Он выждал еще с полчаса, прежде чем отправиться самому. Ночь почти не принесла прохлады; ветра не чувствовалось совсем, воздух жег легкие. Кольке казалось, что он движется по раскаленному противню гигантской печи. Он старался расходовать воду как можно экономнее, но тем не менее то и дело приходилось подносить к губам бутылку. Вокруг простирались поля, большей частью убранные, хотя иногда попадались и участки с поникшими, уставшими от зноя подсолнухами. Там работал ночной полив, но, судя по острому запаху канализации, для питья эта вода не годилась. Над головой висели крупные звезды. Колька шел, ориентируясь по ним и вычисляя расстояния по скорости собственного движения. Идти было нетрудно: плоская, как стол, местность изобиловала вспомогательными грунтовыми дорогами. Если бы не жара, то прогулку можно было бы даже назвать приятной.
Время от времени ему приходилось сходить с дороги, а то и менять маршрут, чтобы обойти очередную группу "оранжевых" или армейский патруль на джипах. "Оранжевые" передвигались пешком, небольшими, шумными, издали заметными группами. Шли, перекликаясь или громко увещевая друг друга на предмет необходимости соблюдения строжайшей тишины. Обнаружить этих горе-конспираторов не составляло никакого труда. Но их было много, а потому по всей равнине шла непрерывная игра в кошки-мышки. Кольку это все мало касалось. Пусть себе играют, если скучно. В конце концов, сам он не чувствовал себя ни кошкой, ни мышкой.
Около двух часов ночи у него кончилась вода, но страдать от жажды не пришлось: почти сразу же Кольке подвернулся явно обитаемый сарайчик, рядом с которым стояла питьевая бочка на колесах. Он наполнил бутылку, напился, а потом с наслаждением сунул голову под открытый кран. Из сарайчика высунулся на шум растрепанный рабочий-таиландец, посмотрел ошалело: кого это, мол, сюда могло занести? - да и убрался от греха подальше. Колька усмехнулся: для бедного нелегала любая мышка за кошку сойдет…
В район блокпоста "Кисуфим" он вышел, когда уже начинало светать. Дальше следовало ориентироваться по обстановке. Колька устроился в удобном овражке и принялся наблюдать. Все вокруг кишело людьми в зеленой и голубой форме. Гражданские, если и появлялись, то все больше под конвоем, в качестве нарушителей. Видимо, патрули сгоняли их сюда со всей округи. Здесь же "оранжевых" загружали в специальные автобусы, которые отъезжали по мере наполнения. В одном из автобусов уже сидели недавние Колькины соседи по офакимской роще.
Колька прикинул возможные варианты. По-всякому выходило, что прежде всего необходимо раздобыть форму. Погладить тут кого-нибудь по голове - сам отдаст… вон их тут сколько слоняется, дурачков. Он стал оглядываться в поисках подходящего "клиента".
- Эй!..
Это ему, что ли? Колька обернулся. Точно… К нему направлялись двое солдат в темно-зеленой форме с автоматами на изготовку. Он вздохнул, кляня себя за неосторожность. Более прятаться не имело смысла. Эх… ну зачем он полез сюда сразу? Ну что было не дождаться следующей ночи?.. Передневал бы где-нибудь, а потом… эх, все беды от торопливости. Он поднялся из своего овражка, демонстрируя пустые ладони и готовясь разыгрывать малахольного.
Военные остановились в двадцати метрах от него. Один из них нетерпеливо повел стволом автомата и что-то потребовал на иврите.
- Не понимаю… - развел руками Колька, гадая, поймут ли они его английский. - Инглиш. Или русский. Извините.
- Русский? - второй солдат, кряжистый малый средних лет с круглой славянской физиономией выступил вперед. - Можно и по-русски. Ты кто такой будешь, а? Откуда тут взялся, один и без конвоя? А ну, выходи по одному, руки за голову… вот так… а рюкзачок пока на месте оставь…
Колька, понурясь, сделал несколько шагов навстречу автоматчикам. О сопротивлении думать не приходилось.
- Погоди-погоди… - вдруг сказал кряжистый с интонацией крайнего изумления. - Это ж Коля Еремеев… ну чтоб мне провалиться! Истинный крест - Коля! Колян, мать твою…
Он закинул автомат за спину, по-медвежьи раскрыл объятия и, широко улыбаясь, пошел на недоумевающего Кольку.
