Берл слегка нажал пальцем. Чико дернулся, но тяжелая рука крепко держала его за горло, и он обмяк, поняв бесполезность сопротивления.
- Пусти… пусти…
- Не пущу, - улыбнулся Берл. - Не пущу, пока ты мне не поможешь, бижу. А ты мне поможешь, уж поверь опытному человеку.
Чико робко кашлянул.
- Я бы рад, да пока не могу. Мало голосов, тысячи не наберется. Приходи через месяц…
- Тысячи? - присвистнул Берл. - Вот это да… А ты и в самом деле крупный политический деятель. Только мне ведь столько голосов не надо, бижу. Мне, знаешь, одного твоего хватит. Расскажи-ка мне о своей прежней профессии. Еще до эпохи твоего блистательного политического взлета.
- До политики? - Чико пожал плечами. - В профсоюзах, то есть?
- Так ты еще и в профсоюзах побывал? - восхитился Берл, снимая руку с Чикиного плеча. - Ну ты, брат, даешь… Послужной список, прямо как у Бен-Гуриона! Нет, я о другом. Девяносто первый год помнишь? После войны в Заливе? Тогда ты трудился, скажем так, по международной линии. Занимался завозом работниц полового труда из дальнего зарубежья. Что молчишь?
Чико вздохнул.
- Все правильно, - сказал он. - Спорить не стану. Занимался. Завозил. Даже собственный "массажный кабинет" держал наверху, на Кармеле, около гостиниц. Только тогда же и завязал с этим делом, в конце девяносто первого. Спрашивай, чего тебе надо, отвечу. У меня секретов с того времени никаких не осталось. Все чисто.
- Коля, давай фотки!
Колька вынул из сумки конверт. Он не понимал ни слова из разговора Берла с кучерявым сутенером, но это мало его смущало. Достаточно, чтобы Берл дал ему знать, когда дойдет до дела. Просьба достать фотографии означала, что этот момент вот-вот настанет. Он протянул сутенеру конверт и впился в него глазами, стараясь оценить реакцию. Краем глаза Колька продолжал следить за дядькой в красной футболке. По его расчетам, тот мог очухаться в любую минуту.
Чико со равнодушным видом просмотрел снимки. Увы… ничто не указывало на то, что лица девушек были ему знакомы. Колька вздохнул и вернулся к нескончаемому фалафелю.
- Кто они твоему другу? - спросил Чико, возвращая фотографии Берлу.
- Одна из них - его невеста.
Чико кивнул и отвернулся. Казалось, он собирается с мыслями. Тем временем "Че Гевара" пошевелился, поднял голову из тарелки с салатом и обвел всех недоумевающим взглядом.
- Привет, Авиад, - ласково сказал Чико. - Доброе утро. Будь другом, принеси арак. У Сасона есть бутылки в холодильнике.
Колька взглянул на Берла, но тот отрицательно покачал головой.
- Вы ведь не станете делать глупостей, правда, Чико?
Чико усмехнулся со странным выражением.
- Теперь уже нет. Самую большую глупость в своей жизни я сделал тогда, - сказал он. - Которая из сестер его невеста? Старшая?
- Младшая… погоди-погоди… откуда ты знаешь, что они сестры? Я тебе этого не говорил.
- Не торопи меня, ладно? - Чико потер ладонью лоб. - Без стакана арака я все равно говорить не смогу. Тут надо все по порядку… чтоб вы поняли… с самого начала.
"Че Гевара" принес арак, стаканы и тарелку маслин. Вид у него был испуганный.
- Спасибо, каппара, - кивнул Чико. - Ты пока иди, погуляй где-нибудь. Я позвоню, когда надо будет.
Он налил себе полную и начал пить мелкими глотками, как воду. Колька наблюдал за ним широко раскрытыми глазами. Водку, в такую-то жару… Поставив на стол пустой стакан, Чико потряс головой и принялся сильно растирать лицо обеими ладонями, как будто хотел содрать с него что-то липкое и раздражающее.
