Кому в раю жить хорошо - Анастасия Вихарева


Сказал бы кто Маньке год назад, что она достанет неугасимое полено, живую воду, избы на курьих ногах, землю благодатную, или о том, что появиться у нее друг, от которого у самого Дьявола головная боль, или что выиграет битву с оборотнями - ни в жизнь бы не поверила. Казалось бы, живи да радуйся… Но рано радоваться - Дьявол не умеет по-человечески. То просит камни считать хлебом, то царства мира сует под нос, чтобы поклонились, а то заманивает прыгнуть с крыла Храма... Манька сирота, некому ее вразумить - нет у нее Бога Отца, как у Интернационально Спасителя, и твердости такой нет. И так, по наущению Дьявола и Борзеевича, она попадает в Ад, где встречает старых знакомых. Оказывается, черти тоже ее не забыли - и вместо того, чтоб поджаривать на сковородке, кажут головни, приоткрывая тайны ее прошлого. А там и Рай не за горами, рукой до него подать.

Содержание:

  • Глава 1. Как Дьявол Маньку позвал в гости. 1

  • Глава 2. Аргументы за и против… 5

  • Глава 3. Было бы желание прыгнуть, а Храм найдется! 12

  • Глава 4. От бытия до Ада… 21

  • Глава 5. Разодранная завеса. 24

  • Глава 6. Там где Рай… 30

  • Глава 7. Если есть человек, есть и прошлое… 35

  • Глава 8. Память нельзя потерять… 40

  • Глава 9. И Дьяволом, и чертом… 42

  • Глава 10. Враги сожгли родную хату… 47

  • Глава 11. Юдоль скорби, тьфу, тьфу, тьфу! 50

  • Глава 12. Виноградники Дьявола. 57

  • Глава 13. Возвращение в жизнь. 60

  • Глава 14. В Аду плохо-и дома не лучше… 67

  • Глава 15. И до вампира рукой подать… 71

  • Глава 16. Сказки Котофея Баюновича. 79

  • Глава 17. Дорога на запад… 83

Анастасия Вихарева
Кому в раю жить хорошо…
Дьявол и Город Крови - 2

Глава 1. Как Дьявол Маньку позвал в гости.

В конце недели, после отдыха и полного выздоровления, Дьявол заговорил о продолжении пути. От второго железного каравая и от посоха, которым вынимала щепки из огня, осталось чуть меньше половины, и обутки вот-вот должны были сноситься. Как стимул, Дьявол сделал на посохе зарубку, пообещав, что сотрет остатки железа в порошок, когда посох останется по ней - и тогда в котомке запаски не останется вовсе. Но как бы не ругал избы, чтобы не жалели ее, стоило ей взять железо в руки, их начинало потряхивать.

- Это у них страх перед железом, - объяснил Борзеевич Маньке, которая поначалу избы, ходившие ходуном, побаивалась. - Что-то про цепи рассказывают, про ось, в землю вбитую - снимают они его с тебя…

- Снимают они… Да разве так его снимают?! - возмущался Дьявол, негодуя и на избы, и на Маньку, когда замечал, что она о железе думать не думает, а идет на поводу.

А Манька избам была благодарна. Кто бы еще принял ее с железом, да понес бы его на себе?!

И не расстраивалась, когда в очередной раз не могла найти котомку, с тайной радостью позволяя избам почувствовать себя Благодетелями. Хотя бы до того времени, пока не отправятся в путь. До дворца оставалось, чуть больше половины пути (в обход гор, а там до дворца рукой подать!) - и получалось, железа осталось меньше, чем дорога. Пока избы держали его при себе, железо не мучило, не шло за ней, и она наслаждалась жизнью, вдыхая воздух полной грудью, жила себе, как мечтала всю жизнь. Теперь у нее были не только избы, а и друг. И друг встал плечом к плечу и бился насмерть. Пугать старика железом не хотелось. "Пусть посмотрит на меня без железа, пусть привыкнет!" - думала она. Манька не верила, когда Борзеевич доказывал, что успел насмотреться и на железных людей, и на медных, и на больных, и на здоровых - в язвах и беззубую он ее не видел!

