Она вскочила с постели и ушла говорить в гостиную.
Антон Ильич посмотрел на часы, было ровно шесть. Будильник еще не звонил. Можно еще поспать, подумал он и закрыл глаза. Над головой еще витало облако золотистого Парижа, его сияющих бульваров и желтой листвы. Они с Юлей снова закружились, взявшись за руки, – точно дети малые! – как вдруг она остановилась, лицо ее увеличилось, глаза оказались совсем близко к нему, и он увидел, что она перестала смеяться и зовет его изменившимся и тревожным голосом. Что с ней, недоумевал Антон Ильич?
– Антон! Антон!
Он открыл глаза. Это был не сон. Над ним стояла Юля, лицо ее было тревожно.
Часы показывали начало восьмого. А ему показалось, он закрыл глаза всего на минутку.
– Антон, маме плохо!
– Что? Какой маме?
Он поднялся на локте и непонимающе посмотрел на Юлю. Она стояла бледная, испуганная. Он припомнил, что она недавно говорила с кем-то по телефону.
– Что случилось?
– Маме ночью плохо стало. С сердцем. Ей врача вызывали. Бабуля плачет, не знает, что делать. Антон, что делать?
– Что делать?
Он потер глаза.
– Как, что делать? Звонить в страховую компанию. Они скажут, что делать.
– Да нет! Бабуля не сможет сама.
– Почему?
– Не сможет, и все тут!
– Они по-русски говорят.
– Да она со мной еле разговаривает! Какая там страховая компания!
– И что ты предлагаешь?
– Я думала, это ты мне что-то предложишь! – воскликнула Юля. – Может, мне самой позвонить? Или поехать туда? Как ты думаешь?
– Поехать? Как это? У нас же самолет сегодня.
– Я знаю! Так что же делать?
– Так. Подожди, подожди. Не торопись.
Антон Ильич сел.
– Как это, не торопись, Антон?! А вдруг с ней что-то серьезное? Господи, что теперь будет! Это все из-за нашего разговора. Зря я ей позвонила. Но я не думала, что она так разволнуется! Я же только хотела спросить…
Юля в волнении говорила, не переставая. Антон Ильич только и успел сказать:
– Давай за завтраком все решим.
Стоя под душем, Антон Ильич все никак не мог понять: только что все было в порядке, с Юлей все утряслось, оставалось лишь собрать чемоданы, выписаться из отеля в полдень, пообедать где-нибудь и трогаться в аэропорт, их самолет в Афины вылетал без двадцати пять. И вот, все вдруг поменялось. Их поездка снова под вопросом. И снова в его планы вмешивается Наталья.
Какого решения ждет от него Юля? Что он должен ей сказать? Ни о чем не переживай, поехали в Париж? Или наоборот, забудь про Париж, езжай к матери? Антон Ильич громко вздохнул. Наталья, опять она… Почему-то ему не верилось, что она больна и что присутствие Юли так необходимо. Скорее всего, это очередная ее проделка. А если нет, одернул он себя? А если женщине и правда стало плохо? Если даже и так, тут же подумал он, Наталья не из тех, кто будет сидеть и ждать, когда кто-то придет ей на помощь. Такая женщина, как она, быстро поставит всех на уши и не только врача, черта из ступы достанет, если ей это потребуется. Нет, не верил он в ее болезнь. Но как сказать об этом Юле? Как сделать так, чтобы им спокойно улететь сегодня в Париж?
Пока Антон Ильич собирался, Юля кружила вокруг дивана, то садясь на него и обнимая руками подушку, то вскакивая и бросаясь к окну, то хватаясь за телефон. Он видел, что она сгорает от нетерпения и едва сдерживается, чтобы не поторопить его, и старался двигаться поскорее, но выходило у него это плохо. У Антона Ильича был свой сложившийся за годы ритуал, отлаженный до мелочей, и собираться по-другому он не умел. Зато через час он стоял перед ней выбритый и благоухающий, в отутюженной до хруста рубашке в тонкую морскую полоску, брюках со стрелками и сверкающих как зеркало ботинках.