- Знаешь, я уже начал думать, что вы никогда не придете… - тихо сказал он наконец, кивая в такт каким-то своим мыслям. - Четырнадцать лет все-таки. Сколько раз я себе этот разговор представлял, а все равно неожиданно выходит. Но речь-то у меня давно заготовлена… Я ведь почему должен с самого начала рассказывать, как ты думаешь? - Чтобы вы меня не зарезали тут же на полуслове - вот почему. Потому что, если начну с конца, то непременно зарежете.
Чико усмехнулся.
- Я бы на вашем месте точно так и сделал…
Он снова потянулся к бутылке.
- Э, нет, - остановил его Берл. - Сначала толкай свою речь. А то с трибуны упадешь.
- Что ж… - Чико глубоко, как перед нырком, вздохнул. - К девяносто первому я в этом бизнесе уже не одну собаку съел, а целую стаю, причем большую. Без малого десять лет - это тебе не игрушки. Ну, не все десять… два раза в серединке пробовал завязать. И не смог. Тебе не понять. Я и сам-то не очень понимаю. Это как наркотик - тянет и все тут. Адреналин, наверное. Хотя, с другой стороны, какой там адреналин? Ведь не дерешься ни с кем, и опасности тоже вроде как никакой. Даже без "вроде как" - просто никакой.
- Проституция у нас не то что разрешена, но и не запрещена. Власти просто делают вид, что ее нет. Нельзя сутенерствовать, нельзя содержать публичные дома. Но эти два "нельзя" - никакие не "нельзя", а булшит, бычье дерьмо, да еще и тонким слоем намазанное. Потому что достаточно повесить вывеску "массажный кабинет" или какую другую… скажем, "курсы кройки и шитья"… и все - никакой закон тебя не тронет. И полиция такой кабинет не преследует, а наоборот, приветствует. По двум причинам: личной и общественной.
- Ну, личная - понятно. Во-первых, мент тоже человек, в том смысле, что потрахаться любит. Сам понимаешь, неудобно ему перед женщиной утром полицейской дубинкой трясти, а вечером - дрыном своим персональным. А бывает еще смешнее. Помню, как-то наехали на меня с облавой. Так один мент наручники вытащил, чтобы, типа, девушку в участок вести, а она ему в лицо смеется. "Я ж тебя, говорит, этими же наручниками вчера к кровати пристегивала!" Во как. Ну а во-вторых, дружба с хозяином кабинета тоже не без выгоды. И ничего в этом плохого нету. Они его от всякой нечисти охраняют, ну а он, соответственно…
- А общественная польза тоже очевидна. Допустим, позакрывали бы все кабинеты - что, от этого проституция бы кончилась? Как бы не так! Просто перешли бы работать на улицу, вот и все. А на улице - сам понимаешь, кого только нету. И мразь всякая, и беспредельщики, и маньяки, один другого заковыристей, и наркота, и ножички… Короче, не будь кабинетов, преступность бы вдвое выросла, а то и больше. Вот тебе и весь ментовский расчет.
- Ты и впрямь как перед комиссией кнессета выступаешь, - насмешливо заметил Берл. - На заседании по легализации проституции. Может, сразу к сестрам перейдем? Как их звали, помнишь?
- Ты бы тоже помнил, если бы тебя полгода по следователям таскали… - Чико покачал головой. - Виктория и Ангелина. Такие имена. Язык сломаешь.
- Что такое? - встрепенулся Колька. - Он их помнит? Кацо, переведи. Что он говорит?
- Что-то помнит… - неохотно подтвердил Берл. - Осталось только выяснить - что. Потерпи еще чуть-чуть, Коля, не торопи события. Пусть сначала выложит свою историю. Мы свои вопросы задать всегда успеем. Ты пока выпей, что ли. Расслабься.
Колька взял бутылку, налил по полстакана себе и Чико.
- Спасибо, каппара, - улыбнулся тот. - Он что, вообще ни слова не просекает? Нет? Может, и к лучшему. Ты ему потом по-своему перескажешь…
Он выпил и наморщил лоб.
- На чем я остановился? На ментах?
- Про ментов я уже понял, - возразил Берл. - Теперь давай про сестер.
