Розовое и голубое
Известно: каждое новое поколение мужчин слабее, изнеженней, апатичней предыдущего. С женщинами все наоборот: становятся все более упруги и активны вплоть до агрессивности. Объяснений этому явлению много, но недавно появилась новая теория, которая по многим причинам не могла меня не заинтересовать.
Теория такая. С младенчества для созданий разного пола есть свои традиционные цвета. Ленты, чепчики, пелёночки, ползуночки, распашонки и прочие причиндалы - у мальчиков голубенькие, у девочек розовенькие, так принято. Но дело в том, что у этих двух цветов совершенно разное воздействие на психику.
Голубой - самый спокойный цвет. Голубое полезно для глаз, оно ласкает зрительный нерв, умиротворяет душу. А розовый - суть инфантильный красный, - напротив, возбуждает, будоражит, раздражает. Тысячу раз доказано, что тряпка тореадора - обычно не красная, кстати, а именно ярко-розовая - сводит с ума не дальтоника-быка, а зрителей корриды.
А тут - пелёнки, ленты, обои в девичьей спаленке… Так и закалялась мадам де Сталь.
Розовый цвет - псевдонаивный, псевдоневинный - на поверку оказывается весьма опасным. Его принято считать глупым - stupid color, - а он несет в себе мощный заряд тревоги. Как кровавый закат.
Наиболее несчастен он для архитектуры.
Взять, к примеру, Большой театр. Его постоянно перекрашивают, и вот что я заметила. Когда здание выкрашено в желтое с белым, как этого и просит скромная стилистика московского классицизма, в театре дела идут худо-бедно ничего. Но как только его мажут в цвет бедра испуганной нимфы, все немедленно летит к чертям.
Другой пример. Рядом с нашей дачей на территории бывшего пионерского лагеря "Высота" построили четырехэтажный коттедж с гаражом на несколько шестидверных лимузинов, мраморным бассейном, зимним садом, спортивным залом и, по слухам, целыми тремя джакузи со встроенными телевизорами. Выкрасили в интенсивный розовый цвет. Никто туда не заселялся три года. Новёхонький дом стал постепенно осыпаться. Лишь недавно там вдруг зажглись окна, затеплилась жизнь. Нашей соседке случайно удалось познакомиться с обитателями. Помимо охраны и обслуги одна пожилая пара; она - болезненная и какая-то вечно испуганная, он - седой, немногословный, с тяжелым взглядом. После виски размяк. "Дачу-то, - признался, - я за долги взял, по счетчику. И прежний хозяин должен мне быть очень-очень благодарен. Только как же, дождешься от этих людишек благодарности. Разве что на том свете. Да, говорят, убили его. Я-то здесь не при чем, конечно".
Вы, понятно, можете возразить, что подобные истории случаются и вокруг краснокирпичных строений. Безусловно. Но в розовых стенах мне видится уже некая обречённость, предвестие злосчастной судьбы.
Напротив моего дома в Дегтярном переулке снесли дом восемнадцатого века, переживший наполеоновские пожары. Весьма быстро и аккуратно соорудили весьма приятное зданьице. Там был, и до сих пор есть, щит с эскизом, на эскизе строящийся дом был изображен голубым. Покрасили… ну, вы поняли. Это было позапрошлым летом. С тех пор работа все продолжается. Трижды рушилась нелепая башенка - без башенок нынче в Москве ничего не строят. Успела - к счастью - потемнеть медная крыша. Турки-рабочие, по-своему переругиваясь, давно и безуспешно поправляют перекошенные лица купидончиков - сомнительное украшение фасада. На этой неделе привезли отбойный молоток и принялись крушить недостроенную бетонную ограду. Что-то там, видно, не сошлось.
Я сижу на балконе, посматриваю на эту - бесплодную, я знаю, - борьбу с роком, пытаюсь загорать, пытаюсь читать - и вдруг в книге искусствоведа Виктора Тупицына нахожу историю про некоего советского генерала, которого в Париже (или, допустим, в Женеве) поселили в гостиничный номер, где на постели были розовые простыни, а рядом на столике букет розовых астр, - и он устроил по этому поводу грандиозный скандал.
