"Когда ее называли медиумом, – говорила Желиховская, – Блаватская смеялась и говорила, что она не медиум, а только медиатор – посредник между умершими и живыми, но я никогда не могла понять эту разницу… Моя сестра во время своего многолетнего отсутствия путешествовала по Индии, где, как мы теперь знаем, медиумические феномены высмеиваются, и объясняют их совсем иначе. Медиумизм, по их представлениям, исходит из такого источника, из которого моя сестра черпать не считала возможным, и поэтому она не признавала за собой эти качества".
"Все это время ее оккультные способности не только не ослабевали, но с каждым годом становились все сильнее. Казалось, что она по своей воле может выполнить все что угодно… Однако случайные, эпизодически происходящие феномены становились все реже, но когда они происходили, то были всегда очень необычными".
Почему прошло так много томительных лет, прежде чем она достигла своей цели? Почему так продолжительны были ее поиски и так много было неудач? "Начиная с первой встречи в 1851 году, когда я впервые увидела Учителя в физическом теле, у меня никогда не было сомнений в нем", – говорила она. Но одного доверия ему недостаточно.
"Прежде чем душа сможет предстать перед Учителем, стопы ее должны быть омыты кровью сердца", – говорится в книге "Свет на Пути".
Вспоминая "семь лет, предшествующих посвящению", полных борьбы со всякого рода воплощениями зла и легионами чертей, она писала в 1875 году полковнику Олькотту: "…подумайте прежде чем дать свое согласие". И далее в том же письме: "Я, бедная посвященная, знаю, что в моей жизни означает слово "пытайтесь", и как часто я дрожала, боясь, что неправильно поняла Его повеления и что буду наказана за то, что выполняя их, зашла слишком далеко". Слово "пытайтесь" можно рассматривать, как постоянный призыв Учителя. Когда с Ним познакомился полковник Олькотт в Нью-Йорке, Он говорил ему: "Тот, кто Нас ищет, находит Нас… Пытайтесь… Не бросайте Клуб. Пытайтесь…" и т. д. Махатма К.Х. писал Синнету: "Вы знаете наш девиз и что практическое его применение исключает слово "невозможно" из языка оккультиста. Если он не устает в своих попытках, он может открыть главное – свое истинное Я".
Полковник Олькотт писал: "Я спросил (Учителя), почему ее пламенный темперамент нельзя было поставить под постоянный контроль, и почему нельзя было переделать ее в спокойную, владеющую собой, женщину, какой она и была при некоторых обстоятельствах?" В ответ ему было сказано, что подобное воздействие привело бы ее к неминуемой гибели. Ее тело оживлял огненный и стремительный дух, который уже с детства не терпел никаких ограничений. И если бы ее чрезвычайной энергии, обуревавшей ее тело, не был дан выход, результат был бы фатальный.
"Мне посоветовали познакомиться с историей ее рода – Долгоруких, и тогда я пойму, что это значит. Я ознакомился с этой историей, начиная с Рюрика (девятое столетие) и увидел, что этот воинственный род всегда отличался сверхъественным мужеством, проявлением бесстрашия в самые критические моменты, страстной любовью и личной независимостью. Стремясь достигнуть желаемого, они никогда не боялись возможных последствий. В этом отношении типичным был князь Яков Долгорукий, сенатор Петра I. Однажды, будучи в сенате при полном собрании его членов, он разорвал на мелкие клочки какой-то царский указ, который ему не понравился. На последующую угрозу царя он ответил: "Вы можете подражать Александру (Македонскому), но во мне вы найдете человека, подобного Клиту".
Таков был и характер Блаватской. Она не раз мне говорила, что не даст владеть собой никакой силе, ни на земле, ни вне ее. Единственными Существами, пред которыми она преклонялась, были Учителя, но даже с Ними она была временами настолько воинственной, что при таком состоянии ее духа, даже самые мягкие из Них не могли, или вернее, не хотели приближаться к ней. Чтобы достичь такого состояния, когда бы она могла свободно общаться с Учителями, ей необходимо было (как она сама патетически меня уверяла) многолетнее самовоспитание. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь другой вступил на путь с такими трудностями или с большим самопожертвованием".
