– Спасибо, Анастасия Ивановна! До свидания.
Возвращаюсь и ложусь к Ваньке.
Снова. «Болезнь, уйди… Воспаление, прекратись…» и так далее. Уже три часа мы с ним так лежим. Рукой проверяю температуру. Тридцать восемь и пять… Неплохо. Осторожно встаю, теплее укутываю Ваньку, одеваюсь и иду на кухню. Быстро набираю номер Даши. Сегодня я должен был приехать к ней и привезти матпомощь.
– Даша, привет!
– Здравствуй, Саша!
– Слушай… У меня опять всё не слава Богу… Ванька вернулся из Булуна с сильнейшим воспалением лёгких и очень высокой температурой. Температура около сорока и бред всякий. Я пока не могу его оставить одного. Сегодня даже на работу не ходил.
– Саша… Я всё понимаю и тогда тебя сегодня не жду. Приезжай, когда сможешь. Не волнуйся, мы проживём. Тебя мне только жалко. Мы все на тебе висим, а ты из сил выбиваешься.
– Слушай, прекрати! Тоже мне – Ванька номер два! Тоже всё переживает обо мне. Выдюжу! Не волнуйтесь!
– То, что ты выдюжишь, я понимаю, но всё равно тебя жалко.
– Ладно… Я постараюсь приехать к вам послезавтра. Хорошо?
– Сашка, ты же знаешь, я тебя рада видеть в любое время и независимо от того, с чем ты приезжаешь ко мне. Ты хоть это-то понимаешь?
– Конечно, понимаю, и поэтому мне так неудобно…
В комнате слышу шевеление.
– Саш… – тихонько зовёт меня Ванька.
– Иду.
Подхожу к нему. Взгляд вроде нормальный. Румянец есть небольшой, но дышит гораздо легче. Что так повлияло – антибиотик или моя работа, я не знаю.
– Чего хотел?
– Сядь рядом… – просит он.
Сажусь.
– Саш… А ты… Мы с тобой… Ты… сможешь быть таким, как раньше?
Хороший вопрос. Я и сам себе на него ответить не могу! Надо выкручиваться.
– У тебя что, снова бред? Идиот… Я тебя люблю, очень – люблю!
– Наклонись…
Наклоняюсь. Две руки охватывают мою шею, а щека прижимается к моей…
– Так… Не подлизывайся. Всё равно уколы тебе я сделаю.
– Не прокатило… – Ванька деланно вздыхает и опять закашливается.
Приподнимаю его за плечи. Прокашлялся. Укладываю. Ухожу на кухню готовить укол.
– Так. Повернись ко мне тем местом, где у тебя мозги! – командую я.
Ванька фыркает, но переворачивается на живот. Делаю укол.
– Ну, скоро ты? – нетерпеливо вдруг спрашивает он. – Замучился ждать!
– Да я уже сделал тебе оба укола!
– Правда? А я и не почувствовал… Верно в Булуне говорили, что у тебя рука лёгкая. Можно переворачиваться?
– Можно. Сейчас кормить тебя буду.
– Кормить? – вдруг радостно переспрашивает Ванька.
– Кормить, кормить.
– Знаешь, я действительно идиот, – он говорит задумчиво и даже очень серьёзно, только глаза хитро поблескивают. – Зачем нужно было зря тратить столько снотворного, водку… Просто дать тебе неделю-другую готовить – и цель достигнута! Вот и могилка моя… Ты бульон-то солил? Повар!
Сразу успокаиваюсь – раз подкалывает, значит, дела не так уж плохи. Но всё-таки что стало причиной достаточно быстрого улучшения?
Однако бульон действительно бессолый…
* * *Юрий Степанович, которому я позвонил, чтобы отпроситься на вечер из больницы, выговаривает мне:
– Вы, Саша, меня удивили. Я считаю неправильным, если буду узнавать о ваших проблемах через Булун или вообще через Дальний Восток. Почему вы сразу не позвонили? Я ведь тоже врач, как-никак!
