Валентин пошел прогуляться вдоль берега, заодно посмотреть, какая дорога их завтра ждет. Он был настойчиво уверен, что корабля не будет.
Владимир Павлович сушил и чистил аппаратуру.
Тем же был занят "Титановый" Андрей Валентинович.
Евгений Ефимович в своей ковбойской шляпе присел у костра рядом с Ефимом.
– Неописуемо красиво! – вымолвил он, глядя в Море.
– Это точно, – согласился Ефим.
Из воды показалась голова нерпы.
– Вон нерпа, смотрите, – крикнул Ефим.
Все обернулись и стали с восторгом любоваться животным. Попытались сфотографировать, но нерпа нырнула, а после показалась уже значительно дальше, и фотографировать её уже не было смысла – черная точка на воде.
– Чудеса! Дикие места. Почти нетронутые цивилизацией. – Продолжал восхищаться Евгений Ефимович.
– Да Вы, батенька, романтик, – заметил Ефим. – Много, наверное, на своем веку повидали?
– Да, много повидал, – сознался "Кусто" Ефимыч.
– Признаться, мне тоже довелось по миру погулять…
И Ефим незаметно для себя, отвечая на, казалось бы, ничего не значащие вопросы, рассказал о своих планах, о своих интересах, увлечениях, жизненных перспективах, переживаниях и прочее, прочее, прочее, что с ним было, есть и, возможно, будет. Ещё они говорили о литературе, искусстве, прошлись по истории и работам Носовского и Фоменко, на что Евгений Ефимович сказал, что он больше склонен доверять Морозову, чем его продолжателям, и рассказал не простую судьбу и биографию этого ученого. Много было поучительного и интересного в их беседе для обоих собеседников. Потом к костру подсели Владимир Павлович и Андрей Валентинович. А чуть позже подошёл и Валентин, вернувшийся с "прогулки". Темы стали шире и значительнее. Выяснилось, что Ефим не простой проводник туристической фирмы – он вообще не проводник, у него отпуск кончается, вот он и лазает по горам от нечего делать. Он вообще много лазает по горам и скалам, по тайге и по болотам, когда приходит охотничий сезон, иногда прыгает с парашюта, иногда ныряет на глубины Байкала и Ангары с аквалангом за спиной. Пару раз ходил под парусом, служил в непростой географической точке, и вообще он человек интересный, который много путешествует и не скучно живет.
Да уж, на такие темы можно разговаривать вечно – рыбак рыбака, как говорится, видит издалека, навылет. Плюс – горы, море, запахи лета, треск костра и вкус крепкого лесного чая с листом дикой смородины, – располагают к этому. И, как оказалось, много тем и точек соприкосновения и интересов есть у этих людей, столь разных и живущих так далеко друг от друга, но духовно близких и, в сущности, имеющих родственные души, воспитанные на романтике, жажде приключений, путешествий и исследований.
Все было хорошо, интересно и спокойно.
Но часики тикали, туман сгущался, мгла наступала. И пока это была ещё бело-серая мгла из-за густого тумана. Вот в ней-то вдруг и неожиданно возник у берега теплоход!
Нет, не тот корабль, которого они ждали, – другой. Подошел к берегу. Постоял минут двадцать (довольно долго!), не зажигая огней. Потом медленно сдал назад и растворился в тумане. И всё – как будто и не было его вовсе. Мистика? Может быть, но Ефим успел его заснять, и на цифровой картинке он получился. Значит – реальный, материальный объект. Но зачем он подходил, и без огней ушел в туман? – непонятно!
– Вот такие "летучие голландцы" у нас бывают, – сказал Ефим. – Я думал, егеря пожаловали. Хорошо, что ушли. А то сейчас бы был переполох. И в зимовье тесно, и "кто да чё", и "где ваши разрешения"? Пришлось бы им врать, что я сопровождаю высокий чин из правительства России с двумя телохранителями из спецслужб.
– И был бы недалек от истины, – отреагировал внезапно Андрей Валентинович. – И прошло бы легко, поверь.
– Я понимаю, – отозвался Ефим. – Поэтому-то и говорил бы такое, что недалеко от истины. Сколько время?
– Начало двенадцатого.
– Нормально.
