Сама процедура долбежки зубов прошла на высоком профессиональном уровне, но случилось непредсказуемое: операционная была хорошо проветрена, а с ночи ударил сильный мороз, и операционный стол оказался достаточно охлажден. Тридцать-сорок минут пребывания на выстуженном ложе привели к тому, что у этого моего знакомого случилось жестокое воспаление мочевого пузыря с последующим повреждением механизма сдерживающего сфинктера уретры, которое неожиданно перешло и в аналогичное повреждение сдерживающего сфинктера прямой кишки – со всеми "вытекающими" последствиями, и далее – в полное отсутствие понимания того, откуда именно идут сигналы на импульсивное опорожнение – спереди или сзади. Все эти непрерывные позывы, осложненные возникшими геморроидальными болями, сопровождались нарастающими шоковыми воздействиями, направленными прямо на сердце. Вот тебе и несложная операция где-то вверху на челюстях!.. И человек, сам исцеливший сотни и сотни больных, оказался в полной растерянности: шли дни, пошел счет на недели, а катастрофа лишь разрасталась. Как оказалось при встрече, он из-за болей напрочь забыл (человек – не компьютер) мые первые из эффективных собственных наработок по снятию болей, по энергетизации принимаемых жидкостей и т. д. Помощь, оказанная тогда ему мною, может быть, уступала по силе той, на которую был способен он сам для других в своем оптимальном качестве, но оказалось вполне достаточной, чтобы дурные процессы в его организме быстро и заметно пошли на убыль. Резюме: спасительная помощь бывает необходима подчас даже тому, кто, по идее, весьма крепок, и он принимает ее с надеждой и благодарностью.
Далее речь о личности целителя пойдет по самому крупному счету, ибо врачуют больного далеко не одни только его ремесленно-технологические способы. При неприятии его индивидуальности больной может психологически замкнуться так плотно, так враждебно, что ни о каком лечении далее говорить уже не приходится. Воздействует вся аура личных качеств, но все умение, все собственно профессиональное мастерство врачевателя становятся для болящего "вещью для него", выражаясь философски, лишь после возникновения психологического доверия. Чтобы войти в дверь, надо прежде отомкнуть замок, и ключом является чувство симпатии, доверия к тому, в чьи руки отдаешь свое здоровье, в конечном счете – саму жизнь. (В этом месте я снова с гневом вспоминаю частично цитированное выше письмо о действиях тех врачей, к которым попали новорожденный Алеша и сама мать, и чуть было не срывается с языка слово "коновалы", но я вовремя себя сдерживаю, ибо настоящий мастер-коновал перед своей жестокой, но необходимой работой всегда стремился огладить, подбодрить попавшего в его руки коня. В приводимых же эпизодах с людьми обращались бездушнее, чем с животными.)
Думаю, уместно здесь вспомнить, что еще в одном из древнейших дошедших до нас папирусов египтян (так называемом хирургическом папирусе Эдвина Смита), наряду с четким описанием 48 видов травм и способов лечения их, приводится и такой вот этический принцип: "Нас трое: ты, я – твой врач, и болезнь. Если мы с тобой возьмемся за болезнь, она останется одна и отступит". Именно так: "… мы с тобой", а не я сам по себе, а твое дело – щенячье, выполняй, когда скомандуют…
Больной встревожен, напряжен, зачастую находится в далеких от своей обычной нормы жизненных обстоятельствах (больница), естественно, что психика его и реакции искажены, они то ли депрессивны, то ли перевозбуждены. Его излечение пойдет многажды быстрее, если это стрессовое состояние будет снято (или ослаблено) еще до начала всех процедур! Это значит, что врачеватель, в силу своей личности и всего диапазона своих средств психологического воздействия, должен предрасположить пациента к спокойному, уверенному, доброму настрою на выздоровление. Обаяние – это дар, который открывает сердце больного. Этот дар может быть большим и природным, но если он имеется хотя бы в зародыше, его можно развить и вырастить в качестве неотъемлемого профессионального атрибута. Улыбка, располагающая манера слушать и говорить, добрый юмор, сочувствие во взгляде и словах – всему этому можно и нужно учить будущих докторов с тщанием отнюдь не меньшим, чем зубрежке латинских названий всех сотен косточек и скелетных мышц: куда же без ключа?
Слово "дар" будет ключевым в этой главе. Да как же иначе и может быть, если мы творим о самом наместнике Бога в палате болящего? "Ко мне приходят как к священнику" – так называлась декларационная статья (ноябрь 1991 года) замечательного доктора-натуропата, кандидата медицинских наук Юрия Яковлевича Каменева, которого мы, увы, уже утратили.
