Отведенный им номер, когда они наконец разыскали его, оказался комнатушкой размером с небольшую кладовку; в номере стояли железная кровать, стул и облезлый комод; в углу к стене был привинчен крошечный телевизор с автоматом, который включал его, если постоялец опускал в щель монету. На комоде лежали два застиранных полотенца, голубое и розовое. Узкое окно против кровати было озарено синим светом уличной рекламы. Реклама то вспыхивала, то гасла, наполняя комнату зловещим жужжанием. Вплотную к двери номера примыкала еще одна дверь, которая вела в крошечную ванную.
Дункан щелкнул задвижкой.
- Ну, что теперь полагается делать? Ты ведь, наверное, знаешь?
Мэриан сняла боты, потом стянула туфли. Ноги у нее горели от холода. Она поглядела на тощее лицо Дункана, белевшее между поднятым воротником и копной спутанных волос: он был очень бледен, и только нос его покраснел от мороза. Он вытащил из какого-то кармана серую от грязи бумажную салфетку и вытер нос.
- "Боже мой, - подумала она, - что я здесь делаю? Как я сюда попала? Что сказал бы Питер, если б он знал?" Она подошла к окну и стала глядеть на улицу.
- Ай да красота! - воскликнул Дункан у нее за спиной. Мэриан оглянулась. Он обнаружил на комоде большую пепельницу, которая прятались под полотенцами. - Неужели настоящая? - сказал он. Пепельница была розовая, фарфоровая, в форме морской раковины, с зубчатыми краями. - Здесь написано: "На память о водопадах Берк", - с восторгом сообщил Дункан. Он перевернул раковину, и на пол посыпался пепел. - Изготовлено в Японии, - объявил он.
Мэриан почувствовала приступ отчаяния. Что делать?
- Слушай, - сказала она. - Поставь на место эту дурацкую раковину и раздевайся. Ложись в постель.
Дункан опустил голову, точно пристыженный ребенок.
- Хорошо, хорошо, - сказал он.
Он разделся с поразительной быстротой - словно потянул какую-то длинную молнию и разом сбросил всю одежду, как кожу. Швырнул одежду на стул, торопливо забрался в постель и натянул одеяло до самого подбородка, глядя на Мэриан с нескрываемым любопытством и, пожалуй, не очень-то ласково.
Мэриан закусила губу и принялась раздеваться. Стянуть чулки небрежным жестом или хотя бы попытаться изобразить такой жест ей не удалось: мешал жадный взгляд круглых лягушечьих глаз Дункана. Мэриан безуспешно пыталась дотянуться до молнии красного платья.
- Расстегни, - сказала она сурово. Он подчинился. Она швырнула платье на спинку стула и принялась сражаться с поясом.
- Надо же! - сказал он. - Настоящий пояс! Я видал такие на рекламах. Покажи-ка! Как он надевается? Можно поглядеть?
Она протянула ему пояс. Он сел и принялся рассматривать его, растягивая ткань и изгибая пластинки.
- Господи, это же прямо средневековье, - сказал он. - Как ты терпишь такое? Неужели тебе приходится все время носить его?
По-видимому, пояс казался ему неприятным, но необходимым медицинским приспособлением: чем-то вроде повязки или бандажа.
- Нет, - сказала Мэриан. Она осталась в одной сорочке и стояла возле кровати, не зная, что делать. Стеснительность - вероятно, глупая стеснительность - мешала ей раздеваться при свете; но Дункан с таким удовольствием наблюдал за этим процессом, что ей не хотелось разочаровывать его. Однако в комнате было холодно, и она уже начинала дрожать.
Мэриан скрипнула зубами и решительно шагнула к кровати. Да уж, работа не из легких. Будь на ней рубашка с рукавами, сейчас следовало бы их закатать.
- Подвинься, - сказала она.
Дункан отбросил пояс и снова скрылся под одеяло, точно черепаха в панцирь.
- Ну нет, - сказал он, - я не пущу тебя в постель, пока ты не смоешь всю эту дрянь со своего лица. У разврата, конечно, есть свои прелести, но если разврат делает мужчину похожим на цветастую салфетку, я предпочту благопристойность.
Она поняла, что он прав.