- Что? - недоуменно переспросил Чико. - Про сестер? Ээ-э, нет… - он шутливо погрозил пальцем и прыснул дурацким пьяным смехом. - Ээ-э-э, нет! Теперь вы все от начала до конца выслушаете, всю мою речь, понял? А иначе какого хрена я ее так долго репре… ретре… репретировал?!
- Черт! - Берл с досадой хлопнул по столу. - Уже надрался, сучий потрох! Зачем ты ему наливал? Я сказал: "выпей", а не "выпейте".
Колька виновато пожал плечами.
- Из вежливости…
- Из вежливости… - передразнил Берл и повернулся к Чико. - Ладно, валяй свою речь, только побыстрее. И арака больше не проси, алкоголик.
- Сам алкоголик! - огрызнулся расхрабрившийся Чико. - Где это видано, чтобы русский марокканца алкоголиком называл?.. Не-е-ет, каппара, у нас свои развлечения… другие…
Он хихикнул и снова потер лицо обеими ладонями, мелко тряся над столом черными с проседью кудряшками.
- Другие… вот и бизнес этот - как наркотик. И адреналин тут ни фига ни при чем. Не в адреналине дело. Дело в похоти, вот. В похоти, в силе желания. Смотри. Вот, допустим, ты заходишь в комнату, и там есть всякие люди - мужчины, женщины… и ты смотришь на них просто так - ну, как обычно. Кто они для тебя? - Куклы, манекены в одежде. Коллеги, например. Или друзья. Или соседи, или просто незнакомые люди, но они обязательно тоже чьи-то коллеги или соседи, или еще кто. Так ты на них сответственно и смотришь, и нет в тебе никакой силы желания, ничего в тебе не шевелится - ни в сердце, ни в штанах. А если и подумаешь чего ненароком при виде какой-нибудь короткой юбчонки, то тут же эту мысль и подавишь, потому как неуместно, неловко, не положено.
- Но стоит тебе узнать, что одна из них проститутка - вот эта, черненькая в желтой майке и джинсах… и как сразу все меняется! Ты уже смотришь на нее совсем другими глазами! Ты уже думаешь, как именно она это делает… ты уже представляешь, как будет, если, скажем, положить ее на живот или на спину, или поставить на коленки… Какая, к черту, коллега… ты уже видишь ее грудь и бритый лобок, как будто майка и джинсы вдруг стали прозрачными. Ты помираешь от похоти, тебя распирает… разве не так? А почему? Что такое произошло? Тебе всего-то и шепнули на ухо два слова: "она проститутка". Ты всего-то узнал, что она в любой момент готова задрать подол и повернуться к тебе чем скажешь. Без единого словечка, без цветочка, без облома, без каприза, без вопросов с допросами - до и без претензий с жалобами - после. Без ничего! Просто задрать подол и повернуться. И все!
- Вот это - то, что тебя распирает, - и называется силой желания. Похотью в чистом виде. И прет она из тебя, изнутри, из тебя, а вовсе не из той черненькой в джинсах. Понял? А теперь представь себе, что ты сидишь в этом кабинете, и там их пять или шесть - черненьких и беленьких, крашеных и нет, в платьицах и распашонках… и все они готовы - все пять! Уу-у-х!..
"Хорошо, что Колька ни слова не понимает…" - подумал Берл.
- Уу-у-х!.. - повторил Чико, воздев к потолку руки со скрюченными пальцами. Глаза его блестели. - Но главное тут даже не в этом. Ведь дело вовсе не в твоей собственной похоти. Ее, хотя и много, но надолго не хватает. Дело в клиентах. Каждый приносит с собой свою собственную энергию, и ты заряжаешься ею, вольно или невольно. Понимаешь? Каждый клиент подзаряжает тебя, как батарею. Ты будто имеешь проститутку вместе с ним, вместо него, лучше и больше, чем он… потому что он, разрядившись, испытывает неловкость и отвращение; он убегает, а ты… ты остаешься нетронутым в своей фантазии!
Он наклонился к столу и быстро-быстро зашептал, словно по секрету.