...
"В наш центр приходят отчаявшиеся, потерявшие надежду люди. Те, кто прошел уже все, испробовал все в официальной медицине. Первая встреча продолжается обычно часа полтора. Люди, на которых медики махнули рукой, люди, которые стали отбросами медицины, хотят, наконец, выговориться, рассказать не только историю болезни, но и исповедаться, как перед священником. Для меня такая исповедь – не праздное любопытство. Мне нужно, чтобы мой пациент раскрутил передо мной весь клубок, дошел до конца той ниточки, с которой начиналась болезнь. Мне нужно, чтобы мой пациент поверил, что его боль стала моей болью. Только тогда он примет то, что я ему предлагаю. А предлагаю я ему забыть все, что он делал раньше, и пойти по новому пути.
Натуропатия – это не только комплекс всевозможных методов. Она начинается с работы над сознанием. Не случайно наш центр называется Медицинский центр культуры здоровья. Увы, нынче все заботятся о своем физическом состоянии, забывая или не ведая, что духовное в человеке – превыше всего.
За бездуховность и бездумность природа мстит. Не в здоровом теле – здоровый дух, а от здорового духа и тело будет здоровым. Ни в одной аптеке здоровье не купишь, его надо зарабатывать, как зарабатывают свой хлеб. И не надо надеяться на чудо. Нет болезней, с которыми нельзя справиться, если вовремя начать лечить их. Но должны быть воля и наблюдательность, то есть умение понимать свое тело, свое физическое "Я". В таком случае мы становимся коллегами. Мы – врач и пациент – дуэт. Я помогу, но и ты – делай…"
(На минуту прерву цитирование: я не уверен, что Ю. Каменев, работая над статьей, держал в памяти те заповеди великого египтянина Имхотепа, которые я чуть выше цитировал ("… Мы с тобой возьмемся за болезнь…"), но объективное созвучие поражает!..).
...
"Если для врача медицина – не ремесло, а искусство, если он служит людям с надеждой и любовью, лишь тогда и результат будет, тогда и Бог – в помощь.
К сожалению, таких врачей – единицы. Двадцать два года я преподавал в Военно-медицинской академии на курсах усовершенствования врачей, и знаю, что из группы выпускников только два или три человека могут идти в медицину. Остальные готовы куда угодно: в бизнес, производство, маркетинг. Но… Им выдают дипломы, и они идут лечить".
Замечательный народный целитель Анатолий Павлович Бабич внешне вел себя иначе, чем врач Юрий Яковлевич: ответы на все свои вопросы о состоянии человека он получал не от пациента, а из информационною поля посредством отвеса. Я горжусь тем, что когда-то ввел его в обширную сферу энергоинформационного восприятия мира (о чем он писал в своей книге "Чудеса исцеления", Харьков, 1993 год), но, думается, в тонкостях обретения через ноосферу диагностических сведений о состоянии функций и конкретных органов ученик уже превзошел своего учителя! И после длительной диагностики по принципу вопрос небу – ответ, едва ли не вдоль всей шкалы возможных внутренних отклонений от идеальной гармонии, Анатолий Павлович обращался с жаркой истинной молитвой к Создателю, к Божьей матери, к Святым апостолам о помощи своему пациенту и являет собой некий канал, по которому течет животворящая сила, исцеляющая человека. Во многих случаях его работа приносит чудесные результаты, и я обращаю внимание на то, что объединяет целителя Бабича с врачом-натуропатом Каменевым: это пристальное целенеправленное внимание именно к тому человеку, которым они занимаются во всей совокупной сложности именно его индивидуальности. И еще одно сходство: "Я не могу понять тех, кто заявляет, что целителем можно сделать любого, да еще за короткое время; такие заявители готовят "космический мусор", то есть лжецелителей". Не то ли самое, что из группы врачей, выпускников Военно-медицинской академии только два или три человека могут идти в медицину?… Дар – вот опорная категория для истинного врачевателя.
Дня меня бесспорно, что к биоэнергетам и разного рода нетрадиционным целителям люди за последнее время направляются не только потому, что изуверились в возможностях "официальной" медицины, хотя в этом заключается немалый резон, но, главное, им надо выговориться перед человеком, доброжелательно к ним расположенным, готовым лично им помочь. А подобное нравственное качество методом естественного отбора оказывается характерным именно для целителей высокой одаренности.
Передо мной лежит заметка профессора Романа Войтенко о программе изучения личности целителей, осуществленной научно-экспертной комиссией Санкт-Петербургского фонда социальной психиатрии и реабилитации по совместной российско-американской программе "Целитель". Полученные материалы еще не опубликованы в научных изданиях. Р. Войтенко пишет, что врачи и психологи начинали работу над программой с определенной степенью предубежденности:
...
