- С утра? Я слышала, русские говорят, что с утра шампанское пьют только лошади.
- Тогда, может быть, кофе?
- От кофе не откажусь. К тому же мне сегодня не удалось выпить кофе у себя дома.
- Ваша горничная бастует? - Я засмеялась.
- У меня никакой горничной нет и ни когда не было. - Мы пошли по улице и вскоре вышли на площадь, где вокруг фонтана были во множестве расставлены легкие столики с плетеными стульями. Мы сели и заказали кофе. Я - двойной эспрессо, а он - большую чашку простого кофе с двойной порцией молока и сахара.
- Вы знаете, - сказал он, помешивая ложечкой свой ужасный напиток, - как-то не верится, что у вас никогда не было горничной. Вы одеты и говорите, как очень светская женщина.
- Увы, я очень обыкновенная женщина.
- А ваш муж, кто он?
- У меня нет мужа. Уже давно нет.
- Вы - вдова. Теперь я понимаю, откуда у вас такая грусть в глазах.
- Разве я не могу быть просто брошенной женой и грустить по этому поводу?
- Вы?! Никогда! Таких женщин не бросают! - А, так он обыкновенный ловелас.
Мне сразу стало скучно. Но он этого не заметил и продолжал разговор:
- Давайте познакомимся по-настоящему. Как вас зовут? - Стоит ли называть ему мое имя? А впрочем, какое это имеет значение…
- Хуанита. А вас как зовут?
- Жорж.
Никогда не встречала никого, кто бы носил такое имя. И зря я начала это знакомство, надо это прекращать.
- Видите, там, на углу стоит девушка и продает розы. Принесите мне, пожалуйста, одну белую розу.
Он встал, не говоря ни слова, и направился к девушке. Я тоже встала и пошла в другую сторону.
Я провела унылый и ничем не заполненный день: погуляла по набережной, послушала фальшивую игру уличного оркестра, потом спустилась на пляж, взяла шезлонг и даже немного поплавала. Вода была теплой, как остывший чай, и поэтому купанье не доставило мне ничего, кроме отвращения.
Я дремала в своем шезлонге, а рядом две молодые женщины вели громкий разговор.
Я совсем этого не хотела, но пришлось выслушать его от начала до конца.
- Дорогая! Я так рада тебя видеть! Ты довольна, что я тебя разыскала на этом всемирном лежбище?
- Нет, только что пришла.
- Ты уже купалась?
- Да, перекусила на набережной. Там, у греков, очень вкусные салаты из морских фруктов. У тебя новый купальник?
- Конечно. Я ему так и сказала, что на пляже люблю бывать одна или с подругами. Знаешь, он уже изрядно мне надоел.
- Кто тебе успел рассказать? Мы с ним только сегодня решили, что с завтрашнего дня переезжаем в один пансион и снимаем номер на двоих. Он такой забавный!
- Какой ужас! Не верю… Хотя, знаешь, дорогая, с произведениями искусства всегда так: ориентируешься на высокую цену и думаешь получить нечто подлинное кисти большого мастера, а тебе вручают мазню начинающего недоучки, который оказался племянником галериста.
- Совершенно с тобой согласна. Во всяком случае, я свою маникюршу никогда не рекламирую, чтобы потом не оказаться в очереди позади тех, кому имела глупость дать ее телефон.
- Ты права! Все мужчины обманщики, никому из них верить нельзя.
От их стрекотанья у меня разболелась голова, и я покинула пляж. Я нашла уютный с виду ресторанчик и решила поужинать: может быть, я просто голодна, и поэтому так болит голова?
Я села за пустой столик в углу зала, заказала луковый суп, шашлык из креветок и белое вино к ним. Я только покончила с супом, как ко мне подсел какой-то плохо выбритый субъект, весь в металле и коже, и сразу же пошел в атаку:
- Скучаешь, кошечка?
- Я не скучаю, я ужинаю. Этот столик, между прочим, уже занят.
- Вот и хорошо! Я тоже один. Мы сольем наши два одиночества в одном бокале и не много повеселимся.
- Вы не могли бы оставить меня в покое?
- Об этом не беспокойся, детка: я сегодня при деньгах. Выиграл на скачках. Тебе шампанское, а мне - виски.
- Вы что, простых слов не понимаете?
- Какое тебе дело до моего имени? Да я сам не помню, как меня зовут!
И он заржал на весь ресторан. Официант услышал и подошел к нам.
- Что угодно?
- Этот молодой человек подсел без приглашения за мой столик. Не могли бы вы предоставить ему другой?
- Сию минутку, мадам. Двойной эспрессо… Желаете еще что-нибудь на десерт?
- Счет, пожалуйста.
Это он услышал. Я расплатилась по карточке. Все это время наглый тип сидел, вальяжно развалясь на стуле, и разглядывал меня в упор. Я встала, и он тотчас поднялся, явно готовый следовать за мной.