- Они все такие разные, и каждый делает это по-своему. Начинают приходить с самого утра. Это обычно отцы семейства, которым дома не хватает. Жена болеет или рожает, или просто обрыдла. Клиенты постоянные, солидные. У каждого свой цикл, свои любимые девочки. Заскочил перед работой, забил пистон и готово, до следующего раза. А то и в обеденный перерыв - это просто час пик получался.
- Вечером идет много случайного народа, одноразового… солдаты, просто одинокие, кому больше податься некуда. Религиозные тоже. Эти обычно приходят компанией, снимают весь кабинет, чтоб, значит, никто не видел. Каких я только там выкрутасов не перевидал… Один большой раввин ставил девушку по-собачьи и приплачивал за то, чтобы она при этом лаяла. Громко. Представляешь? Такой любитель собак… А другой артист, наоборот, приходил с котом. Не мог без кота и все тут. И еще много всяких, не поверишь.
- А зимой, в холод, приходили бездомные - типа, погреться. Денег-то у них не было ни гроша, так они просто делали вид, что думают, выбирают. Посидят с часок и уходят. А я и не возражал, хотя сразу видел, что никакого от них профита… даже наоборот, убыток - потому как грязные и воняют, отпугивают хорошего клиента. Я ведь как думал: пусть себе греются. Их ведь не только обычное тепло грело, но еще и то, похотливое, от других клиентов, про которое я тебе только что рассказывал. Так что вроде как получалось, что я с ними одного поля ягода. Дай выпить, каппара, будь человеком.
Берл смерил его оценивающим взглядом и кивнул. Чико и в самом деле почти протрезвел. Это выглядело странным - ведь еще десять минут назад язык у него заплетался. Казалось, что лихорадочный огонь, сжигающий маленького марокканца изнутри, не щадит ничего, включая алкоголь. Чико налил себе полстакана и выпил жадно, не закусывая.
- Это лучше любого наркотика, каппара… - сказал он с неожиданной тоской. - Поверишь ли, до сих пор - как вспомню… Думаю, если бы не эти сестры, так и держал бы кабинет. Точно держал бы.
- Еще бы. Деньги с этого ты тоже имел немалые, - напомнил Берл.
Чико скривился.
- Глупости. Доход с этого бизнеса не такой большой, как ты думаешь. Расходы огромные. Во-первых, без рекламы ты никто. Не будешь давать объявлений в газеты - не будет клиентов, все очень просто. А реклама стоит дорого. Пятьдесят кусков в месяц - это минимум. Во-вторых, аренда помещения, свет-газ, чай-кофе… Владельцы недвижимости всегда дерут с борделя в десять раз больше - вот тебе еще двадцать пять. В-третьих, ментам за труды. Не так много и остается. Я знаю таких, которые, наоборот, влезли в долги и разорились. Так что те, которые дело ведут порядочно, как люди, не больно-то обогащаются. Есть и подлецы, но таких меньшинство. В основном люди приличные, как я или ты.
- Да нет уж, - покачал головой Берл. - Ты меня в такие "приличные" не записывай. Обойдусь как-нибудь.
- Как хочешь… - Чико пожал плечами. - Только зря брезгуешь. Я всегда работал с девочками честно, половина на половину. Ее работа, моя площадка - все по справедливости. Никогда на "зарплату" не сажал. Есть подонки, которые держат силой, платят по десять шекелей с клиента, заставляют принимать по пятнадцать человек в день без выходных. Месяца? - не месяца? - работай! Выжимают до конца, а потом продают в другой кабинет - ради обновления состава. И так, пока не подохнет…
- У меня же работали по желанию, каждая - сколько хотела. Отпуск - пожалуйста, когда угодно. Гинеколог был свой, осмотры ежемесячно, по особой цене. Потому что, если хочешь знать, то обычно врачи проституткам такие цены заламывают, что далеко не всякая пойдет. Болеют, гниют заживо, а к врачу не ходят - денег нету. У меня они жили, как в санатории, клянусь тебе глазами матери! С некоторыми до сих пор дружим…
Глаза у Чико заволокло туманной дымкой.
- Эй!.. - Берл дернул его за плечо. - Ты куда это поплыл? И знаешь что - хватит вокруг да около ходить. Давай про сестер.