– Юрий Степанович, вы меня простите… Я не думал, что вы сможете найти время…
– Он, видите ли, не думал! – кипятится завотделением. – Давайте ваш адрес. Я должен сам осмотреть вашего больного брата. Вы его слушали?
– Конечно. Хрипы, тяжёлое дыхание… Теперь кашель начался…
– Короче, давайте адрес! Я глубоко уважаю и люблю Кирилла, но считаю его неисправимым романтиком. Да и по телефону не лечат. Слушаю вас. Давайте адрес!
Диктую адрес.
Юрий Степанович долго слушает Ванькину грудь. Простукивает… Вот этого я пока не умею.
– Что ж… Воспаление, конечно, есть. Серьёзное воспаление. Что там с температурой?
– Тридцать восемь, – рапортую я, предварительно положив руку на Ванькин лоб.
– Знаете, Саша, давайте без ваших штучек. Всё слишком серьёзно. Ставьте градусник!
Ставлю.
– Так… Антибиотик правильный… Жаропонижающее когда последний раз кололи?
– В два. С того времени температура держится на одном уровне.
– Ну это мы сейчас посмотрим… Давайте градусник.
Даю…
– Гм… Тридцать восемь и одна… – Юрий Степанович как-то странно смотрит на меня. – Ну, знаете… Так и с ума недолго…
Наконец-то улыбается. Я тоже.
– А кто уколы делал?
– Я сам.
– Он так делает, что можно не почувствовать! – встревает Ванька, который до сих пор молча водил взглядом от Юрия Степановича ко мне и обратно.
– Я и не знал, что вы колоть умеете, – честно признаётся завотделением.
– В Булуне научила меня медсестра Вера Петровна. Потрясающая сестра!
– Наверное, старой закалки?
– Это точно.
– Ну а что делали ещё?
– Своим полем лечил… Лёг рядом и прижал Ваньку к себе… Ну как знахари раньше делали!
– Знахарь вы эдакий! – Юрий Степанович усмехается. – Но, похоже, именно это и улучшило ситуацию. Двумя уколами антибиотика вряд ли можно было бы добиться такого улучшения. Чёрт возьми! А ведь Кирилл опять оказался прав! Так держать! Но если что – сразу звоните мне. Свой мобильный я вам оставил. Кстати, у вас когда мобильный появится?
– Да не заработал я пока на мобильный…
– Ладно, заработаете! Ну, счастливо, братья… Да! Сергею Петровичу я всё обязательно расскажу. Он следит за вашими успехами. Семь предметов, включая вступительные экзамены, на «отлично» за три месяца его порадовали.
Закрываю за ним дверь и возвращаюсь в комнату.
– Саш… А кто такой Сергей Петрович? – спрашивает Ванька.
– Ректор Медицинской академии, где я сейчас учусь.
– На врача?
– Угу… Кстати, надо будет позвонить и перенести экзамен.
– Зачем? Не успеваешь подготовиться из-за меня?
– Я готов, но тебя оставить не могу.
– Глупости. Не бойся, не помру. А кто такой Юрий Степанович?
– Профессор. Завотделением в больнице, где я вечерами работаю.
– Вот… Солидного человека побеспокоил, – Ванька виновато сопит.
– Ладно! Разберёмся. Тем более он сам захотел прийти. Пока надо что-нибудь на ужин сделать.
– Саш… Слушай, не парься. Приготовь какой-нибудь концентрат или полуфабрикат. Обойдёмся… А?
После ужина и уколов ложусь спать. Сегодня буду спать рядом с Ванькой, а дальше посмотрим…
– Двинься…
Двигается. Ложусь. И Ванька сразу кладёт мне голову на плечо.
– Саш…
– Чего?
– Поговори со мной немного… Если не сильно устал, конечно…
Понимаю, что он сам даёт мне возможность снять его стресс. Значит, многое будет зависеть от меня, от того, что я сейчас скажу. Но мне именно сейчас так не хочется вести душеспасительные беседы! Устал я!
– Вань, ты думаешь, что в данный момент это актуально?
– Думаю, да… Саш… Я понимаю, что ты после всего… не сможешь общаться со мной, как раньше, но… и я не могу, когда… ты установил отношения «врач – пациент»!