К счастью, тайное радио на Борзеевича не действовало. Но знал о нем много, собирая воедино многие отрывочные сведения, которые хранил в своей памяти. А когда речь заходила о железе, пытался советовать, как лучше вывести его на чистую воду…

Огорчало другое…

Она привязалась к избам, которые сами топились, готовили и парную, и стол с яствами, были всегда такие теплые, уютные, а, главное, безопасные. Мысль о том, что их придется оставить, расстраивала ее с утра до вечера. Но вампиры не идейного просвещения опять поднимали голову. Радио слушать она уже научилась - и волну, которая кричала изо всех сил, что некие засланные висельники несут мирным жителям царства-государства конец света, и что в поле полегли тысячи и тысячи.…

Впрочем, нет - прозвучало это только раз, сразу же после полнолуния.

На второй день вампиры одумались и приписывать героические свойства разбойникам перестали, а говорили вот что: поджидают такие-сякие добрых людей на темных дорогах, и всяческими обманами завладевают имуществом, а так же подло, из-за угла, убивают невинных жителей, которые проявляют сочувствие, простодушно предлагая висельникам дом, кров и пищу, и не жалеют ни деток малых, ни стариков, ни прочую живность. И вроде разбойниками не назовешь - ибо разбойник звучит гордо, а любого, кто сумеет снесть вражескую голову, ждет награда в миллионном исчислении.

В общем, ничего нового…

Но Манька расстроилась: за миллионное сострадание ко всем истерзанным ее рукой, будь у нее в избе хоть броненосцы с потемками, ее обязательно достанут, не дав зажить тихой спокойной жизнью. За такую награду желающих найдется, хоть отбавляй! И даже Дьявол им с Борзеевичем не защита, ибо против нечисти был слаб и немощен. Научить или подсказать худо-бедно мог, а против нечисти выступить не имел права. И против человека остерегал. Убивец в Аду автоматически попадал в разряд попирающих землю, и, опять же, Дьяволу вменялось нарушителей карать сурово. Разве что, при личной встрече разрешалось:

А) - оплатить добром за зло,

Б) - вернуть злое,

В) - доброе поставить как щит.

Были и другие варианты. Но их Дьявол не рассматривал, ибо считал сверхъестественными. Люди доброе от него не слышали, как не видели его самого, а если зудел в уме - умнели, но как-то наоборот. И тут только на душу уповать, сможет она человека образумить, или образумили ее уже…

Выходило, что выбора вампиры не оставили, во чтобы-то ни стало, приходилось доставать пронырливую Помазанницу.

Манька все же еще надеялась, что дело можно уладить миром. А если повезет, помирится с душою свою, объяснив, что трудная жизнь его, которая натолкнула на мысль стать вампиром - недоразумение, а вины ее в этом нет. Ну, вампир - но человек же! Борзеевич только головой качал, когда она высказывала ему свои соображения, не веря, что им простится армия оборотней. Но Манька не унывала.

Но как-то пустила стрелу, поискав образную цель Благодетельницы. Стрела полетала-полетала и вернулась, ударившись оземь, чуть не пришибив ее саму. Она едва успела увернуться и заскочить за избу.

- Потому что не знаешь о ней ничего! - прокомментировал Дьявол этот случай. - А если она, это как бы ты? В твоей матричной памяти Благодетельница записана, как доброе интеллектуальное начало, а ты злобное и бессовестное, - тяжело вздохнул он. - Проклятый человек грех вампира на себе несет и принимает искупление отовсюду… А почему? Пусти стрелу еще раз - умрешь, и будешь гореть. Но кому, как не мне знать, что только так дано человеку поймать второго себя… Если честно, имея в себе такую мерзость, я бы без раздумий умер.…

Дьявол усмехнулся. Не иначе, опять имел в уме что-то не совсем то, о чем сказал. В Манькины планы умирать не входило, лицо перекосило от одной мысли. Она убрала стрелы в колчан.

Дьявол дождался, когда вытянутое лицо ее примет правильную форму.

