После своего египетского и халдейского посвящения Пифагор знал гораздо больше, чем его учителя физики или кто-либо из ученых греков его времени. Ему известны были вечные начала Вселенной и применение этих начал. Природа раскрыла перед ним свои глубины; грубые покровы материи разорвались, чтобы показать ему чудные сферы разоблаченной природы и одухотворенного человечества. В храме Нейф-Исиды в Мемфисе и в храме Бэла в Вавилоне он узнал много тайн относительно происхождений религий и истории континентов и человеческих рас. Он мог сравнивать преимущества и недостатки еврейского единобожия, политеизма греков, троичности индусов и дуализма персов.
Он знал, что все эти религии – ключи к единой истине, видоизменяющиеся для различных ступеней сознания и для различных общественных условий. Он владел ключом, то есть синтезом всех этих доктрин, обладая эзотерическим знанием. Его внутренний взор, обнимавший прошлое и погружавшийся в будущее, должен был прозревать с необыкновенной ясностью и настоящее. Его видение показывало ему человечество, которому угрожали величайшие бичи: невежество священников, материализм ученых и отсутствие дисциплины у демократии. Среди всеобщего расслабления он видел вырастающий азиатский деспотизм, и из этой черной тучи страшный циклон собирался обрушиться на беззащитную Европу.
Настало время вернуться в Грецию и начать там свое великое дело.
Пифагор поселился в Вавилоне и оставался там не по своей воле в течение двенадцати лет. Чтобы уйти оттуда, нужно было разрешение персидского царя. Соплеменник Пифагора, Дэмосед, царский врач, просил за него и добыл для философа свободу. Пифагор вернулся в Самос после тридцатичетырехлетнего отсутствия.
Он нашел свою родину раздавленной деспотизмом персидского сатрапа. Школы и храмы были закрыты. Поэты и ученые бежали от персидского цезаризма. Но он имел по крайней мере то утешение, что ему удалось принять последний вздох своего первого учителя, Гермодама, и найти в живых свою мать Парфенису, которая одна не сомневалась в его возвращении; ибо все остальные были уверены в его смерти. Но она никогда не сомневалась в пророчестве жреца Аполлона. Она знала, что под белым одеянием египетского жреца сын ее готовится к высокой миссии. Она верила, что из храма Нейф-Исиды появится тот благой учитель и светлый пророк, который снился ей в священной роще дельфийского храма и которого иерофант Адонаи обещал ей под кедрами Ливана.
Пифагор пробыл на родине недолго; легкая барка уносила по лазурным волнам Циклады и мать, и сына в новое изгнание. Они покидали навсегда погибающий Самос, направляясь в Грецию. Пифагора манили не олимпийские венки и не лавры поэта; его дело было необычайно велико: разбудить заснувшую душу богов в святилищах, вернуть силу и обаяние храму Аполлона и основать школу науки и жизни, из которой бы выходили не политики и софисты, а посвященные женщины и мужчины, истинные матери и истинные герои…
III. Дельфийский храм. – Наука Аполлона. – Теория прорицания. – Пифия Феоклея
Из долины Фокиды улыбающиеся луга вели по берегам реки Плистиос к изрытой долине, расположенной в высоких горах. Долина эта становилась все более узкой, а вся страна – все более пустынной, дикой и величавой.
Наконец путник подходил к естественному цирку, образуемому из обрывистых гор, увенчанных обнаженными острыми вершинами; то был настоящий электрический приемник, над которым разражались частые грозы.
И внезапно в глубине горного ущелья появлялся город Дельфы, подобно орлиному гнезду на скале, окруженной пропастями, над которыми господствовали обе вершины Парнаса. Издали видны были сверкающие бронзовые статуи Победы, медные кони, бесчисленные золотые статуи богов и героев, выстроенные рядами на священной дороге и стоящие подобно стражникам вокруг дорийского храма Феба-Аполлона.
Это место было наиболее священным в Древней Греции. Там пророчествовала пифия; там собирались амфиктионы; там все эллинские племена выстроили вокруг святилища часовни, в которых хранились все жертвуемые сокровища. Там группы мужчин, женщин и детей, приходивших издалека, поднимались по священной тропе, чтобы поклониться богу света. С незапамятных времен Дельфы были местом поклонения народов. Их центральное положение в Элладе и защищенная местность способствовали этому. Необычайный вид окружающей природы поражал воображение.
Позади храма находилась пещера с трещиной, откуда вырывались холодные пары, вызывавшие – по преданию – вдохновение и экстаз. Плутарх рассказывает, что в очень древние времена один пастух, севший на краю этой трещины, начал предсказывать. Сначала его сочли сумасшедшим, но когда все его предсказания исполнились, случай этот обратил на себя внимание жрецов, которые и завладели пещерой и посвятили эту местность божеству. Отсюда и учреждение пророчества пифии, которая садилась на треножник поверх трещины; вырывавшиеся оттуда пары вызывали в ней конвульсии, странные припадки и второе зрение , которым отличаются сомнамбулы.
