- Ну, вот есть у тебя избы, твои они, но кто надоумил тебя? И ты знаешь: я привел, я дал. А если дал, то я уже не нищий Бог, и ты не нищая. Или земля. Ты можешь сказать: "я достала ее у Бабы Яги!" - и тогда меня как бы нет, а можешь положить мне десятину, и тогда я Бог, который открыл тебе землю. И когда придет ночной гость с ужасом на лице и положит перед тобой горсть пепла, и станет ждать Утренний Свет, можешь подать ему, чтобы знал, что Бог не оставил его. И будет моим народом, когда увидит Свет. Раньше люди отдавали десятину самому бедному. Каждый боялся, что ближний его имеет нужду. Ради себя, потому что если человек помог ближнему, не обманывая его, он тоже улучшает свой имидж, мысли души о нем видят люди. Или строит человек дом, приходили и помогали, потому что вдруг ближнему строится дом. Не жадные были, не злые, не праздные. Кормили мой народ, опять же, ради ближнего, потому что знали, будет ему плохо, придет к ним, полечит себя и найдет душа его. А будет самому плохо, тоже придет, и научат, как выйти на волю. Мои ученики не бедные были, но не потому, что имели от народа, я кормил их, подсказывая такие идеи, которые обычному человеку не достать. Но, посвящая себя мне, откуда время взять, чтобы воплотить идею в жизнь? И отдавали их, получая взамен часть доходов. Не больше десятины. А вампир не думает так, он радуется, смог обмануть людей и имеет.
- Богатыми вряд ли откажутся стать, а народом - сомневаюсь! Даже я не твой народ. Ведь не народ?!
Дьявол пожал плечами с некоторой долей сожаления. Манька тяжело вздохнула.
- Проклятые умирают быстро, в молодости, жалкими, как раздавленные прыщи. Мы как тень, поняли, что нас не хотят, и ушли тихо, не прощаясь. Сколько нас… сотые доли процента. Вот ты говоришь, вампиров процентов пять, оборотней процентов двадцать, которые порой даже не знают, что они оборотни. Остальные люди. Более или менее жизнь у них налажена. И все! - Манька развела руками. - Если бы я об этом знала, я бы, может, не сомневалась, когда собиралась уйти.
- Как ты, Манька, мыслишь широко! - Дьявол прищелкнул языком, покачав осуждающе головой. - Каждый день у людей проблемы, большие, противные… Дети - боль, здоровье - боль, родные - боль, люди - боль, благосостояние - боль. Каждое слово несет человеку немыслимое количество эмоций. И маленькие радости, когда вера в лучшее обманывает их. Сегодня боится умереть, завтра - страшно жить. Ты счастливее многих людей. Ты и сама понимаешь, что уже другая.
- Я вот сейчас думаю: бедная я, или богатая - люди от меня далеко. И они думают также. Когда приходит беда, люди не смотрят по сторонам, они уходят в себя. Или молятся. Да, люди хотят жить вечно, но кто задумывается об этом всерьез, пока молод и полон сил? В сущности, им не нужен Бог. Вместо Бога приятнее говорить о том, что было вчера или будет завтра. И мне легко понять, почему они отказались от тебя. Люди живут надеждой. Много ли таких, которые сожалеют о своей жизни, когда ты открываешь им врата Бездны? Пожалуй, я бы шагнула в Нее, не задумываясь.
- Все как один. Даже вампиры. Знаешь, как молятся и просят поднять на небо?! Особенно патриархи…
Что я могу ему сказать: вот, Батюшка, паства твоя сидит на могилах и боится ее оставить!
У людей же такое представление, что к каждому ребеночку очередь выстраиваться, чтобы реинкарнироваться. Даже если бы это было так, не мешало бы человеку подумать, скольким несовершенным духам надо перегрызть глотки, чтобы получить новое тело. Откуда у ребеночка уму-то взяться, если в него вселился убийца или висельник, или наркоман?!
