Лакомый кусочек. Постижение - Маргарет Этвуд 17 стр.


Она потерянно вертела салфетку и глядела, как последний кусочек филе-миньон исчезает у Питера во рту.

18

Мэриан сидела за кухонным столом, уныло ела арахисовое масло - прямо из банки - и листала свою самую толстую поваренную книгу. На следующий день после неудачи с филе-миньон она обнаружила, что не может проглотить и отбивную, и за последующие несколько недель произвела целую серию экспериментов в этой области. Выяснилось следующее: не только говядина, но и свинина и баранина были ей теперь противопоказаны. При виде любого Мяса она сразу представляла себе, от какой части разлинованной коровы, свиньи или овцы оно отрезано, и это вызывало у нее отвращение. Что-то - вопреки здравому смыслу - запрещало ей есть все, что связано с костями, сухожилиями и мышцами. Мясо, размолотое и превращенное в сосиски, рубленые бифштексы, пирожки и колбасу, кое-как еще она могла проглотить, если не слишком пристально в них вглядывалась; и на рыбу пока не был наложен запрет. Курица была прежде одним из ее любимых блюд, но теперь даже мысль о том, чтобы снимать с костей куриное мясо или хотя бы смотреть на пупырчатую куриную кожу, так похожую на человеческую, заставляла ее содрогаться. Чтобы восполнить недостаток белков, она ела омлеты, орехи и сыр. Перелистав поваренную книгу и остановившись на разделе "Салаты", она со страхом почувствовала, что в капризах ее желудка, отказывающегося принимать мясную пищу, таится что-то зловещее. Что, если это будет прогрессировать и с каждым днем перечень приемлемых продуктов будет укорачиваться? "Я становлюсь вегетарианкой, - думала она с тоской, - я совершенно схожу с ума. Скоро буду завтракать в диетических барах". Она с отвращением прочла раздел под названием "Совет любителям кефира": составительница книги с восторгом предлагала: "Чтобы придать кефиру пикантный вкус, посыпьте его тертыми орехами".

Раздался телефонный звонок. Она не сразу сняла трубку. Ей не хотелось ни с кем разговаривать, хотелось подольше побыть в приятном обществе салата, сельдерея и петрушки.

Звонил Леонард Слэнк.

- Мэриан? - сказал он. - Это ты?

- Да. Здравствуй, Лен, - ответила она. - Как поживаешь? - Она давно не видела его и даже не говорила с ним по телефону.

Голос у него был встревоженный.

- Ты одна? Я имею в виду, Эйнсли нет дома?

- Нет, ее еще нет. Она собиралась после работы пройтись по магазинам.

Близилось рождество, в городе уже давно - чуть ли не несколько месяцев - шла бойкая торговля подарками, и магазины были открыты до девяти.

- Но я скажу, чтобы она тебе позвонила, как только вернется.

- Нет, нет! - запротестовал он. - Мне надо поговорить с тобой. Можно, я сейчас приду?

Питер в этот вечер занимался очередным судебным процессом, так что Мэриан была в принципе свободна и не сумела изобрести предлога, чтобы отказать Лену.

- Конечно, приходи, - ответила она и повесила трубку. Значит, Эйнсли ему рассказала. Вот дура! Зачем она это сделала?

Вот уже несколько недель Эйнсли пребывала в приподнятом настроении. Она с самого начала была убеждена, что забеременела, и вела наблюдения за деятельностью своего организма с волнением ученого, который следит за ходом эксперимента в пробирке. Она проводила в кухне гораздо больше времени, чем обычно, проверяя, не хочется ли ей соленого или кислого и не кажется ли ей, что пища меняет вкус. О своих открытиях она незамедлительно сообщала Мэриан, - чай, например, стал горчить, яйца отдавали серой. Она становилась на кровать Мэриан, против туалетного столика, чтобы поглядеть в профиль на форму своего живота: у Мэриан было большое зеркало. Слоняясь по квартире, она постоянно мурлыкала что-то себе под нос; наконец однажды утром ее вытошнило в кухонную раковину - и она пришла в восторг. Можно было уже показаться гинекологу, и вот вчера Эйнсли, перепрыгивая через ступеньки, радостно влетела в квартиру, размахивая конвертом: результат анализа подтвердил беременность.