Ни одной женщине не пришло бы в голову возмутиться фактом голубых простыней и голубых астр - принять их за оскорбительный намёк.
Мне кажется, все это стоит очень-очень серьезно обдумать. Особенно няням и градостроителям.
Селёдка
Когда я училась классе так в пятом-в шестом… Господи, отчего эти непременные воспоминания детства? Но все равно, начала уж, так доскажу. Классе в пятом-шестом моя подруга со сказочным именем Милена сказала важно и веско: "- Когда я выйду замуж, клянусь, я никогда, ни за что на свете не буду делать две вещи". Тут она выдержала торжественную паузу, а я приготовилась слушать и запоминать, потому что Милену неизменно ставили мне в пример как человека не по годам умного, в отличие от меня. И не по годам же целеустремленного, а я даже плохо понимала, что означает это понятие. Но главное, заинтриговал сам посыл: когда выйду замуж… клянусь… две вещи…
"- Не буду: потрошить курицу - раз. И чистить селедку - два. Вот так!"
А мне тогда уже несколько раз поручали почистить селедку. На газетке. И в тот момент я почувствовала, что как бы нарушила свою чистоту, потеряла девственную разборчивость. Трогала руками противную, пропитанную рассолом газету, разрезала селедкино брюшко. Анатомические подробности. Бр-р. А затем - затем сама же ее и ела. С удовольствием. Хвостик.
Потому что не есть селедку - нельзя.
Свой первый в жизни Новый год, как мне рассказали, я встречала на кухне в коммуналке на Писцовой улице. Одной рукой зажимала черную горбушку, другой - хвост селедки, и все было замечательно. Сжевала и то и другое и заснула одновременно со всем празднующим народом, после чего навсегда перепутала день с ночью.
Потом были воскресные семейные трапезы. Я спала до двенадцати и еще пыталась притворяться, что сплю. Наконец родители не выдерживали: картошка стынет. Ну а к ней, ясное дело, селедка. И, чтоб я не ныла, почему не дали толком выспаться, черный кофе, варенный в турке. Словом, праздник. Я, правда, норовила проявить девичью томность и жевать, давясь, замоченные с вечера овсяные хлопья, как бы воротила нос от общих радостей, но хвостик - хвостик просила мне оставить. На попозже. Ну и, так и быть, еще пару кусочков.
Бывала еще, конечно, селедка общепитовская: детсадовская, школьная, домотдыховая, столовская, грубо шваркнутая в холодное пюре, в коже, с торчащими устрашающими костями. Эту любить было тяжело. Она напоминала о миленкиной торжественной клятве.
"- Ну как, ты замужем не делаешь эти две вещи - помнишь?" - она ничего не помнила. Даже так и не смогла припомнить, о чем это я говорю. Неужели, говорит, клялась? Загрустила. Сморщилась. Потом подумала и сказала: вообще-то я селедку люблю.
Конечно. А как ее не любить? Селедка не оставляет выбора. Селедка - она как родина. Есть, и все тут.
Но только вот что: селедка должна быть не любая, а правильная. А правильная - это та, к которой мы привыкли сызмальства.
Известно, например, что есть сельдь голландская, в уксусе, также английская копченая селедка, скандинавские изысканно-розовые кусочки в винном соусе тоже именуются сельдью и соблазняют безусловно приятным вкусом, да. У осетрины, допустим, тоже по-своему неплохой вкус. А уж та рыба-меч, которой угощал когда-то знакомый таможенник в Севастополе, объясняя, что это браконьеры коптили для себя, - та, признаться, просто как-то ошеломила. Но сказать, что я ее, копченую рыбу-меч, люблю? Не могу я так сказать. Или вот эту, в винном соусе? Кушать люблю, а так не-а. Сказано народом, и сказано точно.
