Молодой влюбленный живо представил Инну стоящей в прихожей, которую он мельком, но все же успел рассмотреть. Вот девушка в облегающем платье и коротенькой джинсовой куртке подходит и внимательно смотрит в большое зеркало, стоящее рядом с большим шкафом, подводит ресницы, быть может, немного румян, немного помады (которую, конечно, не любит)… и тут звонит Андрей Петров, любитель помогать незнакомым девушкам: "Алло, Инн, тут, э-э-э, в общем, такое дело, мне срочно надо уехать, не знаю, как тебе объяснить… ты можешь, конечно, мне не поверить…" Инна, не дослушав это бред до конца, бросает трубку и больше никогда не отвечает на его звонки. Воображаемый сценарий развития событий сковал Андрея, как якорь, по ошибке выкинутый на мели. Он стоял неподвижно, уткнувшись в отражение магазина в луже, с цветами в одной руке и телефоном в другой, тщетно пытаясь сообразить, что конкретно ему делать. Да что такого могло случиться, чтобы я немедленно понадобился? И вообще, никогда еще Штейн не хотел так срочно меня видеть. Видимо, произошло действительно что-то серьезное.
Андрей подошел к обочине, вытянул руку, спустя секунд двадцать подъехала старенькая BMW выгоревшего черного цвета. Петров назвал адрес Штейна и, не спрашивая о стоимости поездки (да и вообще ничего не спрашивая), плюхнулся на заднее сиденье. Ехать минут пятнадцать, можно спокойно подумать, что же написать Инне. Андрей убрал пальцем манжет рубашки, посмотрел на часы: ровно 16:00. Он достал телефон и стал судорожно набирать сообщения и фразы самой нелепой комплектности: "Инн, привет еще раз, извини, у меня дела", "Ты не будешь против перенести нашу встречу на завтра?", "Инна, я очень извиняюсь, но срочно надо уехать, прости, пожалуйста, я позвоню позже и все объясню". Перечитав последний вариант он нажал "Отправить". "Сообщение доставлено" – появилась надпись на экране несколько секунд спустя. Мысленно Петров ругал себя и даже ненавидел: как он, человек, который может придумать любой текст почти на любую тему, не справился с простым сообщением?!
– Поссорились? – сказал таксист, взглянув на него своими глупыми мелкими глазами, и, не дожидаясь ответа, добавил: – Понимаю, сам такой же. Бывает.
Андрей промолчал. "Что ты там понимаешь?! Тоже мне эксперт!" – подумал он. Спустя пять минут пришло ответное сообщение. Молодой человек набрал полные легкие воздуха, зачем-то зажмурился, открыл глаза и прочитал: "Очень жаль, целую". Петров перечитал еще раз. Еще и еще. Три простых слова. Вот у кого надо поучиться! Андрей никогда не думал, что одно небольшое сообщение, оказывается, можно обдумывать часами. Понятно, что ей очень жаль, но она же, черт бы весь мир подрал, написала в конце это слово "Целую"! – ликовал Андрей. Слово – спасательный круг! Хотя она ведь могла сделать это из вежливости! Тоже возможно! Может быть, в голове женщины фраза "Очень жаль, целую" все равно, что "Очень жаль, позвони потом", а может вообще, словом "целую" она заканчивает каждое сообщение и это просто привычка?! От количества воображаемых комбинаций заболела голова, Андрей даже забыл, куда направляется, и на секунду задумался: а какого черта он делает в этой машине и куда он едет? И только слова таксиста вернули его обратно в действительность:
– Прибыли, Мира, 29, как договаривались. Триста!