Есть еще другая, очень важная, причина, почему Учителя не могли насильно, без ее собственного желания, смягчать и утончать характер Блаватской. Это было бы незаконным вмешательством в ее личную Карму… Вмешательство парализовало бы ее необузданный темперамент, но ослабило бы ее другие качества, что было бы тяжелой несправедливостью и ни на йоту не ускорило бы ее эволюцию. Это подобно тому, как постоянно держать человека под волей гипнотизера или подвергать больного постоянному воздействию наркотика".
"Конечно, ее легко возбуждаемый мозг не вполне соответствовал той деликатной миссии, которую она взяла на себя, но Учителя мне говорили, что, несмотря на это, она была лучшей из всех подошедших. У Них она вызывала особое доверие – она готова была всем рисковать и перенести любые трудности. Больше чем кто-либо другой, владевшая психическими силами, подгоняемая чрезвычайным энтузиазмом, неудержимо стремящаяся к своей цели, физически очень выносливая, – она была для Них самым подходящим, если и не всегда послушным и уравновешенным посредником.
У другого быть может было бы меньше ошибок в литературных трудах, но он не выдержал бы, как она, семнадцатилетнего напряженного труда и лет на десять раньше ее покинул бы свое тело. И тогда очень многое осталось бы для мира неизвестным".
"Затем следуют Венеция, Флоренция, Ментана. Что я делала там, об этом всю правду знают лишь Гарибальди (сыновья) и еще Синнет, – и некоторые мои родные, но сестра не знает… Я была в Ментане в 1867 году в октябре, во время битвы. Уехала я из Италии в том же году, в ноябре. Была ли я тудапосланаили попала туда случайно, это вопрос, который относится лишь к моей частной жизни".
В первом альбоме вырезок Блаватская записала свой отклик на статью "Воинственные женщины", в которой она названа "начальником штаба гарибальдийцев": "Каждое слово в этой статье – ложь. Никогда я не состояла в штабе Гарибальди. С друзьями поехала в Ментану, чтобы помочь бороться против папистов, но сама оказалась раненой. Никого это не касается, и меньше всего – репортера".
Полковник Олькотт пишет: "Она мне говорила, что была свободомыслящей и сражалась вместе с Гарибальди в Ментане, в кровавом бою. Как доказательство, она мне показала перелом левой руки в двух местах от удара сабли и попросила прощупать в своем правом плече пулю от мушкета и еще другую пулю в ноге. Также показала мне рубец у самого сердца от раны, нанесенной стилетом. Рана эта вновь открылась, когда она была в Читтендене. Она попросила тогда моего совета и потому показала мне рану. Это была более старая рана; еще в 1859 или 1860 году она открывалась в Ругодеве… Мне иногда кажется, что никто из нас – ее коллег, вообще не знал действительную Е.П.Б., что мы имели дело только с искусно оживленным телом, настоящая ее джива была убита в битве под Ментаной (2 ноября 1867 года), когда она получила эти пять ран и ее, как умершую, извлекли из канавы".
Произошло одно характерное событие, описанное Вильямом Джаджем в "New York Times" от 7 января 1889 года: "Она прибыла в Гавр, имея билет первого класса до Нью-Йорка и денег один-два доллара. Во время посадки она увидела на пристани бедную женщину с двумя детьми, всю в слезах. "Почему вы плачете?" – спросила она. Женщина ответила, что муж прислал ей из Америки деньги на дорогу, и на них она купила билеты четвертого класса, оказавшиеся фальшивыми. Находясь в незнакомом городе без гроша в кармане, она не знала, где теперь искать мошенника, так бессердечно обманувшего ее.