Представь, ты поселилась в пустом доме. Тебе так казалось. Он был крепкий, построенный на века, прибран, украшен, на столе стояла еда, в нем было тепло и уютно. Ты ходила по дому, где-то прибирала, но больше гадила. И вдруг приходит хозяин и выставляет тебе счет, и говорит, что прежде ты должна была спросить что можно, а что нельзя, и он говорит, что ты враг, потому что сквернословила о нем, по всему дому расставила истуканов, которые он ненавидит более всего, убила детей его, и приговаривает тебя выставить вон. Ты не гость, ты враг.
Не дому говорит, а тебе, а вне дома холодно, пусто, и нет ни малейшей возможности выжить.
Люди очень остро чувствуют свою ненужность, особенно, если им есть с кем себя сравнивать, если есть кто-то, кто может остаться в этом доме. И живет, и заботится о нем.
Представь себе, что есть люди, которые недостаточно знают Закон, но мне нечего им предъявить, и земля пылает к ним любовью. Мой Закон высечен на двух скрижалях, и если мерзость не оставляет свои знаки, человек живет по Закону, даже если он не мой ученик. Поэтому многие люди имеют и сострадание, и любовь, и тянутся ко всему, что видят вокруг, и берегут, и преумножают.
Но они еще телепаты, в той или иной мере, и сразу видят имидж, и становятся мертвыми, когда встречают в имидже вампира. Или вампира привечают, убиваясь многими уловлениями.
Вампир - ловец живых, а не мертвых, он рыбак, а человек - рыба, которая становится мертвой, когда ее вытащили на берег. И падают вместе с вампиром, не понимая той информации, которую принимает земля, открывая им в соответствии с Законом. Без знания Закона рано или поздно человек умрет, даже если он не имеет в себе мерзости передо мной.
И мысль обо мне тоже высечена на скрижалях.
Поэтому в мире так много людей, которые хотят подняться к Богу. Ведь и ты думала о Боге… Не о вечной жизни, просто… о Боге? Всегда думала. И верила. Не по вере, к которой призывает вампир. Просто, верила и надеялась.
Но что была твоя вера, пока не открыла железо?
Голос мой летел к тебе, но мерзость не спит и не изнемогает, и следующий день был не лучше предыдущего. Ты слепо стучала в одну дверь, в другую, и отказывали, или открывали, чтобы заманить и оставить ни с чем. И снова молилась Богу, который не мог ответить и рассказать, как велико войско вампира, которое убивает тебя день за днем.
- У меня другое, - уверенно ответила Манька. - Люди ложатся спать, и утром встают бодрыми, а я… я избитая, и тугая веревка на шее, которой нет, а внутри меня будто кто-то плачет. И если слушаю, сознание меркнет. Люди мечтают, придумывают, помнят, а у меня такая тьма, что мысли проваливаются. Будто проказа внутри меня, ужас идет рядом, и все смотрят не на меня. Хоть ты и Бог Нечисти, с тобой вся жизнь вверх тормашками. И ужасы кругом, а не страшно. Каждый раз находишь слова, чтобы я думала о чем угодно, кроме боли. В Ад позвал, мужества нет совсем, а когда ты рядом, думаю: надо посмотреть! Не знаю, как это тебе удается? Если я уже все, умру… - Манька покраснела, - спасибо, что ты ходил со мной.
- Ну, Ад - это не так страшно… некоторым бы там понравилось, - рассмеялся Дьявол. - Представь, здесь умер, а там любуешься на себя. Ты идешь живая, и будешь, как Город Крови…
- Но с другой стороны, Закон Законом, а жизнь - это жизнь! Не будь тебя, встреться мне вампир, который предложил бы стать как он, я бы, наверное, стала, - призналась Манька. - Я не хуже и не лучше остальных. Но ты этого не видишь.
- Думаешь, если человек не знает Закон, он не действует? Законы бывают вдоль материи, поперек, ввысь. Люди не думают, что они живут самым предсказуемым образом. И каждый думает, что если признать Закон негодным, я стану убавлять от него или прибавлять. Закон не бывает удобным - Он исполнен силой! Люди долго помнили об этом, и пока помнили, вампиры не имели над ними власти. А потом выбрали ближним заезжего купчишку, милостью божьей по доброте духа двумя динариями купившего человека в уме его, и поклонились плотнику, который не имел дохода от своего ремесла, и решил попробовать себя в другом.