Интересная деталь: на природе, будь то Байкал, или степь, или тайга, почему-то людей точное время не интересует – "начало двенадцатого" – и всё! Скажи-ка так в городе: "начало двенадцатого", – задолбают вопросами: "А точнее?", "Сколько именно?" и тэ дэ, и тэ пэ. На эту деталь, на эту особенность ощущения времени, Ефим обратил внимание несколько лет назад, когда он и его приятели веселой, шумной компанией отправились на рыбалку в Монголию на озеро Хубсугул. Высокогорное (по Сибирским меркам) озеро Хубсугул считается "Младшим Братом" Байкала. "Младшим", наверное, потому, что оно значительно меньше, а "Братом" – потому, что из Хубсугула вытекает река Селенга, которая сотни километров несет свои воды по монгольским и бурятским степям в озеро Байкал. Кстати, многие виды рыб, которые водятся в Байкале, водятся и на Хубсугуле (почему-то принято говорить: "на Хубсугуле" а не "в"). Там есть и байкальский омуль, и хариус и много чего ещё (вот про нерпу ничего сказать не могу – не в курсе), но пока разговор не об этом. Место живописнейшее! Евгений Ефимович, наверное, просто растаял бы, увидев те места: заснеженные вершины гор, глубокое синее небо, холодную мелкую рябь воды, степные долины, где пасутся монгольские яки, а лебеди, гуси, утки – табунами, стаями и клиньями летают и носятся в вышине, вдали стоят юрты монголов, ни дорог, ни путей, только ветер, яркое солнце и тишина! (Хотя, Евгений Ефимович и ни такое видал!) Так вот, приехал туда Ефим с компанией на двух Уазиках, преодолев несколько разлившихся болотистых речушек, каменные россыпи, огромные корни прибрежных сосен и прочие природные преграды, и расположился лагерем у небольшой речки, впадающей в Хубсугул. Хотя и устали, как собаки, пока карабкались до места, но удочки настроили вмиг, потому что рыба в протоке так и прыгала из воды, просясь на сковородку. Много было рыбы – видно сразу. Монголы рыбу не едят. Видимо, по религиозным причинам, а может, просто ловить её не умеют – кто знает? птицу, почему-то, они тоже не едят. Так что, и рыбы, и птицы было море на озере. Наловили они с друзьями тогда… Короче, приходит утро, его сменяет день, потом, естественно, вечер, ночь, утро, день, ночь, день, утро, вечер, день… и всё – запутались!
– Какое число?
– Хрен его знает!
– Какой день недели?
– Нашел, что спросить!
Всё! Время остановилось!
О-па! И ты потерялся во времени!
Но за эти дни они уже сдружились с монголами, чье стойбище было недалеко – в километре, примерно, – от места стоянки компании. А по меркам Монголии – это два шага. Вначале, монголы просто приезжали на конях, садились на землю и втупую смотрели, а что же делают эти люди с той стороны? Проводник из местных (а у компании, естественно, был проводник, который привозил баранину, хвалил русскую водку и рассказывал о национальных традициях, обычаях, обрядах) советовал не обращать на это внимание. Дескать, это их земля, они здесь хозяева – куда хотят, туда садятся. Они же не мешают, не крадут, не лезут – просто сидят и смотрят. И пусть сидят. Но если вы начнете с ними общаться – тогда сами виноваты. Они начнут усиленно вам помогать, и не успеете оглянуться, как выпьют всю вашу водку и займут место у костра. Спасибо, конечно, что просветил, но как не общаться, когда живые люди сидят в двух метрах от тебя и смотрят, что ты там грызёшь. А ещё маленькие, босоногие (несмотря на довольно холодную почву) мальчишки и девочки с раскосыми глазами и черными косичками, явно не пробовавшие "сникерс", скромно стоят поодаль. Хочешь, не хочешь – угостишь. Но, чтобы не задарма, отправляешь взрослых монголов за дровами, просишь прокатиться на монгольской лошадке и активно общаешься, не обращая внимания на разницу языков. Сам становишься диким, чумазым и спокойным, как местные жители, которые часов не наблюдают, а время у них разделяется так: пришла пора – выгоняй стадо на пастбище, а холодно стало – в стойло. Что такое "день недели", да и что такое "неделя" (или "месяц" или "какой нынче год?") им знать незачем – лето, зима – что ещё надо? Классно им! А день или ночь – какая разница? Буквально два-три дня прошло, а всей компании казалось, что они здесь век живут. Потерялись во времени!
