Зал дружно проголосовал за предложенный проект. Поправка директора не прошла. На следующее утро протокол собрания с подписями Давиденко и Никитина лег в директорскую папку входящих, а копия на стол председателя профкома. В профкоме к конфликту отнеслись спокойно, они знали истинную цену этой бумаги.
Однако самолюбие директора было задето, и он потребовал к себе Давиденко, как только увидел протокол на своем столе.
Виталий переступил порог кабинета без всякого волнения или, тем более, страха. Он много раз был в кабинете директора и других руководящих кабинетах. Он уверен был в своей правоте, знал свое дело и вполне с ним справлялся, поэтому был спокоен.
Прошла ночь и три часа нового рабочего дня, но негодование директора не ослабело:
– Я попросил профком помочь мне разобраться в делах ИВЦ и наказать Бриля по заслугам, а вы стали плясать под его дудку.
– А мы видели нашу задачу в том, чтобы сформулировать мероприятия по исправлению ситуации, и они в протоколе есть. Меня удивляет, почему мы должны были рекомендовать руководителю наказать своего подчиненного. В квартальном отчете ИВЦ и так все есть для любых оргвыводов.
– Опять ты меня учишь, и это голосование чего стоит.
– Мы не нарушили Положение о ПДПС. Наш протокол всего лишь рекомендации. Можете выбросить его в корзину. Не понимаю, почему в наших предложениях должно быть только то, что вы хотите себе порекомендовать?
– Если не понимаешь, то наш разговор окончен. Тебе разъяснят другие.
В конце рабочего дня Давиденко потребовали явиться к заму директора по кадрам.
Сошенко начал без пространного вступления:
– Георгий Анатольевич попросил меня провести с вами беседу. От ее результатов зависит ваше будущее на предприятии.
– Не понимаю, в чем моя вина!
– Попытаюсь разъяснить. Есть неписанные правила поведения подчиненного по отношению к руководителю. Могу поделиться своим опытом. Если руководитель высказал возражения по поводу моих предложений, то я сразу прекращаю данную тему. Изучаю вопрос, ищу дополнительные аргументы и при следующей встрече, после извинений за неполную готовность накануне, вполне деликатно привожу эти новые аргументы. Если он и на этот раз отказывает, то я никогда не возвращаюсь к данной теме.
– Полностью с вами согласен. На стене в кабинете Бондаренко висит плакат с известным изречением: "Первое, шеф всегда прав. Второе, если шеф не прав, смотри первое". Он отвечает за результат, поэтому за ним право проигнорировать любые предложения подчиненных. Кроме того, он может располагать информацией, которая неизвестна подчиненным или он не хочет объяснять истинные свои цели, что в корне меняет ситуацию. На собрании ПДПС я представлял коллективный орган, пусть даже бутафорский, а не себя…
– Вижу, вы все понимаете, но вчера попытались насильно навязать свое решение второму лицу на предприятии.
– Наше право высказать свои рекомендации, его – выбросить их в корзину. Сегодня утром, я объяснил Георгию Анатольевичу, что предложения ПДПС не предопределяют его решение.
– Зато создают конфликтную ситуацию – один из руководителей предприятия игнорирует предложения одного из органов профсоюзного комитета.
– Тогда должен признать, что ничего не понимаю в бюрократических играх.
– Это не игры, а азы административного руководства. Пока вы их не усвоите, у вас не будет никакой перспективы карьерного роста.
– Меня учили, что опираться можно только на то, что сопротивляется.
– Вы не сопротивляетесь, что можно делать вполне деликатно не задевая самолюбия начальника, вы, извините за грубость, "прете, как паровоз", причем на глазах сотен людей. Георгий Анатольевич просил передать, что ценит ваши знания и работоспособность, но просит изменить свое поведение.
– Я тоже глубоко уважаю Георгия Анатольевича, как руководителя и человека, поэтому исходил только из желания найти правильное решение для предприятия в данной ситуации.