Мэриан поздравила ее; несколько месяцев тому назад она приняла бы это известие более сухо - ведь ей пришлось бы решать связанные с ним проблемы, например, где будет жить Эйнсли (поскольку "нижняя дама", конечно же, не потерпит в своем доме беременной женщины), и что будет делать сама Мэриан, и стоит ли ей угрызаться из-за того, что она бросает Эйнсли, а если ничего не менять, то как справиться со всеми сложностями и затруднениями, неизбежными в условиях совместной жизни с незамужней матерью и ее новорожденным ребенком? Но теперь эти проблемы отпали, и Мэриан могла вполне искренне порадоваться за Эйнсли. Ведь она, Мэриан, выходит замуж и тоже нарушает свой договор с Эйнсли.

Звонок Слэнка раздосадовал Мэриан, ей не хотелось вмешиваться в чужие дела. Судя по его встревоженному тону, Эйнсли ему что-то сказала, но что именно? Мэриан решила вести себя по возможности сдержанно. Конечно, она выслушает Лена (у нее просто не было выбора, уши-то не заткнешь - хотя что нового он может ей сообщить? Его роль в этой истории окончена). Но этим и ограничится. Мэриан чувствовала свою беспомощность в сложившейся ситуации и злилась: если уж Лену захотелось поговорить, пусть бы и говорил с Эйнсли. Пусть Эйнсли сама ему все объясняет.

Она съела еще одну ложку арахисового масла; масло противно прилипало к нёбу. Чтобы убить время, она пролистнула еще несколько страниц поваренной книги, пока не дошла до главы "Моллюски и ракообразные". Она прочла о том, как чистить креветок (кому это в наши дни придет в голову покупать свежие креветки?) и как готовить суп из черепахи. С некоторых пор у нее появился интерес к черепахам, какой-то странный интерес. По книге полагалось сперва держать живую черепаху в картонном ящике или в клетке в течение недели, ухаживать за ней и кормить мясным фаршем, чтобы ее организм очистился. Постепенно черепаха начнет привыкать к вам и ползать за вами по кухне, как ленивый, но верный спаниель, и тогда в один прекрасный день надо положить ее в кастрюлю с холодной водой (где, несомненно, она с удовольствием будет плавать и нырять) и поставить кастрюлю на медленный огонь. Вся процедура походила на казнь первых мучеников-христиан. Какая жестокость! Что только не делают на кухне во имя приготовления пищи! Но если отказаться от этого, придется обречь себя на суррогаты в целлофановых, пластикатовых, картонных упаковках. Заменители? Или те же трупы, только замаскированные? По крайней мере эти трупы были обработаны кем-то другим умело и заблаговременно.

Внизу позвонили. Мэриан напряженно вслушивалась: она спустится вниз лишь в случае крайней необходимости. Донесся неясный шум шагов и стук двери: "нижняя дама" не дремала. Мэриан вздохнула, захлопнула книгу, бросила ложку в раковину, предварительно облизав ее, и завинтила крышку на банке с маслом.

- Привет! - сказала она Лену, когда он вошел в квартиру. Лицо у него было совсем белое, он запыхался и вообще выглядел больным. - Проходи, усаживайся. - И так как было только половина седьмого, она спросила: - Ты обедал? Приготовить тебе что-нибудь?

Ей хотелось угостить его, хотя бы сэндвичем с беконом и помидором. С тех пор как ее собственное отношение к еде стало таким сложным, ей, как это ни странно, доставляло удовольствие наблюдать, как едят другие.

- Нет, спасибо, - сказал он, - есть я не хочу. Но, может, у тебя найдется что-нибудь выпить? - он прошел в гостиную и плюхнулся на диван, словно так обессилел, что ему было уже невмоготу нести собственное тело.

- У меня есть только пиво. Годится?

Она пошла в кухню, открыла две бутылки и вернулась с ними в гостиную. Стаканов она не взяла. Лен - ее старый приятель, зачем разводить церемонии?

- Вот спасибо! сказал он и поднес к губам приземистую коричневую бутылку. Было что-то детское в том, как он обхватил губами бутылочное горлышко. - Ох, как мне хотелось пить! - сказал он, ставя бутылку на кофейный столик. - Ты, наверно, в курсе дела?

