Но Шкловский передо мной не извинился. Я от этого не печалюсь. Мне хватает оценки его личности Олегом Волковым: "Болтливый эрудит Шкловский". Один из организаторов поездки писателей для воспевания рабского труда на Беломорканале.
ИСКУССТВОВЕД: "В ЭТОМ месте звучит музыка хорошо темперированного клавира". Из зала: "Да ну ее на хрен, давай гармошку".
Искусствовед: "Именно так! Русской гармошке все по ее размашистому плечу! Итак, слушаем музыку хорошо темперированного клавира".
ГУСИНОЕ ЯЙЦО попало в куриные, его квочка высидела. Гусенок привязался к хозяйке настолько, что ходил везде за ней. Вся деревня смеялась. Она на огород, и он. Она в дом, он сидит на крыльце, ждет. Зарубить не смогла и никому не позволяла.Ей говорили: "Это же гусь, Инна!" Так и умер своей смертью.
ЗАДАЧКА ИНТЕРПРЕДАМ. Коля Петрович, огромный мужчина, жалуется на жену: "Гонит меня, думает, ехать не хочу. А куда, на чем? Шестерня полетела, раздатка скурвилась, тормоза надорвались, одна фара цокнула. Так что дуру она гонит".
- МОГУ СЕБЕ ПРЕДСТАВИТЬ, как одевал бы жену, если б мне платили по-человечески. Ко мне же по-свински относятся. Хрюкаю.
ПЕРЕПАЛКА ЖУРНАЛОВ в середине XIX века. "К "Молве" названье не пристало: ее подписчиков так мало, что хоть зови ее отныне "Глас вопиющего в пустыне"". Журналу юмора: "Всех патриотов "Весельчак", тупого юмора кабак, приводит в слезы и раздумье о нашем жалком остроумьи".
Из Петербурга в Москву: "Журнал Москвы хамелеон душой, московских умников безграмотное эхо. К несчастию других к несчастью встал спиной и ноги целовал у всякого успеха".
Отвечает "москвич": "Вглядевшись в Петербург и все в нем сознавая, невольно выскажешь понятие свое: О Боже мой! Посредственность какая. О Боже мой! Какое дурачье!".
Сумарокову: "Что полновеснее: ум или глупость? - "Конечно, глупость. Ее везут шесть скотов, а меня одна пара".
Старались угнаться за француженками. Модницы завидовали: весь наряд француженки весил двести грамм. Старухи не отставали от молодых. "Пред зеркалом с час места посидит - морщины пропадут, румянец загорит. И зубки явятся, и бровка пострижется. Красотка! Жаль одно - от старости трясется".
Фонвизин подражал голосам Голицына, Вяземского, Разумовского, чем веселил императрицу. Это как в наше время Ираклий Андроников. Гордился даже, что его возили по дачам и он там изображал в лицах. Попугай. Но Фонвизин - драматург, у него "Бригадир" и "Недоросль", а у Андроникова "Загадка Н. Ф. И.", а загадки в ней нет.
НИЦШЕ
И как только Ницше сумел так оболванить многих? Специально и внимательно читал, еще в конце шестидесятых, получая из спецхрана, например "Посрамление кумиров". А уж себя-то Фридрих как любит: "Я говорю предложением то, что не сказать книгой... я дал глубочайшую книгу, моего Заратустру... я учитель вечного возвращения...". Может, вот это Гитлеру нравилось: "Чтоб совершить преступление красиво, надо суметь полюбить красоту". А это глупость: "Современный человек слишком ленив для некоторых пороков, так что они, пожалуй, в конце концов переведутся". Пороки? Переведутся? Да они могут только усиливаться. Если их не гнать молитвой.
И постоянный эпатаж: "Как ранит та рука, которая щадит", тут на Шекспира замашка. "Сердце не любит свободы, рабство от самой природы сердцу в награду дано". "Данте - человек, раскапывающий могилы. Г юго - маяк на море безсмыслия. Жорж Санд - дойная корова с "красивым стилем". "Жизнь - это мирно и тихо гниющий от света могильный череп". А вот это, может быть, верно: "Все то, что мы лично переживаем, не может быть высказано. Речь. опошляет говорящего". А вот это его или не его: "Искусство для искусства - собака, бегущая за свои хвостом?". А вот это -чистый фашизм: "Тот, на чьей стороне сила, не заботится о духе". "Если все враги убиты, надо их воскресить, чтобы снова убить".
