- Никому об этом не рассказывай, дело более чем частное. Ты уже женщина и должна вести себя так, словно всякое ребячество закончилось раз и навсегда. Вот и пришла пора отправляться в колледж для девочек мадам Колберт, - в подобных словах заключалось все объяснение приемной матери, которую, хотя та даже и не смотрела, мигом стошнило, пока она вынимала из шкафа для своей подопечной дюжину небольших обшитых полотенец.
- А сейчас вымойся, деточка, твое тело изменилось, мысли чуть помутились, и отныне любой мужчина может сделать с тобой все, что ни пожелает, - предупредила ее позднее Мама Фрезия, от которой Элиза не могла утаить эту новость.
Индианка прекрасно знала о растениях, способных навсегда избавить от менструации, однако же, воздержалась о них сообщить из-за страха перед своими хозяевами. Элиза приняла это замечание всерьез и решила не терять бдительности, чтобы предотвратить то, что уже исполнилось. Туго перевязала собственный торс шелковым поясом, убежденная в эффективности этого, проверенного веками, метода, с помощью которого китаянки уменьшали размер ступни, о чем когда-то рассказывал ее дядя Джон, поэтому теперь не было никакой причины пренебречь попыткой сдавить груди. Также подумывала начать писать. Ведь годами наблюдала, как мисс Роза что-то вечно записывала и полагала, что поступает она так затем, чтобы бороться с проклятым наплывом мрачных мыслей. Что касается заключительной части высказывания, а именно, будто любой мужчина смог бы сделать с ней все, что только бы пожелал – этому молодая женщина не придавала особого значения, потому что в свое будущее просто была неспособна впустить мужчин. Все в ближайшем окружении были, по крайней мере, старше лет на двадцать; мир начисто лишился существ мужского пола одного с ней возраста. Единственные люди, что хоть как-то устраивали в качестве мужей, капитан Джон Соммерс и Джекоб Тодд даже не рассматривались, потому что первый приходился дядей, а второй, влюбленный, сходил с ума по мисс Розе, как о том судачил весь Вальпараисо.
Годы спустя, вспоминая свои детство и юность, Элиза думала, что мисс Роза и мистер Тодд были бы даже хорошей парой, она бы сглаживала жесткости характера своего спутника жизни, а тот бы веселил эту женщину, однако в реальности все вышло совсем по-другому. Время шло и через годы, когда оба были уже в летах, а привычка каждого к одиночеству становилась все сильнее, они таки встретились в Калифорнии при стечении весьма странных обстоятельств. Тогда молодой человек вновь с прежней настойчивостью принялся за ней ухаживать, а женщина в свою очередь с той же решимостью отказала претенденту во второй раз. Но все это случилось уже далеко позднее.
Джекоб Тодд не упустил шанса сблизиться с семьей Соммерс - на музыкальных вечерах не было столь частого и пунктуального гостя. Особое внимание мужчины виделось в те моменты, когда мисс Роза исполняла свои бурные трели, и уж тем более, когда общество замечало ее проделки вплоть до довольно жестоких, что, как правило, мучили молодого претендента. Ведь женщина представляла собой натуру, полную противоречий, да, похоже, и сам он был точно таким же. А разве человек не был атеистом, продающим Библии и водящим за нос полмира своим рассказом о мнимой евангельской миссии? Спрашивала того, почему же считает женитьбу столь заманчивой; ведь у незамужней женщины в этом возрасте нет ни будущего, ни определенного положения в обществе. Колония иностранцев шепталась насчет определенного скандала в Англии, годами ранее это бы и объяснило ее присутствие в Чили в качестве домоправительницы своего брата, однако же, тот никогда не хотел выяснять какие-то подробности, предпочитая тайну чему-то определенному и, возможно, слишком невыносимому. Прошлое не особо важно, - повторял молодой человек. Было достаточно всего лишь недосмотреть либо что-то не просчитать, как тут же накладывался негативный отпечаток на репутацию женщины, что и препятствовал в будущем ее выгодному замужеству. С последующей жизнью тоже было все более-менее понятно, однако же, каких-то признаков подчинения этой навязчивости она не подавала, и вместе с этим не пыталась лишить мужчину бодрости духа, а напротив, забавлялась тем, что предоставляла человеку полную свободу действий, а затем, словно ударом, лишала этого.
- Мистер Тодд еще тот проныра с весьма странными идеями, пахнущий дурным предзнаменованием, лошадиными зубами и потными руками. Никогда бы за него не вышла, будь этот человек хоть последним холостяком во всей Вселенной, - призналась с улыбкой на лице мисс Роза Элизе.