Кое-как умывшись, она выключила свет и скользнула под одеяло. Некоторое время они лежали молча и не шевелясь. Затем в темноте раздался голос Дункана:
- Теперь я, очевидно, должен сокрушить тебя в могучих объятиях.
Она просунула руку ему под спину; спина у него была холодная.
Он потянулся к ней и принюхался.
- Как ты странно пахнешь, - сказал он.
Полчаса спустя Дункан сказал:
- Без толку. Меня, наверное, невозможно совратить. Дай-ка я закурю.
Он встал, сделал несколько шагов в темноте, нашел свою одежду и принялся рыться в карманах. Нашарив наконец сигарету, он вернулся в постель. Она видела, как белеет его лицо и как фарфоровая пепельница блестит в свете горящей сигареты. Дункан сидел, прислонившись к железной решетке кровати.
- Не знаю, в чем дело, - сказал он. - Но, во-первых, мне неприятно, что я не вижу твоего лица. Впрочем, если бы я его видел, наверное, было бы еще хуже. А во-вторых, я чувствую себя каким-то насекомым, очумело ползающим по голому человеческому телу. Не потому, что ты толстая, - добавил он, - ты вовсе не такая уж толстая. Но все равно: тебя слишком много. Задохнуться можно. - Он скинул одеяло. - Так еще ничего, - сказал он, отгородившись от нее рукой с сигаретой.
Мэриан встала на колени, натянув на плечи простыню, точно шаль. Она едва различала контур его тела, белого тела, чуть мерцавшего на белой простыне в голубом отблеске уличного света. В соседнем номере кто-то спустил воду в уборной. Забурлило, забулькало, звук понемногу улегся, - не то вздох, не то хрип.
Мэриан вцепилась в простыню. Она нервничала и понимала, что ею владеет нетерпение - и еще, пожалуй, холодный ужас. В этот момент ей было бесконечно важно добиться от Дункана хоть какой-то реакции, хоть какого-то ответного чувства, - пусть даже она не в состоянии сейчас предвидеть, что из этого получится; ей было просто необходимо, чтобы в этом существе, в этом пассивном, белом и почти бесформенном, почти бесплотном, тающем в темноте теле, которое словно не имело ни температуры, ни запаха, ни объема, проснулась хоть какая-то эмоция. Но у нее ничего не получалось. Сознание полного бессилия наполняло ее холодным отчаянием, которое было даже хуже, чем ужас. От воли и решительности толку тут было не много. Да она и не могла проявить решительность, не могла заставить себя протянуть руку и коснуться Дункана, не могла даже заставить себя отодвинуться.
Свет сигареты исчез; послышался резкий стук фарфора о дощатый пол. Мэриан чувствовала, что Дункан улыбается в темноте, но какая это улыбка - саркастическая, злорадная или, может быть, ласковая, - она угадать не могла.
- Ляг, - сказал он.
Она опустилась, все еще сжимая край простыни и подтянув колени.
Он обнял ее.
- Нет, - сказал он, - расслабься, опусти колени. Если ты станешь упираться коленями в подбородок. у меня ничего не выйдет, я уже пробовал. - Он нежно, осторожно погладил ее рукой, отталкивая прочь ее колени; он словно разглаживал ее на гладильной доске.
- Понимаешь, это не делается по расписанию, - сказал он. - Не торопи меня.
Он придвинулся ближе. Она чувствовала на щеке его дыхание, резкое и прохладное, а потом почувствовала, как он прижался к ней лицом; у него был холодный нос; ей казалось, что это нос какого-то зверька - любопытного и даже не очень ласкового.
29
Они сидели в грязном кафетерии за углом от гостиницы. Дункан пересчитывал оставшиеся у него деньги, прикидывая, что можно купить на завтрак. Мэриан расстегнула пальто, но придерживала его рукой у воротника. Она не хотела, чтобы окружающие видели ее красное платье: было слишком очевидно, что она не переоделась после вчерашнего вечера. Серьги она спрятала в карман.