- Не узнаешь? Эх ты, Колян… столько соли вместе съели…
- Виталик? - неуверенно предположил Колька, еще не веря своему везению.
- Ну! - восторженно завопил кряжистый, хлопая себя по ляжкам. - Наконец-то признал, мать твою перемать!
Через пять минут Колька уже сидел в кондиционированном вагончике, а его спаситель колдовал над газовым примусом, заваривая кофе и не переставая причитать по поводу неожиданной встречи. Они оба родились и выросли в Волгограде, но познакомились только в Афгане, где служили в одном взводе. Виталик был на год моложе, прибыл с пополнением, и на старшего опытного земляка смотрел снизу вверх, как и положено салаге. Год на той войне шел за десять, не считая того, что Колькин непререкаемый авторитет основывался далеко не на одном лишь стаже.
Впрочем, Виталик за славой никогда и не гнался. Он был из породы ладных, крепко сбитых, себе на уме мужичков, которых в народе именуют хитрожопыми. В компании их обычно недолюбливают, но терпят за неимением формального повода для недовольства. Они никогда не лезут поперек батьки в пекло, зато, как правило, постоянно толкутся где-нибудь поблизости от того батьки, оказывая вожаку мелкие, но частые услуги, приучая его к своей незаменимости и зарабатывая таким образом достаточно высокий статус, а зачастую и возможность решающего влияния. Но влияние само по себе им тоже ни к чему, просто возле вожака всегда сытнее, легче, безопаснее, "лучше", а следовательно, туда и нужно стремиться, в полном соответствии с монументальным жизненным кредо хитрожопых: "рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше."
Вернувшись почти одновременно в Волгоград, Колька и Виталик какое-то время крутились в одних и тех же компаниях, но через годик-другой как-то разбежались. Говорили, что Виталик устроился в ОМОН, разгуливает в казенном камуфляже и хвастается хорошими, легкими бабками. А потом с Колькой случилась Геля, и он расстался со всем, что составляло его прежнюю жизнь, включая Виталика. И вот теперь… надо же… Колька покрутил головой, удивляясь изощренной изобретательности судьбы.
- Вот и я говорю! - восторженно воскликнул Виталик, правильно истолковав Колькину мимику. - Думали ли мы, сидя под Кандагаром, что встретимся через двадцать лет на въезде в Газу? Убиться можно… Я тогда и слова-то такого не знал - Газа. И ведь это еще не конец, Колян, ох, не конец…
Он вовремя поймал вспухающий над краем джезвы кофе и ловко наполнил две фарфоровые чашечки. "Каким был, таким и остался, - подумал Колька. - Другие-то, небось, из одноразовых пьют, а у этого фарфор."
- Настоящий кофе, вареный… - пояснил Виталик. - Местные не варят, ленятся. Бухнут ложку в кипяток и готово. Уроды…
Колька взял чашку. Кофе был и в самом деле хорош.
- Как тебя сюда занесло, Виталя? Ты же, вроде как, по милицейской части пошел?
Виталик витиевато выругался.
- Дурак потому что, - сказал он с досадой. - Сейчас бы уже в майорах ходил. Понимаешь… все тогда куда-то поехали, вся страна. Кто насовсем, кто челноками, а кто на курорты с девками. Да ты знаешь, сам вон уехал. Ну, я и дернулся. Решил - нехрен сиднем сидеть, когда вокруг такое шевеление. Надо искать, где лучше.
- Рыба ищет, где глубже… - кивнул Колька.
- Во-во. Сделал нам паспорта - себе, Нинке и сыну. Менту это просто. В жиды, короче, записались… - Виталик глядел виновато, как солдат, признающийся своему бывшему командиру в собственном позорном дезертирстве. - Представляешь? Тогда про Израиль всякие небылицы плели: мол, пособие дают, жилье и все такое. Ну, я и подумал…
Он ожесточенно хлопнул себя по колену и понизил голос.
- А того не учел, что жиды, они жиды и есть. Уж на что наши хитры, но тут, в Израиловке, они еще покруче наших будут. В России Ваньку-скобаря мылить много ума не надо, а вот попробуй-ка здесь, где все до одного такие же скользкие! Тьфу!..