Они заняли столик у окна и заказали еду. Юля места себе не находила, вертелась на стуле и теребила в руках телефон. Не в силах больше молчать, она размышляла вслух, словно бы сама с собой, но при этом поглядывала на хранившего молчание Антона Ильича. То и дело раздавались ее реплики:
– А сколько тут ехать? Здесь же недалеко? Минут пятьдесят, наверно? А до аэропорта отсюда вообще рукой подать.
Принесли еду. Антон Ильич намазал маслом поджаристые хлебцы и взялся за омлет. Юля сидела перед чашкой кофе и ничего не ела. Она старалась не смотреть на него слишком пристально, пока он ел, и время от времени заставляла себя отвести глаза и глянуть за окно, однако взгляд ее тут же возвращался к нему, и она снова бросала:
– Представляешь, если бы ты купил билеты на воскресенье? И нас бы уже здесь не было? Кошмар!
Когда он закончил и отставил тарелку, она вся подалась к нему, поставила на стол локти и посмотрела на него горящими нетерпеливыми глазами, ожидая, что же он наконец скажет.
– Ну что? Что ты предлагаешь делать?
Антон Ильич выдохнул и произнес:
– Я предлагаю никуда тебе не ехать. И не отменять наши планы.
Глаза у Юли широко распахнулись, и она воскликнула:
– Как?
– Я понимаю, ты волнуешься…
– Конечно волнуюсь! А если у нее приступ? И ей надо срочно в больницу? Если что-то серьезное? Может, ее вообще в Москву надо везти, срочно, прямо сейчас? Кто все это организует? На бабулю рассчитывать нельзя, она не справится!
Антон Ильич смотрел на нее с недоверием. Юля догадалась, что он хотел сказать.
– Что? Ты считаешь, этого не может быть? Думаешь, я все преувеличиваю?
– Все может быть.
– Ну вот видишь!
– Позвони и поговори с ней сама.
– Да я хотела! Но бабуля говорит, она заснула только под утро. Не хочу ее будить.
– Давай позвоним врачу.
– Врачу?
– Да. Ты ее дочь, пусть он все тебе расскажет. Кстати, что он сказал?
– Да что сказал? Сделал укол и уехал. Сказал лежать. Кто его знает, что это за врач? А вдруг он не понял, что с ней? Вдруг ошибся?
Снова поймав недоверчивый взгляд Антона Ильича, Юля посмотрела на него внимательно, зеленые глаза ее сузились и потемнели, и она спросила:
– Скажи честно, ты что, думаешь, что она притворяется?
Что она специально все это придумала, чтобы не дать мне уехать с тобой?
Именно так Антон Ильич и думал. Он ничего не сказал, но Юля поняла это по его глазам. Взгляд у нее потух, плечи опустились. Желая как-то смягчить прямоту этих слов, Антон Ильич произнес:
– Я думаю, все не так страшно, как тебе кажется.
– Откуда ты знаешь?
И посмотрев в его лицо, с грустью произнесла:
– Хотя, конечно. Почему ты должен думать о ней по-другому?
Она всплеснула руками и отвернулась, глядя в окно. Повисла пауза. Юля лихорадочно пыталась что-то придумать и не находила выхода, это видно было по ее нахмуренному лбу. Она снова посмотрела на Антона Ильича:
– И что? Ты предлагаешь мне ехать сегодня в Париж? В таком состоянии?
Антон Ильич молчал и допивал свой кофе.
– Ты понимаешь, в каком состоянии я там буду? Когда я буду знать, что она там лежит, больная? С бабулей, которой самой помощь нужна? Что это будет за поездка?
Антон Ильич ничего не отвечал.
– Я же ночью глаз не сомкну! Я ни есть, ни спать не буду. Я себя знаю. Ехать в Париж и каждую секунду думать о том, как она! И о том, что я бросила ее в таком состоянии! Ты этого хочешь?
Она с вызовом посмотрела на Антона Ильича:
– Антон! Ну что ты молчишь?