За что ж его немцы любили, если он о них мнения невысокого: "поверхностные немцы", "Гете - последний немец, к которому я питаю уважение".
А это без комментариев: "В великих людях и в великих временах лежит чрезвычайная опасность: всяческое истощение, оскудение, без-плодие следует за ними по пятам".
А это полнейший сатанизм: "Из любви к жизни следовало бы желать смерти, свободной, сознательной, без случайностей, без неожиданностей. Наше появление на свет не от нас зависит, но мы можем эту ошибку - а это иногда бывает ошибкой - вовремя исправить. Упраздняя (читай: убивая) себя, человек совершает достойнейший поступок, этим он заслуживает почти. жизнь".
"БРИГАДИРОВА ЖЕНА не рабатывала. Каждый день трудодень выхахатывала". "У кого жена в Сочах, у нас грабли на плечах". "Сочи, Оричи, Дороничи - курортные места" (вят.).
КАК ЕДЯТ: Старик, трясущийся от старости, в буфете исторической библиотеки, говорит: "Ефреи коронят уже не ситя. Коронят по-руски, в кропе". Брал котлету, нес ее, тряся на тарелке,ревматически переступая, к столу. Делил котлету вилкой. Откусывал от кусочка так близко к зубцам вилки, что остаток падал. Он его снова накалывал.
НА МЯСОКОМБИНАТЕ приходил в столовую возчик из приготовительного цеха. С мороза красный, в шапке. Не снимал ее, брал только два первых и хлеб. Хлеб крошил в желтый борщ. Снимал шапку, вставал и, стоя, вычерпывал тарелки до дна. Садился, надевал шапку, доставал пачку "Прибоя", из пачки вынимал папиросу, вставлял в зубы и уходил.
"ВСЕ ТАЙНЫ творчества изведав, слегка амброзией налит, писатель на велосипеде по Переделкину палит. Его прекрасная ждет дача и сверхшикарный кабинет. Но вот такая незадача: не пишет - музы близко нет".
ПОДХОДИТ, УВЕРЕННО:
- Мы встречались, помните? "Вы все, конечно, помните". - Жмет руку. - Мы даже в принципе где-то как-то типа того, что "на ты". Позволишь, снимок с тобой для истории? - Снимай, это не страшно. Да скорее, а то каждую минуту, на глазах, стареем.
Он:
- Как ты ощущаешь: чаша народного гнева скоро будет с краями полна? - и без паузы: - Как тебе музыка? Что она тебе говорит?" (Мы в перерыве концерта в консерватории).
- Музыка разве говорит? Она действует.
Он:
- Ты молоток! Среди долины ровныя ничто в полюшке не колышется. И вообще: отойдите от края платформы!
Зачем подходил? Кто это? Зачем записал?
БОРОНИТЬ, СКОРОДИТЬ, лущить... прощайте, славные слова. И приметы. Почему пожар от молнии надо тушить молоком от белой (вариант: от черной) коровы. Да ведь ее пока подоишь, все уже сгорит. И подоить перепуганную корову невозможно, мышцы вымени сожмутся. Оказывается, молния попаляет нечистую силу, которая прячется под коровой и лошадью.
Еще я застал и такое поверье: живой огонь, царь-огонь. Это, когда добывают огонь трением дерева о дерево. Или высекают искру, ударяя кремнем о другой кремень или о железо.
БЫВШИЙ ОФИЦЕР стал писать стихи: "О, как я был тогда красив: я вырастал на фоне ив". "Живете вы все с нервами, а я живу со стервами". "Война - фигня, главное - маневры". (Это он свистнул из прошлого еще армейского фольклора.) Мне он долго досаждал, чтоб я помог ему и с книгой и со вступлением в Союз писателей. Неграмотность его меня устрашала. Но человек он был хороший. Я подарил ему Даля, сделав надпись в японском стиле: "Тебе, читавшему букварь, уже пора читать Словарь. Прими его, читай всечасно и начинай писать как встарь". Он: "Зачем встарь, у меня свой стиль, ты просто не понимаешь".
Но экспромт мой привел его в восхищение. Дело в том, что он приходил с хорошими сухими винами. Я сделал почеркушку, опять же в его стиле: "Мне нынче крупно повезло: пришел поэт, принес мерло. Мы сразу круто воспарили, не все же жить нам западло".