На зеленой поверхности дешевого деревянного столика громоздились грязные тарелки и чашки, блестели пятна размазанного масла, мокли крошки в лужицах пролитого кофе - остатки завтрака тех храбрецов, которые рано утром нарушили девственность этого стола и, орудуя ножом и вилкой, что-то уничтожая, а что-то отбрасывая, оставили за собой типичные следы легкомысленных путников, знающих, что они уже не вернутся сюда. Мэриан глядела на эти отбросы с отвращением, однако и сама старалась настроиться на легкомысленный лад: ей вовсе не хотелось, чтобы ее желудок опять устроил сцену. Она решила заказать кофе с тостом и, может быть, немного варенья, считая, что такой завтрак должен пройти без осложнений.
Появилась растрепанная официантка и принялась убирать со стола, предварительно швырнув Мэриан и Дункану замусоленные книжечки меню. Мэриан открыла доставшийся ей экземпляр и заглянула в раздел, озаглавленный: "Предлагаем на завтрак".
Вчера вечером ей казалось, что все вдруг стало ясно - даже привидевшийся ей Питер с охотничьим прищуром; ясно и далеко не радостно; но это было вчера, а сегодня, проснувшись и слушая вздохи водопровода и громкие голоса в коридоре, Мэриан не могла вспомнить - к какому же выводу она пришла накануне? Она тихо лежала, пытаясь сосредоточиться и вспомнить свое вчерашнее открытие; но ее отвлекали пятна размытой побелки на потолке, и вспомнить не удавалось. Потом голова Дункана вынырнула из-под подушки (он прятал ее на ночь, словно для пущей безопасности), и с минуту Дункан глядел на нее с таким видом, будто не понимал, кто она такая и как попала в его постель. Потом сказал: "Идем отсюда". Она поцеловала его в губы, но в ответ он только облизнулся, и это движение, вероятно, напомнило ему о еде, потому что он тут же сказал: "Есть хочется. Пошли завтракать". И добавил: "У тебя ужасный вид".
"Ты, знаешь ли, тоже не пышешь свежестью и здоровьем", - ответила она. Под глазами у него были темные круги, волосы спутались. Они вылезли из-под простыни. Мэриан бегло оглядела себя в пожелтевшем зеркале в ванной. Кожа у нее на лице натянулась, побелела и как-то странно высохла. Действительно, вид у нее был ужасный.
Ей очень не хотелось снова надевать красное платье, но выхода не было. Они молча оделись, мешая друг другу в узкой комнате, нищенское убранство которой было еще более очевидно в сером утреннем свете. Затем потихоньку спустились по лестнице.
И вот он сидел напротив нее, сгорбившись и снова спрятавшись за воротник пальто. Он курил и следил за движением дыма. Глаза его не смотрели на нее и были совсем чужими и далекими. Воспоминание о его длинном тощем теле, которое в ночной темноте казалось невероятным сооружением из сплошных углов и выступов, расчерченных полосами ребер, делавшими его похожим чуть ли не на стиральную доску, - воспоминание это быстро таяло, как рисунок на зыбком песке. Если она и приняла вчера какое-то решение, то оно начисто забылось; а может быть, она и не приняла никакого решения. Может быть, ей только показалось; что угодно могло показаться в ночной синеве убогого номера. В жизни Дункана кое-что все же произошло; она подумала об этом с усталой гордостью - все-таки утешение; а вот для нее, Мэриан, новый этап еще не наступил. Питер был по-прежнему с ней; он был так же реален, как крошки на столе. И теперь ей снова придется жить, считаясь с этим фактом. Придется возвращаться к нему, потом ехать к родителям. На утренний автобус она опоздала, но можно поехать дневным, предварительно поговорив с Питером и все ему объяснив. Или нет - постаравшись уклониться от объяснений. Объяснять, в сущности, было ни к чему, потому что объяснению поддаются явления, имеющие причины и следствия, а тут не было ни того, ни другого. То, что с ней произошло, нигде не начиналось и никуда не вело; это было нечто внешнее, поверхностное. Мэриан вдруг вспомнила, что даже не начала собирать вещи.
Снова посмотрев в меню, она прочла: "Яйца с беконом, зажаренные на ваш вкус. Наши особые, сочные сосиски". "Свиньи и куры", - подумала она и торопливо перешла к разделу "Тосты". Горло ее непроизвольно сжалось, и она закрыла меню.
- Что ты будешь есть? - спросил Дункан.