"Однако, чем глубже мы "влезали" в проблему, тем больший интерес вызывала работа над ней. Прежде всего, оказалось, что подавляющее большинство профессиональных целителей обладают выраженным альтруистическим радикалом, то есть имеют мощную психологическую установку на стремление помочь больным, "сотворить добро". В целом, это хорошо интегрированные в личностном плане люди, внутренне психологически достаточно сбалансированные, обладающие хорошим интеллектом, умением ставить и решать жизненные задачи, настойчивые и целеустремленные люди без стяжательских и авантюристических тенденций.
Это не значит что среди них не встречаются отдельные душевнобольные или мошенники, но, как социальная группа, они отличаются бескорыстием и желанием познать самого себя".
Дар альтруизма, доброжелательности есть характерная черта для подлинного врача, к какой бы ветви медицины он ни относился, и в этом смысле нет отличия между дремучей бабкой-знахаркой и блистательным профессором столичной клиники. Думается, у читателя из памяти еще не изгладился приведенный мною эпизод убийственного диагноза, отсекающего надежду на выздоровление и сотворенного по отношению к искалеченному доктору Л. Красову его хладнокровным коллегой-"ученым". Но вот из тех же воспоминаний пример прямо противоположного толка:
...
"Великий Бехтерев сказал, что, если после посещения врача больному стало легче – значит, это был настоящий врач.
Палата ждала обхода главного травматолога Института имени Склифосовского профессора Соколова. При этом очень важном для больных событии всегда присутствуют не только лечащие врачи, но и стажеры, методисты Института физической культуры, студенты-медики. У постели больного идет учеба, без которой немыслима практическая медицина, а также зачастую решается судьба человека. Такое событие происходит раз в месяц, и по этому поводу у всех в отделении (особенно у медсестер и санитарок) с утра много хлопот.
Но вот разбинтованы раны, подготовлены истории болезни, рентгенограммы, которые кладут каждому на кровать, и все в палате отныне живет ожиданием.
Не успели мы с Антониной Тимофеевной закончить гимнастику, как палату заполнила толпа людей в белых халатах. В сопровождении своего эскорта профессор медленно переходил от одной койки к другой, подольше задерживаясь у постели тяжелобольных.
Это был рослый седовласый мужчина с крупными чертами лица, крутой залысиной и живым умным взглядом знающего свое дело специалиста. Приветливый, обходительный, внушающий доверие врач. Говорил профессор с больными мягко, сочувственно и, в то же время, убедительно. И весь он был какой-то надежный, излучающий силу, уверенность.
Наконец профессор, вместе со своей свитой, подошел к моей кровати. Приветливо улыбаясь, протянул свою большую теплую руку и сказал непринужденным тоном:
– Давайте знакомиться, коллега.
Рукопожатие было крепким и нежным, и рука его на несколько секунд задержалась в моей, словно профессор хотел на ощупь почувствовать, что я за человек. И пока лечащий врач неторопливо докладывал мою историю болезни, мы с Соколовым, не отрываясь, рассматривали друг друга. Затем он долго и внимательно листал мою историю болезни, изучал снимки, знакомился с анализами. Что-то ему явно не нравилось в них, но, закончив ознакомление, он сказал бодрым ГОЛОСОМ:
– Если мы с вами еще немного продержимся, то вот-вот дождемся перелома, и тогда считайте, что победили.
Ободренный его теплотой и душевностью, я робко спросил: нельзя ли мне избавиться, хотя бы частично, от жестоких болей. В ответ на это профессор беспомощно развел руками:
– Терпите, надо терпеть.
Он расспросил меня о моей работе, о том, что я думаю делать дальше. И хотя с трудом я верил, что в конце концов встану на ноги, его внимание глубоко тронуло меня.
Да, это был истинный врач, хороший психолог, знающий силу слова. Целебно действовали не только его слова, но и спокойная мягкость голоса, неподдельное сочувствие, желание поддержать больного, вселить в него надежду.