Эсхил, показания которого имеют значение, так как он был сыном элевсинского жреца и посвященным, говорит в Эвменидах устами пифии, что вначале Дельфы были посвящены Земле, затем Фемиде (справедливость), затем Фебее (Луна-Посредница) и, наконец, Аполлону, солнечному богу. Каждое из этих имен представляет собой в символике храма различные древние периоды и охватывает целые века.
Но известность Дельф начинается с Аполлона. Юпитер, говорят поэты, желая узнать центр земли, выпустил двух орлов – от востока и от заката, и они встретились в Дельфах. Откуда происходит это обаяние, это всемирное и неоспоримое значение, сделавшее из Аполлона греческого бога по преимуществу и сохранившее за ним навсегда непонятное очарование?
История не говорит ничего по этому поводу. Спросите ораторов, поэтов, философов, они дадут вам лишь поверхностное объяснение. Истинный ответ на этот вопрос оставался тайной храмов. Попробуем проникнуть в нее.
В орфическом смысле Дионис и Аполлон были двумя различными ипостасями одного и того же божества. Дионис представляет собой эзотерическую истину, основу и внутреннюю суть вещей, открытую лишь для посвященных. Он являет собой тайны жизни, прошедшие и будущие существования, отношения души к телу и неба к земле.
Аполлон олицетворял ту же идею в ее применении к земной жизни и к общественному порядку. Вдохновитель поэзии, медицины и законодательства, он раскрывался в науке пророчеством, в искусстве – красотой, в судьбах народа – справедливостью, в этике – очищением.
Таким образом, для посвященного Дионис означал раскрытие божественного духа во Вселенной, а Аполлон – его проявление в жизни земного человека. Жрецы объясняли это народу посредством следующей легенды. Во времена Орфея Вакх и Аполлон заспорили по поводу дельфийского треножника. Вакх добровольно уступил его своему брату, а сам удалился на вершины Парнаса, где женщины Фив справляли его мистерии. И действительно, оба великие сына Юпитера разделили владычество над миром между собой. Один царствовал над таинственным и потусторонним; другой – над живущим на земле.
Следовательно, в идее Аполлона мы вновь находим солнечный Глагол, творческое Слово, великого Посредника, Вишну индусов, Митру персов, Горуса египтян. Но древние идеи азиатского эзотеризма облеклись в легенде Аполлона такой пластической красотой и таким проникающим светом, который заставил их глубже внедриться в человеческое сознание, подобно "стрелам бога, тем белокрылым змеям, которые устремляются из его золотого лука", по выражению Эсхила.
Аполлон появляется из темноты великой ночи в Делосе; все богини приветствуют его рождение; он идет, он берет лук и лиру; его кудри развиваются по ветру; его колчан звучит за его плечами, и море начинает трепетать, и весь остров сияет в волнах золота и пламени.
Это – епифания божественного Света, создающего порядок, сияние и гармонию, чудным отзвуком которых служит поэзия. Аполлон направляется в Дельфы, где своими стрелами пронзает чудовищного змея, который мучил страну, возрождает край и основывает храм, являя собой образ победы божественного света над мраком и злом.
В древних религиях змей символизировал и роковой круг рождений, и зло, исходящее отсюда. А между тем из этой жизни, понятой и побежденной, возникает знание. Аполлон, убивающий змея, есть символ посвященного, который побеждает природу знанием, укрощает ее волею, и, разрывая круг телесности, поднимается в сиянии духовности в то время, как разбитые звенья человеческой животности корчатся в прахе.
Вот почему Аполлон считается представителем искупления и очищения души и тела. Забрызганный кровью чудовища, он искупил и очистил себя в течение восьмилетнего уединения под целебными лаврами Тэмпейской долины. Аполлон, воспитатель людей, охотно пребывает среди них, в городах, в толпе юношей, участвуя в борьбе поэтов и на ристалищах, но надолго он не остается у них. Осенью он возвращается на родину, в страну Гиперборейскую.
Это – таинственная страна светлых и прозрачных душ, которые живут в вечном сиянии совершенного блаженства. Там – его истинные жрецы и жрицы. Он живет в глубочайшем общении с ними и когда желает дать людям свой лучший дар, он посылает из страны Гиперборейской одну из этих великих, светлых душ, чтобы она воплотилась на земле ради помощи смертным. А сам он возвращается в Дельфы каждую весну, когда поются гимны. Он появляется в своей гиперборейской белизне, видимый одним лишь посвященным, на колеснице, влекомой благозвучными лебедями.