Вот об этом своем наблюдении Ефим и поделился с собеседниками у костра.
– Да, потеряться во времени нет ничего проще. Впрочем, как и найтись, – спокойно ответил Владимир Павлович.
– Потеряться – да, – согласился Ефим, – а вот найтись как, если потерялся?
– А сколько раз ты терялся, а потом находился?
– Не знаю. Не знаю, терялся ли я вообще.
– Подумай. Наверняка у тебя были ситуации, в которых, как тебе казалось, ты уже бывал. Обычно пишут, что человек во Сне порой переживает или видит что-то, а потом ему Наяву кажется, что он уже бывал в этом месте или переживал то, что приснилось. Было такое?
Ефим вспомнил, что однажды, точнее, дважды, ему снился сон, что он идет по каменному горбатому мосту, смотрит на протекающую внизу реку и видит больших рыб, стоящих против течения и медленно шевелящих хвостами. Через несколько лет, он шел по горбатому, старинному каменному мосту, бывшего венгерского города Ужгород, и его как током шибануло – внизу, в реке, против течения стояли большие рыбы и шевелили хвостами. Он тогда несколько минут не мог оторвать глаз, доподлинно зная, что это он видел во сне… и не раз!
– Да, было, – сказал Ефим.
– Ну, вот видишь. Ты же выбрался.
– Выбрался. Если, считать, что я куда-то вообще забирался.
– Забирался, забирался. Просто, ты сам пока этого не понимаешь. Человеческий мозг так устроен, что он способен без помощи "хозяина" найти выход в любой, особенно, в критической ситуации. Многие считают, что им Бог помог, и, скорее всего, они правы, если верить в то, что нашими действиями и мыслями управляют свыше.
– Возможно, – ответил Ефим, размышляя над сказанным.
– Возможно? Неужели ты станешь отрицать, что твой мозг способен вычислить в непроходимых джунглях листик на дереве, помеченный специально для тебя, скажем, вот такой полоской бумаги? – и Владимир Павлович прилепил к чурбану, на котором сидел Ефим, маленький, красный, бумажный ценник, который перед этим оторвал с упаковки сублимата.
На ценники стояла цифра "29". Ефимова память сфотографировала этот кусочек бумажки с цифрой. "По закону жанра, – подумал Ефим, – я наверняка где-нибудь увижу подобную наклейку и обязательно на каком-нибудь листике!"
– Знаете, Владимир Павлович, в детстве, я мечтал попутешествовать во времени. Но я всегда хотел, чтобы у меня был с собой учебник по физике (почему-то по физике, а не по химии или биологии, или ещё какой) и автомат Калашникова с кучей патронов. Я думал, что попади я в прошлое с таким комплектом подмышкой, я стану великим ученым и не дам себя в обиду, а скорее наоборот, если надо, всю их конницу положу. Потом, конечно, к этим мыслям приклеивались пуленепробиваемые, обязательно легкие, жилеты (точнее, стрелонепробиваемые). После – "поперли" БТРы, танки, в комплекте с другими умными книгами, в том числе, с чертежами самолетов и подводных лодок. Хотелось стать знаменитым и помочь тем несчастным, которые землю пахали и света белого не видели, не говоря про телевизор. И Чингисхану устроить! Правда, я то на той, то на другой стороне стоял, в зависимости от настроения, особенно, в Астраханском кремле: стоишь на стене – думаешь, как это всё можно защитить, стоишь перед стеной – думаешь, как всё это можно разломать. С Вами, наверное, тоже такое бывало?
– Конечно, бывало.
– Я так и думал.
Ефим подкурил от веточки, торчащей из костра, потянулся, выпрямив ноги, и смачно выпустил дым.
– Ну ладно, это самое, – сказал Валентин, – время уже позднее, может, спать пойдем? А то, что-то стало холодать.
– Да уж, пора, наверное, – согласились с ним.
И вся компания поднялась от костра и стала неторопливо собирать свои вещи и посуду.