Мэриан глотнула пива, прежде чем ответить. Пиво было фирмы "Лось" - она купила его из чистого любопытства. Вкус у него был точно такой, как у других сортов.

- Ты имеешь в виду ее беременность? - спросила она своим обычным тоном. - Да, конечно.

У Лена вырвался стон. Он снял очки и прикрыл глаза рукой.

- Господи, я совершенно болен, - сказал он. - Я чуть не умер, когда услышал об этом. Я позвонил ей, чтобы пригласить на чашку кофе, потому что она избегала меня после той ночи - вполне понятно, для девушки это большое потрясение, - но такое услышать я никак не ожидал. Весь день даже работать не мог. Я повесил трубку, недослушав, не знаю, что она обо мне подумала, но я просто не выдержал. Она же еще совсем дитя! Никогда в жизни со мной такого не случалось. Будь на ее месте какая-нибудь баба, я бы плевал, большинство баб заслуживает неприятностей, все они стервы, но Эйнсли, такая юная!.. А самое страшное - не могу даже вспомнить, как это получилось! Мы зашли сюда выпить кофе, я чувствовал себя погано, на столе было виски, и я нализался. Я добивался ее - этого я не отрицаю, но такого финала все ж таки не ожидал, то есть я не был к нему готов, иначе вел бы себя осторожней. Кошмар! Что же мне теперь делать?

Мэриан молча наблюдала за ним. Эйнсли, значит, не успела ничего объяснить ему. Что же ей делать - попытаться показать Лену, как был завязан этот невероятно сложный узел? Или подождать и предоставить Эйнсли объясниться с ним самой - что вообще-то было бы правильней?

- Я не могу на ней жениться, - жалобно сказал Лен. - Мне и мужем не хочется быть - я слишком молод, чтобы жениться; а уж сразу стать и мужем, и отцом - это ни в какие ворота не лезет. Ты можешь меня представить в этой роли?

Он издал какой-то булькающий звук и снова взялся за бутылку.

- Роды, - сказал он еще тоньше и жалобнее, - роды меня страшат. Это омерзительный акт. Я не могу вынести даже мысль, - тут его передернуло, - что у меня может быть ребенок.

- Но ведь рожать придется не тебе, - сказала Мэриан.

Лен повернул к ней свое искаженное, умоляющее лицо. Мучительно было видеть этого страдальца с растерянными глазами, лишенными привычной брони из стекла и пластмассы, и вспоминать, каким он был балагуром, умницей и весельчаком.

- Мэриан, - сказал он, - попробуй с ней поговорить. Если бы только она согласилась на аборт, я оплатил бы все расходы.

Он еще отхлебнул пива; Мэриан смотрела, как ходит вверх-вниз его кадык. Она не представляла себе, что Лена можно до такой степени расстроить.

- Боюсь, Эйнсли не согласится, - сказала она осторожно. - Видишь ли, вся штука в том, что она хотела забеременеть.

- Что?..

- Она сделала это намеренно. Она хотела забеременеть.

- Ерунда! - сказал Лен. - Ни одна женщина этого не хочет! Намеренно - ни одна!

Мэриан улыбнулась: его простодушие и наивность были ей приятны. Хотелось усадить его к себе на колени и сказать: "А теперь, Леонард, пришло время и тебе узнать, откуда на самом деле берутся дети!"

- Ты не в курсе дела, - сказала она. - Как ни странно, многие действительно делают это намеренно. Если хочешь знать, это сейчас модно, а Эйнсли много читает и следит за модой; в колледже она увлекалась антропологией. Она считает, что ребенок необходим женщине для реализации своего женского начала. Но ты не расстраивайся, от тебя больше ничего не потребуется. Ты свое дело сделал. Она хотела ребенка, а не мужа.

Лен плохо соображал, о чем она говорит. Он надел очки, поглядел на Мэриан через них и снова снял. Потом, не говоря ни слова, выпил еще пива.

- Так она кончила колледж! Как это я не догадался! Вот что получается, когда женщине дают образование! - сказал он саркастически. - Она только набирается идиотских идей.

- Не знаю, не знаю, - сказала Мэриан не без резкости, - некоторым мужчинам образование тоже не идет впрок.