Он возвращается в свое святилище, где пифия передает людям его пророчества и где ему внимают мудрецы и поэты. И тогда начинают петь соловьи, Кастальский источник разливается серебряными струями и потоки небесного света и небесной музыки звучат в сердце человека и проникают даже в невидимые артерии природы.
В этой легенде о гиперборейцах просвечивает эзотерическая основа мифа об Аполлоне. Под страной Гиперборейской следует понимать потусторонний мир, эмпирей победивших душ, сияющих в своей неземной красоте. Сам Аполлон олицетворяет свет, невещественный и разумный, из которого исходит всякая истина и физическим подобием которого является видимое солнце; влекущие его лебеди означают поэтов, высоких гениев, посланников его солнечной души, оставляющей после себя струящиеся волны света и музыкальных мелодий.
Таким образом, гиперборейский Аполлон есть сошествие неба на землю, внедрение духовной красоты в тело и кровь, излияние непреходящей истины чрез вдохновение и пророчества.
А теперь мы попробуем приподнять золотое покрывало легенд и проникнуть в самое сердце храма. Каким образом возникло самое пророчество? Здесь мы прикасаемся к тайнам науки Аполлона и к дельфийским мистериям.
Глубокая связь соединяла в древности пророчества с солнечными культами, и эта связь является золотым ключом всех древних мистерий.
Поклонение арийцев солнцу как источнику света, тепла и жизни возникло при самом основали арийской цивилизации. Но когда мысль мудрецов поднялась от проявленного мира к его причине, она постигла, что за этим осязаемым огнем и видимым светом скрывается невещественный огонь и свет разумения.
Первый мудрецы отождествили с началом мужским, с творческим духом или с разумной сутью Вселенной, а второй – с его женским началом, с его организующей душой, с его пластической субстанцией. Эта интуиция идет от незапамятных времен и встречается в древнейших мифологиях.
Она появляется в ведических гимнах как Агни, всемирный огонь, проникающий все сущее. Она раскрывается в религии Зороастра, эзотерическая сторона которой кроется в культе Мифраса. Мифрас есть мужской огонь, а Митра – женский свет. Зороастр ясно высказывает, что Предвечный создал посредством живого Глагола небесный свет, семя Ормузда, начало материального света и огня.
Для посвященного в мистерии Мифраса, солнце – лишь грубое отражение этого света. Из своей темной пещеры, своды которой были разрисованы звездами, он призывал солнце благодати, огонь любви, победителя зла, примирителя Ормузда и Аримана, очистителя и посредника, который обитает в душе святых пророков.
В склепах Египта посвященные призывают то же солнце под именем Осириса. Когда Гермес пожелал созерцать происхождение вещей, он почувствовал себя погруженным в эфирные волны живого света, в котором двигались все живые формы. Затем, погруженный во мрак плотной материи, он услыхал голос и узнал в нем голос Света. В то же время из глубин мрака вспыхнул огонь и немедленно хаос начал приходить в порядок и проясняться. В Книге Мертвых души умерших медленно плывут к этому Свету в барке Исиды.
И Моисей усвоил ту же доктрину в книге Бытия: "И сказал Бог: да будет свет. И стал свет". Создание этого света предшествовало созданию солнца и звезд. Это означает, что в порядке космогенезиса невещественный свет предшествует вещественному.
Греки, которые отливали в человеческую форму и драматизировали самую отвлеченную идею, выразили ту же самую идею в мифе Аполлона Гиперборейского.
Таким образом, дух человеческий – путем внутреннего созерцания Вселенной – пришел к познаванию невещественного света, элемента неосязаемого и невесомого, который служит посредником между материей и духом. Можно было бы доказать, что современные физики приходят к тому же выводу с противоположного конца, исследуя состав материи и убеждаясь в невозможности объяснить ее одним материальным путем. Уже в XVI веке Парацельс, изучая химические комбинации и трансформации материальных тел, пришел к выводу, что должна существовать всемирная оккультная деятельная сила, посредством которой все эти изменения происходят.
Физики XVII и XVIII веков, которые смотрели на Вселенную как на машину, утверждали абсолютную пустоту небесных пространств. Но с тех пор как ученые признали, что свет не продукт лучистой материи, а вибрация невесомого элемента, – пришлось допустить, что все пространство наполнено бесконечно тонким флюидом, который проникает все тела и посредством которого передаются волны тепла и света.
Таким образом начали возвращаться к идеям физики и теософии древних греков. Ньютон, который провел всю жизнь, наблюдая движения небесных тел, пошел еще дальше. Он назвал этот элемент, или эфир, sensorium Dei , или мозгом Бога, то есть органом, посредством которого Божественная Мысль действует как в бесконечно великом, так и в бесконечно малом. Высказывая эту идею, которая казалась ему необходимой для выяснения движения небесных светил, Ньютон попал в самый центр эзотерической философии. Эфир, который Ньютон нашел в пространстве, Парацельс нашел на дне своих реторт и назвал его астральным светом.