О НОВЫХ ТЕХНОЛОГИЯХ говорят во всем мире, а о любви - только в России. Легко оспорить, но если учесть, что в западном мире (да и в восточном) под любовью понимается физическое общение, то тут им всем до России как до далекой звезды. И не остыла она, не погасла, и свет и тепло только от нее.
ДОВЕЛА. В НАЧАЛЕ нашего супружества жена подарила мне к 23 февраля теплый шарф. Я ей к 8 марта подарил спортивный костюм. Вскоре она купила мне толстое вязаное белье, я ей лыжи и коньки. Затем дело шло следующим образом: от нее мне: валенки, меховая телогрейка, стеганый халат, домашние боты. Я отвечал ей кедами, велосипедом, ракетками.
И вот, больной и усталый человек, сижу, завернувшись в одеяло, и читаю ее веселые письма. "Старичок мой...", - пишет она с туристской тропы.
ЮРИЙ КУЗНЕЦОВ: "У меня строчку "Русскому сердцу везде одиноко" напечатали: "Русскому сердцу везде одинаково"". Я утешаю: "И то и другое верно".
НЕ УМЕЕМ МЫ, русские, объединяться. И все-таки русское дело движется туда, куда надо. То есть к Богу. Это Божия милость. И даже лучше не кричать про объединение. Усилия партий, фондов, союзов, ассоциаций только тормозят. На них же начинают надеяться, и собственные усилия ослабляют. Не царское это дело - объединяться вкруг идей.
Идея одна - воцерковление.
ПРОСТРАНСТВО ДНЯ непрестанно загружает мозговые клетки мусором сведений, впечатлений. Конечно, "все ниспослано Тобою", но находить бы силы избавляться от нашествия того, что и не было и не будет нужно.
СОТНИ И СОТНИ собраний, заседаний, съездов, пленумов, комитетов, комиссий. Тысячи и тысячи речей, выступлений, дискуссий, реплик, постановлений. И редкость редчайшая, что услышишь умное слово. Нет, живая мысль бьется только в книгах. В хороших.
"СПАСИБО, ДРУГ! Тоской влеком вновь за тобой след в след ступаю. В твоем Никольском-Трубецком я, как убитый, засыпаю. Проснусь - дождище за стеной, и храм Никольский за спиною. Моя тоска опять со мной, и кладбище передо мною".
НА КАЧЕЛЯХ ДВЕ девочки, три и четыре года, качаются и весело поют, войдя в ритм раскачивания туда-сюда, нажимая на ударные слоги: "В одной маленькой избушке жили-были две старушки. И была у них собачка по названью Кукар^чка. Раз поехали на дачку, захватили Кукар^чку. По дороге неудачка - заболела Кукарачка. Повезли ее в больничку, стали делать оперичку. С оперичкой неудачка: сдохла наша Кукарачка... В одной маленькой избушке плачут, плачут две старушки: ведь была у них собачка по названью Кукарачка" (Керчь, Аршинцево).
ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ СВОБОДЫ - духовное рабство. Кричи, что хочешь, толку никакого. И ничего не добился, и опять в дураках.
Но демократам сказать вообще нечего. Это сразу заметно по тому, что они постоянно поднимают крик про общечеловеческие ценности. Тут уже такая исчерпанность, что и выдрючивания на тему не спасают. Но им-то что: все проплачено, предоплата свершена, надо отрабатывать. Общечеловеческие ценности? Да у вас одна ценность - деньги.
ЧЕМ ПРЕКРАСНЕЕ было прошлое, тем тяжелее жить в настоящем. Когда-то прошлое было будущим, и оно прошло и стало прошлым. И опять есть будущее, и оно пройдет. Такое колесо. То есть настоящего нет. Во всех смыслах. Ни времени и ничего настоящего, то есть надежного, стоящего.
УТЕШЕНИЕ ПОЭТУ: "Твою обиду мне не забыть, за тебя содрогаюсь от боли я. Конечно, поэта надо любить. Поэта в годах тем более. Такого тебя весь мир возлюбил: в Европе, в любой Замбезии. Зачем же ты погасил свой пыл в родимой моей Кильмезии? Здесь половина людей не умна, то половина женская. Виновна в этом опять же луна, да плюс темнота деревенская. Ты запомни, мой друг, ты в Кильмези любим. На том стою до упертия. Я знаю - ты талантом своим подаришь Кильмези безсмертие".
