнительных возможностей рынку не дал.
"Смена" крутилась неподалеку от перетягивания каната и наперебой со щебечущими районками примерялась, как половчее ввязаться в борьбу титанов. Наконец и она отважилась перевести деятельность на рельсы экономического развития. Но, когда Фаддей с разбега бросился на полотно, выяснилось, что поезд ушел. "Смена" сошла с дистанции.