Лейтенант сверил лица парней с фотографиями на документах и скептически хмыкнул.
- Вы бы хоть кого-нибудь похожего подобрали… Клоуны, ну как есть клоуны.
- Кончай сучиться, братишка, - тихо произнес веснушчатый. - Своих давить - последнее дело. Мы ведь, как и ты, из парашютной бригады. Призыв-2001. Рота автоматчиков. Кто там сейчас командиром - Малихи?
- Малихи уже месяц как на батальоне, - так же тихо отвечал лейтенант, глядя в сторону. - Только при чем тут Малихи… Аа-а, хрен с вами… что мне, больше всех надо?
Он тяжело вздохнул, швырнул удостоверения в машину и захлопнул дверцу.
- Ави! Пропусти этих! Они в порядке…
Берл проехал заслон и ускорился по пустому шоссе, ведущему к Кисуфим - главному блокпосту на въезде в осажденный и отрезанный Гуш Катиф. Над местностью кружили вертолеты.
- Что происходит, Кацо? - спросил удивленный Колька. Он не понял ни слова из разговора с офицером, но напряжение ощутил в полной мере.
- Ничего, Коля, все в ажуре… - улыбнулся Берл. - Закрытая зона. У нас тут…
Он поискал слова поубедительней и не нашел.
- Повезло… - сказал веснушчатый. - Хорошо, что я Малихи вспомнил.
- Собака твой Малихи, - откликнулся второй. - Помнишь, как он мне ни за что ни за про что два месяца без выхода влепил?
- Собака-собакой, а ведь помог… - рассудительно заметил веснушчатый.
Берл глянул в зеркало на своих незаконных пассажиров.
- Что у вас за удостоверения, ребята? Действительно не ваши?
- Конечно, не наши, - заговорщицки подмигнул парень. - Но удостоверения настоящие, жителей Гуша, с пропиской. Им-то самим уже не нужно, они внутри. Ну вот… это ж как: кто-то вывозит пачку документов, а потом другие въезжают. А потом опять, по новому кругу. Такая система.
- Система… - вздохнул Берл. - Не очень-то она работает, эта ваша система.
- С Божьей помощью, - твердо сказал веснушчатый. - Делай, что надо, и будь, что будет.
Берл кивнул. "Где-то я это уже слышал сегодня, - подумал он. - Причем совсем недавно."
Справа мелькнул указатель на Кисуфим. Они приближались к одноименному блокпосту на границе с сектором Газа. Местность вокруг напоминала огромный военный лагерь, с обилием бронетехники, орудий, воинских джипов и грузовиков. Повсюду слонялись солдаты и полицейские. Непосредственно перед блокпостом стояли два гражданских автобуса. Берл зарулил в узкий длинный коридор, ограниченный бетонными заграждениями.
- Документы! - рослый полицейский в каске протянул руку и взял пропуск. Его напарник заглянул на заднее сиденье и удивленно присвистнул.
- Слышь, Хези, - сказал он, не отрывая глаз от потупившихся парней. - Этот рыжий маньяк опять здесь! Мы с тобой его уже вчера заворачивали, помнишь? Ну совсем оборзели, сволочи…
Он покрутил головой, как будто сетуя на несовершенство этого плохо огороженного мира и поражаясь борзости населяющих его нарушителей и вдруг рявкнул:
- А ну вышли из машины! Все! Повторять не стану - вышли!!
- Погоди, - остановил его рослый, возвращая пропуск Берлу. - Двое спереди в порядке, пусть остаются. А этих падел придется поучить…
Он открыл заднюю дверцу с другой стороны и взял рыжего за плечо.
- По-хорошему выйдешь или как?
- Вы чьей страны полиция? - тихо сказал парень. Он сильно побледнел, и оттого веснушки на его лице светились, словно конфетти. - Вы ведь со своими воюете, ребята…
Рослый улыбнулся одним ртом. Глаза в этой улыбке не участвовали В них застыло неподвижное выражение, как у куклы-психопата.
- Ага… - сказал он и вытянул парня из машины. - Конечно, свои… такие свои, что сердце замирает. И голова чешется… Голова, говорю, чешется!
Одновременно с последними словами он резко качнулся взад-вперед и ударил веснушчатого каской в лицо. Тот упал, как подкошенный.