Он поставил на блюдце пустую чашку и тяжело вздохнул:
– Я не могу запретить тебе ехать. Если хочешь ехать, поезжай.
– Но я же вижу, что тебе это не нравится!
– Не нравится.
– Почему?
– Потому что… – он запнулся, – потому что это добром не кончится.
Юля вопросительно на него посмотрела, но Антон Ильич больше ничего не сказал.
– Давай поменяем билеты? – предложила она. – И улетим завтра. Можем мы их поменять?
Он покачал головой.
– Если только покупать все заново.
– Нам уже ничего не вернут?
– Нет. Да и билетов уже, я думаю, не будет.
Она задумалась. Вдруг ее снова осенило, и она воскликнула:
– О, придумала!
Антон Ильич посмотрел на нее без энтузиазма.
– Давай сделаем так: я сейчас быстро соберу все вещи, поеду к маме, все там выясню, найду хорошего врача, если надо. И оттуда поеду прямо в аэропорт, чтобы не тратить время и не заезжать сюда. Встретимся с тобой в аэропорту. Во сколько мне надо быть в аэропорту?
Антону Ильичу совсем не нравилась эта идея. Но Юля ухватилась за нее как за спасательный круг.
– Антон, ну во сколько? Скажи скорей. Я забыла, во сколько наш рейс?
– Вылет в шестнадцать сорок.
– Почти в пять! – обрадовалась она. – Значит, мне надо быть в аэропорту…
Она посмотрела на часики на руке, подсчитывая время.
– Тебе надо быть там в два сорок. Ну, в три. В крайнем случае, в половине четвертого.
– Ну вот! Отлично! Я приеду туда к трем, – воскликнула она. – У меня уйма времени!
Не успел он ничего ответить, как она поднялась со стула:
– Ты заканчивай тут, а я пошла вещи собирать.
Чмокнула его в макушку и побежала.
Медленно, тяжелым шагом Антон Ильич поднялся в номер вслед за ней. Она все-таки уезжает, с грустью думал он. А он-то надеялся уговорить ее остаться. Как же так получается? Почему нельзя было просто собраться и поехать вместе, как они и планировали? Почему он должен расстаться с Юлей, а потом снова встретиться? И снова мучительно ждать, снова сомневаться, снова быть без нее. Откуда столько недоразумений, столько трудностей? Ведь он все предусмотрел. Он так старался сделать их первое с Юлей путешествие романтичным, незабываемым, так хотел, чтобы ей понравилось! А теперь все идет наперекосяк. Юля уезжает…
Сердце у него заныло, когда он, войдя в номер, увидел в гостиной чемодан, еще открытый, наполненный ее вещами. Вот и платье, которое было на ней вчера…
– Я возьму эти коврики? – спросила Юля, показывая на коврики в кораблями, из-за которых они чуть не поссорились в субботу.
– Возьми, конечно.
– Маме с бабулей подарю.
Она порхала по номеру и быстро складывала вещи, словно только и ждала разрешения уехать. Ее легкие беспечные движения болью отозвались в сердце Антона Ильича: он не мог не отметить, что она как будто и не была огорчена своим отъездом и этой внезапной переменой их планов. Ее утреннюю растерянность как рукой сняло, и на лице ее он не находил никаких следов переживаний.
Сам он встал в дверях, горестный и мрачный, и стоял так, не в силах пошевелиться. Невыносимо было смотреть на то, как из шкафов исчезала ее одежда, какой пустой и холодной стояла аккуратно заправленная кровать, и как последние следы присутствия Юли растворялись у него на глазах. Он заставил себя отвернуться. Вышел на балкон и стал смотреть на море, но не выдержал и нескольких минут и вернулся в комнату.
– Может, оставишь чемодан мне? – предложил он. – Зачем тебе тащить его туда-сюда? Я сам отвезу его в аэропорт.
– Нет, я лучше сама, – возразила Юля, пробегая мимо. – Мало ли, что может понабиться.