- Ничего. Я не в состоянии есть, - сказала она. Боюсь, что мне не выпить даже стакана апельсинового сока.
Да, это наконец случилось: ее тело окончательно отгородилось от внешнего мира. Давно сужавшийся круг доступных ей блюд превратился в маленькую точку и исчез… Она поглядела на жирное пятно на обложке меню и чуть не заплакала от жалости к себе.
- Ты уверена? Ну тогда, - сказал Дункан, как будто даже приободрившись, - я могу все деньги потратить на себя.
Когда официантка вернулась, он заказал яичницу с ветчиной и жадно уничтожил ее, не обращая внимания на отчаянный взгляд Мэриан. Увидев, как пронзенный вилкой желток растекается по тарелке, она отвернулась. Ее чуть не стошнило.
- Ну что ж, - сказал он, уплатив по счету и выйдя на улицу. - Спасибо за все. Пойду домой писать реферат.
Мэриан представила себе, как в автобусе будет пахнуть машинным маслом и окурками. Потом подумала о грязной посуде на кухне. Ей представилось, как в автобусе постепенно станет жарко и душно и шины будут подвывать на асфальте. Какие отвратительные насекомые ползают сейчас, наверное, в раковине, полной грязных тарелок и стаканов… Нет, она не могла вернуться домой.
- Дункан, - сказала она, - пожалуйста, не уходи.
- Почему? Ты припасла для меня что-нибудь еще?
- Я не могу идти домой.
Он нахмурился.
- А я при чем? Чем я могу тебе помочь? Я возвращаюсь в свою раковину. Хватит с меня так называемой реальности.
- Я и не жду от тебя помощи. Но ведь можно просто…
- Нет, - сказал он, - нельзя. Ты для меня уже не выход, ты слишком реальна. Тебя что-то тревожит, и ты захочешь говорить со мной о своих неприятностях. Мне придется беспокоиться за тебя и думать о твоих проблемах, а у меня на это нет времени.
Она поглядела под ноги; ее боты и его ботинки стояли в каше тающего снега.
- Нет, я не могу идти домой.
Он посмотрел на нее более внимательно.
- Тебя сейчас, кажется, стошнит, - сказал он. - Возьми себя в руки.
Она беспомощно молчала, уже не пытаясь уговорить его остаться с ней. Да и к чему уговаривать? Если он и послушает ее, какой от этого толк?
- Ладно, - сказал он неуверенно, - я побуду с тобой, но недолго. Ладно?
Мэриан обрадованно кивнула. Они пошли к северу.
- Ко мне нельзя, - сказал он. - Будет скандал.
- Я знаю.
- Куда же мы пойдем? - спросил он.
Об этом она не подумала. Теперь стало ясно, что все пути для нее закрыты. Она зажала уши руками.
- Не знаю, - сказала она, чувствуя, что вот-вот разрыдается. - Не знаю. Наверно, лучше мне вернуться к Питеру.
- Ну, перестань, - сказал он добродушно. - Не устраивай сцен. Пойдем погуляем.
Он силой заставил ее опустить руки.
- Пойдем, - сказала она, уступая.
Они пошли по тротуару. Дункан держал ее за руку. Его утренняя угрюмость сменилась беззаботностью бездельника. Они шли в гору, прочь от озера. Тротуары были заполнены женщинами в шубах, совершавшими субботний обход магазинов; они двигались с неуклонностью ледоколов, лбы их были сосредоточенно нахмурены, глаза сверкали, сумки, точно балласт, помогали им сохранять равновесие на скользком тротуаре. Мэриан и Дункан лавировали между ними, в особо опасных случаях разнимая руки. По мостовой проносились, дымя и разбрызгивая грязь, автомобили. Крупные хлопья сажи кружились в сером воздухе, точно черный снег. Минут двадцать они шли молча; наконец Дункан сказал:
- Не могу дышать этой грязью. Точно плаваешь в аквариуме, полном задыхающихся головастиков. Что, если мы немного проедем на метро? Недалеко, ладно?
Мэриан кивнула, а про себя подумала: ладно, и чем дальше, тем лучше.