- Сиди, Коля! - скомандовал Берл, больше себе, чем Кольке. - Сиди!
Напарник рослого заржал. Почесываясь, подошел полицейский офицер.
- Что случилось?
- "Оранжевые", суки… - объяснил рослый, поправляя каску. - Сопротивление при задержании. Эти, в кипах.
- А у тех пропуск, - добавил его напарник с сожалением в голосе. - Может, их тоже под арест - за содействие?
- Вам только волю дай… ухмыльнулся офицер и, привычно напружив командирскую голосовую мышцу, принялся разруливать ситуацию. - Значит так. Нарушителей - в автобус! Пускай на нарах попарятся. А тех, что с пропуском - пропустить. Согласно инструкции.
Он наклонился к Берлу:
- Нехорошо, господин. Содействие правонарушению, даже неумышленное, не лучше самого правонару…
- Я могу ехать? - перебил его Берл. - А то тут псиной воняет…
Лицо у офицера вытянулось.
- Зря вы так, - сказал он с какой-то тусклой интонацией. - Мы всего лишь выполняем приказ. Езжайте.
Веснушчатый поднялся на ноги. Парни забрали из багажника свои рюкзаки и в сопровождении ментов двинулись к автобусу. Он был уже почти заполнен. "В Беер-Шевскую тюрьму…" - подумал Берл, провожая глазами своих отчаянных тремпистов. Уже подойдя к автобусу, рыжий вдруг обернулся и, поймав Берлов взгляд, помахал рукой и улыбнулся. Брови и нос его были разбиты в кровь. Берл молча кивнул.
Полицейский покачал головой и свирепо почесал в промежности.
- Вы, вроде как, торопились уезжать? Так дуйте отсюда, пока…
Берл дал газу. Нервы следовало беречь.
- Ничего себе… - выговорил Колька в полном изумлении. - Это что же…
- Не бери в голову, Коля, - фальшиво улыбнулся Берл. - Это так - временные трудности. Лучше наслаждайся пейзажем.
Более дурацкую рекомендацию трудно было придумать. Считанные километры, отделявшие блокпост Кисуфим от еврейского анклава Гуш Катиф, зажатого между морем и арабскими территориями сектора Газа, представляли собой выжженную землю. Частые попытки нападений вынудили армию "сбрить" все, что могло служить прикрытием для террористов на несколько сот метров по обе стороны от дороги. Когда-то здесь были апельсиновые рощи, огороды, строения, просто холмики; теперь - ровная безжизненная пустошь, насквозь просматриваемая армейскими наблюдателями и снайперами со сторожевых вышек.
Пять минут быстрой езды, и машина въехала в Гуш. По обеим сторонам от внутреннего шоссе замелькали белые домики с красными черепичными крышами, тенистые рощи, теплицы, сельскохозяйственные постройки. Это была песчаная пустыня, превращенная в цветущий рай. Движения на дороге почти не чувствовалось. На обочинах строем стояли военные грузовики и автобусы. Доехав до указателя "Ганей Ям", Берл свернул и притормозил около будки на въезде в поселение. С десяток парней в форме молча грызли семечки, сплевывая куда попало. Судя по скопившемуся вокруг количеству мусора, этому занятию они предавались уже не один день. Шелуха свисала даже с розовых кустов на красивой цветочной клумбе рядом с будкой.
- Привет, верблюды, - сказал Берл. - Не жалко вам красоты? Так ведь весь мир заплюете.
Чернявый парень в армейской панаме поднял сонные глаза, подумал и с некоторым трудом разомкнул челюсти. С отвычки слова из него выходили хрипло и медленно.
- А какая разница, братишка? Один хрен все под нож пойдет. Завтра выселение. А арабью зачем клумба?.. Или ты - как местные дурачки? Они, вишь, до сих пор поливают, неизвестно на что надеются. Ты, кстати, кто будешь?
- Ищу дом семьи Екутиэль.
- Екутиэль? - чернявый сплюнул и пошел в будку справиться с картой. - Езжай все прямо; после второй круглой площади сразу и увидишь. Справа. У них тут у всех таблички перед домами.
Дом семьи Екутиэль мало отличался от соседних - такой же белый, двухэтажный, аккуратно оштукатуренный, с красной двускатной крышей, солнечной батареей и тарелкой спутниковой антенны. У калитки был припаркован семейный миниван "Превия".