Комментарий не пришелся девушке по душе. Ведь все еще сомневалась насчет Джекоба Тодда, и не столько потому, что молодой человек спас ее на религиозном шествии, посвященном спасению народа от наводнения тогда в мае, сколько потому, что умолчал о данном инциденте, словно подобного никогда и не было. Юная девица даже что-то находила в этом странном совпадении: чувствовался запах большой собаки, что исходил и от дяди Джона. Хорошее впечатление, что производил мужчина, перешло в преданную нежность, когда, прячась в гостиной за тяжелой занавеской из зеленого бархата, она подслушала их с Джереми Соммерсом разговор.
- Я должен принять какое-то решение относительно Элизы, Джекоб. О своем месте в обществе та не имеет ни малейшего понятия. Люди стали задавать вопросы, и Элиза уверенно нарисовала себе совсем не подходящее ей будущее. Нет ничего опаснее наваждения различными фантазиями, что таятся в женской душе.
- Друг мой, вот только не преувеличивай. Элиза, хотя все еще и малышка, уже точно осознает свое место.
- Ум у женщин – только помеха. Роза хочет отправить ее в специальную школу мадам Кольберт, я же не сторонник подобного обучения девушек, в результате него слабый пол вырастает совершенно неуправляемым. Каждая знай свое место, таков мой девиз.
- Мир-то не стоит на месте, Джереми. В Соединенных Штатах мужчины равны и свободны перед законом. Социальные различия там стерты.
- Мы же вроде говорим о женщинах, а не о мужчинах. Однако Соединенные Штаты – страна торговцев и первопроходцев, без традиций и тем более без уважения к истории. Равенства нет нигде, даже среди животных, а в Чили им и не пахнет.
- Джереми, мы-то иностранцы, и чуть ли не выдаем себя за кастильцев. Какое нам дело до социальных различий в Чили? Мы никогда не станем полноценными гражданами этой страны…
- Мы должны подать хороший пример. Если, как британцы, мы не способны содержать собственный дом надлежащим образом, чего же тогда можно ждать от остальных?
- Элиза выросла в этой семье. Не думаю, что мисс Роза смирится с потерей девочки только лишь потому, что она повзрослела.
А было именно так. Роза просто обескуражила своего брата полным перечнем личных бед. Сначала это были колики, а затем и тревожная мигрень, что с вечера и вплоть до утра ее чуть ли не ослепила. На протяжении нескольких дней в доме царил полный покой: занавески оставались задернутыми, все ходили на цыпочках и говорили шепотом. И даже не готовили еду, потому что ее запах обострял и без того болезненные симптомы. Джереми Соммерс питался в Клубе и возвращался в дом робким и рассеянным, вспоминая того, кого посетил в больнице. Непонятная слепота и разнообразные недомогания Розы, также как и мрачное молчание домашней прислуги вскоре подорвали и твердость его характера. В довершении всего Мама Фрезия, тайно выведавшая предмет частной беседы между братом и сестрой, превратилась в превосходную сообщницу своей хозяйки. Джереми Соммерс считался человеком культурным и прагматичным, совершенно неуязвимым к запугиваниям такой суеверной ведьмы, какой и была Мама Фрезия. Когда индианка зажгла черные свечи, и повсюду разлетелось благоухание шалфея якобы под предлогом спугнуть всяких москитов, он, испуганный, равно как и чуть ли не бешеный, заперся в библиотеке. По ночам чувствовал, как женщина еле волочит разутые ноги по другую сторону двери и мурлычет вполголоса заговоры и проклятия. В среду в своей бутылке бренди молодой человек обнаружил мертвую небольшую ящерицу и решил что-то предпринять раз и навсегда. Впервые ударил кулаком в дверь покоев своей сестры и был допущен в святилище женских тайн. Вообще-то, предпочитал все это игнорировать, словом, вести себя так же, как он и держался по отношению к швейной мастерской, кухне, прачечной, темным комнатам чердака, где спала прислуга, и помещавшейся в глубине патио хижине, в которой жила Мама Фрезия; его миром были гостиные, библиотека с полками из полированного красного дерева и личная коллекция охотничьих гравюр, а также зал с бильярдом, где стоял роскошный, деревянной резьбы, стол, собственное меблированное помещение, в котором чувствовалась спартанская простота, и небольшая, отделанная облицовочной итальянской плиткой, комнатка, служащая для отправления личной гигиены, где когда-то подумывал поместить современную уборную, какие, находясь в Нью-Йорке, видел в каталогах, потому что прочел, будто система тазиков, из которых первично собранные человеческие испражнения попадали в ведра, чтобы впоследствии использовать это в качестве удобрения, и была источником различных эпидемий. Необходимо было подождать, пока глаза молодого человека привыкнут к полумраку, и тем временем все вдыхал неясную смесь различных лекарств и стойкий аромат ванили. Роза, осунувшаяся и самодовольная, была едва различима. Она стояла в изголовье кровати, лишенной подушки, со скрещенными на груди руками, словно представляя себе свою собственную смерть. Неподалеку Элиза выжимала смоченную в зеленом чае тряпочку, и снова клала на глаза молодому человеку.