Петров расплатился, аккуратно достал букет из багажника и пошел в сторону ярко-белой 25-этажки, которую про себя называл "Вавилонская башня". Не то чтобы это такое уж высокое здание – в городе есть постройки куда выше, – просто рядом в основном супермаркеты, пара детских садов и два старых дома, кишащие пенсионерами и алкоголиками (что часто одно и то же), по непонятным причинам еще не ставшие аварийными. Подъезды к дому-исполину заставлены машинами – обычная картина возле элитных городских высоток. Это возле старых пятиэтажек в девять часов утра всех как ветром сдувает, а возле таких новеньких бетонных коробок создается впечатление, что припаркованные иномарки – не более чем часть экстерьера (сиречь ландшафтный дизайн). Андрей прошел по широкому тротуару, свернул за детской площадкой и двинулся в самый конец дома к последнему, восьмому подъезду. В домофон звонить не пришлось – навстречу вышла молоденькая девушка с коляской и, увидев Андрея с цветами, приветливо улыбнулась. Он тут же подумал об Инне. "Вот же я мудак, наобещал, она ждала, а я…"
– Спасибо, вы очень любезны, – сказала девушка, довольная поступком симпатичного незнакомца.
Петров улыбнулся в ответ и прошел к лифту. Штейн жил на одиннадцатом этаже. Была бы возможность, он бы купил квартиру на первом – приятель Петрова панически боялся высоты. Просто квартира – единственная, оставшаяся свободной, после того как застройщик, хороший знакомый Саши, объявил о старте продаж в этом элитном доме. Так что даже к этой небольшой по современным меркам высоте Штейн привыкал мучительно долго и первые месяцы совсем не выходил на балкон. Поднявшись на лестничную клетку, Андрей позвонил в черный видеодомофон, замок тут же щелкнул.
– Заходи, заходи, цветы давай в вазу поставлю. – Штейн был немного пьян, он стоял, прислонившись к шкафу, в свежей рубашке и брюках – казалось, он не знал о существовании другой одежды. – Ты извини, Андрюх, что испортил тебе день, но это тебя касается не меньше. Садись. Ты как обычно? – Гостеприимный хозяин прошел к винтажному бару, открыл стеклянную крышку большой прозрачной бутылки и медленно налил до середины. – Тебе со льдом?
– Сань, все равно, что там стряслось?
– В общем, Андрей Юрьевич, ситуация следующая. Звонит, представь себе, мне утром один дебил. Фамилия – Носов. Ну, мы туда-сюда, об одежде поговорили, о свитерах без рукавов, в общем, для начала последние тренды в моде обсудили, друзья же ведь как-никак, и он мне знаешь, что говорит? Что Демина уехала за границу, причем сегодня утром! Что-то срочное у нее, объяснять не стала и умотала ко всем чертям.
– Ну, уехала и уехала, мы-то с тобой тут при чем? – спросил Андрей.
– А при том, дорогой мой приятель, что бумаги все уже подписаны, она в них даже не смотрела. Я думаю, этот клоун подложил ей первый вариант договора, в котором указаны лишь цены и названия активов и нет там ни строчки про всяких там сотрудников и прочую фигню.
– То есть получается, что Носов выкинет нас на хрен?!
– Садитесь, пять! – ответил Штейн. – Тебе подлить? Давай-давай, свидание не состоялось, с работой тоже не ахти, выпить оно знаешь ли, никогда не повредит.
Штейн подошел к бару, взял бутылку и прямо на весу подлил Андрею еще на полстакана.
– Это еще не все, – продолжил он, – я позвонил юристу своему, он мне сказал, что такие пункты, как сохранение персонала, никогда в таких договорах не прописываются, и вообще на бумаге все это закрепить довольно сложно, а когда такое говорит юрист, это значит – нереально. Сделать все это можно, только если мы с тобой являемся держателями акций компании. Короче, дорогой мой друг, скорее всего, выражение Деминой "мы это с вами проговаривали в договоре" следует понимать так: "Я надеюсь на вашу порядочность, мистер мудак, вы уж ребят моих оставьте, лады?!" И знаешь, что самое интересное, – продолжал Штейн, нервно отпивая лошадиными глотками янтарную жидкость, – этот урод сказал, что все эти договоренности выеденного яйца не стоят, но есть у него для нас одно интересное предложение.
– Имеется в виду для всей нашей прежней команды? – спросил Петров.
– Андрюх, не поверишь, но я слово в слово повторил ему твой вопрос. Конечно нет, ответил он, это, говорит, касается исключительно вас двоих – на остальных ему, понятное дело, плевать. Ты знаешь, еле сдержался, чтобы не послать его. Он сказал: завтра в обед позвонит, договоримся о встрече.