- Все, Коля, - Берл заглушил двигатель. - Приехали.
Колька полез в карман за сигаретами.
- Погоди, Кацо. Дай перекурить. Там, небось, не посмолишь - дети.
Берл послушно захлопнул дверь. Колька курил, глубоко затягиваясь. Из открытого окна дома слышался голос телевизионного диктора. Говорили, как обычно, про депортацию.
- Кончай оттягивать, - мягко сказал Берл. - Лучше уж сразу.
Колька выбросил сигарету и вышел из машины. Сердце у него колотилось в горле и мешало дышать. Калитка открывалась с легким скрипом, и Колька подумал, что вот так хозяйка, наверное, знает, когда кто-то идет. Сейчас она, должно быть, говорит Вике: "Викуля, глянь-ка, у нас гости… кто бы это мог быть?" Кто бы это мог быть?.. Ноги вдруг перестали его слушаться, и он остановился, чтобы не упасть. Мощенная розовым иерусалимским камнем дорожка весело смотрела на него снизу, подмигивая отраженными солнечными зайчиками. Тут она проходит по нескольку раз в день.
- Ну что, Коля, никак? - прошептал сзади Берл. - Хочешь, я пойду вперед?
Он отрицательно помотал головой и двинулся дальше, остерегаясь, чтобы не наступить на зайчиков. Входная дверь в дом оказалась распахнутой настежь; в проеме виднелась гостиная, загроможденная картонными ящиками и дощатыми контейнерами. Колька снова остановился, не зная, что делать. Берл нажал на звонок.
- Входите, открыто!.. - мужской голос звучал откуда-то сверху. - Я сейчас!
Они вошли и встали между ящиков, оглядываясь по сторонам. В углу орал телевизор. По лестнице, шлепая домашними тапками, уже спускался хозяин, полный растрепанный мужчина лет сорока пяти в шортах и застиранной футболке с едва различимой надписью "Гуш Катиф - навсегда!" В руке он держал две книжки, очевидно, только что снятые с полки, о чем свидетельствовал нетронутый слой пыли сбоку на большей из них.
- Вот… - мужчина поднял руку, демонстрируя гостям книжки. - Укладываюсь. Вы с повесткой? Так я уже подписал…
Выражение лица у него было растерянное, как у водителя, только что попавшего в автокатастрофу. Он положил книжки на случившийся рядом ящик и провел по лбу тыльной стороной ладони, вытирая пот и одновременно отбрасывая назад длинную полуседую прядь, в настоящее время висящую кое-как, но в своем нормальном, прилизанном, состоянии призванную закрывать уже довольно обширную лысину. На лбу остался грязный след. Мужчина недоуменно посмотрел на собственную ладонь и вздохнул.
- Уже подписал, - повторил он виновато. - Извините.
"Это ее муж, - подумал Колька. - С ним она спит в одной постели. Эти руки гладят ее по спине и по груди."
Берл доброжелательно улыбнулся.
- Нет-нет, что вы, - сказал он, протягивая руку и после некоторой заминки - "извините, у меня грязные… - да ничего… - нет-нет, что вы…" - пожимая потное предплечье хозяина. - Мы с властями никак не связаны и с армией тоже. Сугубо частный визит. Вы, конечно, Томер Екутиэль?
Мужчина поспешно кивнул.
- Ну вот! - обрадовался Берл, как будто ему неожиданно удалось обнаружить что-то, веками недоступное человечеству. - Вас-то нам и надо! Меня зовут Мики, а это - Николай, Коля. Он давний приятель вашей супруги, Гили, еще со времен России. Возможно, она вам даже что-нибудь о нем рассказывала…
Томер издал странный горловой звук.
- Коля… - он шагнул к Кольке и взял его обеими руками за плечи. - Конечно… Коля, Викин биологический отец. Гили пыталась его разыскать…
От сморщился, потряс головой и перешел на ломаный русский, подолгу останавливаясь и трудно подыскивая слова.
- Гили вас искала… узнавала в Волгограде. Она очень хотела познакомить вас с Вики. Очень!
Колька молча смотрел в сморщенное от избытка чувств, залитое потом лицо с непослушной пегой прядью. "Эту щеку она целует по вечерам, когда он возвращается с работы."