- Оставь нас наедине, детка, - сказал Джереми Соммерс, присаживаясь на стул близ кровати.
Скромно и практически незаметно поклонившись, Элиза вышла. Тем не менее, она отлично знала места в доме с наиболее тонкими стенами и, прижавшись ухом к внутренней разделяющей помещения стене, могла слышать всю беседу, которую потом и повторила Маме Фрезии слово в слово, к тому же, отметив какие-то ее моменты в дневнике.
- Прекрасно, Роза. Мы не можем продолжать вести эту войну и далее. Придем, наконец, с тобой к согласию. Чего же ты все-таки добиваешься? - спросил Джереми тоном заранее побежденного человека.
- Да ничего, совсем ничего, Джереми, - еле слышно прошептала она.
- Элизу никогда не примут в колледж мадам Кольберт. Туда попадают лишь девочки из добропорядочных семей, принадлежащих к высшему классу. Весь же свет в курсе, что Элиза – приемная дочь.
- Я ручаюсь вам, что меня возьмут! – внезапно воскликнула Элиза тоном умирающего.
- Роза, послушай меня, образование Элизе больше ни к чему. Напротив, девушка должна выучиться какой-то профессии, чтобы смочь зарабатывать на жизнь. Что с ней станет, когда мы с тобой уже не сможем покровительствовать нашей любимице?
- Если получит должное образование, сумеет и удачно выйти замуж, - сказала Роза, бросив компресс из зеленого чая на пол и приподнимая брата на кровати.
- Ведь Элиза далеко не сама красота, Роза.
- Да ты на нее толком и не смотрел, Джереми. Хорошеет со дня на день, красавицей станет, я тебя уверяю. На своих поклонников еще будет смотреть сверху вниз!
- Эта сирота-то да без приданого?
- А вот приданое у нее будет, - возразила растрепанная и разутая мисс Роза, очень неловко вылезая из кровати и делая вслепую несколько шагов.
- Как это так? Мы же никогда не заводили об этом речь.
- Потому что еще не подошло время, Джереми. Девушке в возрасте на выданье полагаются драгоценности, приданое невесты с достаточным количеством одежды на несколько лет вперед и все необходимое для дома, и это помимо приличной денежной суммы, чтобы супружеской паре было с чего начать какое-то дело.
- А можно узнать, что именно причитается с жениха?
- Дом, и вдобавок обязанность содержать жену всю оставшуюся жизнь. В любом случае, есть еще несколько лет до того, как Элиза будет годна к замужеству, тогда у нее будет и приданое. Джон и я, мы берем на себя ответственность обеспечить им девушку, у тебя же не попросим даже реала, однако ж, не стоит терять время, разговаривая об этом сейчас. Ты должен принимать Элизу точно свою собственную дочь.
- Это же не так, Роза.
- Тогда обращайся с ней как будто девушка моя дочь. Уж с этим ты, по крайней мере, согласен?
- Да, пожалуй, я согласен, - уступил Джереми.
Травяной чай оказался поистине чудодейственным. Больной совершенно выздоровел, и в течение сорока восьми часов восстановил зрение и прямо сиял. Женщина полностью и с особой чуткостью посвятила себя заботам о брате; никогда прежде не была такой нежной и улыбчивой по отношению к нему. Дом вернулся к привычному, размеренному ритму и то и дело из кухни в столовую носили восхитительные блюда креольской кухни Мамы Фрезии, ароматную выпечку, тесто для которой замешивала Элиза, и изысканные пирожные, что особенно подтверждали известные широту души и гостеприимство семьи Соммерс. Начиная с этого момента, мисс Роза радикально изменила свое странствующее поведение по отношению к Элизе и стала проявлять такую материнскую нежность, что не выказывала даже при подготовке девочки к колледжу, и вместе с этим начала невыносимо доставать мадам Колберт. Решила себе, что Элиза должна учиться, иметь необходимое приданое и слыть красавицей, хотя таковой и не была, потому что красота, как ее понимала женщина, скорее всего, была вопросом стиля. Любая дама, что ведет себя с непревзойденной уверенностью в своей красоте, в конце концов, убеждает в этом всех, утверждала Роза. Первым шагом на пути раскрепощения Элизы стал бы хороший брак, ввиду того, что девушка не рассчитывала на старшего брата, как на некое прикрытие, которое имела эта женщина. Сама она не видела выгоды в замужестве, ведь супруга была собственностью мужа, и даже с меньшими правами, нежели слуга или ребенок; хотя с другой стороны, одинокая дама без какого-либо состояния оказывалась в окружении худших беззаконий. Замужняя, прибегавшая к хитрости, по меньшей мере, могла вить из мужа веревки, а если повезет, и рано овдоветь…
- Я бы была полностью довольна собственной жизнью, если бы пользовалась той же свободой, что и мужчины, Элиза. Но все же мы женщины, хотя нам это и смертельно надоело. Единственное, что нам под силу, так это попытаться извлечь выгоду из того, что у нас есть.