"Пойдемте со мной", – сказала Блаватская, и обратившись к агенту пароходной компании, попросила поменять ее билет 1 класса на билеты 4 класса для себя и женщины с детьми. Тот, кому доводилось пересекать океан на палубе среди толпы эмигрантов, оценит подобное самопожертвование человека с обостренными чувствами, свойственное немногим".
"Один или двое из нас надеялись, что мир достаточно хорошо развит, если и не интуитивно, то хотя бы умственно, чтобы оккультное учение было интеллектуально принято и дало импульс новому витку оккультных исследований… Просматривая все вокруг, мы нашли человека, способного стать лидером – он обладал огромным моральным мужеством, был неэгоистичен и имел множество других хороших качеств. Он был далеко не лучшим из возможных, но… лучшим из всех кто был. С ним мы связали Е. П. Б. – она обладала совершенно чудесными и исключительными дарованиями. Вместе с тем у нее было множество явных личных недостатков, но и в том виде, как она была, не было никого из живущих, кто мог бы сравниться с ней по степени пригодности для этой работы. Мы послали ее в Америку, свели их вместе – и испытание началось", – писал в феврале 1882 года Махатма Мория.
В 1874 году в Америке Елена Петровна встречает своего ближайшего соратника, ученика и друга, с которым будет работать до конца жизни и который запомнился всему миру как второй основатель Теософского общества. Полковник Генри Стил Олкотт, знаменитый адвокат из Нью-Йорка, славился своей эрудицией, интеллигентностью и порядочностью и в то время страстно увлекался парапсихологическими феноменами. Они встретились случайно, на ферме братьев Эдди в Читтендене, где оба изучали спиритические явления. В своем дневнике полковник Олкотт оставил трогательное описание этой первой встречи: "Мое зрение с самого начала было обмануто красной гарибальдийской хламидой, которую Е.П.Б. носила вместо рубашки. Она резко контрастировала с темнотой всего, что ее окружало… Волосы у нее были рыжие, мягкие, словно шелк, и вьющиеся, как шерсть у Котсволдских ягнят. Эти волосы и рубашка привлекли мое внимание раньше, чем ее лицо с калмыцкими чертами, немного тяжеловатое, дышавшее силой, величием и культурой по контрасту с обычными лицами окружавших ее людей…
Войдя, я остановился, чтобы сказать своему другу Каппесу: "Посмотрите только на это удивительное существо", – и быстро сел прямо напротив нее, чтобы предаться моему любимому занятию – изучению характеров…
Блаватская свернула себе сигарету. Я обратился к ней со словами: "Позвольте, сударыня", поднеся огонь к ее папиросе. Так из огонька папиросы родилось наше знакомство, превратившееся затем в пламя, которое не погасло по сей день".
Полковник Олькотт говорит в своей книге "Страницы старого дневника": "Е.П. рассказывала о существовании Адептов Востока и их могуществе, на многих примерах она доказала мне свою способность держать под контролем оккультные силы природы… Дружеское ее участие помогло мне вступить в личную переписку с Учителями. Я храню множество Их писем, на которых проставлены даты получения.
Я был представлен Им Е.П.Б. и этому способствовал мой предыдущий опыт изучения медиумов и спиритуализма. Джон Кинг познакомил меня с четырьмя Учителями: один из них – копт, другой – представитель Неоплатонической Школы, третий – высочайший Учитель Учителей, именуемый Венецианцем, и последний – англичанин, философ, скрывшийся от людей своего круга, и которого многие считали умершим. Первый из них стал моим Гуру, он был человеком строгих правил и обладал мужественным характером".