- Извините, я весь мокрый, - сказал хозяин, отрываясь от Кольки и уходя в кухню. - Сейчас я дам вам что-нибудь попить… сейчас… холодильник уже отключен, извините…
Он открыл кран и принялся умываться, фыркая, подставляя под струю лысину и разбрызгивая воду на пол.
- Да нет уж, это вы нас извините, Томер, - возразил Берл, улыбаясь с максимальной приятностью. Он полагал полезным играть роль супердружелюбного бодрячка, дабы вовремя сглаживать возможные неловкости. - Можно сказать, вторглись без предупреждения… и так не ко времени…
Берл прошелся по гостиной, похлопывая по картонным бокам коробок.
- Томер, а где сама Гили? Честно говоря, я давно уже хотел с ней познакомиться. Да и Коля, думаю, не откажется перекинуться словечком-другим со старой знакомой…
Екутиэль вдруг прекратил фыркать и застыл, словно ему пришла в голову какая-то неожиданная мысль. Затем он молча выпрямился, прикрутил кран, огляделся, ища полотенце, не нашел и тогда уже повернулся к Берлу, глядящему на него все с той же уверенной приветливостью идиота.
- Что вы сказали?
- Я говорю - отчего бы нам теперь не переговорить с самой Гили? - жизнерадостно повторил Берл. - И с Вики тоже, если уж заодно.
Хозяин будто не слышал его. Он еще раз огляделся в поисках полотенца, затем вытащил из ближней коробки какую-то ситцевую тряпку в цветочек и приложил ее к лицу. Тряпка оказалась женской блузкой; рукава ее свисали по сторонам Томеровой головы, как гигантские пейсы.
- Так вы ничего не знаете? - сказал он, не отнимая блузки от лица. - Как же так? Было во всех газетах…
Берл почувствовал, что пол уходит у него из-под ног. Теперь он вспомнил, отчего фамилия Екутиэль казалась ему такой знакомой. Действительно, было во всех газетах…
- Что такое? - хрипло спросил Колька.
- Коля, подожди… - пробормотал Берл, в инстинктивной, хотя и безнадежной попытке предотвратить неотвратимое. Так поднимают ладонь, загораживаясь от пули. - Подожди, давай выйдем на минутку, я тебе все расскажу…
Томер Екутиэль отнял от лица блузку и расправил ее перед собой.
- Они мертвы, - сказал он спокойно, обращаясь скорее к ситцу, чем к своим гостям. - Все мертвы. И Гили, и Вики, и Кармит, и Хени, и маленькая Йохевет. Все мои девочки. Теперь я один. Вот…
Он обвел гостиную широким жестом, будто призывая картонные коробки в свидетели.
- Нет, - сказал Колька. - Как же так?
- Где же это? - хозяин снова растерянно оглядывался вокруг. - Я теперь ничего не могу найти… где же?
- Что вы ищете? - спросил Берл.
- Этот, как его… пульт… выключите телевизор, если вам не трудно… вы там рядом стоите… - он виновато развел руками. - Я его, знаете, в последнее время постоянно включенным держу. Вдруг скажут, что все это отменяется, что пришли к соглашению, что мы можем остаться… Ну и потом, звук какой-то, а то ведь теперь тут пусто. Я ведь теперь совсем один.
Томер подошел к окошку, выглянул, будто снова что-то ища.
- Мурка… - сказал он. - Даже Мурка куда-то запропастилась. У нас кошка есть, рыжая, Мурка. Странное имя для кошки, не правда ли? А Гили говорила, что в России почти все кошки - Мурки… Мы с ней, как вдвоем остались, так эти два месяца и прожили, душа в душу. А теперь вот и Мурка куда-то ушла. Как позавчера собираться начал, так и ушла. Боюсь, не найду до завтра. Кошки не любят перезжать. Вот. Теперь я совсем один.
Колька вытащил сигарету, закурил.
- Курите, - разрешил хозяин, не оборачиваясь. - Теперь можно. Теперь тут все можно. Но как странно, что вы не знаете…
- Извините, Томер, - тихо проговорил Берл. - Это моя вина. Я в последнее время много езжу, редко бываю в Стране. Да и нашли мы вас через Сару. Она тоже нам ничего не сказала.
- Не знала. Мы решили ничего ей не говорить, чтоб не расстраивать. Для нее это был бы такой удар. Гили ей, как дочь.