Тогда она не сказала девушке, что, пытаясь самостоятельно встать на ноги, напоролась на суровую действительность, потому что не хотела забивать голову любимице разрушительными идеями. Для себя решила обеспечить ей лучшую, чем собственная, судьбу. Обучила бы девушку искусству притворства, ловкой манипуляции и сноровки, ведь все это куда полезнее простодушия, в чем женщина и была убеждена. Они обе запирались часа на три по утрам и еще на три в послеобеденное время, чтобы изучить выписанную специально из Англии школьную программу; девушка усиленно занималась французским языком с преподавателем, потому что ни одно хорошо воспитанное создание не могло им пренебречь. Оставшееся время лично контролировала каждую мелочь того, что составляло приданое Элизы как невесты, то есть различных простыней, полотенец, столовых приборов и искусно вышитого нижнего белья, которые затем складывались в баулы, обернутые льняной тканью и надушенные лавандой. Каждые три месяца все содержимое доставалось и развешивалось на солнце, тем самым, предохраняя приданое от пагубного влияния влажности и моли все годы ожидания вплоть до непосредственного замужества. Еще тогда купила шкатулку для составлявших приданое драгоценностей и поручила своему брату Джону наполнять ее привозимыми из различных путешествий подарками. Со временем там уже лежали сапфиры из Индии, изумруды и аметисты из Бразилии, ожерелья и браслеты венецианского золота и даже небольшая бриллиантовая булавка. Джереми Соммерс так и не узнал подробностей, и все еще оставался несведущим насчет того, каким образом брат с сестрой оплачивали подобные чудачества. Уроки пианино – в настоящее время преподаваемые приглашенным из Бельгии профессором, который на своих занятиях пускал в ход линейку для наказаний, ударяя этим предметом по пальцам обучающихся, – стали для Элизы ежедневным мучением. Также образованию способствовала и школа бальных танцев, и, следуя совету тамошнего учителя, мисс Роза заставляла девушку ходить часами, удерживая книгу на голове, что, в общем и целом, помогало последней держаться прямее. Она справлялась со всеми своими заданиями, проводила часы, играя на пианино и прохаживаясь прямо, точно свеча, хотя уже и не носила книгу на голове. И все же ночью, разутая, удирала в патио, где размещались слуги, и часто на рассвете удивлялась тому, что, оказывается, спала-то на перине в объятиях Мамы Фрезии.
После наводнения прошло два года, что изменили условия жизни, и в стране установился благоприятный климат, относительное политическое спокойствие и экономическое благополучие. Чилийцы этим всего лишь пользовались; за это время люди настолько привыкли к природным бедствиям, что к подобному процветанию можно было относиться как к подготовке к глобальной катастрофе. Помимо прочего на севере обнаружились богатые месторождения золота и серебра. В период Конкисты, когда испанцы колесили по Америке в поисках этих металлов и увозили с собой все, найденное по пути, Чили считалась бывшей на задворках мира страной, потому что по сравнению с богатствами, имеющимися у остальной части континента, была мало что способна предложить. Форсированным маршем по огромным горам и по лунной пустыне севера – те завоеватели везде проходили испытание алчностью и, если что-то оставалось, неистовые индейцы пытались искупить ее истинным раскаянием. Капитаны, изнуренные и нищие, проклинали эту землю, на которой им не оставалось иного выхода, разве что установить свои флаги и готовиться к смерти, ведь возвращение без каких-то успехов, а то и с позором было и того хуже. Триста лет спустя эти шахты, скрытые от глаз честолюбивых солдат Испании и словно по волшебству вскоре появившиеся вновь, стали нежданной наградой их потомкам. Сколачивались новые состояния, которые объединялись с теми, что давали промышленность и торговля. Бывшие хозяева земли, что распоряжались ею испокон веков, почувствовали угрозу своим благам, а презрение в обществе со стороны новоиспеченных богачей стало широко распространенным явлением.