Мне не больно, когда я снимаю кожу с человека. Посмотри, что стало с землей, у которой была одна радость кормить-поить живую плоть. Кому она нужна живая? Животные, красоты необыкновенной, умирают друг за другом, и чем меньше их осталось, тем ценнее голова чучела вымирающего вида, прибитая на стену. А если о звездах грезит человек, то завоевать, выкачать, чтобы в роды родов вселенная оставалась пустыней. Каждое свое изобретение люди ставят выше изобретений природы. Ах, мы придумали пилу! И лес, который насыщает атмосферу кислородом, поит реки водой, укрывает тысячи видов животных, связанных со всем, что существует на планете, лежит у ног человека. Человек горд, Царь природы смог уничтожить то, что росло до него тысячелетиями. Ах, мы научились сеять пшеницу и выращивать корову! И сорок миллионов бизонов освободили человеку пространство. И нет человека, который бы сказал: в этом не было необходимости. Ах, мы придумали корабль! И сотни тысяч китов стали добычей человека! Древний океан, который родил жизнь, умирает, задыхаясь отходами цивилизации, у которой нет будущего. Ах, мы научились бурить землю и добывать черное золото! А как я-то рад! Земную кору остужает океан, а что спасет человека, когда последняя масляная подушка, на которой держатся миллионы тонн земли, уйдет в Небытие?! Такое уже было. Я не раз и не два проверял, как это работает.
Разве я, создавший вселенную, не смогу задавить людей интеллектом?!
У меня лишь осознание Бытия. Причем в самом неприветливом виде. И меня мало интересует горстка людей, которые не гнушаются переварить все, чем я был бы сыт, оставляя мне переваривать самих себя. Не руку помощи предлагает мне человек, а вонзает нож в сердце, когда сеет опустошение. И при этом он надеется жить вечно в райских кущах, где все пронизано ненавистью к нему. Миллионы животных уже никогда не смогут пройти по земле, миллионы растений не оставят свое семя. Но планета переживет и нашествие человека, как пережила жару и холод. Миллионы планет прекращают свое существование, и миллионы рождаются вновь, чтобы прекрасным садом прожить краткий миг, открывая Поднебесной красоту Небес.
Всему свое время.
- Неужели ты совсем не любишь человека? Пусть мы не ищем тебя, но Бог у человека в крови. Ты сам говоришь, что Закон высечен в нашем сознании, на нашей земле.
- У меня ваша богобоязненность перед идолом на виду: приготовили в жертву, спалили, съели и привели новую жертву. И что мне, если сознание не сделало ни одной попытки поднять против мучителя свой голос? Это разве сознание? Это разве живое умное сознание? Зачем мне калеки и убогие? В моем мире все совершенно, как я сам. И я считаю: убить общество, которое не взращивает людей, гуманно. Любое дерево растет, плодоносит, а потом разве что срубить и выбросить вон. Пора цветения и сбора урожая давно прошла. Даже молодые привитые побеги не отрастают. И только люди, которые любили эту планету и род свой, и любят тебя, не дают срубить это дерево, прогнившее насквозь.
Вот ты, маленькая завязь, но у тебя недостаточно сил, чтобы созреть и стать полноценным плодом. Ты не знаешь, но я вижу, как корчится в агонии твоя украденная земля под ужасами проклятий, насылаемых вновь и вновь. Все хотят быть Богом, а Бог - существо, которые выше добра и зла. Я мудр, и знаю, как много вреда принес бы человек, который вершиной совершенства считает власть над другим человеком. И мученик не хозяин своему слову. Бога любит не человек, Бога любит земля, а человек умножает ее боль и скорбь, подсовывая одного идола за другим.
- Ты прав и не прав одновременно. Я не желаю править, твоя земля, но Бог ты или кто? Вот я призываю тебя, а что получаю взамен? Умри, Манька! К кому мне еще идти, чтобы утро для меня наступило? Ты нас, людей, не можешь что ли заставить быть… как бы это сказать… такими, какими должен быть человек?
Дьявол улыбнулся хитро.