Они спустились в ближайший туннель, облицованный нежно-розовой плиткой, и, потолкавшись некоторое время среди пассажиров в мокрых пальто и шубах, пахнущих нафталином, снова ступили на эскалатор и вышли на свет.
- Теперь поедем на трамвае.
У него был, видимо, какой-то план, и Мэриан была этому очень рада; пусть он ее ведет, пусть он за все отвечает.
В трамвае им пришлось стоять. Мэриан держалась за металлический шест и то и дело нагибалась, чтобы выглянуть в окно. За окном - точнее, за сидевшей у окна оранжево-зеленой зимней шляпой, скроенной на фасон грелки, которую надевают на чайник, и усеянной большими золотистыми блестками, - проплывал незнакомый пейзаж: сначала магазины, потом дома, потом мост, потом снова дома. Мэриан не представляла себе даже, в какой части города они находятся.
Дункан протянул руку у нее над головой и дернул за шнур. Трамвай остановился. Они пробрались сквозь толпу пассажиров к открытой двери и выскочили.
- Теперь пойдем пешком, - сказал Дункан. Они свернули в боковую улочку. Дома здесь были не такие большие и не такие старые, как там, где жила Мэриан, но такие же мрачные и высокие, многие - с крашеными, грязно-белыми деревянными верандами. Снег на газонах был здесь белее, чем в центре. Они прошли мимо старика, расчищавшего дорожку. Громко и непривычно скрипела в тишине лопата. Мэриан отметила необычайное количество кошек. Она подумала о том, как весной, когда снег растает, здесь запахнет землей, прорастающими тюльпанами, мокрыми досками, прошлогодними гнилыми листьями, кошачьим пометом, скопившимся за зиму, - забавно, если, зарывая нечистоты в снег, кошки думают, что они очень чистоплотны. Из-за этих серых дверей выйдут во дворики пожилые хозяева с лопатами и начнут закапывать зимний мусор и чистить газоны. Весенняя чистка - весенняя уверенность в осмысленности жизни.
Они перешли улицу и стали спускаться по крутому склону. Ни с того ни с сего Дункан побежал, таща за собой Мэриан, словно санки.
- Стой! - крикнула она, и ее возглас так громко разнесся по округе, что она сама испугалась. - Я не могу бежать!
Ей показалось, что разом вздрогнули все занавески в окнах; в каждом доме ей чудился угрюмый и любопытный наблюдатель.
- Ну нет! - крикнул Дункан в ответ. - Ведь мы спасаемся от жизни! Бежим!
Мэриан почувствовала, что у нее лопнул шов под мышкой. Она представила себе, как красное платье разваливается на куски и куски летят в снег, точно перья. Тротуар кончился, они бежали, скользя вниз по дороге, приближаясь к какому-то забору; на заборе висел большой черно-желтый знак с надписью "Опасно". Мэриан со страхом подумала, что сейчас они проломят забор и полетят в невидимую бездну, - она даже увидела, как они будут падать, точно автомобили, летящие в пропасть в фильме с замедленной съемкой. Но в последнюю секунду Дункан свернул, и они обогнули забор и побежали по узкой гравиевой дорожке между двумя крутыми склонами, быстро приближаясь к пешеходному мостику у подножия холма; вдруг Дункан остановился, и Мэриан, поскользнувшись, налетела на него.
У нее кололо в боку и кружилась голова от свежего воздуха. Они дошли до мостика и привалились к его бетонным перилам. Мэриан облокотилась на перила, отдыхая. Перед ней, на уровне ее глаз, стояли верхушки деревьев, переплетались лабиринтом ветви, концы которых желтели и розовели от набухших почек.
- Мы еще не дошли, - сказал Дункан и потянул ее за руку. - Вниз пойдем.
Он повел ее через мост. За мостом шла вниз едва заметная тропинка: вереница грязноватых следов на снегу. Они осторожно спустились по этой тропинке, ступая боком, чтобы не поскользнуться, - словно дети, которые учатся спускаться по ступенькам. С сосулек, наросших на нижней стороне моста, на них капала вода.
Когда они оказались на самом дне оврага, Мэриан спросила:
- Ну что, пришли?
- Нет еще, - сказал Дункан. Он пошел по дну оврага, прочь от моста. Мэриан хотелось отдохнуть, но посидеть здесь было не на чем.