Гораздо позднее немецкий физик Рейхенбах в ряде научно обставленных опытов констатировал повсеместное присутствие этого невесомого элемента, тонкого, но необходимого проводника для невидимого физическому зрению света, от которого происходят всевозможные световые явления.
Рейхенбах заметил, что субъекты с очень тонкой нервной организацией, помещенные в темной комнате, в которой находится магнит, видят на обоих его концах ясные лучи красного, желтого и голубого цвета. Некоторые видят эти лучи волнообразно двигающимися. Он продолжал свои опыты со всевозможными телам и особенно с кристаллами. Вокруг всех этих тел чувствительные субъекты видели светящиеся излучения. Вокруг головы людей, помещенных в темной комнате, они видели белые лучи; из концов их пальцев также исходил свет.
В первом фазисе засыпания сомнамбулы видят иногда своего магнетизера с теми же признаками. Чистый астральный свет можно видеть только в высшем экстазе, но он поляризуется во всех телах, соединяется со всеми земными флюидами и играет различные роли в электричестве, в земном и животном магнетизме [24] .
Главный интерес всех опытов Рейхенбаха состоит в том, что он подошел к границам, отделяющим физическое зрение от астрального, которое служит переходом к зрению духовному. Опыты эти заставляют угадывать бесконечную утончаемость невесомой материи. Продолжая двигаться по этому пути, ничто не помешает нам представить себе ее в такой степени текучей, тонкой и всепроникающей, что она станет в некотором роде однородной с мыслью, служа для последней совершенным проводником.
Мы видели сейчас, что современная физика должна была признать всемирную невесомую действующую силу для того, чтобы объяснить мироздание, что она даже подтвердила ее присутствие, не подозревая при этом, что тем самым подходит к древним теософским идеям.
Попробуем теперь определить природу и назначение космического флюида с точки зрения оккультной философии всех времен. Ибо относительно этой важной основы космогонии Зороастр сходится с Гераклитом, Пифагор с апостолом Павлом, каббалисты с Парацельсом. Она распространена повсюду, Ци-белла-Майа, великая Мировая Душа, вибрирующая и пластическая субстанция, которую формует по своему усмотрению дуновение Творческого Духа. Ее эфирные океаны служат цементом, соединяющим миры между собою. Она служит посредником между духом и материей, между видимым и невидимым, между внутренним и внешним Вселенной.
Скопляясь огромными массами в атмосфере, под воздействием солнца она разражается грозой. Проникая в землю, она циркулирует внутри нее магнетическими токами. Утончившись в нервной системе животного, она передает его волю различным частям организма, его ощущения – мозгу.
Более того, этот тонкий элемент образует живые организмы, подобные материальным телам. Ибо он служит субстанцией для астрального тела души, светящимся покровом, который дух ткет для себя безостановочно.
Соответственно тем душам, которые он облекает, и соответственно тем мирам, которые он окружает, этот флюид преобразуется, утончается или сгущается. И он не только воплощает дух и одухотворяет материю, он отражает в своих живых недрах вещи, предметы, волю и мысли людей в беспрерывных отражениях [25] .
Сила и продолжительность этих образов пропорциональна силе воли, которая их произвела. И в самом деле, не существует другого способа, чтобы объяснить внушение и передачу мыслей на расстояния, эти приемы древней магии, в настоящее время признанные наукой [26] .
Таким образом, все прошлое миров дрожит в астральном свете в виде отраженных образов, и будущее пребывает там же вместе с живыми душами, которые непреодолимой силой влекутся к воплощению на земле. Вот – смысл покрывала Исиды и мантии Цибеллы, в которую заткано все бытие.
Из всего сказанного явствует, что теософское учение об астральном свете тождественно с тайной доктриной Глагола-Солнца в религиях Востока и древней Греции. Кроме того, выясняется, в какой связи с этой доктриной состоит учение о прорицаниях. Астральный свет является в ней как передаточное средство для всех явлений ясновидения и экстаза и служит для их объяснения. Он одновременно и проводник, передающий все вибрации мысли, и живое зеркало, в котором душа может созерцать отражение материального и духовного миров.
Перенесенное в астральную область, сознание ясновидца выступает из пределов физических условий. Мера пространства и времени изменяется для него. Он начинает в некотором роде участвовать в вездесущности мирового астрального флюида. Плотная материя становится для него прозрачной и душа, освободившаяся от тела, поднимается в свою собственную сферу, проникает путем экстаза в духовный мир и видит там души, облеченные в тончайшие тела, с которыми и входит в сношение.