Колька усмехнулся.
- Ну ты-то тоже не лыком шит. Неужели так никого и не намылил?
- Их намылишь… Нет, конечно, на какие-то бабки я их вставил… - лицо Виталика несколько просветлело. - Хотя бабки, если разобраться, совсем небольшие. По-хорошему, надо было с самого начала отсюда линять. Получить первые пособия и тут же соскакивать. Но у них ведь как закручено, у стервецов: сразу всю пачку ни хрена не дают. По частям цедят, суки, всюду шнобель свой суют крючковатый: где живешь, да что делаешь… Гады…
Он замолчал, вспоминая свои обиды и запивая их горячим кофе.
- Что же ты до сих пор тут делаешь? Сколько лет уже?
- Восемь… - мрачно ответил Виталик. - Прав ты, Колян. Веришь ли, не было месяца, чтобы я домой не собирался. Но тут ведь как… затягивает. Все время говоришь себе: вот это еще сделаю, и тогда уже точно слиняю. Да вот - жалко свои кровные льготы за просто так отдавать. Последний раз думали в мае рвануть. Уже и билеты заказали. А в марте встретил я своего корешка, еще по ОМОНу… да ты его, может, знаешь - Серега Ломов. "Ты, говорит, уже записался?"
"Куда?" - говорю.
"Ты что, - говорит, - с Луны свалился? Набирают части особого назначения. Военная полиция."
"Не, - говорю. - Я в эти игры не играю. С шахидами воевать себе дороже. Я этого дерьма еще в Афгане наелся."
- А Лом смеется. "Какие, - говорит, - шахиды? Я ж тебе, - говорит, - русским языком объясняю: особого назначения. Жиды жидов из домов гонят. Были поселенцы, станут выселенцы. И с этой целью, - говорит, - мобилизуют надежные добровольные кадры. И твой, - говорит, - омновский опыт в такой сложной обстановке дороже золота."
Он хохотнул.
- Самое смешное, что все так и оказалось. Приняли меня сразу, хотя пока и временно. Зарплата отличная, форма, на всем готовом. Страховка. Хотя на фиг она сдалась, страховка - риску-то никакого. Эти мудаки не сопротивляются из принципа. Мол, свои на своих руку не поднимают… - Виталик снова рассмеялся. Смех у него был дробный, как деревянный град. - А какие они мне "свои"? Уж я бы вломил сукам за все-про-все… жаль, не всегда получается.
Колька вспомнил девочку на шоссе и сцепил руки покрепче. Пусть говорит, ничего… слова, они, как вода… стекут, забудутся. Сколько времени ты его не видел? Пятнадцать лет? Шестнадцать? Ну, вот и дальше так будет. Сейчас он тебе поможет и уйдет из твоей жизни еще настолько же, а то и вовсе навсегда. Зачем же тогда откручивать ему башку? - Ни к чему. Нехай себе землю топчет, сволочь хитрожопая… Колька перевел дыхание и тщательно улыбнулся.
- Неплохо устроился, это да.
- Вот и я говорю! - подхватил Виталик. - Может, еще стану я омоновским генералом, кто знает? Не там, так здесь. Рыба ищет, где глубже… Эх, Колян… давай, и ты сюда, а? Вдвоем мы таких бы дел наворочали… Вот вечерком сядем с бутылочкой, обмоем встречу, поговорим. У тебя, я вижу, со временем проблем нету. Да ты не смущайся - мало ли что с человеком случается! Ну, бомжуешь… ну и что? Сегодня бомж, а завтра - морж. Морж - это знаешь что? Морда жидовская…
Он снова зашелся своим дробным деревянным хохотком. "Так он меня за бомжа принял, - подумал Колька, глянув на свою запыленную, местами рваную одежду. - Немудрено, после такой-то прогулки…"
- А чего ж не посидеть, посидим… - сказал он вслух. - Вечерком-то отчего бы не посидеть… Только знаешь, Виталя, есть у меня кое-какое дельце. Там, за блокпостом, в Гуше. Поможешь? Мне бы туда только на полчасика заскочить и сразу обратно.
Виталик поднял на него округленные глаза.