Вот уже и позвонили – такси ждало у входа. Они пошли вниз. Юля звонко шагала впереди, Антон Ильич плелся за ней как побитая собака и тащил за собой чемодан.
На пороге она его поцеловала.
– Ну все, я поехала, – торопливо проговорила она.
Антон Ильич прильнул к ней, порывисто, отчаянно, как в последний раз, уткнулся лицом в ее шею и закрыл глаза, как будто хотел навсегда запомнить мгновение, когда он держал ее в своих объятиях. Она взяла его лицо обеими руками, посмотрела в его скорбные безутешные глаза и ласково прошептала:
– Ну что ты, что ты? Мы расстаемся всего на несколько часов. В три я буду в аэропорту. Договорились?
И снова поцеловала его. Потом разжала руки, села в такси и упорхнула.
А Антон Ильич остался стоять, ошарашенный, остолбеневший. Очки его съехали на бок, одна рука лежала на груди, будто он все еще прижимал к себе Юлю, такси давно уже исчезло из виду, и он смотрел куда-то вперед, на дорогу, на другие машины, ничего не видел и ничего не понимал.
Коротко звякнул телефон. Он машинально полез в карман, посмотрел на экран, это было сообщение от Юли. Ни о чем не успев подумать, он открыл его и прочитал:
"Я люблю тебя".
Он почесал затылок. И правда, что он так разволновался? Он увидит Юлю через несколько часов, и они снова будут вместе, полетят в Париж, а оттуда домой, в Москву, и – кто знает? – быть может, никогда больше не расстанутся.
Поначалу все шло по плану. К двенадцати Антон Ильич спустился с вещами в холл. Он знал, что в этот час здесь будет людно, и обычно старался выписаться из отеля пораньше, чтобы не толкаться с другими отъезжающими. Но сегодня он никуда не торопился.
Его задержали даже на дольше, чем он предполагал. Когда пришел его черед и ему протянули счет, он увидел, что служащий ошибся, и в счете стояла большая сумма, чем должна была быть. Грек извинился и стал исправлять. Потом оказалось, что с карточки Антона Ильича невозможно перевести денег. Попробовали еще раз, и еще, но нет. Всюду он ей расплачивался, а тут вдруг не получалось. Платить наличными ему не хотелось – пришлось бы отдать почти всю сумму, что была у него на руках. Пришлось достать другую и расплатиться по ней. Из-за этих мытарств Антон Ильич передумал оставлять здесь свой чемодан, уж очень не хотелось ему возвращаться сюда вновь. Он решил уйти с вещами и поехать потом в аэропорт, найдя такси на уличной стоянке.
Времени у него оставалось как раз на обед. Искать новое заведение не было ни сил, ни желания, и он перекинул через плечо спортивную сумку, подхватил чемодан и направился в итальянское кафе, стуча колесами по горбатой брусчатке.
Его место у окна было занято. Можно было бы подождать в баре, пока оно освободиться, но с вещами ему там не поместиться. Пришлось устроиться за столиком на улице. Он снял с плеча сумку, подкатил чемодан, сложил длинную выдвижную ручку и взялся за боковую, мягкую, чтобы поставить чемодан поближе, на бордюрный камень позади себя, и только стал поднимать его, как тот с грохотом повалился на землю. Ручка с треском оторвалась, и Антон Ильич остался стоять, держа ее в руках. На звук выбежал официант посмотреть, что случилось. Антон Ильич помахал ему оторванной ручкой, показывая, мол, все в порядке, потом нагнулся, обхватил чемодан с боков, поднял его и поставил на место. На этом, однако, неприятности его не закончились.
Соседний столик занимала парочка. К стулу, за которым сидела девушка, была привязана собака на длинном поводке. Пес крутился под ногами у хозяйки, но, завидев Антона Ильича, вылез из-под стола и стал проявлять к нему живейший интерес, виляя хвостом и принюхиваясь. Антон Ильич потрепал его за ухом. Хозяйка, увидев это, ему улыбнулась.
