Самой невыносимой пыткой для Хасара была разлука с внуками. Но его израненную душу тешила мысль, что они где-то есть, что все равно им никуда от него не деться, и он радовался этому. Хасар всегда любил маленьких детей, не видя внуков, не мог и двух дней прожить, у него сердце разрывалось от тоски и желания видеть их. Но особенно остро он почувствовал это здесь.
Сейчас он радовался тому, что захватил из дома один из семейных альбомов. Большинство снимков было посвящено внукам и связанным с ними семейным торжествам.
Прошлой ночью, уже лежа в постели, он решил, что завтра же позвонит к сыну и поговорит с внуками, услышит их желанные голоса. Хасар мог бы позвонить в Ашхабад с домашнего телефона брата, но тогда его разговор услышит мать и по его тону поймет, что он говорит с малышами, а она не меньше него страдала из-за случившегося, переживала за сына. Хасар не хотел, чтобы его старая мать расстраивалась, не хотел причинять ей боли. Решил пойти на переговорный пункт и позвонить в Ашхабад оттуда, чтобы спокойно поговорить со своими любимцами.
Хасар пересек площадь перед величественным зданием Дворца нефтяников, стены которого выходили на три улицы, и пошел дальше. В конце улицы, на углу стояло трехэтажное здание почтового отделения связи.
Сегодня здесь было не так и многолюдно, желающих связаться с другими городами оказалось мало.
Сделав заказ, Хасар отошел от окошка телефонистки, но не стал садиться на стоящий неподалеку свободный стул, а предпочел отойти подальше, в уголок. Там он сел на свободный стул и стал ждать вызова. В этом углу, держа на коленях сумку, одиноко сидела женщина средних лет в коричневом плаще. Ей показалось подозрительным, что Хасар не сел на тот свободный стул, а пришел и сел неподалеку от нее. Она как-то вся сжалась и была очень напряжена.
Обеспокоенная женщина, вытянув шею, стала смотреть на вход, чтобы подозрительный тип понял, что она кого-то ждет. Не успокоившись на этом, встала с места и подошла к окну. Испуганно озиралась по сторонам, готовая в любую минуту пуститься в бега, если Хасар сделает хотя бы одно движение в ее сторону.
На беспокойную женщину обратили внимание и телефонистки, сидевшие за стеклянной перегородкой.
Наклонившись друг к другу, и чуть не стукаясь головами, они о чем-то перешептывались, бросая быстрые взгляды то на Хасара, то на женщину, и при этом весело улыбаясь.
Когда по радио прозвучало имя Хасара, он вскочил с места, прислушался к вызову и поспешил в названную кабинку. "Арслана и Дуньи может и не быть дома, но теща и внуки, а также невестка, если только не ушла куда-нибудь за покупками, должны быть дома", - думал Хасар. И не ошибся. В телефонной трубке раздался голос старшего внука. Хасар сразу же узнал его.
- Айназар хан, это ты, детка?
Услышав голос деда, Айназар хан, забыв ответить ему, радостно заверещал, извещая домашних о звонке.
- Дед, мой дедушка звонит!..
Слушая счастливый голос внука, Хасар, живущий вдали от них, немного расстроился. Понимая, что он не должен показывать виду, прокашлялся и тут же взял себя в руки.
Разговаривал с внуком ласково, чтобы тот думал, что он скоро вернется домой. Но тут раздался голос младшего внука, требовавшего дать ему трубку: "Я тоже хочу говорить с дедом!" До него донеслись обрывки слов тещи, уговаривавшей мальчика: "Дай ему трубку, детка, пусть он тоже поговорит с дедушкой, а ты потом продолжишь разговор".
Разговаривая то с одним внуком, то с другим, Хасар довольно улыбался, радовался общению с ними, словно они были рядом. Мысленно он и был рядом с ними: пришел с работы, а вечером, желая немного остудить двор, вместе с ними поливает его из шланга.
Хасар вспомнил, как воевали они между собой за право владения шлангом, один конец которого был подсоединен к водопроводному крану. Представил их возню и споры.
Он помнит, как потом раздавался требовательный голос Дуньи, призывавший внуков к порядку: "А ну, немедленно прекратите! Уже успели намочить одежду, которую вам только что одели?!"
Хасар долго разговаривал с внуками, радуясь их голосам и общению с ними, а потом трубку взяла теща, терпеливо ожидавшая, пока наговорятся малыши.
- Хасар!
- Здравствуйте, дайза! Как вы там?