- Ну ты даешь… - протянул он замирающим голосом. - А я уж было подумал… Тут рядом с "оранжевыми", Колян, бомжи тоже крутятся - побираются, да тырят, чего где попадется. Сволочь к сволочи тянется, так сказать. Бывает, запихнешь такого "оранжевого" клоуна в автобус, а вещички-то его где-нибудь на дороге остаются. Ну, санитары леса и набегают… да…
- Так поможешь?
Бывший волгоградский, а ныне гуш-катифский омоновец задумался.
- Я тебя не спрашиваю, зачем тебе туда, - сказал он наконец. - Все равно не расскажешь. А мне и неинтересно: надо, значит, надо. Ты и тогда, в Афгане, мало что рассказывал… Трудно в Гуш сейчас попасть, Колян, даже в форме. Меня, к примеру, тоже просто так не впустят. Трудно, но можно. Скоро туда бульдозеры повезут, дома ломать… В общем так: ты пока тут посиди, а я сбегаю, проверю кое-что. Лады?
Глава 11
- Я так и думала, что ты меня найдешь… - Геля улыбнулась и нежно провела кончиками пальцев по его щеке. Кольку всегда сводила с ума эта ласка, начинающаяся с водопада легких касаний на затылке, а потом ручьем сбегающая на висок, и по щеке - вниз, к губам, и, перевалив через обрыв скулы, - к шее. Даже сейчас, во сне, он почувствовал ее физически, на уровне счастья, вместе с острым, щемящим сознанием того, что это все-таки сон, а наяву такого не будет уже больше никогда, никогда. И это невозможное, одновременное сочетание счастья и отчаяния до боли скрутило ему душу в разные стороны, как выжимаемую тряпку в красных распаренных руках прачки. И он даже слегка застонал от этого… потому что ведь даже тряпка скрипит, когда ее выкрутить до грани разрыва.
- Не надо, милый, - сказала Геля. - Лучше посмотри, какое красивое сегодня море…
Колька посмотрел и увидел море, то самое, коварное людоедское море, которое чуть-чуть не сожрало его совсем недавно, и он хотел предупредить Гелю об опасности, о том, что ни в коем случае нельзя заходить в воду, а лучше даже не смотреть в ту сторону, потому что никогда не знаешь, какую штуку выкинет этот старый опытный убийца. Но слова отказывались выходить из открытого рта, непонятно почему - ведь язык шевелился и гортань напрягалась, но звука не было, не было, как в заглушенном телевизоре.
- Какой ты все-таки молчун у меня, - сказала Геля и повернулась, и сделала шаг к морю.
А Колька все никак не мог вымолвить ни слова, и счастья уже не было, одно отчаяние и страх за Гелю, и это тоже по здравом размышлении выглядело невозможным, потому что как можно бояться за женщину, которой уже нету в живых? И тогда он попытался остановить ее силой, но для этого нужно было хотя бы сделать шаг, всего один шаг, пока что - один, но и это было совершенно невозможно из-за внезапно отяжелевших и в то же время каких-то ватных ног. Он пытался изо всех сил и все равно не мог, а Геля уже уходила от него, стремительная и легкая, и он снова посмотрел на море, но моря уже не было, а вместо него стоял строй полицейских в голубой форме, а впереди строя - улыбающийся Игорь Синев с ножом в руке.
И тогда Колька подумал, что с такими ватными ногами у него нету никаких шансов в драке, что нужно срочно убегать, спасать Гелю, и вдруг с облегчением обнаружил, что они и в самом деле бегут, взявшись за руки… только Геля вдруг превратилась в Вику, его тринадцатилетнюю дочку, которую он знал только по фотографии, знал, но немного забыл ее лицо и теперь не был уверен - действительно ли это Вика или виденная им на шоссе девочка-демонстрантка с волнистыми волосами и оранжевой лентой на запястье.
Они бежали, и он все с тем же смешанным чувством счастья и отчаяния сжимал в кулаке ее тонкую кисть и шарил глазами по туманному пространству сна в поисках какого-нибудь укрытия, и наконец увидел его - тот самый овражек рядом с блокпостом "Кисуфим", чересчур ненадежный, чересчур мелкий, но другого все равно не было. И уже там, в овражке, прижимая к себе скорчившуюся Гелю… или Вику?.. - не имея времени разглядеть - Колька услышал мерный и сильный грохот наступающего моря. Грохот шел со всех сторон, и, поняв, что теперь уже не спастись, он приподнялся, надеясь умереть первым, чтобы только не увидеть Гелиной гибели, еще более страшной оттого, что она уже однажды произошла.