Потому что любовь - не вздохи на скамейке и не прогулки при луне, в винном соусе, с тщательно вынутыми умной машиной косточками. Любовь - это трудное, а главное комплексное чувство. Она невозможна без толики грубости, без чуточки брезгливости, без капельки горечи, без тени сожаления.
Селедка - идеальный любовный объект. Она брутальна и одновременно неотразима. Пресыщение ею вызывает жажду, а жажда - что? Вожделение.
А селедка под шубой? В этом сверхъестественно прекрасном блюде селедку сопровождают компоненты всенародно любимого винегрета (картошка, морковка, свекла) и, будто этого мало, - еще более любимого праздничного оливье (те же картошка, морковка плюс яйца и майонез). Украшено горошком и имеет форму пирога. И ощущение праздничного салюта. Каждый раз, когда в Москве салют, первое, что вспоминаю, - вкус селедки под шубой.
Можно бы еще добавить, что в этом блюде слились в экстазе русские, еврейские, французские (точнее псевдофранцузские) и советские (московские коммунальные) традиции. Лучшие ли это традиции? Гармонично ли это слияние? С точки зрения гурманов и пуристов, как я знаю, - нет, нет и еще раз категорическое нет. Гурманы и пуристы, чуть зайдет речь о селедке, начинают твердить о тонкостях пряного посола. Еще они любят закатить эдак глаза и пропеть: за-а-лом! За-а-лом! Ты слышала о заломе?!
Я слышала о заломе. Я читала о заломе в художественной и мемуарной литературе. О муаровых переливах кожицы, о несравненном вкусе. Люблю ли я залом? Читать о нем - люблю, а кушать - черт его знает.
Сердце
Орган тела, которому теплокровные существа склонны придавать преувеличенное, мистическое значение. Болит живот - фигня; болит голова - завяжи и лежи, или: голова не может болеть, это же кость; колет слева в груди - надо вызвать "скорую".
Сердце символизирует любовь. Каноническое изображение сердца соответствует перевернутому изображению попы.
Серебро и золото
Серебро считается всего лишь полублагородным металлом, вроде как кроличий мех - лишь полублагородной пушниной. Однако вне ювелирно-банковских сфер серебро зачастую воспринимается как нечто более ценное, нежели золото. Значительность седин - и глупые желтые кудри. В золоте всегда отчего-то подозревается лишь позолота. Серебро воспринимается как нечто истинное.
Смерть
См. СОН
Снобизм
"- Кожу пусть шОферы носят. Мы, Марь Иосифовна, будем носить замшу!"
Лучшее определение снобизма есть у Кортасара в "Игре в классики":
"- Если бы я ехала третьим классом, она бы не пришла меня провожать".
"Соки, воды"
Соки - в трех разноцветных, сужающихся книзу конусах. Бледно-янтарные яблочный и виноградный (можно было гадать, какой именно), подозрительно мутный сливовый - наименее популярный. Еще - томатный, для которого на прилавке специально стояла влажной, с розоватыми комками, соли и прилагалась алюминиевая ложка для размешивания. Считалось удачей, если продавщица при тебе открывала трехлитровую банку и атлетическим движением выливала сок в конус, - значит неразбавленный.
Солено-горькая минеральная вода почиталась чем-то чрезвычайно невкусным, что способны пить только отъявленные чудаки.
Зачем я все это вспоминаю? Просто так, чтобы помнить.
Сон
А такая важнейшая сфера человеческой деятельности, как сон, полностью пущена на самотек. То есть поспал - ладно.
Да только нет, не ладно. Неуклюжий, бездарный, невкусный сон ничего не дает ни душе, ни организму. Спать нужно уметь. Нужно научиться извлекать из сна максимальное наслаждение. И не одно, самое очевидное, наслаждение - наслаждение отдыхом, а много разных наслаждений, каждое из которых по-своему чудесно.
Ладно, так и быть. Сейчас настоящий профессионал покажет вам, как это делается.
Итак, начали, записывайте.