- Бог - это существо, который не зависит ни от каких обстоятельств. Если бы он был рожден, он уже не был бы Богом, потому что тот, кто его родил, остался бы Богом, а он его сыном. Бог выше времени, выше пространства, выше Бытия и Небытия. Он мог бы оставаться один, но он решил, что будет лучше, если кто-то подумает о том, что хорошо быть как Бог. И это существо не имеет права расстроиться, если горшок, который он слепил, не станет таким, каким он желал его видеть.
Это неизбежно: сознание имеет право выбора. Точно так же, как он, который Бог. В этом и есть предначертание сознаний. Я лишь могу судить насколько такое сознание опасно. Не для меня. Мне оно не сможет навредить. Я не хочу, чтобы оно корчилось передо мной, и славило себя, уничтожая все, что было создано мной с любовью. Потому что я знаю, этот чудик не Бог, он тот, кому я позволил так думать. И когда я на него вдоволь налюбовался, когда у меня закончился смех, как это ни грустно, я понимаю, от Бога надо избавляться. Даже его присутствие может осквернить мою вселенную.
Земля мой единственный ближний, у нее живой ум, который нуждается во мне, в моей защите. И такие Боги ищут, как убить ее.
Ты сидишь сейчас, и о чем-то думаешь, и вроде бы одна, но земля следит за тобой, прислушивается к каждой мысли, заставляет дышать тело, просит справить нужды, безгласно и безропотно выполняя мое поручение, оберегает твое сознание. Другое дело, что она не всегда может понять, что слушает не тебя. Я для нее родное сознание, а твое, каким бы оно ни было, чужое. Но она всеми силами старается обрести его, чтобы стать похожей на меня.
Так за что человек убивает ее?
По ней сужу. И если все сознания воскликнут разом, что я кошмар всего сущего, я не думаю, что я стану хоть на йоту ближе к тем, кто кричит мне об этом. Земля знает: я единственный в этом мире, который создал вселенную Неба и Земли. И единственный, кто может сказать: простите, вы мне надоели! И можешь себе представить, что мир, вселенная, всхлопнется в едином порыве и исчезнет в просторах Небытия. Проблем у меня нет - проблемы бывают у вас. Я и есть кошмар всего сущего. Больший, чем кто-либо может себе представить.
- И ты знаешь все-все-все?
- Да, абсолютно. И каждого человека. Но когда знаешь, точка зрения абсолютно брезгливая.
- А как же любовь? У тебя под плащом…
Дьявол кисло скривился.
- Ты, Манька, на это не рассчитывай, не затем под землю спускаешься! - строго предостерег ее Дьявол. - С чего мне пугать сознание раньше времени? А вдруг не виноват? А вдруг кошмара в нем нет? А вдруг породил чудо, которое осталось мною не замеченным? А вдруг он сделает такой выбор, что даже я буду удивлен? Малейшая искра моего недовольства или ужаса, и сознание будет комком нервов из дерева осины. Дрожащую тварь не так легко поднять. Но разве сознание может быть лужей любви или туманом? Сознание умеет издать писк. А этот туман, о котором грезят люди, не пищит, не открывается иначе, как свет. И там, в моей земле, я показываю людям Богов, которые правят их землей. Это не я. И когда люди говорят, что я - любовь, они не представляют, насколько мое сознание может быть безжалостным и холодным. А земля такая и есть, ложись и отдыхай. И тем больше у меня причин быть ее противоположностью, когда я защищаю ее.
Кстати, - напомнил Дьявол. - Ты тоже приходила в мою землю однажды. Богов у тебя нет, тебя никто не встретил. Но слышала неясный разговор, больше эмоциональный, чем речевой. Все твои Боги стоят за твоей спиной.
- Но ты же поднимаешь вампира над человеком! - расстроилась Манька.
- Я? Боже упаси! Человек сам поднимает. Но раз помолился на вампира, я понимаю, Богом назвал его. И я крышую вампира, пока реки слез не образумят человека. Но в том-то и дело, что один разочаровал его, он внезапно понял, что молился не тому - и молится уже другому. Ты не можешь отрицать, что я устроил тебя более или менее отлично оттого, что тебе уготовили вампиры, а почему? Да потому, что в полон взяли, а поклониться не смогли заставить!
- Поклянись! - попросила Манька. - Поклянись, что если я поступлю по Закону, не станешь строить мне козни!
- Упаси меня Тьма, что взлелеяла меня! Разве прощают ошибки в Аду? Как я смогу судить тебя, если восстану против тебя? Земля никогда не сможет простить мне землю, которую топтал я сам. Клянусь землей! Могу поклясться Бездной, я ведь и над ней парить могу. Но она пуста и безжизненна. Проникать в нее сознанием, было бы безумием.
- Откуда ты знаешь, что в Бездне ничего нет? - коварно поинтересовалась Манька. - Бездна загадочна и необъяснима. Может там преобразование какое-то идет? Не верю, что вампиры сдыхают! Что-то же их манит в эту самую Бездну?
- Манька, не соблазняйся словом! Слова иногда имеют жуткий смысл. Люди обычно начинают искать сравнительный образ, и находят его в вещественном мире, который не так достоверно отражает действительность. Проникайся сутью.
А суть Бездны такова, что у Небытия нет ни дна, ни покрышки. Бездна везде и нигде.
Что такое Небытие?
Это Ничто, Великое Вечное Застывшее Ничто!
Я сунулся однажды, потому и знаю, что происходит с теми сознаниями, которых я отдаю ей. Она проникает так глубоко, что потом собрать себя уже нет никакой возможности. Я был с Нею, но я не был Ею. Над Небытием можно парить, но стать Небытием… - это убиться. Я сунулся. И посыпались искры. И стал Свет. Не в смысле свет, я стал умнее. И понял, что это уже хорошо. А то, что туда ушло, после объяснений с Нею, мне осталось только обливать слезами, потому что часть меня перестала быть мной.
Все движется: атомы, планеты, галактики, я сам. А Бездна - полное отсутствие движения. Я бы ущипнул себя, глядя на материю, которая лежала у моих ног, что быть этого не может, но было уже поздно.
Земля, как бы я не пытался вдохнуть в нее свою силу, медленно уходила в Небытие, и остановить этот процесс даже мне казалось не под силу. Времени тогда еще не было, но я могу сказать точно, что оно началось тогда. И время шло на секунды. Может быть, я просто захотел, чтобы оно было, и заказал его. Мне тогда казалось, что земля - это я сам, только лишенный всех достоинств, которые мне были присущи. Она потеряла мой голос, она потеряла способность осознавать себя, она была безжизненна и пуста. Я шарился в ней, и не мог понять, это я или не я. И, наверное, самый первый страх испытала вселенная.
Брови у Маньки медленно поползли вверх.
Дьявол был огромный! Если только часть его, маленькая часть, стала огромной вселенной, то какой был он сам?! Наверное, с тысячу таких вселенных…
А с виду не скажешь…
- Сначала я ни о какой земле не думал, просто спасти самого себя пытался, - сказал Дьявол с улыбкой, вспоминая, с чего началась вселенная. - Она была безмолвная, однородная, ни на что не реагировала, и быстро уходила в Небытие. Испарялась, как лужа в жаркий летний день, и снова становилась Небытием.
Я думал, что таю сам. И столько сил приложил, чтобы оживить ее хоть немного: был в нее молниями, орал, кричал, поднять пытался, потрясти, а потом, когда понял, что Бездна не отдает ее мне, разделил саму в себе на Небо, Твердь и Землю. Сотые доли секунды, и я опередил Бездну. Сотые доли секунды - и вселенная обрела меня, а я ее. Небо и землю пришлось еще разделить. Так появилась высота. Каждый слой пришлось еще раз разделить, так появилась ширина. Остальные величины как-то сами собой обозначились.
Бездна - это Ничто.
Но мне удалось это Ничто поднять. И каждую точку этого Ничто я окружил другим Ничто, которое насильно заставляет первое Ничто существовать в Бытии. В каждую точку пространства, где существуют два Ничто, из другого слоя материальности я просунул такое же Ничто, которое удерживает оба Ничто в стабильно живучем состоянии.
Если бы ты могла заглянуть в сердцевину атома, то увидела бы смерч, соединяющий небо и землю - и страшные грозы, когда бьют молнии невиданной силы, извиваясь, как змеи, и крутятся шаровые, невиданных размеров, и спускается с неба жидкий огонь, и смерч поднимает вверх это самое Ничто…