- Где у вас туалет? - вполголоса спросила я официанта. Он показал мне дверь за углом стойки бара. Я пошла к туалету, а тип остался ждать меня у выхода из ресторана.
Я прошла мимо туалета и толкнула наугад какую-то дверь без надписи. Она открылась, и я увидела перед собой тесный дворик, заставленный ящиками и бочками. Быстро перебежав его, я оказалась у ворот, выходящих на другую улицу. Больше в этом городе я одна в ресторан не пойду даже ранним утром.
Я подошла к пансиону, когда уже начало темнеть. Но и здесь меня поджидали. У входа стоял незнакомый человек с белой розой в руке. Увидев меня, он подошел, улыбаясь и протягивая розу.
- Вот ваша роза!
- Какая еще роза? Вы с ума сошли?
- Еще нет. Вы просили принести вам белую розу, я и принес. Пожалуйста!
- Кто вы такой и что вам от меня надо? Я сейчас позову портье, а он вызовет полицию!
- Не сердитесь, я сейчас все объясню!
- Хорошо. Объясняйте, - я поднялась на крыльцо и коснулась пальцем кнопки звонка, но не нажала. - Ну, что вы там хотели мне объяснить? Говорите. Я даю вам три минуты.
У незнакомца сделалось такое несчастное и растерянное лицо, что мне стало его жаль. К тому же лицо показалось мне смутно знакомым.
- Я не могу объясняться с вами прямо на улице. Может быть, мы пойдем в ресторан и поужинаем вместе?
- Я уже поужинала. И к тому же мне кажется, что вы уже подходили ко мне сегодня или вчера и даже без приглашения усаживались за мой столик. Прекратите меня преследовать!
- Пожалуйста, выслушайте меня! - его голос стал умоляющим и показался мне искренним.
- Хорошо, будь по-вашему. Я вас выслушаю. Но для этого мы пройдем в бар моего пансиона, закажем кофе, и за ним вы расскажете мне, по какому праву все время оказываетесь у меня на пути. Согласны?
- Благодарю вас!
Мы вошли в фойе, и я вопросительно поглядела в глаза портье. Он помотал головой и подал мне ключ от номера. Я положила его в сумочку и направилась в бар, а мой преследователь - за мной.
Мы сели на высокие табуреты у стойки, над которой висело огромное зеркало, и заказали кофе: я - двойной эспрессо, а он - большую чашку простого кофе с молоком и сахаром.
- Я слушаю вас.
- Как вас зовут?
Стоит ли называть свое имя? Впрочем, почему бы и нет…
- Анни. А вас как?
- Юрий.
Никогда не встречала никого, кого бы так звали.
- Что вы хотели мне рассказать?
- Не рассказать, а спросить: где мы могли с вами встречаться? Мне так знакомо ваше лицо!
- Мне тоже знакомо ваше лицо. Мы встречались на улице. На днях. И не раз и не два.
- Нет, не сейчас, а раньше?
- А где вы жили раньше?
- Я жил в другой стране. Но я не помню, что это за страна и что я там делал. Я был женат на красивой и разумной женщине. Пока она была жива, все было прекрасно, я жил нормальной жизнью и был счастлив.
- У вас были дети?
- Да, сын. Но он исчез после смерти моей жены. Может быть, его взяли на воспитание ее или мои родственники? - он потер рукой лоб. - Нет, в точности я не помню.
- Как звали вашу жену?
- А в самом деле, как же ее звали? Лиззи? Марьяна? Руфь? Нет, не могу вспомнить…
- Чем вы занимаетесь в этом городе?
- Ничем… Просто стараюсь как можно веселее проводить свободное время.
- А в прошлом чем занимались?
- Кажется, я был моряком или рыбаком.
Мне часто снится море стального цвета, холодное и неприютное. А берег плоский и песчаный.
- Это может быть Балтика.
- Вы там бывали?
- Нет. По-моему, я об этом где-то читала. Теперь ваша очередь спрашивать.
- Я уже знаю, что вы вдова. У вас была какая-нибудь профессия до того, как вы попали в этот город?
- Я не помню, чтобы я когда-нибудь вынуждена была работать. Но я интересовалась искусством, ходила на выставки и, кажется, очень любила кино.
- А кем был ваш муж? Он, я думаю, был состоятельным человеком?
- Не помню. Скорее всего, да. Но он не занимался бизнесом, он был добрый и слабый человек.
- У вас были дети?
- Нет, детей не было.
- А как он погиб?
- Разбился самолет, в котором он летел домой. Или погибло судно, на котором он плыл. По-моему, мне так и не сообщили подробностей.
- Вы сказали, что любили искусство. А какую, например, музыку?
- Бах, Вивальди, Гайдн…
- Вы говорили о кино. Какие вы помните фильмы?