Спать нужно только с аппетитом. Сон по часам, через не хочу, по режиму - это как мертвый час в детском саду. Просто вычеркнутое время жизни. Такой сон не приносит никакого удовольствия и, более того, это прямой путь к хронической бессоннице, бессмысленному считанию овец, тазепаму и утренней умственной тупости. "Встать не с той ноги" или "встать с тяжелой головой" - состояние сродни алкогольному похмелью. Не уметь спать - это все равно, что не уметь пить.
К засыпанию нужно подводить себя постепенно, любовно, чутко прислушиваясь к состоянию любимого (своего, разумеется) тела, трепетного разума и нежной души. Возможны вспомогательные средства - вроде чесания пяток посредством специальной девки, как любил покойный муж помещицы Коробочки. (Литературоведы до сих пор спорят: эвфемизм ли это, или именно что имеется в виду чесание пяток? Зная Гоголя можно предположить, что именно чесание.) За неимением девки, готовой чесать пятки, приходится довольствоваться липовым чаем, тепленьким душем, праздной прогулкой по интернету. Лично я всему предпочитаю книжку. Но только не любую первую попавшуюся, упаси бог. Здесь важно все: от стиля и сюжета, до формата, шрифта и фактуры бумаги. Идеальны детские приключенческие романы, изданные лет пятьдесят-сорок назад, на бумаге припахивающей ванилью… Но они вообще идеальны. Вообще лучше не читать что-то новое, а перечитывать. Когда накатит первая волна предзабытья, не должно возникнуть соблазна прогнать ее, чтобы выяснить, женится ли Сан-Хосе на Марселине. Хотя… Иногда можно потрясти головой и проглотить еще пару-тройку главок, готовясь встретить новый накат сна, еще сладостней, еще приятней… Но это уже изыски, доступные лишь истинным мастерам, да и то только когда они в хорошей форме. Удовольствие небезопасное - экспериментируя подобным образом, можно спугнуть сон. И тогда Олле Лукойе… Ну, вы знаете.
Закрыть книжку, погасить свет, умоститься на подушке и уснуть за сто с чем-то секунд - вот он, высший пилотаж. Некоторые любят еще сон после секса - уснуть в объятиях любимого, как пишут в романах о Сан-Хосе и Марселине, (или же примем нескромную версию о покойном муже почтенной госпожи Коробочки). Что сказать об этом? Конечно, неплохо. Но как-то немного девальвирует и то и другое - и прелюдию, и следствие. Снижая одно - до прелюдии, другое - до следствия. А ведь это две самоценные вещи. Мне так кажется.
Ничто не должно отвлекать нас от наслаждения сном, ни чувства, ни мысли, ни - даже! - сновидения. Это не парадокс. Некоторые как будто засыпают единственно с целью увидеть что-нибудь цветное, многозначительное и интересненькое. Это ложный путь, поверьте. За интересненьким лучше ходить в кино или куда-то там еще. Спать нужно ради самого сна.
Итак, мы в постели. На правом или левом боку, подушка под щекой - но не под плечом! - ноги слегка согнуты. Постельное белье предельно гладкое и нежное, но не из шелка. Ночная одежда, разумеется, только по фасону Мерилин Монро - то есть капелька Chanel № 5 или там какой-нибудь body lotion. В комнате тепло (вечером), но не душно, а к утру желательно, чтобы стало несколько прохладнее. Некоторые любят, впрочем, во сне слегка запотеть, а некоторые - пустить на подушку струйку слюны. Это не возбраняется (вспомним, что истинные гурманы предпочитают в особых случаях есть руками). Удачный сон - это лакомство, равного которому нет в мире. Даже, если он, сон, - последний, - тем слаще, слаще…
Спеллер (Speller)
Говорят, Набоков, когда писал по-английски, то, желая создать некий эквивалент своему русскому стилю, листал словарь Вебстера и выбирал из синонимических рядов слова с пометкой "устаревшее", "редко употребимое" и так далее. С этой же целью можно использовать компьютерную функцию speller. Если в тексте совсем нет слов, подчеркнутых спеллером, значит это скорее всего какая-то дрянь или деловое письмо. Можно считать, что спеллер - это внутренний корректор писателя. Но при определенном душевном настрое он воспринимается как внутренний редактор или внутренний цензор. Между писателем и спеллером неизбежно устанавливаются отношения "ученик - учитель" (понятно кто есть кто). Ученик постоянно готов к бунту: а я, мол, все равно не сотру это слово, не сотру, не сотру!