– А какие же отношения могут быть с тобой сейчас, когда ты очень серьёзно болен? Врач, а я в данный момент – врач, не должен сюсюкать с больным, если хочет его быстро вылечить. Вспомни, как лечился твой позвоночник, сначала – больно, а потом пошло облегчение. Так и здесь.
– Саш… Но сейчас от тебя исходит не ласка, как тогда, а какая-то сухая прохлада…
Ого! Чует кошка… А с другой стороны… Ну и пусть, что он виноват! Но это же моё! Этому самому «моему» сейчас плохо. И ему поэтому так нужна моя ласка. А я чего? Обиделся, видите ли… Не стыдно?
– Вань, ну это издержки твоего теперешнего состояния, – опять пытаюсь выкрутиться я.
– Нет, Саша… Это издержки другого… – бормочет он и отворачивается.
– Так… Ну всё… Я с тобой! И буду с тобой… – обнимаю Ваньку, прижимаю к себе. – Спи! А я лечить тебя буду… Тебе тепло?
– С тобой – да. Без тебя – холодно… – вторит мне Ванька двусмыслицей.
Уверен, что его попытка суицида была во многом спровоцирована алкоголем. А сейчас он окончательно протрезвел. Даже, кажется, голова стала работать нормально.
Похоже, успокоившийся Ванька заснул. Ну, слава богу! Надеюсь, теперь с его болезнью мы будем бороться вместе. Вон как сладко посапывает! Даже хрипов особых в его дыхании я сейчас не слышу. Надо было его прослушать перед сном. Ладно! Чего тут руками всплёскивать – раньше думать надо было. Теперь уж только завтра. Однако надо ещё его своим полем полечить. Обнимаю Ваньку и начинаю свои заклинания «Болезнь, уйди… Воспаление, прекратись…» Кажется, на Ванькином фантоме, который я создаю своим воображением, тёмное пятно существенно уменьшилось.
* * *Среди ночи просыпаюсь. Наверное, мысли всякие, которые так и шастают в моей бедной голове, спать не дают.
Осторожно встаю, подтыкаю под Ваньку одеяло, чтобы ему без меня холодно не стало, и иду на кухню курить.
Осторожно встаю, подтыкаю под Ваньку одеяло, чтобы ему без меня холодно не стало, и иду на кухню курить.
Ванька энергетически слаб. Не сейчас, а вообще. Эти его суицидальные порывы… Вообще-то они говорят в первую очередь о его нестабильной психике, подверженной влияниям всяческих воздействий извне. Типичный холерик! А не связана ли эта нестабильность именно с низкой энергетикой?
Действительно – человек, имеющий сильную энергетику, способен ею делиться, даже бессознательно, без какого-либо ущерба для себя. И это бессознательное «спонсирование» на том же бессознательном уровне даёт человеку ощущение силы, уверенности, если угодно – самодостаточности. Он уверен, что может преодолеть возникающие проблемы, а значит – спокойно смотрит в будущее. Энергетически слабый человек, попадая в поля более сильных энергетических центров, ощущает их воздействия, которые его собственное поле не способно гасить, и когда такие воздействия агрессивны, некомфортны для него, ему становится тревожно, а значит – неуютно. Если более сильное поле не является агрессивным, а, наоборот, располагает к своим воздействиям, энергетически слабый человек тянется к источнику силы, опять же бессознательно, стараясь что-то для себя «ухватить».
Сразу же встаёт вопрос – что первично, а что вторично? Что является определяющим – энергетика или физическое и психическое здоровье? Можно ли, «накачав» энергией человека, изменить его реакции, а следовательно, поведение? Можно ли вообще увеличить энергетику человека? Если можно, то до какого уровня? Сколько энергии, приобретённой со стороны, человек может удержать? Или он, как сосуд, вбирает в себя энергию, пока не заполнится его ёмкость? И вообще, что такое человеческая энергетика? От чего она зависит? Может, эта ёмкость у каждого своя? Данная от природы?