- Эй!.. - крикнуло море. - Выходи! Эй!.. Как тебя? Эй!!
Колька открыл глаза. Он лежал за сиденьями в кабине грохочущего бульдозера.
- Проснулся? Ну ты даешь… - бульдозерист оскалился, показав два золотых клыка и снова отвернулся на дорогу. - Как прилег, так сразу и отрубился. Бревно бревном, честное слово. Но теперь хватит, будешь меня развлекать. Переходи вперед, дядя. Теперь можно, блокпост проехали. Переходи, говорить будем, а то скучно. Путь у нас далекий. Пока эта зверюга доедет…
Облегченно вздохнув, Колька стряхнул с себя остатки сна. Привидится же такое… Он залег за сиденья сразу же после того, как Виталик сторговался с бульдозеристом о цене "экскурсии" - сто долларов в оба конца. Мощный двигатель мерно урчал под ногами, кабина слегка вибрировала.
- Вылезай, что ты там сидишь? - снова крикнул водитель. - Тебя, вроде, Коля зовут, да? А я - Барух. Меня еще "Бухарским Медведем" называют. Может, слышал?
- Нет, - сказал Колька, перелезая вперед. - Не приходилось. Хотя в Бухаре бывал. Давно, правда.
- Да ну? - обрадовался Барух. - А я вот не бывал. Мы из Коканда. Меня сюда в десять лет привезли, не успел. Надо бы сейчас съездить, да денег нет. Вот твои сто баксов отложу, если не пропью.
Он подмигнул и засмеялся. Росту в "Бухарском Медведе" было еще меньше, чем в Кольке; маленький, бритоголовый, лет тридцати, с круглыми косящими глазами и обильной волосней на руках и на груди, он походил скорее на шимпанзе. "За что ж тебя медведем-то окрестили? - подумал Колька. - Для смеху, что ли?"
- Так что никакой я не "бухарский", - заключил водитель и вытер пот с лица, захватывая короткопалой пятерней всю его небритую плоскость. - А вот с "медведем" не поспоришь…
- Почему не поспоришь? - не удержался Колька.
- Чего?.. - Барух изумленно скосил на него карий сумасшедший глаз. - Да вот же он, медведь!
Он похлопал по приборному щитку.
- "Катерпиллар" Д-9, бронированный вариант! 60 тонн веса… больше похоже на динозавра, тут ты прав. Сколько весит динозавр? Не знаешь? И я не знаю. У нас в армии эту штуку называют "Дуби", медведем. Ну и меня вместе с ним, заодно. Бухарский Медведь!
Барух гордо осклабился. Бульдозер медленно полз по пустому шоссе. Впереди в тусклой щели бронированного оконца покачивалась чудовищная спина предыдущей машины. Колька прикинул скорость: она была чуть больше пешеходной - шесть-семь километров в час. Но спасибо и на этом. "Феррари" ему все равно не предлагали.
- А я ведь даже бульдозеристом никогда не был… - удивленно проговорил Барух. - Я отчаянный. Со мной в армии никто связываться не хотел. Чуть что - в самоволку. Во время срочной службы из тюряги не вылезал. Военный судья мне так и сказал, когда меня к нему в четвертый раз привели: "ЦАХАЛ, говорит, сделал ошибку, мобилизовав такого фрукта, как ты!" А я ему: "Ошибку надо исправлять, Ваша честь!" Так и сказал: ошибку надо исправлять!
Он фыркнул и махнул рукой.
- Какое там! Не освободили… так и оттрубил при складе три года. Тоже мне, служба! И потом на сборы не ходил. С полицией домой приезжали, из-под кровати вытаскивали… - не ходил и все тут! Я лучше в тюряге посижу, чем на вашем сраном складе… или в будке сторожевой, как собака! Я похож на собаку? Нет ведь, правда? Я и на медведя-то не похож, а уж на собаку - тем более.