Лен сделал гримасу.

- Ты, конечно, намекаешь на меня? Откуда же я мог знать? Ты-то мне ничего не сказала, а еще друг называется!

- С какой стати я должна была учить тебя жить! - возмутилась Мэриан. - Но из-за чего ты теперь расстраиваешься? Я тебе все рассказала; как видишь, от тебя ничего не требуется. Она все берет на себя. Поверь мне, Эйнсли сама сумеет обо всем позаботиться.

Отчаяние, в котором пребывал Лен, уступило место гневу.

- Стерва! - пробормотал он. - Втянула меня в историю…

На лестнице раздались шаги.

- Ш-ш! Это она, - сказала Мэриан. - Постарайся взять себя в руки!

Она вышла в крошечную прихожую, чтобы встретить Эйнсли.

- Привет! Что я тебе сейчас покажу! - крикнула Эйнсли, весело взбегая по ступенькам. Она бросилась в кухню, выложила на стол пакеты, сняла пальто, непрерывно тараторя: - Ох, сколько везде народу! Но я и еду купила - а мне надо теперь есть за двоих, - и витамины; и вот, смотри: очаровательные фасончики для малюток, полюбуйся! - она вытащила руководство по вязанию и несколько мотков нежно-голубой шерсти.

- Значит, будет мальчик? - спросила Мэриан.

Эйнсли широко раскрыла глаза.

- Ну конечно! Я считаю, что мне надо…

- Вероятно, тебе надо было обсудить кое-что с будущим отцом, прежде чем предпринимать конкретные шаги. Он в гостиной, и, кажется, очень сердит оттого, что с ним не посоветовались. Видишь ли, - Мэриан усмехнулась, - не исключено, что он хотел девочку.

Эйнсли откинула со лба прядь рыжеватых волос.

- Ах вот что! Лен здесь? - сказала она с подчеркнутой холодностью. - Да, мне еще по телефону показалось, что он расстроился.

Эйнсли прошла в гостиную. Мэриан не знала, кто из них двоих больше нуждается в поддержке и кому она стала бы помогать, если бы пришлось выбирать. Она пошла следом за Эйнсли, понимая, что надо выкручиваться, пока не разразился скандал, но не зная, как это сделать.

- Привет, Лен! - сказала Эйнсли как ни в чем не бывало. - Ты повесил трубку, и я не успела все тебе объяснить.

Лен не смотрел на нее.

- Спасибо, мне уже все объяснила Мэриан.

Эйнсли укоризненно поджала губы: ей явно хотелось сделать это самой.

- Кто-то должен был это сделать, - сказала Мэриан с чопорно-постной миной. - Бедняга так мучился!

- Может, и вообще не надо было тебе говорить, - сказала Эйнсли, - но я не вытерпела. Подумать только, я буду матерью! Как я счастлива!

С каждой минутой Лен все больше закипал.

- Зато я, черт подери, не чувствую себя счастливым! - взорвался он наконец. - Значит, ты просто воспользовалась мной? Ну и дурак же я был, думал, ты хрупкий, невинный цветочек! А ты, оказывается, колледж успела кончить! Все вы одним миром мазаны! Я тебя совершенно не интересовал, тебе нужно было только мое тело!

- А тебе от меня что было нужно? - нежным голоском спросила Эйнсли. - Так или иначе, ты ничего не потерял. Все твое - при тебе. И можешь успокоиться - в суд я на тебя подавать не собираюсь.

Лен встал и начал расхаживать взад и вперед по комнате, держась, однако, на безопасном расстоянии от Эйнсли.

- Успокоиться! Ха! Ты заманила меня в ловушку, в психологическую западню! Теперь я обязан смотреть на себя как на отца, а мне это отвратительно! И все потому, что ты, - он задыхался, не в силах освоиться с новой для него мыслью, - ты соблазнила меня! - Он нацелил бутылку в ее сторону. - Теперь я вынужден постоянно думать о таких вещах, как зачатие, ношение плода, беременность. Ты отдаешь себе отчет, какая это для меня нагрузка? Все это омерзительно и непристойно!..