Можно составить отдельный текст в тексте - из слов, которые подчёркнуты спеллером.
Интересно, что в данном написанном мною отрывке красная волнистая линия появилась лишь под одним малоинтересным словом "употребимое", да и то, я думаю, по какой-то ошибке, поскольку спеллер предлагает заменить его либо на весьма сомнительное "употребимте" либо на "употреби мое" (мое - что?).
Значит, следуя собственной логике, я должна выбросить эту заметку на помойку: наличие в ней слова "употребимое" многого не стоит, определенно.
Ну да ладно, не пропадать же добру.
Попробовала слова "потребное", "употребленное" - все нормально, никаких красных подчёркиваний. Зато сейчас спеллеру не понравилось слово "подчёркивания". Впрочем, нет, как оказалось, в именительном падеже оно его устраивает. Поди знай, что он хочет.
Видимо, после слов "поди знай…" я последний раз сохранилась, а потом отошла к телефону, свет мигнул, сейчас смотрю - пары абзацев как не бывало. О чем писала, не помню, хоть убей. По телефону говорила с Курицыным, а он говорил, что про некоего знатного боди-билдера по фамилии, кажется, Александр Невский, написали в спортивной газете, что он какой-то неправильный боди-билдер и настоящая фамилия его не Александр Невский, а просто Курицын. Кстати, вот интересно: что ему не нравится "боди".
Так. Пока я это набивала, то все думала, как приятно, кстати, пахнет едой из кухни. А потом чувствую: запах приятный, но какой-то навязчивый. Пошла посмотреть - поздно: вместе с долмой из магазина "Армения" сгорела любимая кастрюля. А она между, прочим, была чужая. Французская пароварка, приданное Камий Кайоль, осталась пожить на время. Камий Кайоль ему не нравится, понятно, но ведь и пароварка не нравится, и долма не нравится. Хотя в "Армении" на ценнике тоже, я вспомнила, писалось "толма", попробую так. Нет, и толма не нравится, и боди-билдер, само собой, а вот Курицын, я заметила, нравится. Нравится ему Курицын, он его не подчеркивает.
У него вообще странное отношение к фамилиям. Метелицу он не подчеркивает, но это понятно почему. Михайлов, Иванов, Петров, Орлов, Сирин, Воронов, Воробьев, Уткин, Лебедев, Гусев, Петухов - Петухова подчеркнул! Клянусь. Он меня удивляет сегодня. Он или феминистка (курица важнее петуха, это бесспорно), или он знает и уважает Славу Курицына, что не исключено, я думаю. Проверим на Пелевине. Не… Подумал и подчеркнул. Непонятно.
Иногда спеллер ужасно раздражает. Можно, наверное, - то есть наверняка! - просто отключить эту функцию, но я не умею. Да и ладно, прощу его навязчивость, с ним как-то уютнее. Вроде как ты не одна сидишь долбишь по клавишам, а рядом с кем-то тихим, но внимательным. Он, конечно, соглядатай, да. Но не доносчик, как я надеюсь. Надеюсь, что он никому не доложит, что слово "компьютер" я норовлю писать через два "о" и неизменно делаю ошибку в слове "москвоский", вот именно так, даже он не может меня отучить.
Я думаю, для праздного и неленивого человека это должно быть сильным соблазном - вступить со своим спеллером в отношения, вроде как некоторые любят звонить по телефону "100" или разговаривать с ведущими теленовостей. "Теленовостей" он подчеркивает, зануда. Получи: винтовое ружье, электрический поезд, открытое письмо, группа продленного дня.