Манька уловила в себе неприятное чувство, будто черт угрожает ей… Слишком ассоциации не вязались с его раболепием, будто поверх черта был еще один невидимый образ, который проникал в ум быстрее, чем зрили глаза. Радио работало в полную силу, и черт стал настоящим ретранслятором, генерируя мысленные обращения. Он был ее прошлым, и очевидно, она пыталась вразумить или призвать вампиров к ответу, возвысив голос… Или ее готовили к тому, чтобы объявить одержимой Дьяволом…. - ощущение точно такого же существа пришло из-за спины слева, непрочное, но достаточно плотное, чтобы уловить его в своем пространстве, и память была не своей, чужой, когда нет ни места, ни времени, ни самого факта…
Манька мысленно помолилась за Борзеевича, который вынес на свет божий неизвестно какой давности интереснейший и полезнейший документ. Место за спиной соответствовало подвалу избы-баньки, левому крылу Храма. Там, по определению, вампиры поселяли пограничных чудовищ - древних вампиров.
"Странно, почему зеркало не показывает так?.. - рассеянно подумала она, рассматривая черта - и тут же догадалась: черт развернул ее, усиливая волны противоположной информацией в ней самой, тогда как в зеркале отражение было повернутым: правой стороной она смотрела против правой, левой, против левой, и зеркальное отражение было более или менее нейтральным.
Но люди ее видели именно так.
Выводы привели ее в замешательство.
Имидж полностью зависел от вампира… Но, если это земля вампира, тогда почему она ступает по ней сама в таком неприглядном виде? Почему стала демоном, да еще таким… убогим? Имидж был еще тот!
Самое странное, что, не будучи такой, - она не просила дважды, не навязывалась, не доказывала, - она знала этот образ: каждое утро он возвращал ее в исходное мрачное состояние, как генетическая предрасположенность.
Теперь понятно, как вампиры становились Спасителями в белых одеждах…
Вампир не мог быть не Богом, не Богом он начинал умирать - и полез бы в бутылку, даже если бы Дьявол как-то смог понять его болезнь и принять больного. Не устоял бы…
Из опыта она знала, что черт гораздо правдивее может открыть человека, чем человек, указывая на самые характерные узнаваемые признаки. Выходит, не зря она ненавидела свою неуклюжесть, боялась, что человек не дождется, не поймет, закроется прежде, чем успеет расположить его к себе. Даже она сама вдруг ощутила невероятное желание оттолкнуть черта… В мгновение Манька поймала змею и раздавила голову - не отвела глаз, не отказалась, заставив любить себя и такую. Горсть пепла усыпляла мертвый ум, а ее ум анализировал. Ни мудрости, ни человечности не оставили ей вампиры - она пришла убивать и ограбить, и была убита и ограблена всеми, кто защищал себя и вампира, которому принадлежала ее левая сторона.
"Он где-то там, почти мертв, и я нахожусь среди них!" - догадалась она, уловив в себе, что никогда не мыслила так раньше. Мысль поднялась от земли - качество ее было другим, земля как будто вырвалась из плена. Мысль не пришла и не ушла, она была чистой и ясной, как молния, лишенная плоти, соединив небо и землю, осветив тьму и став ею. Свое новое состояние она отметила лишь вскользь: ее земля не ненавидела, она лишь перекрывала доступ всему, что исторгала земля вампира-души, свидетельствуя о ней. Ложно! Теперь она лишь пожалела, что Дьявол не пригласил ее к себе намного раньше, когда вампир еще не залетел так далеко и высоко. Она могла бы исправить свидетельство земли, которая не знала о ней ничего. Если правда то, что он жил в соседнем селении, то дойти до вампира и Благодетельницы она могла за день, а доехать, так вообще за час: общественный транспорт собирал и развозил рабочих шахты утром и вечером.
И обрадовалась - первый шаг к тому, чтобы вернуть доверие обоих земель был сделан.
- Перебросимся в картишки?! - смущаясь, предложил черт, тасуя колоду карт, будто взял карты первый раз в жизни.