Официант принес заказ. Антон Ильич взялся за приборы, но тут заметил, что пес не отходит от его чемодана, обнюхивает его, трется об угол. Уж не надумал ли он его пометить? И точно, пес стал пристраиваться к чемодану и чуть было не задрал уже заднюю лапу.
– Пшш! Пшел отсюда! – тихонько зашипел на него Антон Ильич.
Пес отошел. Но тут же вернулся. И снова стал тереться о чемодан.
Да что же это такое, подумал Антон Ильич. Этого только ему не хватало!
– Брысь! Иди отсюда! – сказал он чуть громче, надеясь, что хозяйка его услышит и отгонит пса. Но та сидела, как обычно, поглощенная своим кавалером, держа его за обе руки, о чем-то говорила и ничего не замечала.
Пес тем временем продолжал изучать чемодан Антона Ильича, и, казалось, не терял надежды зафиксировать на нем свое присутствие. На шипенье Антона Ильича он больше не реагировал, и тогда Антон Ильич, вытянув ногу в новом блестящем ботинке, стал аккуратно отодвигать его от чемодана и подталкивать в сторону хозяев. Пес, решив, что с ним играют, весело взвизгнул и стал прыгать вокруг ботинка. Хозяйка, услышав лай, обернулась и одобрительно кивнула Антону Ильичу, мол, надо же, какой любитель собак оказался рядом с ними!
Неизвестно, сколько бы еще продолжалась эта возня с псом, если бы ни друзья, подошедшие к хозяевам. Девушка забрала собаку, и все они пересели за столик побольше. Уходя, они дружелюбно помахали Антону Ильичу. Он помахал в ответ и вернулся, наконец, к своему обеду.
Шло время. От Юли не было никаких вестей.
Настало два часа, и Антон Ильич заволновался не на шутку. Почему она не звонит? Почему ничего не сообщает? Если она планирует быть в аэропорту к трем, то должна вот-вот садиться в такси и выезжать из отеля. Едет она или нет? А что если… позвонить самому? Нет, не Юле – ее он не стал бы беспокоить звонками, – а Эвклиду?
Какой же он болван! Надо было сразу это сделать. Если Юле что-нибудь понадобится, кто как не Эвклид сможет прийти на помощь? Антон Ильич быстро набрал номер отеля и попросил соединить с баром. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем в трубке раздался наконец бодрый голос его друга.
– Видел, видел я твою Юлю! Все у них в порядке, не беспокойся. Они сидят в ресторане, обедают.
О ночном происшествии Эвклид ничего не слышал, врачей в отеле не видел. И Наталья, и старушка Вера Федоровна, с его слов, выглядели как обычно. Антон Ильич с облегчением выдохнул: раз так, волноваться не о чем. Вероятно, Юля решила составить компанию родственницам за обедом и с минуты на минуты сядет в такси. Он попросил счет.
Официант, показывая на чемодан, спросил, куда он уезжает.
– В Париж, – с радостью произнес Антон Ильич. Кажется, ничто больше не могло помешать его планам.
В который раз он глянул на часы, было пятнадцать минут третьего. Пора, решил он и взялся за сумку. В это мгновенье раздалась телефонная трель. Слава богу, выдохнул Антон Ильич, поставил сумку на место и достал телефон. Он не ошибся, это было сообщение от Юли.
"Я не успеваю. Придумай что-нибудь".
Он уставился в телефон.
– Я не успеваю. Придумай что-нибудь, – вслух прочитал он. – Придумай что-нибудь…
Он перечитал сообщение несколько раз, бормоча себе под нос, потом воскликнул, словно обращаясь к кому-то:
– И что я должен придумать? Что?!!
Сел обратно. В голове у него помутилось.
Что это значит, не понимал он? Едут они в Париж или нет? И что означает это "придумай что-нибудь"? Она хочет вылететь позже? Насколько позже? Сегодня или нет? Если она не приедет сейчас, на парижский рейс они не успеют. Так что ему делать? Покупать новые билеты? А что делать с этими?