- Про сестер… - вздохнул Чико. - Пусть будет про сестер. Это было в конце ноября… дожди и все такое… Тогда у меня работали шесть девочек: три русские и три сабры. И так получилось, что остался я без работниц. Ну то есть вообще. Русские всей компанией переехали в Тель-Авив, сняли большую хату в Дизенгоф-центре и зажили самостоятельно. Перешли на работу по вызову. Что ж, не скажу, что мне не было обидно - как-никак, под моим крылом поднялись, язык выучили, страну узнали. Два года я в них вбухал, со всей душой. Но с другой стороны, если женщина хочет продвинуться по жизни, то можно ли ей мешать? Так что расстались мы по-хорошему.
- И надо же такому случиться, что в тот же месяц одна из трех местных собралась замуж. Что тут скажешь? Ну, а оставшиеся сами ушли, в другой кабинет. Потому как клиентов не стало за скудостью выбора. Представь себе мое положение. Чеки за помещение расписаны на год вперед. Реклама тоже проплачена. Клиенты разбегаются. Доходов нет. Вот так-то, кстати, и разоряются. В общем, нужны мне были новые девушки позарез.
- А новых девушек тогда большей частью продавали, как на невольничьем рынке. Сейчас-то уже не так, сейчас новые законы приняты, и полиция следит, а тогда запрета против торговли людьми просто не существовало… потому что никому в голову не могло прийти, что может потребоваться такой закон в цивилизованной стране в конце 20-го века. И по этой причине беспредел царил полный. Целые банды только этим и жили - возили русских и украинских проституток и торговали, как рабынями.
- Я до того случая никогда девушек не покупал. Брал таких, которые ко мне своими ногами приходили, по собственному желанию: туристок или местных. Почему? Да потому что мерзкое это дело - работорговля, да и выгодна она только подлецам, а нормальных людей воротит. Начать с того, что девушки прибывают на рынок черт-те в каком виде - часто избитые, изнасилованные… бедуины по дороге через границу балуются с ними вовсю. А потом уже покупатель смотрит на них, как на собственность.
- Он, понимаешь, рассуждает примерно так: я вложил в нее свои деньги и теперь должен вернуть эти пять тысяч долларов возможно скорее, причем с прибылью. Поэтому весь первый год он, гад, заставляет ее работать вообще бесплатно, за так, за еду, да за крышу над головой. Держит под замком, без паспорта. А если даже и не под замком - куда ей идти? Чужая страна, чужой язык, нелегальное положение. Полиция арестует - вытурит. А она сюда зарабатывать ехала… что же, все страдания впустую? Вот и терпят бедные, пока могут. Те, кому повезет из таких мест вырваться, встают на ноги, ищут приличные кабинеты, типа моего, начинают зарабатывать. А кому не повезет - кранты… Самое страшное - это когда такой хозяин продает девушку вторично. Потому что новый владелец с кого свои затраты взимает? - Правильно, с нее же… то есть, рабство снова начинается с нуля, с самого начала.
- В общем, мерзкое дело. Но тогда у меня уже не оставалось выбора. Мне срочно требовались работницы, и я поехал на рынок в Беер-Шеву, к бедуинам. В тот день они выставили на продажу восемь девушек. Девушки были нетронутые и потому дорогие, по восемь зеленых кусков. Тут понимаешь, такая история. Большинство приезжающих сюда девиц - профессиональные проститутки. Но иногда, очень редко, попадаются и другие - такие, которые в принципе уже решились, но реально пока еще не попробовали. Таких сразу видно опытному глазу, и спрос на них имеется особый. Бывают клиенты, которые от нетронутых неземной кайф ловят. Отсюда и цена соответствующая, и особая бедуинская сдержанность в обращении. Потому что в соревновании между бедуинской похотью и бедуинской жадностью всегда побеждает жадность. У меня с собой было тридцать тысяч долларов - все сбережения. Я поторговался и купил четырех самых красивых по семь с половиной тысяч за штуку.
- Кацо, слышь, кацо…
Берл взглянул на Кольку. Тот сидел бледный, закусив губу и крепко сцепив пальцы.