- Спасибо, хорошо. Только что заходил Арслан джан, говорит, по делам в министерство приезжал… - она хотела сказать: если бы ты позвонил немного раньше, мог бы и с сыном поговорить.
- А как твои дела, сынок? - голос старой женщины дрогнул. Она молчала, потому что ей было трудно говорить.
Потом стала расспрашивать Хасара о матери, брате и его семье. Прощаясь, попросила: - Ты хоть звони иногда! - и снова ее голос дрогнул, в нем появились слезы, дыхание женщины участилось и стало прерывистым.
Пообещав иногда звонить, Хасар распрощался с тещей, он тоже был в расстроенных чувствах. Представил, как огорчил ее этот разговор, как она стоит и вытирает слезы…
Эта неожиданная размолвка дочери с зятем, напряженность в их отношениях тяжело дались матери, которая жила и радовалась их счастью. Она не была в обиде на Хасара, напротив, сердилась на дочь за то, что ее поведение стало причиной их расставания. Матери с самого начала не нравилась работа дочери и ее стремление быстро разбогатеть, то, как вела себя в последнее время Дунья, не могло не расстраивать старую женщину.
До сих пор она, не имея сына, считала своим сыном Хасара, верила, что Господь Бог послал его, чтобы он заменил им с мужем сына. Жила, радуясь счастью дочери, ее дружной семье. Да и разве это не счастье - видеть родителям, как хорошо живет их ребенок? Когда после отъезда Хасара Дунья пришла домой, мать преградила ей путь и не впустила в дом.
- Если Хасар больше сюда не ходок, то и ты не переступишь порог этого дома. Ты не только мужа, ты всех нас променяла на какого-то кобеля!
Разговор с внуками так расстроил Хасара, что он забыл заплатить за разговор и стремительно пошел к выходу.
Уже на самом выходе его догнал ироничный окрик телефонистки:
- Мужчина, вы что же, уходите? А заплатить за разговор не хотите? - Хасар остановился, как вкопанный. "Ой", - воскликнул он и с виноватой улыбкой на лице пошел обратно… Извинился перед девушкой за свою рассеянность и заплатил за разговор.
Девушка, видя, как он расстроен, примирительно произнесла: "Вы человек чужой, если бы кто-то из местных жителей был, я бы не стала беспокоиться, он бы потом все равно пришел и заплатил", - ей было неловко, что она одернула человека из-за какой-то мизерной суммы.
Услышав, что в родном городе его считают чужим, Хасар испытал смешанные чувства. Он только улыбнулся в ответ на слова девушки.
А на улице все еще накрапывал дождь. Город был похож на человека, на теле которого после обильного чаепития проступают крупные капли пота. Мокрым был не только город, даже воздух над ним дышал влагой.
Под дождем овальный купол вокзала был совсем темным и похожим на гигантский перевернутый котел.
Перед вокзалом, как всегда, было полно народу. Многие пассажиры, прячась от дождя, стояли под навесом по обе стороны от входа, поставив у ног свои сумки.
После разговора с внуками Хасар вдруг почувствовал нестерпимую жажду, как человек, наевшийся рыбы. Дойдя до монумента жертвам войны перед Дворцом нефтяников, Хасар остановился с мыслью, где бы выпить стакан воды, и поверх снующих по площади машин посмотрел в сторону вокзала: там можно было напиться.
Когда он вернулся домой, в ушах его все еще звучали милые голоса его любимых внуков.
* * *
Тоты и сегодня ушла домой позже всех остальных сослуживцев. У подъезда ее уже давно ожидала служебная машина, она стояла в сторонке, растворившись в ночной темноте. Когда Тоты открыла заднюю дверцу и села на привычное место, водитель, откинувшись от подголовника, завел машину со словами: "А, башлык, вы пришли? Едем?"
Машина развернулась и выехала с больничного двора, свернула направо и вышла на большую дорогу. Городские фонари, словно соревнуясь друг с другом, тускло мерцали под струями дождя. Ехать им было недалеко, если идти пешком и напрямую, это расстояние можно одолеть за десять-пятнадцать минут. Но коли ты руководитель, тебе не пристало ходить пешком, да и времени нет, для чего ж тогда служебные машины существуют? Хотя Тоты, каждый раз заглядывая в зеркало и видя, как наливается полнотой ее тело, думала о пользе пеших прогулок для таких, как она, женщин, разменявших пятый десяток. Иногда она говорила себе: завтра же займусь своим здоровьем. Но назавтра, как только за ней приезжала машина, она и сама не понимала, как оказывалась на ее заднем сиденье.