– Поверьте, что в данном случае вы не владеете всей информацией, иначе вы вели бы себя по-другому.
– Вполне возможно. Тем более, он мог спокойнее отнестись к нашим предложениям…
– Зная ваше упрямство, не очень ожидал раскаяния. Ваша деятельность в целом полезна для предприятия. Поэтому никаких оргвыводов пока не будет, но впредь будьте благоразумнее.
На прощание Сошенко не подал руку. Виталий не удивился, так как он знал этот прием демонстрации недовольства зама по кадрам. Сам Давиденко никогда и никому не предлагал рукопожатие первым при встрече или прощании, тем более начальнику или женщине.
В данном случае демарш Сошенко был третьим по счету. Впервые это было, когда Виталий просил перевода в отраслевой НИИ. Второй раз, когда Виталий попытался принять на работу одного парня, мать у которого была еврейкой.
В лабораторию нужно было пригласить на работу конструктора с опытом разработки оргоснастки. У Виталия было несколько идей и заявок от подразделений, в том числе от ИВЦ. Сошенко отклонил не одно предложение о переводе желающих из КБ. А тут на выставке оборудования в Доме техники Виталий встретил парня, который оказался конструктором с завода технологической оснастки, ХЗТО. Они разговорились, обсуждая достоинства и недостатки одного из экспонатов. Суждения парня были здравыми и свидетельствовали о знании эргономики и конструкторском опыте. Виталий рассказал о своих планах. Леонид Федченко, так звали парня, с готовностью предложил свои услуги. Они без проблем согласовали должность и размер оплаты, а на следующий день встретились в отделе кадров.
Сошенко был занят. Чтобы не терять время, Виталий взял у начальника отдела кадров Рыкуна бланки анкеты и заявления и усадил Леонида за стол с образцами заполнения документов. Набором итээровского состава занимался исключительно Сошенко. Он же, как правило, давал разрешение на заполнение анкеты после собеседования. Но уж подпись на заявлении для подготовки приказа о приеме на работу Сошенко не доверял никому, даже когда был в отпуске.
Виталий бегло просмотрел анкету Леонида. Отец Федченко Михаил Леонидович, старший инженер технолог ХЗТО, мать Майя Ефимовна Федченко (Файнбиш) библиотекарь. Отец украинец, мать еврейка, и Леонид указал национальность – украинец. Такова была традиция, указывать национальность по отцу. У Альбины мать украинка, а отец белорус, национальность в паспорте Альбины – белоруска. На предприятии было несколько евреев по паспорту, а потому "по чему бьют", как в анекдоте, гораздо больше.
Как оказалось, в ОТиЗ штатным расписанием КБ занималась жена Таля, тоже наполовину еврейка. При первой встрече она узнала Виталия и почему-то сильно смутилась. Вероятно, никак не ожидала встретить его здесь на "ящике".
Черноволосого и черноглазого Давиденко самого часто принимали за еврея, хотя все его предки были из запорожских казаков и всегда писались украинцами.
Одна соседка (посватана в Курске, где служил ее муж, харьковчанин) часто донимала Альбину: "Твой Виталий не пьет, не курит и все с книжками. Признайся, он еврей? Очень похож".
– Турок он! – отвечала Альбина полушутя – полусерьезно. – Предок его наверно привез турчанку из похода. Взрывается как янычар. И мать, и бабушку его в Стамбуле приняли бы за своих.
Когда Давиденко с Леонидом вошли в кабинет Сошенко, тот был удивлен, что анкета заполнена заранее.
– Попросил у Рыкуна, чтобы не терять время.
Сошенко бегло взглянул на Леонида, пригласил посетителей сесть и стал читать анкету с явным неудовольствием на лице.