- Не будь идиотом! - сказала Эйнсли. - Это абсолютно естественно и прекрасно. Взаимоотношения матери, и плода - самые нежные, самые близкие! - Она стояла, опираясь о косяк и глядя в окно. - Самые гармоничные…

- А меня тошнит от этого! - прервал ее Лен.

Эйнсли в ярости повернулась к нему.

- Ты демонстрируешь классические симптомы отцовской ревности. Откуда, черт побери, сам-то ты взялся? С Марса прилетел? Или, может быть, твоя мамаша нашла тебя в капусте? Ты, как и все люди, пролежал в материнском чреве целых девять месяцев и…

Лицо у Лена сморщилось.

- Перестань! - крикнул он. - Не напоминай мне! Я этого не вынесу, меня стошнит! Не подходи! завопил он, когда Эйнсли сделала шаг по направлению к нему. - Ты грязная тварь!

Мэриан решила, что у него начинается истерика. Он уселся на ручку дивана и закрыл лицо руками.

- Моя мать, - бормотал он, - моя собственная мать заставила меня съесть зародыш. Она дала мне яйцо на завтрак, и я разбил скорлупу, и там был зародыш; отколупнул верхушку, а там был настоящий зародыш цыпленка, и я отказался его есть, но мать сказала: "Не глупи! Это обыкновенное яйцо!" - она не видела, что в нем цыпленок, и заставила меня его съесть. Я видел его клювик, и лапки, и все-все… - Его передернуло. - Ужасно. Ужасно. Я не выдержу… - он застонал, и плечи его задрожали.

Мэриан растерялась, лицо ее покрылось краской. Но Эйнсли, заботливо воркуя, села рядом с Леном на диван, обняла его и положила его голову себе на плечо.

- Ну будет, будет! - говорила она, укачивая его. Ее волосы упали на его лицо, точно вуаль или паутина. - Хватит! Это будет совсем не цыпленок, а славный, чудный малыш. Чудный малыш!

Мэриан ушла в кухню. Она была возмущена: эти двое вели себя как дети. Эйнсли уже поглупела и начала превращаться в воркующую молодую мать. Ну скажите после этого, что гормоны не обладают чудодейственной силой! Скоро она совсем отупеет и начнет толстеть. Лен тоже проявил себя совершенно по-новому: обнажилось нечто, глубоко спрятанное в его душе, чего Мэриан никогда прежде не замечала. Будто белую личинку, лежавшую в земле, вдруг вытащили на свет и она стала омерзительно корчиться. Удивительно, как легко оказалось привести его в такое состояние. Его скорлупа была, значит, вовсе не такой толстой и твердой, как Мэриан воображала. Это походило на фокус, который они любили показывать в детстве: обхватываешь яйцо обеими руками и сдавливаешь его изо всех сил, а оно не лопается; оно такой идеальной формы, что твоя сила обращается против тебя же самого. Но стоит чуть изменить угол давления - и яйцо трескается, и на ноги тебе льется белок.

На Лена надавили под новым углом, и он был сокрушен. Поразительно, что ему до сих пор удавалось сохранять иллюзию, будто его пресловутые любовные похождения ничего общего не имеют с зачатием детей. Как бы он повел себя, если бы ситуация оказалась такой, какой он ее представлял себе вначале, - то есть если бы Эйнсли забеременела случайно? Сумел бы он доказать себе, что не виноват, потому что сделал это непреднамеренно? Сумел бы он попросту разругаться с женщиной и уйти с чистой совестью? Эйнсли не могла предвидеть его реакцию. Но решение принимала она - она несла ответственность за создавшееся положение. Что же ей делать с ним? Как ей поступить?

"Ну ладно, - решила Мэриан, - это их дело, пусть сами разбираются, я ни при чем". Она пошла к себе и закрыла дверь.

Однако, когда на следующее утро она принялась за яйцо всмятку и увидела желток, который глядел на нее своим единственным глазом - внимательно и осуждающе, губы у нее плотно сжались, как у испуганной актинии. Он был живой, он жил - и ее глотательные мышцы как будто судорога свела. Она резко отодвинула блюдце с яйцом. Ее сознание теперь уже привыкло к подобным вещам. Она покорно вздохнула и мысленно вычеркнула еще одно название из списка дозволенных продуктов.

Назад Дальше