В общем – одни вопросы…
Сможет ли мне дать на них ответ Илья Анатольевич? Это ведь, наверное, из области той самой философии, о которой он говорил. Хотя я рассуждал сейчас скорее как инженер, а не как философ или лекарь.
И всё-таки Ванька со своей слабой энергетикой… Интересно, можно ли это поправить? Надо будет с ним поэкспериментировать. То есть измерить его поле в разных его физических и психических состояниях.
Уф-ф… Устал думать. Надо ложиться. Возвращаюсь в комнату и залезаю к Ваньке под одеяло.
– Сашка… Ты где был? – на мгновение проснувшись, бормочет он.
– Курил на кухне, – касаюсь губами его лба…
Тридцать семь и восемь… Сносно…
– Сашка мой… – сонно выговаривает Ванька и прижимается.
Это хорошо. Будем лечить дальше. Обнимаю его. «Болезнь, уйди… Болезнь, уйди…»
Утром, после уколов и Ванькиной кормёжки, звоню Юрию Степановичу и докладываю обстановку.
– Понял, Саша. То, что температура упала ниже тридцати восьми, – это хороший сигнал. Вы мерили рукой или градусником?
– Градусником, – я понимаю смысл вопроса и улыбаюсь. – Всё не верите моим методам?
– Стараюсь верить, но старая школа не даёт, – по-моему, он тоже улыбается. – Кстати, о методах. Ваш Синяев сегодня спал нормально. Я специально попросил дежурную сестру проверить.
Синяев – мой пациент, со спиной и шеей которого я сейчас работаю. И мне очень приятно слышать о нём хорошие новости.
– Сегодня вечером приеду и проведу ещё сеанс, – обещаю я.
– Ну, Саша… Тут я вам не начальник, – тихо говорит Юрий Степанович. – Но если действительно Ванино здоровье позволит, то ещё сеанс был бы кстати.
Когда я начал работать, на отделении меня встретили не скажу, что плохо, но и не скажу, что хорошо. Не всем понравились мои методы лечения. Многие называют их химерами, хотя и не могут отрицать результатов. По сути, в моей жизни после армии это первый большой коллектив, в котором мне приходится находиться. Поэтому я, видимо, оказался не готов ко всяким не очень приятным проявлениям жизни любого коллектива. Имею в виду всякие сплетни и слухи.
Приехал я в больницу специально, чтобы провести сеанс с Синяевым. Охранник на входе в хлам простужен. Глаза красные, нос распух… И дышит – о-ох!.. Показываю ему пропуск. Кивает.
– Давно? – спрашиваю я, имея в виду его состояние.
– Третий день… – хрипит он.
Что-то нисходит на меня.
– Ну-ка сядьте! – приказываю я, и он послушно садится.
Делаю разные движения, которые мне подсказывает интуиция, вернее – кто-то сверху. Грею полем. Вроде всю энергетическую дрянь убрал…
– Ну вот… Теперь полегчает, – говорю удовлетворённо и, видя его недоверчивый взгляд, добавляю: – Не сомневайтесь! Полегчает!
– Спасибо, – опять хрипит он.
Когда я могу кому-нибудь помочь, я испытываю настоящее удовлетворение, поэтому настроение повышается.
Захожу в ординаторскую.
– Здравствуйте!
– А… Храбрый прогульщик прибыл! – приветствует меня дежурный невролог, пышный мужик лет сорока, Борис Васильевич. – Ну привет!
Он внимательно смотрит на меня и делает заключение:
– Лицо вроде не помятое, глаза не красные, перегара нет. Что, так плохо погулял?
– Не понял…
– Нет, я понимаю – дело молодое! – Борис Васильевич хихикает и хлопает меня по плечу. – Ладно… Мы тут всё понимаем. У каждого по молодости загулы были.
– Да я был не в загуле…
– Ладно-ладно… Здесь все свои. Все всё понимают, – он масляно улыбается.
Я понимаю, что кто-то пустил сплетню и все её восприняли на «ура». Очевидно, следствие большой любви коллег.