– Да, нам нужен был конструктор в лабораторию организации труда, но вчера поступило указание руководства прекратить прием. Ожидается сокращение штатов. Сами понимаете сокращать вакансии лучше, чем резать по живому, – обращаясь к Леониду, добавил. – К сожалению, мы не можем вас принять сейчас. Я оставляю заявление и анкету у себя. Как только появится возможность, мы вам сообщим. Вы свободны.
Виталий тоже поднялся, намереваясь выйти с Федченко.
– Виталий Семенович, у меня есть к вам еще вопросы, – остановил его Сошенко.
Виталий кивнул на прощание Леониду и приготовился выслушать начальника, не догадываясь, зачем его задержали, хотя сам готов был попросить разъяснения по поводу закрытия вакансии конструктора в штатном расписании лаборатории.
– Кого вы мне привели?! Кто вам дал право давать анкету для заполнения без моего разрешения?! – Сошенко не скрывал своего негодования.
– Во-первых, хотел сэкономить свое время, во-вторых, я навел справки в ХЗТО через коллег. Он хороший специалист и положительно характеризуется как человек. А то, что он оказался наполовину евреем, так это стало понятно только из анкеты…
– Это и так ясно без анкеты.
– Меня тоже иногда принимают за еврея. И я не пытаюсь упражняться в физиогномике и евгенике. На предприятии много людей разных национальностей: татар, греков и тех же евреев. Насколько я понимаю, главное, чтобы не было родственников за границей. Так пусть служба режима проверяет его данные…
– Не лезьте не в свое дело. Вам я официально объявляю замечание.
– А как быть с вакансией? Нам нужен конструктор…
– Ищите на предприятии такой вариант, чтобы руководитель не возражал. Я не собираюсь решать ваши проблемы, создавая себе новые…
В тот день Сошенко на прощание не подал свою руку вторично.
Вскоре такой случай нанять конструктора представился. К Сошенко на личный прием явился конструктор с просьбой перевести из КБ на завод куда-нибудь. Его начальство не возражало. Конструктору Войтенко, долговязому и желчному холостяку, было под сорок лет. Его едкие замечания и жесткие, но меткие характеристики и прозвища по адресу начальников надоели. Начальство мстило тем, что не повышало ему должность и заработную плату. Хотя Давиденко обеспечил заметное повышение заработка, свои шуточки Гоша Войтенко не прекратил. Его звали Георгий, но он не хотел называться Жорой, как за глаза называли директора опытного завода Георгия Анатольевича Бондаренко.
– С начальством ничего не хочу иметь общего, – шутил при этом Гоша.
К колкостям Гоши Виталий относился спокойно. За обидной подчас формой скрывались справедливые и полезные суждения, поэтому вскоре они стали доверять друг другу и сотрудничать с большой пользой для всех.
Месть начальника ОТиЗ Яковенко оказалась не такой безобидной, как недовольство директора.
Под предлогом приведения структуры ОТиЗ в соответствии с требованиями министерства, он переименовал лабораторию в бюро и снизил персональную надбавку к окладу Давиденко на десять рублей. И сделано это было на следующий день после злополучного собрания ПДПС. Директор подмахнул приказ, не вдаваясь в детали, одной из которых было упомянутое снижение зарплаты Давиденко.
При ознакомлении Виталия с приказом, Яковенко не отказал себе в удовольствии позлорадствовать:
– Виталий Семенович, ты же не собираешься увольняться из-за десятки.
Давиденко промолчал. Яковенко недавно исполнилось шестьдесят три года. У него от второго брака было двое детей, которых нужно было еще поставить на ноги: школьница и студент, – он боялся, что его могут в любой момент отправить на пенсию. Начальство этот страх чувствовало и подогревало из непонятных побуждений.