ПОСЛЕ ВСТРЕЧИ в Иркутске подошел мужчина в галстуке: "Можно спросить? Я так и не понял, как вам удается динамизировать слово и как удается насыщать фразу энергетикой?" Я абсолютно не понимал, что ответить. Отговорился незнанием. Он, разочарованный, отошел. Рядом стоял еще один мужчина, тоже был на встрече. Первый отошел, этот мне посоветовал: "Ты б сказал ему: иди ты в баню мыть коленки. Умный, как у Ленина ботинок. Динамизировать! Закрой рот, открой глаза, так? А пойдем примем, земеля, за встречу вятских на сибирской земле!Как товарищ Сталин сказал: "Скажи мне, кто твой друг, и оба поедете в Сибирь". Я тоже всю жизнь за Вятку буром пер. А эти умники развелись: "Закрой чакры, открой мантры!" Только болтать.
ЧТО ТАКОЕ "Один день Ивана Денисовича" после Шаламова, Зазубрина, Бунина, Шмелева? Да это еще ничего, как хроника одного дня. И очерки "Матренин двор" и "Захар Калита". Но эти гигантские исследования "Узлов", "Гулагов", ну честно бы говорили - невозможно читать. Мысль опережает художника. А мысль тендециозна. Герои не для показа жизни, а для выражения авторской идеи. И это опять же терпимо. Но давит своими мыслями, а они не новы. Старается "важно в том уверить, в чем все уверены давно". И эта манера не собственно прямой речи, косвенной. Вроде и герой, а вроде бы автор. Чувства родины, русскости заменены борьбой с коммуняками. А этот "расширительный" словарь русского языка? Комедия.
И что я о нем?
ПЛОТНИК: ПЯТНИЦА - тяпница. Хватит топором тяпать, пора тяпнуть.
- ВНЕЗАПНО ЯВЛЯЕТСЯ муженек и дружки его. Где-то уже отметились. Еще и шутит: "Наливай, хозяйка, щи, к нам пришли товарищи". Я растерялась: четыре мужика, чем кормить? Потом ставлю им живо-жаренку, садитесь. Сидят, нахомячивают. Им что, было бы жидкое, без твердого обойдутся.
- ПУСТЬ У ПИСАТЕЛЯ нет таланта, компьютер-то есть у него? -Есть. - Ну, так чего еще надо?
РАССКАЗЫВАЮ В ВОСКРЕСНОЙ школе о Китае детям, какие умные китайские дети, какие упорные. Девочка: "Ребенок из Китая равен ребенку из прошлой России".
СТАРУХА ТАЛАЛАНТЬЕВНА: - Нельзя стрелять в людей с иконами. А племянник служил в МВД, говорит: "Присягу подписывали - выполнять приказы". - А если бы приказали? - "Я бы, тетя Шура, мимо стрелял".
ЭНГР НРАВИЛСЯ за краски. Может, и не более. Помню его, а опять и опять смотреть не тянет. А к Левитану пришел позднее. Мое он приподнял и на подносе живописи преподнес. Будучи экскурсоводом, наблюдал за ребятами. Их тормозили сюжетные картины и нежно выписанные лица, вскоре наскучивающие. И то, что вспоминалось из иллюстраций в учебниках и открытках. Великие произведения оставляли равнодушными. Ничего, все постепенно.
Пришел я к Пластову, Венецианову, Тропинину, Нестерову, Боровиковскому, Серову от тех же Нисского, Сарьяна, Домашникова, Ван Гога, Матисса (писал о них). А к Рублеву от всех их вместе взятых, от икон и росписи в церквах.
Что Энгр? Для примера. У голландцев так много тяжелого матового серебра, что полотна чуть не рвутся, так много его (серебра) наставлено. То же дичь, фрукты-овощи, полдни в Неаполе...
Словом, мысль еще такова, что к большому приходишь, когда оно было в твоей жизни, ты был лишен его, и вот: оно здесь, на картине. Осень моя, ее золото, над вечным покоем, радуга и березы Куинджи, грачи Саврасова... Но и (тогдашнее: Моя любимая картина - Романо Джульо "Форнарина", о, милая, так грустно не смотри, ты лучше двух десятков Самари) "Жанна Самари". Все ж-таки без голой груди и без красного знамени на баррикадах.