Профессор как-то сразу сделался мне близким человеком, и я решил поделиться с ним своими сокровенными помыслами. Он полностью одобрил мою затею вести дневник наблюдений за самим собой. Сказал, что это будет интересное дело, что мои записи могут оказать хорошую услугу медицине. А он мне потом поможет их опубликовать или сделать на основе этих записей диссертацию. Словом, у него тоже оказалось много фантазии, и это подействовало на меня самым благоприятным образом…
При следующих "больших обходах" профессор по-прежнему был очень внимателен ко мне и каждый раз с одобрением отмечал мои маленькие успехи. Однажды он рассказал мне о своей страсти к рыбной ловле и заверил, что когда-нибудь мы еще поедем на рыбалку. И в данном случае он, конечно, не предполагал, что окажется провидцем. Я действительно потом не раз ловил рыбу, и не только под Москвой, но и в Днепре, и на Дону, и на Иртыше, и в Сырдарье, и в Азовском и Каспийском морях, и даже у берегов Болгарии в Черном море.
Однако я забежал вперед – все это будет "потом", впереди и не скоро, а тогда слова профессора Соколова были для меня лишь прекрасной мечтой, которая неудержимо звала вперед, укрепляла силы.
Спасибо, профессор, спасибо за то, что вдохнули в меня эти силы, заставили мечтать, надеяться, бороться! А значит – жить!"
Врач ли, целитель ли, короче говоря, врачеватель, способный помогать другим в их заботе о таком бесценном достоянии, как здоровье, движется в своем развитии в соответствии с самыми фундаментальными нравственными законами Космоса. Первый из первых среди этих законов, напоминаю, – закон добра. Коль скоро человек получил наивысшее благо – жизнь! – он должен эту эстафету добра нести дальше, сеять животворный космогонический свет вовне, во все стороны. И уж если у человека оказался особый дар помогать другим людям освобождаться от зла и страданий, то есть появляется способность выступить в роли прямого соратника высших сил мироздания, этот его дар спасения чужой жизни есть воистину дар Божий, и именно так, со всей ответственностью, должен он к нему относиться. И коль скоро ему многое дано, с него много и спрашивается! Дар свой, подобный костру, он должен постоянно питать и поддерживать, чтобы не захирел и не погас он, но служил источником тепла, света и самой жизни для окружающих его людей.
Человек опасно заболел, в душе его возникло и нарастает душевное смятение, и тут является тот, кто способен облегчить его страдания, кто создан для того, чтобы спасти его, так вот: тот должен соответствовать подобным ожиданиям! Он, безусловно, должен располагать человека к себе вдумчивостью, открытостью, солидарностью с больным, готовностью помочь ему.
Но что делать, если больному удобней и угодней болеть, чем выздороветь?!. Некто Ф. (диагноз – рассеянный склероз, но это очень сомнительно, так как поставлен этот диагноз был тридцать лет назад, а Ф. продолжает благополучно, хотя и с ограничениями, передвигаться) представляет собой беспомощную натуру. Он десятки лет находится в зоне бурной и буйной заботы своей состоятельной сестры, которая возит его к врачам едва ли не всего мира, ремонтирует его квартиру в одном городе, покупает для него квартиру в другом, рядом с собой, полностью обеспечивает материально, денег на питание и одежду дает без меры, и, естественно, настаивает на его женитьбе: чтобы некая другая любящая взвалила на свои плечи немалую часть ее забот. Но Ф., имевший негативный опыт женитьбы, панически боится его повторного, да еще ухудшенного варианта. Его неодолимая психологическая установка заключается в том, что он не хочет выздоравливать, ибо здоровому придется за все отвечать самому, обо всем беспокоиться самому и решать все, о ужас, самолично!.. И вот: объективно ему в результате моего врачевания становится явно лучше, но он упрямо заявляет: ничего доброго не вижу, не чувствую ничего хорошего, – и даже доходит до того, что принимает некие мучительные меры, чтобы серьезно повредить самому себе и отбросить назад все достигнутое. А решать-то надо: либо оставить все как было, и Ф. будет благоденствовать, а любвеобильная его сестра под грузом непосильных хлопот (у нее ведь имеется и своя немалая семья со своими проблемами!) будет сохнуть. Либо… В другом случае надо поступить прямо против этикета, рекомендованного институтом благородных девиц, и ясными мужскими словами без какою-либо смятения формы и содержания объяснить ему, что избранная им стратегия есть линия поведения паразита по отношению к сестре, что она недостойна представителя сильного пола, который сам призван быть защитником и покровителем слабых, а потому: кончай, друг, тормозить общую работу, сбрасывай со своей совести тяжкий грех дармоедства! По своей изначальной профессии ты можешь сам кормить и содержать свою сестру и ее семейство, так что либо прекрати саботаж, либо снимай со своей откормленной шеи золоченый крестик: какой ты верующий в святые заветы человек!..
Кто может, пусть возразит. Но одна эмоциональная беседа подобного рода способна помочь болящему радикальней, чем десятки лет разнообразных способов лечения.