Яковенко видел в Давиденко опасного конкурента, хотя Виталий неоднократно уверял, что хотел бы перейти в ИВЦ, а должность начальника ОТиЗ его совершенно не прельщает: скучная и скандальная рутина, как и все что связано со штатным расписанием и деньгами: тарифами, окладами и премиями. Виталий вполне осознавал, что в его случае подтверждается "Принцип Питера" – он демонстрирует "сверхкомпетентность": свою эрудицию и работоспособность. Учит начальников, как нужно работать. Большинство руководителей склонны прощать ограниченную компетентность подчиненных, которая им мало чем угрожает, особенно в условиях, когда критерии эффективной работы размыты, а просчеты: свои и подчиненных можно компенсировать, если умеешь вышибать и припрятывать ресурсы.
Вскоре Яковенко представилась еще одна возможность проявить свое отношение к Давиденко.
Произошло это месяца через три, после того как соседом семьи Давиденко по коммунальной квартире стал Иван.
Сначала Иван просто напивался по вечерам, запирался в своей комнате, а утром сидел как мышка, пока Виталий и Альбина не уходили на работу с детьми: старший в школу, а малая к бабушке, матери Альбины. Потом начались попойки с собутыльниками. Грязи в помещениях общего пользования: ванне, туалете, кухне и прихожей стало больше. Вечером с Иваном было говорить бесполезно – он не с первого раза попадал ключом в замочную скважину двери своей комнаты. А входную дверь в квартиру ему открывали соседи по квартире: Иван быстро догадался, что нажать на кнопку звонка гораздо проще, чем открыть дверь ключом.
Утром в субботу Виталий подстерег Ивана при выходе из ванны:
– Иван, доброе утро, нужно поговорить.
– Доброе! Мне очень некогда, я опаздываю на работу.
– Какая работа, сегодня суббота.
– Я подрабатываю в овощном магазине, а они работают по выходным. Алименты меня просто достали…
– Капуста потерпит пять минут. Ты живешь больше месяца, но, как вижу, убирать не собираешься. Ты с правилами проживаниями в коммунальной квартире знаком?
– Какими правилами?
– Что убирать в общих помещениях нужно по очереди. Нас четверо, ты один, поэтому каждая пятая неделя твоя.
– Да, я тут можно сказать не живу.
– Конечно, конечно! Не умываешься, в туалет не ходишь. Зато твои друзья за тебя отрабатывают, до сих пор в туалете воняет блевотиной после вчерашней попойки.
– Ничего не знаю! Они заходили на полчаса, мне помогли домой добраться, устал я очень…
– Ты устаешь каждый день! Предупреждаю, дверь тебе больше открывать не буду: ни входную, ни в твою комнату. Будешь валяться на площадке или в прихожей на грязи после твоих друзей, пока не отрезвеешь. Нашел лакеев!
– Спешу очень. Я тоже не лакей!
– Конечно, не лакей, наглец, каких мало. Если в течение недели не уберешь, то дальше тобой займется районный прокурор, – последние слова Виталий говорил вдогонку Ивану.
Однако через неделю ситуация еще больше усложнилась. К подъезду подкатил грузовик, грузчики под командой Ивана втащили холодильник и шкаф на кухню, мебельный гарнитур в комнату Ивана и бесконечные коробки в общую кладовку. На пол прихожей вывалили полный мешок женской обуви, причем половина в засохшей грязи после дождей неизвестной давности.
Радостный Иван в новом костюме сообщил Альбине:
– Сошелся с женщиной, зав магазина, где я работаю. Она будет жить здесь.
Альбина, сообщив эту новость поздно вечером Виталию, добавила:
– Может и к лучшему. Женщина наведет порядок, и напиваться каждый день ему не даст…
На самом деле все стало гораздо хуже.
Сожительница вела себя так, словно соседей вовсе не существует. Плоское жирное лицо с нарисованными глазами, взгляд колючий. На голове шиньон невообразимой высоты, сама невысокого роста и с фигурой, которую в деревне называют – "ширша чим довша". Все варила и жарила на таком сильном огне, что газовая печка вскоре покрылась жиром и копотью. Почти каждый день приходил ее пятнадцатилетний сын, чтобы принять ванну, которую после себя не мыл.