- Старые польские фильмы. "Пепел и алмаз", "Пейзаж после битвы", "Канал"… Помню, мне когда-то нравился русский режиссер Тарковский. "Сталкер", "Солярис"…
- Может быть, вы русская или полька?
- Определенно нет. Я ощущаю себя жительницей Западной Европы. Россия - это что-то далекое и чужое, какие-то неприятные ассоциации у меня с этим связаны.
- А какой вам запомнился пейзаж из прошлой жизни?
Я закрыла глаза, припоминая.
- Пейзаж… Знаете, мне тоже вспоминается серое море в дюнах.
- Значит, Прибалтика! Или Северная Германия! Мы с вами встречались на берегах Балтийского или Северного моря. И откройте, пожалуйста, глаза. Мне так нравится смотреть в них. Вам кто-нибудь говорил, что у вас необыкновенные фиалковые глаза?
Так он просто изысканный курортный ловелас, если не жиголо.
- Да будет вам! - я рассердилась и нарочно поглядела на него карими глазами.
- Зачем вы это сделали? Пожалуйста, верните себе естественный цвет глаз!
Как он меня утомил! Естественный цвет глаз… А почему бы и не все остальное? Ну что ж, это будет даже забавно.
Я повернулась лицом к стойке бара, чтобы увидеть отражение своего лица, когда оно изменится, и сосредоточилась, прикрыв глаза. Когда я их открыла, я увидела в зеркале изможденное безгубое лицо старухи с воспаленными блекло-серыми глазами и седыми космами, висящими вдоль провалившихся щек.
- Это ты! Я нашел тебя!
Я обернулась к моему собеседнику. Он глядел на меня счастливыми глазами.
- Ты меня не узнаешь? Это же я, я! Ты звала меня Лопоухим!.. Смотри!
Он на миг закрыл глаза. Лицо его исказилось, поплыло, а потом превратилось в обтянутый пергаментной кожей череп с огромными торчащими ушами. Он открыл свои глупые зенки, и из них градом посыпались слезы.
- Лопоухенький! Чудище мое бесценное! Где же тебя носило?
Мы вскочили, роняя стулья, и бросились в объятия друг друга.
Глава 10
Мы поселились в белой вилле на холме, неподалеку от моря, и больше друг с другом не расставались.
Днем мы бродили по городу, гуляли в парках, ходили на пляж. Облики спортивного красавчика и холеной леди мы сбросили с себя, как надоевшие карнавальные костюмы, и ходили по городским улицам в своем подлинном виде, похожие на двух старичков, сбежавших из приюта. На нас с удивлением посматривали прохожие, а некоторые откровенно смеялись и указывали на нас пальцем. В городе, где каждый мог принять любую внешность и менять ее так же легко, как меняет туалеты кинозвезда, такое не носили. Но прежний облик был нам дорог еще и потому, что вместе с ним к нам вернулась память.
- Ты очень красивая! - по десяти раз на день говорил мне Лопоухий, и его лягушачий рот умильно растягивался до ушей, а глаза сияли, как звезды. И мне была привычна и дорога каждая складочка на его нелепых ушах.
Вечера, а часто и добрую половину ночи, мы проводили у себя на веранде, сидя в плетеных креслах, глядя на сверкающий внизу город и предаваясь воспоминаниям. Мы вновь и вновь вспоминали пережитое вместе: жуткий лагерь, где мы узнали друг друга, бегство и полную опасностей жизнь в убогой каменной лачуге у черной скалы, потом долгий путь через пустыню и унылую жизнь в сером городе у серого моря.
- Помнишь, как ты сердилась, когда я сказал, что море должно быть синим?
- А ты помнишь, как смешно мы называли стулья? - "То, на чем сидят".
Опасный переход по дну моря теперь казался уже не таким страшным, ведь в конце концов все закончилось хорошо. Лопоухий рассказал, что он тогда сумел выбраться на берег сам и вынес меня на руках. Вынес, положил на песок и попытался привести в чувство, а потом отвлекся и ушел, позабыв меня на берегу. Он очень в этом раскаивался.
Лопоухий полюбил мои рассказы о Рае, о жизни в Долине, о моей райской семье. Он мог их слушать без конца, и мне приходилось повторять их помногу раз.
- Но ведь тут тоже хорошо, правда? - неизменно заканчивал он беседы о Рае. - Теперь мы никогда не расстанемся и вечно будем жить в этом городе, правда? - Но в его глазах была тревога.
Я успокаивала его как могла. Я видела, он понимает, что мне совсем не нравится этот роскошный благополучный город. Если бы не он, я бы давно ушла отсюда куда глаза глядят. Я могла бы разведать, например, что там находится за скалами, замыкающими бухту с одной стороны. Или предпринять путешествие по берегу моря, уйти за цепь городских и диких пляжей. Но я боялась даже начинать об этом разговор.