– Это если у нас время будет, – сказал Андрей и поставил бокал с виски на большой прозрачный столик. – У тебя полегче есть что-нибудь, Саня, что это за дерьмо? – добавил Петров сделав большой глоток.
– Этому дерьму пятьдесят лет, чтоб ты знал.
– Я понял, есть полегче? – повторил он. – Да, кстати, что ты Носову сказал в конце?
– Что я мог сказать, когда он трубку положил сразу?! Точнее, я сказал, только он вряд ли разобрал мои послания, ежели не телепат, разумеется. Ты ж не забывай, он до сих пор думает, что такие, как мы, для него – это такие куски дерьма, по странному стечению обстоятельств снабженные руками и ногами. Он же никого за людей не держит. Деньги, они портят, а таких, как он, так вообще превращают в полное дерьмо. Надеюсь, ты не в обиде на старого приятеля, что он все это тебе сообщил по телефону, тем самым испортив такой солнечный денек?
– Ладно, брось. Давай подумаем. Уволить нас – вообще не проблема, не заплатить он тоже не может, ну а что тогда? – рассуждал Андрей вслух.
– Есть у меня подозрение, точнее, я даже уверен в этом. Носов хочет предложить что-то другое, он хоть нас недолюбливает, но мне не раз говорили наши общие знакомые, что отзывается о нас паразит этот весьма уважительно, это он на людях такой сорви-рукава. Не забывай, у него этих газет и журналов штук десять, плюс телекомпания. В общем, хрен его знает, что у него на уме, но очень мне кажется, что с журналом "Мой город" у нас роман закончился.
Штейн уставился на большой выключенный телевизор, стоящий на полке, скорее просто потому, что он должен быть в каждом доме, нежели для использования по прямому назначению. Капелька виски упала на красивую белую штейновскую рубашку, мгновенно превратившись в небольшое пятно. Похоже, что хозяин великолепного изделия от Hugo Boss сейчас вообще на замечал ничего, кроме своего отражения в большом черном экране напротив, и слава богу, что капли этой в черном отражении увидеть просто невозможно.
– Знаешь что… – начал Андрей после долгого молчания, – может, ну его, всех этих носовых и журналы, поживем просто для себя немного, отдохнем, а там и решим.
– Что решим, Андрюх? Что? Нам же не по двадцать лет, мне – тем более! Ты вон что умеешь, кроме статей своих?! Ни-че-го! Попробуй исчезни, прямо сегодня! Да все твои журнальчики через месяц-другой найдут какого-нибудь студентишку, который раза в четыре дешевле будет писать, пусть хуже, но в общем пойдет. – Штейн повернулся и посмотрел Андрею в глаза. – А я, ты знаешь, я прямо чувствую, что мне уже дороги нет назад, я ведь ни черта не умею, живу-поживаю лишь потому, что пытался ладить всегда и со всеми. Вот и сейчас, хочется выключить все телефоны и вообще ни с кем не видеться пару лет, но это дорога в никуда, уж я-то знаю… старик, жизнь она такая. Могу я, в конце концов, сказать эту сакраментарную фразу?
– Какую еще фразу? – спросил Андрей.
– Ну, типа: "Я же старше, поверь мне, старик… я знаю, о чем толкую…", – ответил Штейн и громко рассмеялся.
Андрей подхватил заразительный смех приятеля, поддавшись природному обаянию Штейна.
– Вот мы с тобой идиоты, да?! – сквозь смех орал Штейн. – Вот клоуны! Никогда серьезно не можем поговорить! Ай-й, не могу! Надо в церкви проповеди читать, вон у меня опыт какой!
Друзья быстро забыли про главную тему встречи и просто наслаждались обществом друг друга. Андрей показал сообщения Инны, на что Штейн сказал, что девушка и впрямь неглупая и увидеться с ней еще раз он просто обязан. Несмотря на будний день, настроение у обоих было приподнятое. За окном уже стемнело, хозяин квартиры включил телевизор для фона, отчего в комнате стало уютней и теплей. Приятели, как это принято у всех мужчин мира, находящихся в легком подпитии, принялись писать сообщения знакомым девушкам: Штейн написал Мелиссовой, потому что кроме нее никому писать не хотел, Андрей не удержался и написал Инне, мысленно ругая себя за необдуманные действия. Странно, но после нескольких бокалов виски радостью и хорошим настроением хочется делиться со всеми. В случае с мужчинами радостью особенно хочется поделиться с женщиной, и вовсе не потому, что под влиянием алкоголя те так жаждут телесного контакта, как многие ошибочно думают, нет, все это потому, что в моменты радости человек максимально одинок. Стоит начаться чему-то хорошему, все мы, как по какой-то заданной программе, сразу воображаем момент, когда это веселье закончится, а женщина, как известно, иногда может дать мужчине то самое чувство, что будто праздник не закончится никогда, и, как ни странно, красивое тело часто бывает тут совершенно ни при чем (но в немалой степени способствует этому).
Несмотря на полную солидарность с другом насчет Носова и всего остального, на грядущие события Андрею было плевать. Он понимал, в каком возрасте и положении находится Штейн, что он никогда уже не будет принадлежать себе и все такое прочее. Если тот хочет жить и дальше нормально, иметь возможность ездить на дорогой иномарке и покупать шикарные костюмы по цене подержанных отечественных машин, он просто обязан играть в начатую им игру, и он и дальше будет продолжать изображать "своего парня" везде и всегда. Андрей был другим. Да, он мог подстроиться под любую ситуацию, но ладить со всеми и каждым – это выше его сил. Штейн часто уходил от прямого ответа, когда его в шутку спрашивали, как это он умудряется всем нравиться, ведь это просто невозможно! На что он отвечал что-то типа "так надо", "потом поймете" или что-то в этом роде. В любой организации, на любом предприятии или в любой конторе всегда есть человек, который старается нравиться начальству, и, как правило, такие быстро сами становятся начальниками. Люди слишком любят себя, и отказаться от дополнительного внимания – это выше их сил. Петров хотел лишь одного – заниматься тем же и боже упаси чем-то другим. Он знал и отдавал себе отчет, что это сейчас, когда есть заказчики, готовые платить, когда у него есть хоть какие-то сбережения, он может делать вид, что ему плевать на весь этот театр, но вместе с тем он понимал, что Штейн на сто процентов прав, говоря, что стоит ему уйти в сторону, как вакантное место будет занято спустя пару дней. "Сколько нужно скопить, чтобы вообще не бояться завтрашнего дня?" – думал Андрей, глядя на усталого и немолодого уже друга, нервно клацающего кнопками пульта.
– Слушай, Сань, а что ты будешь делать, если Носов сделает так, что мы с тобой вообще работать в этой сфере не сможем? Я имею в виду, доконаем его окончательно, что тогда?
– Я превращусь в другого человека и все равно понравлюсь Носову, – ответил Штейн без промедления, будто только и ждал, когда его об этом спросят.
Несмотря на сарказм, Саша Штейн не врал. Вот этот точно будет виться ужом и в конце концов проползет везде. Самое страшное, что он сам понимал всю мерзость своего положения, но и ходить в офис за тысячу долларов – тоже желания ни у кого не было. Большая часть людей каждый божий день жертвуют всем: совестью, гордостью, положением, честью и даже мечтой (то есть вообще собой с потрохами), лишь бы иметь возможность зайти вечером в супермаркет, купить еды, чтобы были силы работать завтра… и послезавтра… А мы иногда смотрим на белок в колесе и удивляемся их глупости. "Вот тупая!" – кричат все. "Ну дает!" "Да возьми прыгни в сторону и дело в шляпе!" – думаем мы. А чуть позже потом выключаем телевизор и ложимся спать, чтобы утром начать такой же круг в похожем колесе, только закрытый с двух сторон толстыми железными прутьями, сквозь которые никогда не выпрыгнешь. Зато через них хороший обзор.
Мелиссова ответила Штейну не так чтобы быстро, но минут через двадцать. Заявила, что с удовольствием встретится, но завтра, сегодня, увы, она у родителей. Странно слышать такое от сорокалетней женщины, но Штейн прекрасно знал, что она не замужем, и все тридцать девять последних лет маленькая Алла наверняка такой же маленькой и оставалась, разве что стала ходить на работу и немного постарела. Андрею повезло больше. В ответном сообщении Инна сказала, что решила пройтись по магазинам и сейчас делает маникюр в торговом центре недалеко от дома Штейна. Петров десять раз подумал, оценив свое состояние после выпитого, но, несмотря на приличное опьянение, любопытство и взыгравшая страсть к этой красивой незнакомке все-таки взяли свое, и он все же попросил девушку встретиться через час в любом удобном для нее месте.
– Сань, мне вот больше повезло, – сказал Андрей, показывая приятелю экран телефона. "Давай в "Оливии", через час" – написала Инна.
– Дорогу молодым, – отшутился Штейн в ответ. – А мне, честно, надоело одному, – тут же завел он свою любимую тему. – Вот приходила ко мне Алла, понятное дело, ей почти сорок, она уже не очень, но она женщина, понимаешь, Андрюх?! Она и на стол накрывает по-другому, и воду в ванну напускает как-то особенно, и даже столовые приборы на стол кладет так, что есть хочется только там. Знаешь, то ли и правда все это возраст, то ли еще что… – Саша попробовал изобразить нечто вроде улыбки и добавил: – Просто одному быть – это вообще хуже всего, понимаешь, о чем я?
– Опять за старое? – спросил Андрей.
– Ну а кому я еще расскажу об этом? Ты же знаешь, друзей у меня нет и быть не может. Как можно дружить с человеком, от которого так и веет фальшью? Это ты, слава богу, терпишь своего приятеля, а мне бы не помешало еще друзей. Человек, скажем, пятьдесят. Ладно, все, хватит об этом…
Коллеги подошли к окну, держа свои бокалы как факелы.
– Ты знаешь, – продолжил Саша после недолгого молчания, – я люблю вот так постоять и посмотреть в эти окна напротив, люблю думать обо всех этих людях. Я тебе больше скажу, это стоило того, чтобы перебороть страх высоты. Каждый вечер я вглядываюсь в эти заставленные хламом балконы, в эти вывешенные после стирки таки же грязные вещи, больше похожие не на предметы гардероба, а на тряпки, и думаю, что в этих тесных квартирах сидят такие же, как мы с тобою, люди, и, возможно, им так же одиноко по вечерам, и они так же смотрят в окно, опустив глаза. А утром эти одинокие люди идут каждый в свой отдельный мир, где не так-то и скучно: муж и жена – на работу, ребенок – в садик или школу, целые вселенные! А я стою и думаю: был бы я счастлив, живя такой жизнью? Ведь я вполне мог оказаться главой одной из этих семей, и если бы у меня были дети, они сейчас были бы совсем взрослыми…
Штейн всматривался вдаль, и было сложно сказать, действительно он переживает или, наоборот, где-то в душе радуется тому, что может выбирать и решать все сам и никому кроме себя ничего он не должен…
Глава 6
Андрей шел быстро, боясь опоздать. Показать себя несерьезным во второй раз за день он просто не имел права. Он живо представлял, как Инна, сидя в большом удобном кресле, рассматривает свои красивые длинные пальцы с новеньким френчем. Хотя почему именно френч? Вечно мы представляем себе именно то, что по нашему мнению является идеалом, но зачастую получается совсем наоборот. Ну, например, бывает, сидите вы где-нибудь в баре, напротив – девушка. Длинные волосы, яркие выразительные глаза, налитая грудь. Она смеется, улыбка обворожительная, пухлые губы, скрывающие жемчужно-белые зубы. Даже этого хватит, чтобы с достаточной долей уверенности сказать о ней почти все… но секундочку! Вот ее правая рука потянулась к бокалу с коктейлем – и (о боже мой, только не это!) вы наконец увидели ее руки. Это даже не руки – это настоящие рабочие ручищи шахтера. А ногти?! Нет, этого просто не может быть! Ногти черного цвета! Но как же так?! – думаете вы, – какая несправедливость, быть такого не может! Не всегда очевидные по вашему мнению вещи – очевидные, и не всегда в свете этого они правильные.