"Учитель послал меня в Соединенные Штаты, поставив передо мной цель сделать все, чтобы прекратить некроманию и неосознанную черную магию спиритуалистов. Мне нужно было встретить вас и изменить ваш образ мыслей, что я и сделала. Общество было сформировано и постепенно в него были привнесены начала Учения из Тайной Доктрины – древнейшей школы Оккультной Философии, которую в прошлом реформировал Господь Гаутама. Это Учение нельзя было передать мгновенно. Его необходимо вливать постепенно, каплю за каплей". (Е.П. Блаватская – Г.С. Олькотту) [23, октябрь, 1907] 17 ноября 1875 года было проведено заседание Теософского общества, на котором был представлен доклад по усовершенствованной Преамбуле, Президент произнес вступительную речь, и, таким образом, Общество было полностью узаконено.
Задачи Теософического Общества со временем были определены следующим образом:
1. Создание ядра Вселенского Братства Человечества без различия рас, вероисповедания, пола, касты или цвета кожи;
2. Содействие изучению сравнительной религии, философии и науки;
3. Исследование необъясненных законов Природы и сил, сокрытых в человеке.
Учитель Кут Хуми писал в 1880 году: "Старшие Махатмы желают, чтобы было положено начало "Братства Человечества", истинному Всеобщему Братству, которое должно быть проявлено по всему миру, и привлечет внимание высочайших умов".
Полковник Олькотт рассказывал о написании книги "Разоблаченная Изида":
"Один или два месяца спустя после создания Теософического Общества мы сняли две квартиры на 34-й Вест-Стрит, 433. Она на первом этаже, я на втором. С этого момента работа над "Изидой" продолжалась без перерыва до ее завершения в 1877 году. За всю ее предыдущую жизнь она не выполнила и десятой доли этого литературного труда, и я никогда не встречал подобной выносливости и неутомимой работоспособности. С утра до ночи она была за своим рабочим столом, и редко кто из нас ложился спать раньше двух часов ночи. Днем мне приходилось бывать по своим служебным делам, но всегда после раннего обеда, мы располагались вместе за нашим большим столом и работали до тех пор пока не останавливала усталость. Какой жизненный опыт! Образование, на которое потребовалась бы целая жизнь, мне было дано в сжатой форме менее чем за два года.
Она работала без определенного плана, но идеи переполняли ее, как неиссякаемый источник, бьющий через край… Они приходили хаотично, бесконечным потоком, каждый параграф полностью завершался независимо от предыдущего или последующего…
Обычно мы сидели за большим столом напротив друг друга, и она постоянно была у меня перед глазами. Ее перо прямо-таки летало по страницам; затем она могла неожиданно остановиться, смотреть отсутствующим взглядом в пространство, и затем, как бы увидев что-то невидимое, начинала это копировать на своем листе. Цитирование заканчивалось, а ее глаза снова приобретали естественное выражение, и она продолжала писать до следующего перерыва.
Это произошло, когда мы жили на 47-й Вест-Стрит в доме 302, – знаменитом "Ламасери", тайной штаб-квартире Теософического Общества. Я сказал: "Не могу оставить непроверенной эту цитату, так как уверен, что она записана неверно". Она ответила: "О, не беспокойтесь, здесь все правильно". Я настаивал, пока она не сказала: "Подождите минуту, я попытаюсь получить эти книги". Отрешенным взглядом она посмотрела в дальний угол комнаты, где стояла этажерка с разными антикварными вещицами и глухим голосом сказала: "Там"! Затем она несколько пришла в себя и повторила: "Идите и посмотрите там". Я подошел к этажерке и обнаружил на ней два необходимых тома, как мне известно, раньше их в доме не было.
Я сравнил тексты и убедился, что был прав, подозревая ошибку в цитате Елены Петровны, на которую указал ей и все исправил. Потом по ее просьбе, положил оба тома туда, где их взял. Я вновь занялся работой и когда через некоторое время посмотрел в том направлении, то обнаружил, что книги исчезли!
Е.П., как всем известно, была заядлой курильщицей. Она ежедневно выкуривала невероятное количество сигарет, скручивая их с величайшей ловкостью. Она проделывала это даже левой рукой, в то время как правой переписывала рукопись… В процессе работы над "Разоблаченной Изидой" она не выходила из дома по 6 месяцев. С раннего утра до позднего вечера она трудилась за письменным столом. Для нее было в порядке вещей заниматься работой семнадцать часов в сутки. Она отвлекалась, только выходя в столовую или ванную комнату, а затем вновь возвращалась к своему столу".