Манька, слегка растерялась, не сразу сообразив, что именно сказал ей черт. Она не играла в карты. Ей это было не свойственно. Примерила фразу на себя: фраза далась с трудом. Но один взгляд на карты - и в голове помутилось, в горле появилась резь. И стало так тошно, будто выпила магнезии.
Манька сразу узнала их по рисунку на рубашке.
"Откуда у него мои карты?!" - мысли лихорадило.
Откуда-то появился животный страх, словно убийца уже нацелился на нее и смотрел в глаза. Вспомнив, что она в Аду, она дала страху волю, не сделав ни одной попытки защитить себя. По крайне мере, так она, может, наконец, встретится со своими убийцами.
Дьявол учил ее открыться, принять, поднять, и вырвать жало ядовитой твари:
"Можно долго гоняться по пустыне за змеями и шарить по норам скорпионов, - сказал он, - а можно лечь, измазав себя кровью и ждать, когда они сами приползут на запах. Как ты найдешь в себе мерзость, если не позволишь ей выйти наружу и поцеловать себя в лобик?"
"А если сожрут?" - полюбопытствовала она.
"Держи при себе противоядие! - торжественно произнес он, будто все вампиры были у нее в кармане. - А лучше приучи себя к ядовитым укусам, и поймешь, что яда в них нет…"
Когда-то она вырезала карты из толстого листа ватмана, обклеив скотчем, и держала в ящике рабочего стола, раскладывая пасьянс во время обеда, или с удовольствием гадала, радуясь каждый раз, когда ее об этом просили. До тех пор, пока не уволили с работы. Карты остались в столе - она не смогла их забрать. Ей казалось, что каждый, кто остался, осудит ее, если она вдруг вернется и напомнит о себе.
"После! - говорила она себе, - после…"
А спустя некоторое время отказалась от этой мысли, уверенная, что их выбросили сразу же, как только она вышла из кабинета.
Там, в ее прошлом, карты были нужны чтобы сблизиться с людьми…
Но теперь она видела себя со стороны и думала несколько иначе. "Забор, оставленный вампирами, не забодать одной колодой!" - грустно покачала она головой. Это был не самый лучший способ обрести понимание. И снова боль. Но боль отступила. Времени прошло много и рана затянулась. Люди приходили и уходили в ее жизнь, как на шахту, и все, кто знал ее такой, ушли из ее жизни давным-давно. Жизнь затянула петлю и на их шеях. Каждый, кто дал в тот день молчаливое согласие с несправедливостью, угодили в свои же сети. И первый, и последний выбыли в назначенное время.
Манька улыбнулась, вспомнив, как несколько дней подряд пыталась стать в коллективе своим человеком.
Заметив, что сослуживцы на ее попытки, будто сговорившись, все чаще поджимают губы и морщатся, решила обзавестись картами, которые были любимой игрой коллектива. Пред обедом человек пять бросались к хозяину карт, чтобы быть весь обеденный перерыв в центре внимания. Ее карты были ничуть не хуже. И краска на них ярче, и лица получились, как живые. Даже престижнее - все-таки ручная работа. Но карты коллектив разлюбил в тот же день, как появилась еще одна колода. И домино - стоило ей выиграть пять партий подряд. И шахматы, как только народ осознал, что она имеет посвящение в тайны шахматных баталий, имея заслуженную степень. В правила игры в нарды она даже не стала вникать. Народу нужно было отдыхать - народ предпочитал отдыхать без нее.
Именно отстраненность принесла первые плоды.
Так коллектив смирился с ее присутствием, обращаясь за помощью иди советом, или поплакаться, а карты из игральных превратились в гадальные.
Черт потоптался, и внезапно карты выпали из его рук. Он неловко нагнулся.
И опять ей показалось, что нагнулся не черт, а она сама. Черт одевал ее на себя из прошлого, как одежду. Где-то там, внутри себя, она сразу же нашла глубоко спрятанные ощущения, когда чьи-то сильные руки придавили ее к земле, заставляя ползать перед множеством народа. И внезапно поняла - это было! Где-то там, в ее прошлом, вампиры учили ее унижаться.
Сознание боролось с тьмой, и она почувствовала, как зашевелились, словно чужие, губы, будто что-то шептали - и, пожалуй, она могла бы повторить сказанное вслух. Черт скреб карты, торопливо хватаясь за край, будто его подгоняли или приказывали ему, неловко поднимал одну за другой - и ел их, а они снова падали, рассыпаясь - и он ползал на коленях, и мимо, будто не замечал.
Черт затягивал ее в какое-то состояние, которое сначала овладело им, но спустя мгновение и она почувствовала то же. Навалилась смертельная усталость. Внезапная перемена застала ее врасплох. Теперь и она видела, но пока не осознавая видения, и то плыла в полузабытьи на поверхности, то бороздила дно, чувствуя, что не управляет ни собой, ни своим состоянием. Но чем больше она сопротивлялась, стараясь побороть себя и остаться в сознании, тем быстрее туман рассеивался, выдавливая образы. Эти образы, когда она погружалась в сумерки, прилипали, как песчинки, и выплывали вместе с нею - и вдруг оживали и становились, как люди, которые начинали плясать танец смерти где-то совсем рядом, но неуловимо. Люди хватали ее руками, смеялись и плевали в лицо, угрожали, мешая подниматься, заставляли признаваться в чем-то, уничтожая все, во что она верила, и она еще не знала в чем, но униженность и стыд поднимались вместе с образами - а вина вдруг становилась доказанной.
Пожалуй, Дьявол правильно назвал их Богами - в земле они были больше, чем Дьявол, больше, чем она сама и все они казались ей важными…
Осознание, что с ней проделали такое, устрашило ее больше, чем Ад.
"Бог мой, за что?!" - с удивлением, с отчаянием, подумала она, стараясь понять мотивы успешных и ненавидящих ее людей. Чувства рвались наружу. - Что я им сделала? За что наказываешь меня? Почему они убивают меня?"
- В чем ты меня обвиняешь? Я не сделал ничего! - удивленный голос Дьявола прошел по Аду и вошел в нее, как во время полета. - Это, Маня, разве живые люди? Сунь им могилу!
Присутствию Дьявола Манька обрадовалась. Перед уходом он внушал ей: "соберись! И прославь себя делами!" Какими, опять же, не сказал, но раз пришел на зов, значит, не забыл о ней. Манька слабо улыбнулась, и тут же еще одна тень заслонила его слова.
- Где я ее возьму? - в отчаянии выкрикнула она. - Этот черт меня убьет!
- Из земли! - немного непонятно посоветовал Дьявол, засмеявшись. - Славь черта, он головни кажет. Черт единственный, кто может встряхнуть обе земли, чтобы василиски выставились наружу. Маня, они тебя подъедают, гложут твое нутро, ну так собери урожай!
- Мысленно что ли? - уточнила она, с опаской поглядывая на черта.
- Моя земля материальна, твоя тоже, - голос Дьявола звучал не так, как она слышала его раньше. Богатый, бархатный, твердый и повелительный. - В твоей земле жизнь этих тварей более материальна, чем ты в моей. Ты - клетка организма, а они - как твое сознание. Земля рожает их от семени, которое сеет человек. И ты бросила его. Что удивляешься, что они пьют твою кровь, если даже ты сама убиваешь себя. Я Бог в своей земле, а ты - пища демона. Вот ты, стоишь передо мной, а кто там, в твоем прошлом, изображает тебя?
- Понятно, что я сама… - Манька здорово напугалась.
- Но ведь тебя там нет, ты здесь! Это энергетические черви, и ты, которая там - червь! Червь не сможет принять ничего из моей земли, он не выйдет из тебя, но умеет питаться тобой. Чего ты стыдишься? Их? Их дни сочтены, ум безумен, и мерзость поглотила прежде, чем я открыл ее тебе. Их нет, это лишь слова, которые стали плотью!
- Не такие уж они безумные! - не согласилась Манька, может быть, впервые ясно осознав, что червяки - злобные твари. Раньше она думала о них как-то по-другому, как будто ее это не касалось, а слова Дьявола, скорее, принимала на веру, а не как знание. Она всматривалась в свои видения, которые вдруг вылезли из ее тьмы, и стало больно глазам. - Против себя не свидетельствуют, даже порочность умудряются показать достоинством. И так убедительно! - выдавила она из себя, возмущенная действиями людей, которые внушали ей самые обидные мысли о себе и обо всех, кто мог бы быть ей человеком.
Отравляя ей жизнь, грозные люди преследовали вполне определенную цель. Цель достигнута - чего еще желать?! Это ее дни посчитали, ее лишили умного начала, ее разукрасили, как не пожелаешь и врагу - но раздумывать было некогда, василиски одерживали верх.
- Это не оборотни, которые себя не открывают, но и не скрывают. Вампиры убивают, убеляясь.
- Вот! Вот! Вот! - Манька мысленно нарисовала могильные кресты.
И вдруг образы начали материализоваться, выплывая наружу и окружая ее, будто и вправду увидели, и бежали, заговорив, как ожившие камни - Манька перепугалась еще больше. Теперь они окружали ее не как видения, а как настоящие люди.
- Теперь ты можешь сказать им все, что о них думаешь! - рассмеялся Дьявол и своим голосом угрохотал куда-то.
Со своим страхом она справилась не сразу, но поднятая на поверхность голосом Дьявола, перестала терять сознание и могла наблюдать - и долго не могла понять, почему люди то оказывались все сразу возле черта, а то вдруг набрасывались на нее, а черт внезапно терялся из виду. Стало проще, когда страх ушел. Сразу обратила внимание, что пока черт был впереди, а она смотрела на него со стороны, ее не замечали - но стоило ей вспомнить, и все слова становились направленными на нее, она мгновенно оказывалась в эпицентре издевательств. Земные твари как будто застряли во времени, иногда начиная фразу для черта, а заканчивали, когда уже она стояла перед ними.
Глава 5. Разодранная завеса.
- М-м-м, а мы-то думали, ты их дерьмом обмазала! - с сочувствующей насмешкой произнесла девушка. В глазах ее было столько ненависти и презрения, что казалось, она вот-вот налетит на нее.
Манька отступила на шаг. И сразу же увидела черта, который остался в том месте, где она только что была. Черт принял на себя удар колодой карт в зубы. Наверное, она пыталась объяснить, чем и как обклеила карты - и посочувствовала черту.
- Во имя Господа Йеси, изыйди сатана! - еще молодой, но в сутане Святой Отец замахнулся на нее крестом.
Истинно мученица, таким крестом, пожалуй, он мог бы ее убить. Маньке было трудно поверить, что все это было с нею. "Нельзя бегать от себя, помнить надо!" - она облизала сухие губы, пожалев, что воля ее была сломлена на тот момент - иначе, она бы им показала! И сразу поняла, что мысль о возмездии осталась землей непонятой: словно зависла в вышине - и мертвенная бледная тень закрыла девочку собой. Милое доброе существо отхватило кусок ее земли, как пирог. В том месте, где девушка осталась во времени, Маньки не существовало в природе, рассуждения злобной твари о себе значили для земли гораздо больше, чем мудрые наставления своего сознания. Манька растерялась. Она не знала, как приказать земле выстирать образ и забить его насмерть. Пот струился градом.
"Откуда любовь? Почему земля ее любит? - стараясь как можно больше запомнить лиц, мелькавших перед нею, мысленно помолила она о помощи. - Дьявол, подскажи!"
- Попробуй подать ей на пропитание! - снова пришел голос Дьявола.
На этот раз голос не потешался над нею. Но и не сочувствовал. Он был холодно-равнодушным.
- Мог бы повежливее встретить гостя! - буркнула она, зная, что он услышит. И тут же пропустила оплеуху, не успев заметить, кто нанес удар. Дьявол вместо ответа позволил ей получить ту же самую оплеуху еще раз, повернув время вспять. Так уже бывало, когда она теряла контроль и не успевала увидеть лица, уплывая мутным сознанием во тьму, а тычки и зуботычины продолжали сыпаться со всех сторон.
Спустя минуту, Манька облегченно улыбнулась и сразу опешила: радужные надежды самого безмозглого существа достаточно долго ласкали и ее собственные надежды. Именно так она представляла себе беззаботную жизнь - только ее жизнь отличалась от жизни воровки, подкапывающей землю с обеих сторон - ее мечты не сбывались. Не эта ли муть определила качества идеального спутника, которого она так долго искала? Она не знала, что и думать. Получалось, что добрая девочка засунула себя Богом, и вот уже мчится душа обласкать чуткое создание! Теперь девочка была в двух местах сразу - слева она скалила зубы и пробивала ее матерной обличающей речью, а справа умно рассуждала о своих желаниях, о том, как много пользы принесла бы себе и своему Благодетелю, если бы тот услышал и воплотил мечты ее в жизнь. И не только рассуждала - занималась любовью, судорожно прогибаясь, когда тело ее достигало оргазма. Как взрослая женщина. Ее оргазм входил в Манькино тело, играючи достигая половых органов, разливаясь горячей волной. То были не бабочки, то был вулкан. Наверное, именно это наслаждение чувствовал вампир, когда тварь была рядом. Она нашла девочку, а вместе с нею поднялась соматика, которую тварь имела в руке как кнут для нее и пряник для души.
"Это не я, не я! Вот я! - в ужасе Манька уставилась на тварь, которая могла управлять ею.
Девочка, почти девушка, вдруг побледнела и рассеялась, как марево, оставшись в памяти. Теперь она могла вспомнить каждое ее движение, каждое слово и вздох. Но на смену оргазму пришла головная боль и ощущения ударов, и Манька вдруг поняла, что снова открылись язвы, как от железа, в том месте, где удары ее настигли. Не сильные, но для нее, против своей воли угрюмо повторяющей "я люблю, я люблю, я люблю…" - за спиной справа, как будто своим "люблю" вымаливала что-то, и одновременно со стороны спины, чуть левее, плюющей в свой собственный глаз (очевидно, это был глаз вампира, она себя видела правым глазом), со словами "я плюю, я плюю, я плюю…", без желания, под тиканье часов, которые почему-то выделялись особенно и отдельно - каждая зуботычина становилась смертельным приговором. Стрелка была большая и ходила взад вперед с определенным неприятным ритмичным звуком, и каждый удар часов был, как яд, как нож, которые выставляли мертвечиной не их, а ее, отмеряя последние ее минуты.
Манька никак не могла подобрать определение своему состоянию. Вроде бы ниже "мерзости", "убожества", "падали" падать было некуда, но вампиры сумели опустить ее еще ниже. Примерив каждое слово на себя, она нашла, что каждое слово менее оскорбительно, чем то, которым вампиры обзывали ее. Не иначе, Его Величество успел побывать в местах сравнительно недалеких и прекрасно поладил с оборотнями, умея обойти их всех.
"Это я! Я! Это моя боль!" - обрадовалась Манька, блаженно улыбаясь. Обрадовалась больше, чем если бы искупалась в живой воде.
Боль приходила с оживающими тварями, и потом как-то сразу утихала, оставляя неприятный осадок, стоило ей внимательно присмотреться к человеку. Язвы то открывались, то исчезали сами собой, и словно гора сваливалась с плеч. Принять и понять боль, которую хранили земли и ее и вампира, морально оказалось не так страшно, как физически. Боль сыпалась на нее, точно разверзлись небесные хляби…
И вдруг она перестала проходить…
Снова и снова повторялось одно и то же, болело все ее тело, уши, глаза, спина, раскалывалась голова… - а твари зажили какой-то своей жизнью, как будто жили под одной крышей, не расставаясь. Манька внезапно осознала, что не знает, не умеет объяснить ни ее, ни действия вампиров.
Ее бабка била, а кто еще-то? Чтобы вот так?!
Неужели бы у нее не болело тело после того, как над ней посмеялись на шахте? Может, поставили обезболивающее?