СУПРУГЕ: НУ, МЫ идем в гости? - Не знаю. - Но мы же обещали. -Иди. - Как же я один пойду? - Очень просто. - Ладно, собирайся. - Интересно, в чем я пойду? - Вот в этом платье. - Ему сто лет. - А в этой кофточке? - Да кто теперь такие носит? - А этот костюм? - Если хочешь опозориться из-за жены, надену. - А вот эта блузка? - Ее надо было сто лет назад выкинуть. - Но вот это-то, это-то! И это! - Я во всем этомкак чучело огородное! Тебе вообще всегда все равно, как я выгляжу.
НА РЕЙДЕ МНОГО света от береговых прожекторов, от фонарей на мачтах. Да плюс большущая луна. Все соединилось в гармонии неба, земли и моря. Спокойная вода, хорошо видно спящих рыб. Привыкшие к гудению винтов даже и не шевельнутся. Они были независимы от ковчега Ноя. А нам бы без него не спастись. Но в будущем и вода закипит, и море станет как кровь.
Рыба прыгнула в руки монаху, когда нечего было есть, и он взмолился.
В ГОСТЯХ ДЯДЯ Савелий. Поел хорошо, откинулся, гладит живот: "Ну, отвел душу". Мальчик, сын хозяев: "Дядя Сава, не надо душу отводить".
ДРУГОЙ МАЛЬЧИК, плохо послушный. Бабушка провожает его: "Иди с Богом!" - Он (сердито): "Нет, я один пойду!" И плохо закончил жизнь.
ЧЕРЧИЛЛЬ, НАГОВОРИВШИЙ много любезностей Сталину и вообще СССР, известен еще и тем, что выпивал ежедневно две бутылки армянского коньяку. Это-то все знают, а речь в Фултоне забыли. Речь совершенно гитлеровская, даже по лексике: "Гитлер начал дело развязывания с войны с того, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию". Господин Черчилль начинает дело развязывания новой войны тоже с расовой теории, утверждая, что "только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы мира"". Каково? ("Правда" март 1946 г.)
ТЫСЯЧИ ПЕСЕН всякого рока, авангарда, рэпа, но как выйдет на берег Катюша! "Пусть он землю бережет родную, а любовь Катюша сбережет". И эта Катюша была родная сестра гвардейскому миномету "катюша".
ДЕВОЧКА МАЛЬЧИКУ: "Не тронь муравья, у него есть маленькие дети - муравьи". - "А если нет, так можно наступить?"
- ЕЛИЗАВЕТА ВЛАДИМИРОВНА, почему же вы не читаете Белова, Распутина? - Миленький, есть же Евангелие.
Читать художественную литературу стали меньше, потому что появилось много духовной литературы. И должно же это принести духовные плоды.
Почему трудно воззреть ко Господу? "Омрачились умом в житейских страстях". И: "Дружба с миром есть вражда против Бога".
Терпение вырабатывается волей. Терпеть может и гордый, и себялюбец, и тщеславный. И прикрываются заботой о мире, о людях. А вот смирение, за которое дается благодать - это награда за молитвы, самоотречение. Главное тут для интеллигентов, чтобы язык не был бы "прикрасой неправды".
Да что ж я-то такой умный получаюсь, а сам очень плохой молитвенник, очень пребываю "в лукавствии мира".
НА ПТИЧЬЕМ РЫНКЕ мужчина в телогрейке ходит с котом, щиплет его за шерстку меж ушей. Кот моргает. "Смотри, какая шапка. К зиме вылиняет, мех окрепнет". Другой купил рыбок, а банка с ними вдруг выскальзывает и разбивается. Все ахают, а продавец рыбок кидается на четвереньки и собирает трепещущих рыбок ртом. Встает, кровь на губах, порезал об осколки банки. Но доволен, спас рыбок. Выплевывает рыбок в аквариум. Наполняет водой еще одну банку, начинает сачком снова ловить. "А сколько неончиков брали? Пять? Возьмите еще самочку. Через год и уху будете варить".
- РУССКИЕ ВО ВСЕ века испытывали сверхчеловеческое напряжение. - То есть хочешь сказать, что устали? - Никогда! Как солдаты на марше? Спали на ходу. А вспомни наши Крестные ходы.
ТОПЛЮ БАНЮ
Стыдно сказать, топлю шестой час подряд: дрова сырущие, баня худющая. Мусор жгу, фанеру. Сегодня даже солнце. Так неожиданно выходит из-за туч, что вздрагиваешь как собака, которую неожиданно погладил хозяин. Или как наказанный и прощенный ребенок.