Мне и этот город, и эта вилла со стильной мебелью, садом и бассейном казались какой-то театральной декорацией. Не нравились мне и жители города. Они пытались наслаждаться жизнью, им было доступно все, что укладывалось в потребительское понятие "красивой жизни", даже собственный возраст и внешность. Они не болели и не умирали, но они изнывали от скуки и ничегонеделанья, от всеобщего ко всему и ко всем равнодушия. Здесь никто никого не любил.
Пары как-то случайно и бездумно сходились, иногда какое-то время жили вместе, томясь от тоски вдвоем и лениво скандаля, потом так же случайно и нечаянно расходились, а встретившись на другой день на улице, уже не узнавали друг друга. Никто ничего не помнил ни о себе, ни о других. Вообще ни о чем.
- Я вижу, что тебя что-то беспокоит, - тревожился мой друг. - Скажи мне, чего тебе не хватает? Ты же знаешь, я все для тебя сделаю, все для тебя достану.
Это я знала. Здесь любой мог "достать" все что угодно - достаточно было об этом просто подумать.
Однажды я сказала, что мне не хватает книг.
- Так у нас же есть библиотека! - радостно воскликнул Лопоухий.
Он тут же вскочил, схватил меня за руку и потащил к двери, которую я до сих пор считала дверью одной из комнат для гостей, и распахнул ее. За нею оказалась библиотека с книжными шкафами вдоль стен, большими окнами, столом посередине и двумя удобными креслами возле него.
В одном шкафу стояли детективы и женские романы, во втором - руководства по уходу за кожей и телом, учебники массажа, модные журналы, поваренные книги и прочий вздор. Целый шкаф занимали порнографические издания. Это меня отнюдь не удивило: я уже давно заметила, что души здесь, в этом городе, лишенные возможности грешить телесно, очень часто отличались какой-то повышенной внешней похотливостью: ни дать ни взять сластолюбивые и бессильные старички и старушки.
Еще один книжный шкаф был забит жуткой советской макулатурой, начиная от фальшивых мемуаров фрейлины Вырубовой, творений Парфенова и Бабаевского и кончая желтенькими авто- и просто биографиями деятелей эпохи перестройки.
Поразил меня своим содержанием маленький резной шкафчик, стоявший в самом углу, поначалу вовсе мной не замеченный. Он имел два отделения: в одном тесно стояли старинные фолианты в кожаных переплетах с золотыми тиснениями, в другом были тоненькие яркие брошюрки. И те, и другие оказались руководствами по черной магии, колдовству, произведениями оккультистов и знаменитых экстрассенсов.
Я принялась за женские романы, а Лопоухий за детективы. Этого хватило, чтобы заполнить много долгих вечеров. Потом мы поменялись: я принялась читать детективы, а Лопоухий прилежно изучал дамские романы.
В результате он недели две изъяснялся со мной таким примерно образом:
- Дорогая! Ты безраздельно царишь в моей душе. Ты - женщина моей мечты. Мне нравится смотреть, как ты поправляешь волосы извечно женским движением. Мне никогда не постичь тайные извивы твоей женской души. Я люблю тебя, как птица любит небо! Только смерть может нас разлучить!
Он не понимал, почему я хохочу, внимая его изысканным комплиментам: он так старался постичь тайные извивы моей души!
В конце концов и это чтение надоело.
Как-то с утра, не вынеся смертельной скуки, я принялась за чтение учебников черной магии. В одной из книг я увидела старинную гравюру, изображавшую "Торжество Люцифера". Меня будто по голове шарахнуло: я видела эту мерзкую морду, причем не в книге, а как-то более живо, то ли в кино, то ли по телевидению. Но в своем доме я этого держать не хочу! Я вырвала страницу из книги и повернулась к Лопоухому:
- У тебя есть спички?
- Ты что, хочешь курить? Ведь ты не куришь!
- Не спрашивай, просто найди и дай мне спички… - Он как раз сидел возле курительного столика, на котором лежали сигары, сигареты, трубки, и, конечно, где-то там должны были быть спички. Он нашел их и перебросил мне через стол. Я скомкала страницу, положила ее в пепельницу и подожгла. Она вспыхнула, и пламя мгновенно взлетело до самого потолка, метнулось по нему в сторону окна и охватило легкие шелковые занавески.
Я схватила Лопоухого за руку:
- Бежим! Быстро, иначе сгорим!
Мы едва успели выскочить из дверей виллы, пожар гнался за нами огненным драконом. Мы выбежали на веранду и помчались вниз по каменной лестнице, к воротам, возле которых стоял наш автомобиль. Мы были еще на середине лестницы, когда раздался грохот и снизу на нас пахнуло жаром: это вспыхнул и взорвался наш крайслер.