- Тогда люби ее, как себя, - посоветовал он, усаживаясь за край стола и выкладывая рядом ящик с инструментом. - Глядишь, успокоится…

- Шутишь?! Немного радости заметить за собой голодуху по окровавленным шеям! - Манька скривилась брезгливо, накрывая ужин на другом конце стола.

- На это не надейся, - ответил Дьявол с усмешкой. - У вампиров это личностное качество, людям знать о нем не положено. Но задайся вопросом: как Помазанники, кровососущие твари, остаются милейшими людьми, а ты, до противного добрейшее существо, кажешь людям свой голод?!

- Верное дело Дьявол говорит, - заметил Борзеевич, подоспев к завтраку, усаживаясь поближе к огоньку, подвигая к себе тарелку.

Завтракали перед домом по привычке, любуясь землей и всем, что она успела родить. Пироги и самовар стояли на широком длинном столе, занимая один его конец, покрытый льняной белой скатертью в синюю полоску. На другом конце Дьявол заканчивал вырезать узор на столешнице, посыпая линии серебряной крошкой, нарезанной соломкой, покрывая сверху лаком. Получалось красиво. От центра расходились ветви с листьями неугасимого дерева. На ветвях сидели разные птицы, водяные и русалки, и даже Борзеевич, с ухмыляющимся во весь рот лицом, хитрющими прищуренными глазами и с выбитыми передними зубами. А вокруг стола стояли длинные широкие скамьи со спинками, сделанные самоделкиным инструментом по замыслам Борзеевича, на которых сидеть было удобно, и разрешалось залезть целиком, что Манька и сделала. Ноги ее лежали вытянутые на скамье. Костер горел тут же, неподалеку. Дьявол иногда опускал в него прутик, обжигал со всех сторон, а потом наводил им тени на узоре.

- Я давно приметил: вот как бы умный человек, - проговорил Борзеевич с набитым ртом, уминая пирог с капустой, - а самый наипервейший заступник вампира. А все потому, что лицо у него - достояние государственное. Если он рот при этом не открывает. А открыл, человек надвое разделился: вроде человек перед ним, а схватил зубами, не оторвешь.

Был он мокрый и взлохмаченный, на босу ногу, с заплывшим глазом. Опять, наверное, досталось от водяного. Борзеевич неисправимо любил баловать с русалками, они отвечали ему тем же. Водяной за баловство старика подкарауливал, и чтобы не шкодил, кормил подзатыльниками (на дочек у него рука не поднималась), но Борзеевич не умнел, а только вздыхал с досады - и стоило водяному отвернуться, уже опять качался в лодочке, а вокруг хороводили русалки…

Манька иногда Борзеевичу завидовала, русалки ее сторонились, а если подходила ближе, ныряли вглубь, или мгновенно становились лужей и испарялись, или просачивались сквозь землю, оставляя на месте одну другую рыбью чешуйку, будто в насмешку. Может, боялись, может, стеснялись…

- Голова моя круглее, чем твоя, - Дьявол низко склонился над столешницей и на Маньку не смотрел, сдувая стружку, - но когда моя голова искала Небо и Землю - искала для любви. Искренней. Человек может в петлю залезть, морду набить, клич кинуть, а представь, что ты одна и во Тьме?! Ни умереть, ни обнять, ни поговорить по душам…

- Ну, - ехидно ухмыльнулась Манька. - Ты набил… Абсолютному Богу.

- Думаешь, сознание вампира по-другому устроено? - Дьявол скрыл улыбку. - Вампир не загружается интеллектом, который его заценит. Долго, и не выше по уровню, а самый что ни наесть родной. Не ровен час, упырь у поклонника кровушки напьется - и прощай поклонник, хуже, свой интеллект! В этом деле кто успел, тот и съел. Вампиру нужна такая любовь, чтобы уши слышали, глаза зрили и дотянуться мог - и не кончалась бы, когда душенька откинется. Кому, при такой жизни, захочется остаться вдовой или вдовцом? А иначе, чего ради хоронить себя? Ради любви приносят они себя в жертву… Точнее, душу… Играют на опережение. Ну, если еще точнее, то поиски люди вели именно в этом направлении.

- Мало их любят? - скривилась Манька.

Кривая она ходила с утра. Может, встала не с той ноги, но все казалось ей недостаточно идеальным. Впрочем, и у самой у нее было не все ладно: то носком ноги за камень ударится, то ведро в колодец уронит, то вдруг ни с того ни с сего спина заболит, то мука смертная накатит с думами тяжелыми.

Дьявол осуждающе покачал головой.

- Ой, как мало! - успокоил Дьявол. - Любят не их, любят образ. А образ, они сами нарисовали. Собирает Благодетели урожай в чужом огороде, пока обман не раскрылся. А ну как не совпадет с тем, что увидишь? И полетит от души к вампиру весточка с насмешкою, мол, ой как пала ты низехонько, душенька… А если у земли сомнение появилось, уплывает богатая жизнь от кровососущих. Молиться за недостойный объект она не будет. Это, кстати, пожалуй, главная причина, почему стараются отправить проклятого на тот свет и лицо не кажут. А ты вроде как далеко, а Величества высоко - вот и зажилась.

- Мочи нет терпеть, что со спиной?! - Манька поморщилась, потерев спину, обдумывая слова Дьявола.

Что-то в этом было. Выходит, не зря Благодетельница ее боялась.

- Ничего-ничего, железо наденешь, пройдет, - полушутя, полусерьезно успокоил он ее, масляно улыбаясь.

- Так надо увидеть и все! - обрадовалась она, наконец, сообразив, как легко и просто вернуть себе душу.

- А как ты собираешься подобраться к Благодетельнице? - прищурился Дьявол. - Ты ей нужна для кровопролития, сознанию твоему об этой встрече знать не обязательно. А понять, где ты, труда не составит: просканировал окрест - одна любовь, и вдруг - злопыхатель! И вот ты в темнице… Не будет она лезть на рожон. Поди, не сошла с ума. Проклятые, которых ты из избы вытаскивала, тоже так же думали: вот найдем, покрасуемся, глядишь, влюбим - и потекут молочные реки… И где они?!

- Но ведь можно же как-то… Разве нельзя проникнуть во дворец?! - воодушевленно воскликнула Манька.

- А баран всегда на ворота кидается, и что? - Дьявол слегка наклонил голову, взглянул на нее с сочувствием. - Милая, сначала кожу и рожу с себя сними, а потом уж землю носом тычь, на, мол, посмотри, кому поклонилась…

Манька, озадачившись, промолчала, лицо ее испытало на себе новую кривизну.

- Мы ей про Фому, она нам про Ерему! - не выдержал Борзеевич, который, наконец, обнаружил дно в тарелке с наваристой ухой, постучал себя ложкой по лбу. - Ну, проникнешь, ну, посмотришь… А где несоответствие?! - он осерчал на ее непонимание. - Ты - убогое существо, заколотое, обутое в железо, шрамы - живого места нет, - он снова постучал себя ложкой по лбу. - Разве не такой тебя вампиры обрисовали? Она - царствующая особа, строгая и справедливая, - и вся из себя Благодетельница! Не такая она в памяти твоей?

Манька слегка обиделась.

Получалось, что не так уж Борзеевич ее оценил, если тоже восхищался Благодетельницей.

- Сначала обман найди, тайное слово открой - да свое в ответ скажи! - посоветовал он. - Вот тогда и посмотреть можно. Да захочешь ли?! Может, не понадобится, земля-то у тебя… - круглая!

- Правильно говорит Борзеевич! - поддержал его Дьявол. - Вампиры читают мысли людей, а люди давным-давно разучились мысли слушать.

- Даже я запамятовал! - согласился Борзеевич. - Она что угодно может, но тайно! И себя как угодно покажет, а люди на виду у вампиров - и видят они и боль человека, и страх, и надежду… А пособачила ты ее - и поминай, как звали, мокрое место не оставят. Ты с чем зачем, и они тем же местом, только силы-то неравные. История давно доказала - вампиры угнетателей в живых не оставляют!

- Да ладно в живых… - обижено возмутился Дьявол, обращаясь к Борзеевичу. - Способ, которым их угнетают… - он повернулся к Маньке и поучительно поднял палец. - Справиться можно лишь хитростью, да удачу к себе должно приманить. А откуда у тебя удача? Кто пособит? Мерзляки не разумеют, им не объяснишь, мол, любите - и будет вам! И не отгонят древнего вампира.

- Но что же делать?! - сникла Манька, переводя вопросительный взгляд с одного на другого.

- Эх, ей бы в нутро вампира заглянуть, как встарь… - Борзеевич с сожалением махнул рукой. - Так сказать, полюбоваться на землю ближнего в идеальном видении вампира! Не понимаешь ты, интеллекта тебе не хватает… Помню, были такие герои… ходили за три девять земель в царство Кащея… По-другому оно еще Ад называется, откуда стартуют в разные места.

- А тебя, Манька, не ведет ли дорога под землю? - Дьявол задумчиво похрустел костяшками пальцев, отвлекаясь от своего занятия. - А то, каждая мысль о вампире с такой теплотой - аж зрить тошно!

- Я знаю, - не сомневаясь, согласилась она. - Про любовь наслышалась, про гадости насмотрелась… Если заставляли так думать, то как иначе-то!

- Это ты по покойникам судишь? - усмехнулся Дьявол, пожимая плечами. - Так это проклятой головушке назидание, а свое они при себе держат! Твоя земля в любви, а где она, любовь? Обнимает тебя? Земля вампира под проклятием, а где оно, проклятие? Как-то поднимается на него? Если бы он мог осознать, что с ним творят, с катушек бы слетел - но не слетают, наоборот, умнее становятся… А как проклятый в огонь ушел, там земля, как Дух Вампира, ибо проклятый на мучения своей земли из другого места смотрит. И сказать ничего не может, изгнан. Я в это время говорю - и понимает, каким местом думал.

- Понятно, - протянула Манька расстроено. - Себя надо любить…

- Ничего тебе не понятно, - сердито перебил ее Дьявол. - Пока под проклятиями ходишь, любить себя бесполезно. И опасно! Люди злее от этого становятся… - он скептически хмыкнул. - У древнего вампира на каждое твое здравое о себе слово плеть и свое слово. А больная, много ли налюбишь? Или когда враги навалились со всех сторон? А посмотрела бы, и было бы проще землю образумить. Первым делом, стражей надо выставить, чтобы за Благодетелей молиться стало некому. Но если земля не покажет, ты их днем с огнем их не сыщешь, а восстала - трупики только успевай принимать! - он расположился удобнее, пригубив чаю. - Люди видят землю вампира, а своя земля - сам человек. Как же на себя полюбуешься, если в то же время и спишь, и ешь, и тем же местом смотришь?! На душу вампира тебе надо посмотреть, но не на человека, а на землю его… В чистом виде, когда она как матричная память, а человека уже нет. Повезет, может, и на свою полюбуешься…

- Да?! А как я с того света достану душу-то? - изумилась Манька, вскочив со скамейки и выбираясь из-за стола. - Где она душа-то? Покойники много не говорят!

- А душа у меня под землей!.. - на лице Дьявола промелькнула довольная тень. Он удержал ее, указав на место.

Манька тут же села, не глядя на Дьявола, уставившись в землю, сковырнув под столом кочку, которую не успели вытоптать.

- Да не под той землей, по которой ногами ходишь! Это, - он тоже ковырнул носком ноги землю, - лишь одна из разновидностей ее, грубая форма, первый свод Поднебесной, - он собрал и отодвинул инструмент. - Например, черти - другая материальность. Физический план не достают, но умеют обращаться к материальности, которая выше физического плана. Приказали навредить - и прошлись по человеку люди. Но обращались-то не к телу, а к красной глине, из которой сознание состряпано! А человек сделал! Разве не воздействие на физическое тело? Одна материальность лежит в другой, и у каждой свои свойства, а Твердь - начало и конец. И до Бездны рукой подать, и Небесная рядышком… Поднебесная - как стержень, в самом центре, а Небесная вокруг этого стержня. А иначе, как бы удержал?

Я, правда, не должен таскать туда, кого попало, - он нахмурился, - но, думаю, кое-что я могу для тебя сделать…

Дальше