Она все свое время проводила за письменным столом, писала, писала, писала в основном днем, а иногда и до поздней ночи, ведя огромную корреспонденцию. Здесь она начала работать над "Разоблаченной Изидой". Ежедневно она исписывала своим убористым почерком по двадцать пять страниц. Она не пользовалась книгами, а, между тем, у моего отца была огромная библиотека, почти целиком состоящая из английской литературы, но она крайне редко обращалась к нему за консультацией." [21, с.25–36]
Мистер В.К. Джадж написал об этом же в своей статье, опубликованной в газете "New York Sun" от 26 сентября 1892 года: "Разоблаченная Изида" привлекла к себе широкое внимание, и в откликах всех нью-йорских газет подчеркивалось, что в книге содержится результат огромной исследовательской работы. Для меня и для многих других свидетелей подготовки этой книги было очень странным то, что автор для своих исследований не пользовался библиотекой и при этом отсутствовали предварительные заметки. Все было написано сразу, как бы по волшебному мановению руки. Но, тем не менее, книга содержит множество ссылок на издания, хранящиеся в Британском Музее, а также в других крупнейших библиотеках. И каждая ссылка абсолютно верна. Это говорит о том, что или эта женщина была способна хранить в своей памяти такую массу фактов, дат, чисел, названий и сюжетов, на что не способен ни один человек, или остается признать, что ей помогали какие-то невидимые существа". Мой отец, вспоминая ее и подчеркивая свое восхищение, часто говорил: "Никогда я не встречал такой сильной натуры, сильной в своих желаниях и стремлениях; окружающее не имело для нее значения, даже если небеса рухнут, она будет продолжать свой путь".
"Рукописи" Блаватской, изготовленные в разное время, имели большие отличия. Самыми лучшими были рукописи, написанные для нее, когда она спала. Тому пример – начало главы о цивилизации древнего Египта. Как обычно, мы закончили в два часа ночи, оба очень уставшие, предвкушая перекур и последнюю беседу перед сном. На следующее утро, когда я спустился к завтраку, она показала мне целую кипу, по крайней мере тридцать-сорок страниц рукописи, написанных прекрасным почерком. Она сказала, что все это было написано для нее Учителем, имя которого в отличие от других никогда не упоминалось. Эти страницы были совершенны во всех отношениях, и пошли в печать без исправлений.
"Я упоминал о том, что часть "Изиды", написанная самой Е. П. уступает по качеству части, написанной для нее кем-то. Это абсолютно ясно, ведь как могла Е.П.Б., не имея необходимых знаний, правильно написать о разнообразных предметах, рассматриваемых в этой книге? В ее, по-видимому, нормальном состоянии она читала книгу, делала необходимые пометки, писала об этом, делала ошибки, исправляла их, обсуждала их со мной, заставляла меня браться за работу, помогала моей интуиции, просила друзей достать ей необходимые материалы и продолжала до тех пор, пока кто-нибудь из Учителей не приходил к ней на помощь. Во всяком случае, Они не были с нами всегда".
Блаватская сообщала родным: "Когда я писала "Изиду", она давалась мне настолько легко, что это не было трудом, а настоящим удовольствием. Почему меня нужно хвалить за это? Когда мне говорят писать, я повинуюсь, а затем могу легко писать почти обо всем – о метафизике, психологии, философии древних религий, зоологии, естественных науках и многом другом. Я никогда не задаюсь вопросом: "Могу я писать об этом?" или "Справлюсь ли я с этой задачей?" Я просто сажусь и пишу. Почему? Потому что мне диктует тот, кто все знает… Мой Учитель, а иногда другие, знакомые по моим прошлым путешествиям…