В назначенный день Хасар так и не появился, не пришел он и после, и теперь в голове Тоты роились разные мысли, которые не давали ей покоя. Вот уже два дня, выезжая по делам службы, по возвращении, в надежде, что за это время мог появиться Хасар, задавала секретарше один и тот же вопрос:
- Меня никто не спрашивал?
А секретарша вместо того, чтобы сообщить то, что она хотела услышать, начинала перечислять, кто ей звонил по служебной надобности, называть имена совершенно других людей, справлявшихся о ней.
Вчера Тоты ждала появления Хасара с огромным нетерпением и страстным желанием. В этот день она надела свое лучшее нарядное платье цвета спелого баклажана, которое очень ей шло.
Свои блестящие волосы Тоты красиво уложила на затылке, наложила на ресницы тушь и стала похожа на человека, собравшегося на какой-то праздник. На работе первой на нее обратила внимание худенькая неказистая секретарша с тонкими чертами лица.
- Ба, Тоты Тагановна, вас сегодня не узнать! Вы просто красавица! - девушка проводила ее до кабинета завистливым взглядом.
После многодневных раздумий у нее появилось желание выглядеть в глазах своего бывшего преподавателя, которого она некогда называла "моей чайкой", достойным уважения руководителем, а кроме того, она внушила себе, что ее "чайка" долгое время летала не там, где надо, и вот теперь снова прибилась к родным берегам. Ей хотелось, чтобы он увидел в ней достойную внимания женщину.
Но все ее ожидания оказались напрасными, потому что Хасар так и не появился, ни в тот день, ни следующий.
А взять и позвонить ему она посчитала ниже своего достоинства.
По пути домой, сидя в мягком кресле машины, Тоты размышляла о причинах, заставивших Хасара не появиться в ее кабинете. В конце концов, она пришла к выводу, что он, скорее всего, уехал в Ашхабад, чтобы проведать оставшихся там детей и внуков.
Вот уже почти два года прошло с того дня, как Тоты съехала со своей прежней квартиры, в которой прожила почти двадцать лет, и теперь одна занимала просторную квартиру из шести комнат улучшенной планировки в доме, выстроенном для обкомовских руководителей еще в советские времена. Эту квартиру ей выделили после того, как она заняла руководящий пост.
Прежде в этой квартире до самого развала СССР и переезда в Москву жила семья полновластного хозяина области - первого секретаря обкома партии Дмитрина.
Это кресло Дмитрин занимал долго, гораздо дольше положенного, благодаря регулярным поставкам в Москву каспийской красной рыбы и черной икры. Каждый раз, когда местные руководители пытались сместить его с этого поста, из Москвы раздавался окрик: "Надо работать, как Дмитрин, если бы секретари и других ваших обкомов работали, как Дмитрин, республика в числе первых приблизилась бы к коммунизму!" После такого звонка всем все сразу становилось понятным. В народе метко подметили: "Пока в Каспии не закончится красная рыба, не найдется силы, которая сможет убрать Дмитрина с этого места".
Приехав домой, Тоты переоделась в просторную и мягкую домашнюю одежду, не стала спешить с ужином, легла на диван, вытянув ноги и прикрыв глаза, какое-то время отдыхала в комнате с выключенным светом. У нее не было аппетита, хотя она и знала, что на кухне ее ждет приготовленный домработницы вкусный ужин.
И все же надо было как-то пересилить себя и хоть чтонибудь поесть, чтобы потом, к ночи, не разыгрался аппетит, который вынудит ее наесться перед сном. Вот уже много времени в этом доме регулярно питались только тогда, когда из Ашхабада на каникулы приезжала младшая дочь или же когда гостила старшая дочь с детьми. В другое время у нее была тоскливая, как звуки давно не бравшегося в руки музыкального инструмента, жизнь, которая состояла из бесконечных командировок и совещаний.
Тоты и раньше, придя с работы, любила полежать на диване, давая отдых ногам и голове, и, бывало, засыпала и спала на нем до утра.
Сейчас, лежа на диване, она мечтала принять ванну.
Знала, что стоит ей принять ванну, и она почувствует, как по телу разливается благость, как силы возвращаются к ней, словно она заново народилась на свет.
После приема ванны она всегда чувствовала себя по-другому. После купания ее грудь снова становилась упругой, с торчащими как у девочки сосками, а талия словно делается тоньше. У нее поднимается настроение, она начинает с аппетитом есть, с удовольствием просматривая по телевизору фильмы об отношениях мужчины и женщины.