Прошло две недели, но соседи убирать в общих помещениях не собирались. Виталий и Альбина записались на прием к районному прокурору, тот их выслушал и попросил оставить заявление. При любом решении прокуратуры предстояла война. Не будешь же каждый месяц бегать в прокуратуру и к участковому милиционеру, чтобы заставить соседей убирать, когда наступит их очередь. Поэтому Альбина и Виталий решили искать обмен. Все вечера и выходные Альбина с детьми, иногда к ним присоединялся Виталий, проводили на "бирже" по обмену вместо прогулок.
Посетителями биржи на восемьдесят процентов были евреи, которые обменивали свои квартиры, полученные в новостройках вроде Салтовки, на квартиры в благоустроенных и престижных районах.
Вариант вскоре нашелся. Двое разведенных мужчин волею судеб оказались под одной крышей. Один алкоголик пенсионного возраста, другой еще не алкоголик, но гуляка под сорок лет искали обмен, так как соседям надоели их оргии. Нашлась тетка, которая поставила целью выкурить их из дома. Почти ежедневные посещения милиции или дружинников сделали их привычную жизнь невозможной.
Алкоголик, как это часто бывает с людьми, потакающими своим порокам и растерявшими все, заломил непомерную доплату. Тот, что моложе, оказался покладистей. Сошлись на тысяче рублей. На обмен, переезд и ремонт, квартира была доведена до состояния конюшни, ушли все семейные сбережения.
Пока оформлялись документы, алкоголик повадился приходить в гости почти ежедневно "обмывать" сделку. Несколько раз Виталий едва сдерживался, чтобы не спустить его с лестницы. Только умоляющий взгляд Альбины его останавливал.
Пришли повестки из прокуратуры. Всех вызывали на беседу к участковому. Иван не явился.
А на работе Виталия пригласил к себе Яковенко.
– На вас поступила жалоба от соседа по коммунальной квартире. Вы состоите в профсоюзной организации нашего отдела, поэтому Сошенко поручил нам разобраться в этом деле.
– Могу ли я ознакомиться с жалобой.
– Пока нет, мы направим к вам домой нашего представителя для изучения ситуации, а затем на собрании ознакомим вас с жалобой и выводами проверяющего.
– Сосед живет три месяца, причем почти месяц с сожительницей, но еще ни разу не убирал помещения общего пользования. Мы подали заявление в прокуратуру, а они не явились к участковому, которому поручено рассмотреть все обстоятельства.
– Кто ему может запретить жить с женщиной.
– Никто не запрещает, пусть убирают за собой. И что такое он мог написать в своей жалобе. Вы меня знаете не один год по работе.
– А кто вас знает, как вы ведете себя дома…
С проверкой приехал секретарь партбюро ОТиЗ Стеценко, далеко за сорок по возрасту, но всего лишь старший инженер бюро трудовых нормативов. Партийная должность давала ему последний шанс стать хотя бы ведущим инженером. Поэтому он выслуживался перед Яковенко правдой и неправдой.
Каким-то образом Стеценко договорился с Иваном о встрече и тот ждал его в субботу дома. Они уединились в комнате Ивана на четверть часа, после чего Стеценко уехал, даже не переговорив с Виталием и Альбиной. В понедельник в обеденный перерыв состоялось внеочередное профсоюзное собрание. Стеценко зачитал жалобу Ивана и результаты своего посещения "места бытового конфликта".
Жалоба содержала такие нелепости, что Виталий отказался их комментировать, сказал только: "Мою жалобу рассматривает районная прокуратура".
Иван приписывал Виталию угрозы, оскорбления и матерщину в свой адрес и адрес "близкой женщины".
Стеценко утверждал, что претензии Ивана обоснованы, хотя Иван мог сослаться только на своих собутыльников.
Формулировка решения собрания не обсуждалась и не ставилась на голосование.
Яковенко закрыл собрание словами: