29
Войны у детей бывают не только игрушечные, а и настоящие.
Однажды Гоша, работая в теплице, увидел издали, как братья Толик и Костя вдруг начали кидаться камнями в своих приятелей, а потом сели на велосипеды и бросились улепетывать. За ними погнались. У теплицы Костя соскочил, схватил вилы, закричал:
- Убью!
Преследователи остановились.
- Завели себе придурка вместо отца! - закричали они.
- Сами придурки! - ответил Толик, замахиваясь лопатой.
Гоша вышел.
- Придурок, придурок! - закричал, обрадовавшись, Диман, большой уже мальчик, лет четырнадцати.
Гоша, улыбаясь, направился к нему.
- Только подойди! - предупредил Диман, соскакивая с велосипеда и хватая камень.
- Да не бойся, - сказал Гоша.
- А кто боится?
- Я просто хочу спросить: что такое придурок?
Вопрос был для Димана неожиданным. Мальчик из его команды по кличке Пося (от фамилии Поськин), желая подольститься к старшему, подсказал:
- Придурок - это который дурак!
- Тогда это не я, - сказал ему Гоша. - Дурак - кто глупый и ничего не понимает. А я не глупый. И понимаю.
- Ага, понимаешь! Умные мужики с детьми не играют и в теплице не ковыряются! - рассудил Диман.
- А что же они делают?
- Они… - Диман опять запнулся, а Пося опять помог:
- Они на работу ходят и деньги получают! На больших машинах ездиют! Водку пьют и курят! И с женщинами это самое! Понял?
- И поэтому умные?
- Да! - подтвердил Диман, хотя и не вполне уверенно.
- Не знал, - сказал Гоша так, словно извинялся за незнание. - А ваши отцы, наверно, все умные? - спросил он без подвоха, с подлинным интересом.
Тут не только Диман, но и все прочие, включая всезнающего Посю, пришли в замешательство. Во-первых, отцов не было в наличии у каждого второго. А те отцы, что имелись, не вполне соответствовали параметрам, довольно точно, надо признать, обрисованным Посей. Далеко не все ходили на работу и получали деньги. Очень немногие ездили на больших машинах. Зато уж водку пили и курили - большинство. Один пункт оставался и вовсе сомнительным - насчет с женщинами это самое. Теоретически пацаны понимали, что имеется в виду, но толком, как и с кем это происходит у отцов, они не знали, да и не задумывались (или стеснялись задумываться).
Так что - путаница какая-то.
Выручил опять же Пося, крикнул:
- А тебя не касается!
- Вот именно. А вам мы еще бошки поотрываем! - пригрозил Диман братьям.
И команда уехала.
Гоша взял у Толика и Кости лопату и вилы.
- Этим не надо, - сказал он. - Опасно.
- А как? Голыми руками? - спросил Костя.
- Конечно.
- Ага! А если на тебя с палкой? - усомнился Толик.
- Попробуй, - Гоша дал Толику палку.
Толик махнул, но не подходя.
- Ты по мне. Не стесняйся.
- Сам просил! - предупредил Толик.
Размахнулся, ударил. То есть хотел ударить, но Гоша перехватил палку и тут же сломал ее - даже не об колено, а в воздухе. Переломил, как тростинку.
Костя наскочил на него сбоку - и тут же оказался лежащим на траве, куда его мягко опустил Гоша.
- Здорово, - признал Костя. - Откуда приемы знаешь?
- Откуда-то знаю.
Вечером Таня увидела, войдя во двор, ужасную картину: сыновья дрались, ударяясь друг о друга, падая, катаясь по земле.
- Вы что? - бросилась она к ним, растаскивая. - Очумели?
- Да мы тренируемся! Нам Гоша приемы показал!
Татьяна посмотрела на Гошу, сидевшего на крыльце. Тот кивнул.
- Зачем? - спросила она.
- Это не вредно.
- Ага, не вредно. Последнюю одежду истреплют.
- Древние греки боролись голыми. Я по телевизору видел.
- Еще голышом они будут бегать! Не дикие, слава богу…
30
А Муслим каждый день сбавлял цену.
- Ты что-то уж совсем грабишь, - обиженно сказала Татьяна в очередной раз, рассматривая деньги, полученные за зелень, овощи и цветы. - В Москве, я видела, в три раза дороже.
- Сезон. Конъюнктура. Спрос, - ласково объяснял Муслим. - Езжай в Москву, если хочешь.
- На палочке верхом? В маршрутке все кишки вытрясет, на электричке давка с утра, а днем смысла нет. И на себе тащить - ты соображай тоже!
- Тогда что я могу поделать? - развел руками Муслим.
И Татьяна решила рискнуть.
Она достала из тайника доллары, взяла одну бумажку и сказала Гоше:
- В долг у тебя беру. Не против?
- У меня?
- Да. Твои деньги, не вспомнил?
- Нет.
- Все равно. Сто долларов беру, ясно? В тетрадь запишу, не думай!
И Татьяна действительно сделала запись в хозяйственной тетради: такого-то числа, дескать, взяла у Гоши сто долларов. И заставила его расписаться. Гоша долго вертел ручку, не понимая. Потом вывел какую-то закорючку и рассмеялся.
Татьяна понесла купюру в обменный пункт у вокзала.
Там она подала в окошко сотенную, сказав:
- Мне вот тут заплатили проезжающие, посмотрите, она нормальная?
- За проверку сто рублей, - сказала девушка в окошке.
- Ничего себе! Да вы не думайте, я у вас и поменяю, если не фальшивка!
- Все равно сто рублей.
- А если бы просто меняла?
- Тогда по курсу.
- Ну ладно, меняю.
Тем не менее, девушка, конечно же, проверила купюру, ничего за это не взяв, поскольку это перестало быть отдельной оговоренной операцией (о, тонкости финансовой жизни!), и отсчитала Татьяне нормальные российские деньги.
Татьяну аж в пот бросило.
Деньги ей требовались для ремонта машины: давно ей говорили, что пора менять карбюратор. А заодно "поршня€€ проверить, руля подвертеть, ходовую простукать".
Карбюратор она купила, а установить его и заодно поршня€€ проверить, руля подвертеть и ходовую простукать пригласила Кумилкина, который всем хвастал, что в своей разнообразной жизни был начальником авторемонтников при гараже мэрии города Нарьян-Мара.
Кумилкин пришел, покопался, разобрал, развинтил что мог, в обеденный перерыв потребовал аванс, купил бутылку водки, выпил и начал все собирать обратно. В результате машина, и без того еле живая, околела совсем - ничего не включалось, не заводилось, не искрило. Мертвая груда железа. Татьяна стала ругаться, а Кумилкин оправдывался, говоря, что хуже этого драного "Москвича" он в жизни машины не видал. Потратил только зря драгоценное рабочее время, отнял его от составления бизнес-плана! И ушел, плюясь с досадой.
Татьяна чуть не заплакала. Сгоряча сама полезла с отверткой, содрала кожу на пальце, приложилась губами к ранке, бросила отвертку и отправилась в дом со словами:
- Да гори ты синим огнем!
Гоша же, научившись по книге обращаться с цветами, решил, что и тут поможет книга. Тем более что она у Татьяны была: альбом "Москвич-412. Пособие по уходу и ремонту". С очень подробными картинками и схемами. Два дня Гоша ходил вокруг машины и залезал то под капот, то под кузов, сверяясь с книгой, а на третий начал ковыряться. Толик и Костя помогали: то отвертку подадут, то плоскогубцы, то ключ двенадцать на четырнадцать либо шестнадцать на восемнадцать.
И доковырялись они до того, что к концу недели Татьяну ждал сюрприз: к ее магазину подкатил "Москвич", оттуда вышел Гоша и выскочили братья, крича и вызывая мать полюбоваться.
Татьяна вышла. Ахала.
- Как же это вы? Надо же… Гоша, а как ты доехал? У тебя же прав нет! И разве ты умеешь вообще?
- Запросто! - похвастался Толик, будто сам был за рулем. - Сто по прямой выжимает - легко!
- Ты осторожней! - испугалась Татьяна. - И вообще, назад я сама поеду!
Они ехали домой, Татьяна всему поражалась.
- И передача нормально работает, а то скрежетало все… И клапана не стучат… Золотые руки у тебя, Гоша!
Гоша усмехнулся, посмотрев на свои довольно грязные руки.
Братья тоже посмотрели на свои чумазые руки - с гордостью. Толику показалось, что его левая рука слишком чиста, и он размазал по ней пятно черного отработанного машинного масла.
- Ты, может, автомеханик был? - спросила Татьяна Гошу.
- Не знаю. Вообще-то я по книжке.
- Да там понятно все! - сказал Костя. И обратил внимание Гоши, деловито сказав: - Коробку все-таки еще подрегулировать надо. Видишь - рвет?
- Подрегулируем, - сказал Гоша.
Их, подъезжающих к своему дому, увидели Одутловатов-дядя и Кумилкин-племянник.
- Все-таки отремонтировали, - сказал задумчиво Кумилкин. - За какие шиши, вот вопрос!
- Есть соображения? - тут же догадался Одутловатов.
- Имеются. Вот скажи, будет женщина мужика держать, если у него денег нет?
- Смотря какой мужик…
- Я в принципе.
- Не будет, - сказал Олег Трофимович, чтобы не ссориться племянником, хотя на самом деле считал иначе: его самого, когда он был еще однократным инвалидом, одна женщина держала без денег почти два года. Счастливое было время!
- Так вот, - продолжал Кумилкин, - слушай дальше (хотя дядя и так слушал - а чего еще делать?). - Откуда он появился вообще? Кто он? Ничего неизвестно. Я думаю так: серьезный человек взял кассу и залег на дно!
И глаза Юрия мечтательно затуманились. Это была розовая (она же, впрочем, и голубая) мечта его жизни: взять кассу и залечь на дно. И блаженствовать.
31
Утром следующего дня Муслим увидел такую картину: Татьяна на "Москвиче", груженном корзинками с овощами и зеленью (даже на сиденьях стояли, не поместившись в багажнике), проехала специально мимо его палатки. А потом, сделав круг почета, выехала на московскую трассу. К обеду вернулась, опять проехала мимо Муслима, зачем-то высунув из окна руку и помахав какими-то деньгами.
Муслим посмотрел на своего земляка и пожал плечами. Не то чтобы он не понял, все он понял, но есть счастливые люди: что им неприятно, умеют как бы не понимать, не впускать себе в душу.
А к вечеру братья уговорили Гошу поучить их ездить на пустоши между домом и карьером. С разрешения матери, естественно.
Гоша согласился, строго предупредив, что гонять не даст.
Через час-другой и Толик, и Костя вполне уверенно вели машину, огибая кочки и ухабы. Чтобы не ссорились, Гоша определил - каждому по десять минут. Он хорошо понимал тоску мальчика, который сидит рядом с другим, ведущим машину, и жадно смотрит. Одно утешение: можно поправить, поучить, крикнуть: "Дурак, на вторую переходи!".
Окрестные пацаны смотрели сначала издали. Потом начали гоняться за "Москвичом" на великах. Потом попросились тоже покататься.
- А фиг вот вам! - ответил Костя, но Гоша посмотрел на него укоризненно.
- Ладно, - смилостивился Костя. - Залезайте. Но за руль не пущу!
И в машину набилось, кроме Гоши, восемь человек пацанья.
Вел Костя.
Он был счастлив, но не показывал вида, смотрел вперед строго и даже почему-то грозно.
- Не крутите башками там! - прикрикнул. - Заднего обзора не даете! - хотя задний обзор ему был не нужен ввиду отсутствия других машин.
Впрочем, зато сзади появился человек.
- Папка! - показал Толик.
Костя развернулся, поехал к отцу. Абдрыков ждал.
Костя лихо остановил машину, бампером чуть не у самых коленей отца, Толик выскочил, бросился к нему:
- Привет! А видал, как мы?
Валерий осмотрел машину и находящихся в ней и сказал:
- Так. Вышли все.
Все вышли, включая Гошу.
- Кто разрешил машину брать? - спросил Валерий.
- Она была сломанная, - сказал Гоша. - Мы починили.
- А какое твое дело, сломанная она или не сломанная? - подступил к нему Абдрыков. - Она твоя?
Гоша молчал, не понимая вопросов Абдрыкова.
- Она наша, - хмуро ответил за него Костя, бычась на отца.
- А твоего в этом доме вообще ничего нет, - напомнил ему Абдрыков. - Мал еще! Машина моя, от отца досталась! Отойди! - И он оттолкнул Гошу, хотя Гоша вовсе не мешал ему пройти к машине.
Толчок получился сильным, да еще кочка под каблук подвернулась, Гоша упал.
Поднялся, отряхнулся.
- Ты чего? - закричал на него Костя. - Ты же его одной рукой можешь!
- Не трогайте папку! - попросил Толик.
- Ага, меня тронешь! - сказал Абдрыков, садясь в машину.
Костя что-то сердито прошептал и вдруг быстро побежал к дому, вытирая кулаками на ходу глаза.
32
Валерий с шиком подкатил к дому Веры.
Она сидела во дворе с подругами и приятно удивилась:
- О! Откуда?
- Собственная, - скромно сказал Абдрыков.
- Починил, что ль?
- Были бы руки и голова, - ответил Абдрыков. - Садись, покатаемся.
Вера, с гордостью глянув на соседок, села в машину - пусть старую, но с кавалером за рулем! - и они покатили за город, потому что Валерий давно уже просрочил свои водительские права и боялся милиции. К тому же там свободнее в смысле проехаться с ветерком. Купили три двухлитровые бутыли пива, прохлаждались в пути, свернули с трассы на полевую дорогу вдоль речки, Абдрыков разогнался, пугая Веру, та кричала, чтобы потише, а сама смеялась.
У реки была развилка, дорога раздваивалась, одна шла поверху, другая спускалась, тут получилась странность: умом Валерий точно знал, что хочет проехать поверху, а руки почему-то направили руль в сторону, вниз. Ум поправил руки: не туда, мол. Руки крутанули руль, не учтя того, что машина уже ехала вниз.
"Москвич" на полной скорости накренился и оказался на двух колесах, Абдрыков опомнился, начал выправлять, но забыл снять ногу с педали газа.
И машина закувыркалась.
Пьяного Бог бережет, говорят в народе, и справедливо. А тут Боженька поднатужился и уберег сразу двоих, того причем не стоящих (на то и милость Божья): и Валерий, и Вера оказались хоть и поцарапанными, с синяками и шишками, но целыми, даже ничего не сломали.
Машина же была поуродована - в хлам. "Восстановлению не подлежит", как сказал потом лучший чиховский специалист по ремонту, которого Татьяна привела на место происшествия (Валерий, естественно, бросил там эту груду железа).
Татьяна даже не пошла к бывшему мужу ругаться - толку? И машина, строго говоря, все-таки действительно его.
А у Валерия появился еще один повод для вечного праздника, ибо второй раз в течение своей, еще пока довольно короткой жизни он подвергался смертельной опасности и остался цел. Было чем гордиться, было что праздновать.
Вера его радость разделяла вполне, хотя слишком увлеклась: через две недели беспробудного праздника с ней случилось нехорошее: увидела маленьких бурых лягушек на голове Валерия и в порыве отвращения (с детства боялась лягушек) хотела прибить их скалкой. Одну-двух зашибла, больше Валерий не дал, отнял скалку, а Веру отвез в больницу, где ее и оставили с диагнозом: "острый алкогольный психоз".
Чиховцы это называют - "белочка прискакала". Белая горячка то есть.
33
Лейтенант Харченко не сидел без дела: послал запрос факсом с приложением копии билета. И получил вскоре ответ: по данному билету в июне прошлого года летел гражданин Мушков Дмитрий Георгиевич, бизнесмен и рецидивист, подозреваемый по нескольким уголовным делам. Дела эти были на стадии расследования, но Мушков Д.Г. ушел от справедливого наказания: катался на скутере по Истринскому водохранилищу возле своего подмосковного имения, не рассчитал скорости, перевернулся и утонул, не приходя в сознание. Проще говоря, погиб и умер, дела закрыты, тело выловлено и похоронено.
Харченко не удовлетворился ответом, звонил в Москву:
- А точно тело похоронено? Может, не Мушкова?
Ему ответили: похороны состоялись при многочисленных свидетелях, есть акт экспертизы и медицинское заключение.
- Все равно фотографию вышлите, - попросил Харченко.
Фотографию выслали, по факсу пришло что-то вроде фоторобота, крайне неразборчивое: мужчина среднерусской внешности, похожий сразу на всех и ни на кого в отдельности.
Тем не менее лейтенант почуял детективный сюжет. Все думают, что похоронили бандита, а бандит скрывается хитрым способом! Иначе откуда у него билет, скажите, пожалуйста? Не подсунули же!
Харченко пришел к Татьяне под вечер, когда она, Гоша и дети пили чай в саду под навесом, где до этого стоял несчастный "Москвич".
- Привет покойникам! - поздоровался Харченко.
- Вы думайте, что говорите! - рассердилась Татьяна.
- А я и думаю, - подсел Харченко, иронично поглядывая на Гошу. - Как оно, на том свете? Ничего?
- Не знаю, - сказал Гоша, поняв, что вопрос обращен к нему.
- Он не знает! - рассмеялся Харченко. - Само собой, потому что ты там не был. Но все думают, что ты там!
- Виталя, ты не шути, а скажи толком, - попросила Татьяна. Она, женщина тонкая, знала, как сбить с толку любого: не окриком, не напором, а таким вот неожиданным душевным обращением - по имени и дружелюбно. Наш человек, к этому не привыкший, тут же теряет почву под ногами и становится податлив.
И Харченко смилостивился, объяснил:
- Ты мне билет давала, так вот - Мушков наш погиб, оказывается. И похоронен. Только я думаю, жив он.
Харченко не боялся раскрыть тайну, он придерживался методики, которая предполагает прямое психологическое воздействие на вероятного преступника - давить информацией. Дескать, я все знаю, и тебе от меня не уйти!
Он внимательно смотрел в глаза Гоши.
Глаза оставались безмятежны.
- Ты что ж думаешь, - спросила Татьяна, - он и есть этот Мушков?
- Предполагаю.
- Имя-отчество как?
- Дмитрий Георгиевич.
- А он Гоша.
- Кто сказал, что Гоша? Он сам сказал? Значит, так, гражданин, - официально обратился лейтенант к Гоше, - брать я вас пока не буду. Мы кого попало не берем. Да и не хочу, чтобы надо мной смеялись, если ты вдруг почему-то все-таки не Мушков. Но учти - ты у меня под контролем. Любой твой шаг может тебя выдать! Понял? Учти, у меня в районе три нераскрытых ограбления и два убийства. Если будешь себя вести неправильно, я их сразу раскрою!
И Харченко, исполнив долг, встал, не попросив даже чая.
- А кто он был, этот Мушков? - спросила Татьяна.
- Бандит-рецидивист, - ответил Харченко.
- Круто! - восторженно завопил Толик, зная по кино и телевизору, что бандит-рецидивист - профессия приключенческая, опасная, денежная, следовательно - хорошая.
- Заткнись! - одернул его Костя, понимавший в жизни побольше брата.
А разговор этот слышала, копаясь в своем саду, Эмма Петровна Обходимова. Она совершенно случайно оказалась около забора в это время и даже кое-что видела сквозь щель, которая, опять-таки случайно, оказалась прямо перед ее глазами.