Она верила, что и у нее еще будут такие же отношения с мужчиной.
В самом деле, разве она могла подумать, что Хасар, который еще вчера был для нее таким недосягаемым, сегодня у нее же придет просить работу. И вообще, как могло случиться, что известный хирург Мамметханов вдруг опустился до Красноводской больницы? Но ведь это так и было. Появление на пороге ее кабинета известного доктора напомнило Тоты сказку, в которой царь, по какой-то причине прогнавший свою жену, потом был вынужден унижаться перед ней и приходил о чем-то просить.
На какой-то миг она представила себя на месте той царской жены, и в ее душе снова вспыхнули обида и желание быть отмщенной.
В тот момент она еще не знала, возьмет его на работу или нет, поэтому и посоветовала наведаться к ней через неделю, чтобы у нее было время хорошенько все обдумать.
Поначалу она собиралась не брать его на работу даже после вторичного прихода. Например, она могла сделать вид, что озабочена его проблемой и переживает за него, сказать:
- У меня пока что работы для вас нет, - и для приличия начинать звонить в разные места, чтобы он видел, что она и в самом деле хочет ему помочь. Тоты знала о негласном распоряжении не брать на работу людей старше сорока пяти лет, поэтому была уверена, что Хасару и в других местах откажут.
От этой мысли Тоты испытала чувство мстительного удовлетворения и гордости за свою должность.
Вот уже много лет она связывала свои неудачи в личной жизни с той первой неразделенной любовью к Хасару и жила с чувством обиды. Нередко, вспоминая о Хасаре, она заново переживала те же чувства.
Зайдя в ванную комнату, Тоты сняла домашний халат и повесила его на крючок справа от входа. Затем она включила горячую воду, чтобы немного согреть воздух в ванной, а через некоторое время, когда пар окутал все пространство, открыла холодный кран и смешала воду до нужной температуры.
Мощной струей воды из душа она массировала тело, испытывая приятную истому и ощущая, как усталость покидает ее. Затем намылила мочалку и старательно вымыла ею все тело.
Намыливая груди, она вдруг вспомнила один эпизод из далекого прошлого, он был связан с ее малыми детьми. Тоты улыбнулась.
Когда в дом принесли вторую малышку, старшая дочь Тоты ревностно отнеслась к появлению сестры. Вначале она говорила: "Она плохая, плачет!" А потом висла на шее матери и требовала, чтобы та не кормила грудью новорожденную.
"Отнесите ее обратно!" - заливаясь слезами, требовала дочка. Мать с отцом тогда весело рассмеялись. Отец взял девочку на руки, стал целовать и гладить ее, убеждать в том, что сестричка еще совсем маленькая, что она не может ходить, вот когда вырастет и начнет ходить, они обязательно отведут ее обратно в магазин, в котором купили. Отец сумел успокоить ребенка, внушив маленькой дочери, что они с мамой любят ее больше, чем сестричку.
Выйдя из ванны, Тоты надела банный халат, закуталась в него с головой, вытерла лицо, шею, грудь, и вернулась обратно в комнату.
Проходя мимо серванта, увидела за стеклом фотографию внука, остановилась и стала с нежностью разглядывать любимые черты.
На фотографии ребенок сидел и тянулся ручками кверху, словно просясь на руки к бабушке.
Тоты вынула снимок из-за стекла и поцеловала его. Ей страстно захотелось увидеть внучка, взять его на руки и расцеловать. Фотография ребенка напомнила ей, бабушке, про родителей и младшего брата, она вдруг поняла, как скучает по ним.
Старшая дочь Тоты с головой ушла в свои семейные заботы. Обычно она по три-четыре раза на год приезжала погостить к матери, но после рождения второго ребенка ей не удавалось приезжать больше двух раз. Прежде она оставалась у матери и на неделю, и на десять дней, а теперь уже через пару дней начинала проситься обратно: "Мама, ты отпусти нас, без нас наш папа чувствует себя дома как в гостях!"
Как мать она радовалась, видя, как быстро ее дочь вошла в новую семью и прижилась в ней. Считала, что ее привязанность к мужу и дому у нее от отца, который тоже был настоящим семьянином, не мог долго находиться в разлуке с семьей. Если его ребенок простывал или еще что-то, он не ленился еженедельно приезжать даже из Мары, а это не ближний свет…