- Нет… - пробормотал Колька, словно отвечая каким-то, лишь ему слышным, голосам. - Нет… как это?
- Было во всех газетах, - повторил хозяин. - Вы ведь проезжали этот участок по пути сюда. Дорога от Гуша до Кисуфим. В тот день была демонстрация в Иерусалиме, против депортации. Я поехал прямо с работы, из Ашкелона. Я там работаю, в Ашкелоне. Электрик.
- А Гили с девочками должны были приехать из дома. Впятером… - он скривил рот в подобии усмешки. - Вернее, вшестером. Гили ведь была беременна, на восьмом месяце, тоже девочкой. Вот как - только девочки у нее и получались… я хотее-е…
Екутиэль обернулся; уголы усмехающегося рта вдруг поползли вниз, раздирая лицо гримасой рыдания, но он вовремя ухватился за щеки обеими ладонями и сдержался. Никогда еще Берл не видел столь наглядной иллюстрации выражения "взял себя в руки".
- Они могли ехать автобусом, как все. Но я подумал, что в машине будет удобнее. Обычно приходится долго ждать после демонстрации, пока все соберутся. А я хотел, чтобы мы вернулись пораньше. На восьмом месяце ноги сильно устают. Они выехали немного попозже. Гили позвонила мне с дороги - мы хотели встретиться на перекрестке около Ашкелона и дальше ехать одной машиной. Я просил, чтобы позвонила от Кисуфим, но она позвонила раньше. Как знала.
- Мы как раз договаривались о том, где я буду их ждать, и тут она вдруг сказала: "Ой, что это? Что это?.." и я услышал грохот. Так, оказывается, слышно, когда стреляют по машине. Вы знали? Микрофон-то закреплен почти на корпусе, над ветровым стеклом, и пули очень хорошо слышны. Очень. Я не знал, но сразу понял, что это. Просто сразу. Я понял и одновременно не понял. Потому что не хотел понимать. Я начал кричать в трубку: "Что с тобой?! Гили! Гили!" А там были крики. Девочки кричали: "Папа! Мама ранена! Папа!" А я… я… - у него задергался подбородок.
- Не надо… - сказал Берл.
- Они звали меня, я слышал, и ничего не мог сделать. Ничего. Я был в сорока километрах от них. А тех зверей было двое, у них были автоматы и гранаты. Они сделали подкоп к дороге из ближней линии своих домов. Длинный, метров на триста. Они ждали одиночную машину. И этой машиной оказалась машина с моими девочками. Так решил Господь… - он вытер слезы. - Почему - только Он знает…
- Сначала они тяжело ранили Гили… или убили сразу, не знаю, потому что я слышал только девочек. Машина остановилась, и тогда они подбежали вплотную, сменили магазины и расстреляли детей в упор, с расстояния в один метр, и я все это слышал, все слышал…
- Йохевет еще не было года… она еще не сделала ни одного шага по земле, понимаете? Вы знаете, как выглядит годовалая девочка, после того, как в нее выпустили десяток пуль с расстояния в один метр?!.
Томер Екутиэль прошел в кухню и сунул голову под кран.
- Вот так, Коля, - сказал Берл, просто, чтобы что-то сказать. - Вот так.
Колька поднял руку, останавливая его. Он стоял, слегка наклонив голову и будто вслушиваясь во что-то.
- Я так и не предложил вам ничего попить… - хозяин выключил воду и теперь озирался в поисках чего-то - то ли полотенца, то ли стаканов и питья. "Теперь он, наверное, все время так, - подумал Берл. - Все время что-нибудь ищет. И не находит… Разве можно когда-нибудь найти то, что он потерял?"
- Это ничего, - задумчиво проговорил Колька. - Ничего… Я вот думаю… можно посмотреть ее комнату?
- Конечно, конечно… - закивал Екутиэль. - Это наверху. Комната Вики под крышей. Я вам покажу…
- Нет, нет… - перебил Колька. - Я сам… я найду… я сам…
Он медленно пошел вверх по лестнице. Хозяин вытер мокрое лицо подолом футболки и сел на диван, смахнув с него газеты и куски упаковочного материала.
- Садитесь, ээ-э… - протянул он, видимо, разыскивая в памяти имя гостя. - Извините… не могли бы вы… напомнить…
- Мики.