– Ну ладно, я к Синяеву, – бросаю я, желая прекратить эту тему и абсолютно не желая оправдываться. Надеваю халат и выхожу из ординаторской.
– Молодец! – звучит мне вслед. – Грехи надо замаливать!
– Здравствуйте, Саша! – приветствует меня пожилая медсестра, тоже Вера, как и в Булуне, но Тимофеевна.
– Здравствуйте!
– У вас что-нибудь случилось?
Она смотрит на меня с явным сочувствием, поэтому, понимая, что Юрий Степанович, конечно, никому не докладывал про визит к нам с Ванькой, решаю ей объяснить.
– Вера Тимофеевна, у моего младшего брата очень сильное воспаление лёгких. Даже Юрий Степанович приезжал. Вот, два дня я… был при нём.
– Вот сволочи! – от души ругается она. – А Алсан про тебя чего только не наплёл!
Не знаю, понимает ли она, что только что с потрохами сдала мне одного из врачей, Альберта Александровича, которого все зовут сокращённо Алсан. Это большой вальяжный мужик с алыми, будто жирными, толстыми губами. У нас с ним сразу возникла взаимная антипатия. Терпеть не могу обсуждений всяких сальностей! А он, как я понял, – бабник-теоретик.
– Я уже знаю, – устало говорю я. – Да бог с ним! И Бог ему судья.
– А сюда вы чего пришли, раз брат у вас тяжёлый?
– Ну, во-первых, я его лечил и ему сейчас гораздо легче, а во-вторых, надо Синяеву лечение продолжить.
– Давайте я вам кофе или чай сделаю. Устали, небось, от ваших трудов? – заботливо предлагает Вера Тимофеевна.
– Ой, спасибо большое. Если можно, то кофе… Только я сначала к Синяеву.
Я понимаю, что ей хочется хоть как-нибудь сгладить пролившийся на меня негатив.
После сеанса с Синяевым сижу прямо на посту у Веры Тимофеевны и, обжигаясь, хлебаю кофе. Хоть и растворимый, но очень приятно.
– Вы не расстраивайтесь, Саша, – тихонько воркует Вера Тимофеевна, одновременно делая пометки о процедурах в историях болезни. – Люди всякие бывают. Хороших, конечно, больше… А сплетню пустить – это дело нехитрое и неумное. Ум человека определяется вовсе не полученным им образованием. В наше время образование получить тоже дело нехитрое. Ум человека в его душе, Саша. Поверьте мне, немолодой уже женщине. Всякого повидала.
Вот так! Взяла и подписала приговор Алсану. И правильно.
Выходя, вижу того охранника.
– Ну как? – спрашиваю его.
– Кажись, действительно полегчало. Спасибо.
– Завтра должно быть ещё лучше, – обещаю я.
Из больницы заезжаю к Даше.
– Привет, как вы тут с Серёжкой?
– Здравствуй, Саша. Да у нас всё нормально. А вот ты совсем осунулся, скоро совсем прозрачным станешь.
– Так тем лучше! Буду к вам приходить незаметно, и твой отец меня не увидит.
– Ладно, шутник… Хочешь на сына посмотреть?
– Конечно!
– Пойдём.
Отец Даши сегодня в вечер, и у меня есть возможность пообщаться с сыном. Держу его на руках и переживаю такие мгновения! Он чего-то гукает, трогает пальчиком выдающуюся часть моего лица, короче нос. Балдею…
– Ладно, нам спать пора. Не разгуливай его.
Послушно отдаю Серёжку в Дашины руки, и тут его личико сморщивается… Заплакал…
– Видишь – признал батьку!
Я смеюсь, а Даша делает мне знаки рукой, мол – сваливай!
– Ну ладно… Я пошёл… – шёпотом говорю я и двигаюсь к двери.
Обернувшись, ловлю Дашин взгляд. А в нём такая нежность!
Эх, жизнь моя беспутная!
Ванька меня встречает полусидя, глядя в экран телевизора.
– Привет! Извини, задержался…
– Привет! Ты не волнуйся, я слегка похулиганил… Короче, сам поел, – виновато признается он. – Там бульон оставался.