Рано утром, как говорится в Сибирской глубинке, "ни свет, ни заря", стоило только начать сереть за закопченным окном зимовья, Ефим тихо поднялся, неслышно оделся и незаметно вышел из зимовья. Он всегда тихо и незаметно поднимался и выходил. Ну, во-первых, чтобы не будить товарищей, а во-вторых, если рано-рано утром тихо выйти из зимовья, можно многое увидеть в дикой природе, которая не ожидает твоего тихого выхода. На этот раз в воде, у самого берега, плескались утки, придавленные густым туманом к гравийной кромке. Ефим решил подкрасться к ним и попытаться сфотографировать. Ступая осторожно по графию, ставя ногу на носок и медленно перенося вес тела с ноги на ногу, как это обычно делается на утиной охоте, чтобы не шуметь и не щелкнуть случайно попавшей под подошву веткой, Ефим очень близко подошел к птицам. Но кадр удалось сделать лишь один – он не выключил фотовспышку. "Нормально, – не расстроился он, – зато подкрался! Навык ещё есть!"
Потом он огляделся, закурил первую, "пшеничную" сигаретку, поежился на утреннем прохладце, собрал, какой было, сырой хворост и разжёг костерок. Огонек затрещал, облизал шипящие веточки, заклубился едким густым дымком, потом разошелся как надо, осталось только подкинуть хорошую полешку. И сразу стало теплее, жизнь улыбнулась, начался новый день путешествия.
"Так, что сегодня? – размышлял Ефим. – Сейчас туман, выглянет солнце, начнется ветерок, туман разойдется, и появится наш Фрегат. Главное, его не пропустить!" Именно поэтому он встал раньше всех, чтобы корабль не прозевать. Не хотелось оказаться не правым, а то Валентин будет улыбаться, как вчера, а ему видимо придется сходить "прогуляться". Надо ждать!.. И, укутавшись в хозяйский бушлат, он "поглубже" сел на коврик у костра и уставился в Море, гоняя что-то свое, что известно многим, кто вот так же сидел рано утром и глядел в затуманенный холодный Байкал.
Когда встало солнышко и подул ветерок – туман от зимовья ушел. Но мыс, с которого должен отчалить их кораблик, ещё был укутан молочной, густой пеленой, и вряд ли в таком молоке их корабль стартует. Надо ещё ждать.
Проснулись мужики.
Валентин подошел, подкурил и спросил:
– Нету?
– Не-а, – ответил Ефим.
– И не будет – он на Рытом.
Ефим кисло улыбнулся, пытаясь дать понять, "как ты не прав, Валентин!"
Валентин пожал плечами и налил себе разогретого уже давно чая.
– Зря ждем. Это самое, двигаться надо, – продолжил он.
– Возможно, – отозвался Ефим. – Сейчас все проснуться, позавтракаем и там решим.
– Да, позавтракать надо, – согласился Валя.
– Доброе утро! – поприветствовал всех, бодро вышедший из зимовья Евгений Ефимович, и направился к Морю чистить зубы.
– Доброе утро! – появился Андрей Валентинович с зубной щеткой в руках и следом пошел за Ефимычем.
Они долго фыркали, плескаясь в холодной воде, а Ефим сказал Валентину.
– Во мужик, после такой операции, а по горам скачет, как молодой!
– Андрей что ли? – переспросил Валя.
– Да, – ответил Ефим. – Андрей Титанович.
– Да, это самое, крепкий мужик.
– Ни то слово!
– Вы чего такие хмурые? – большой Владимир Павлович с заспанным лицом, как скала встал у костра, пытаясь расчесаться. – Чего зубы не чистите?
– Мы курим! – пошутил Ефим.
– Это плохо, – вздохнул Старшой. – Бросать надо. Вон мужики – им всё нипочем!
Он показывал пальцем на берег, где принимали холодные утренние процедуры мужики, которым всё было нипочем, раздевшись по пояс.
Потом он вернулся к своей приземистой палатке, заполз в неё, и вылез уже с зубной щеткой.
– Пойдете? – спросил он у скрюченных у костра Валентина и Ефима, дымящих всякой гадостью.
– Нет, – ответили те, продолжая травиться.
– Как знаете.
И Владимир Павлович бодренько так зашуршал галькой, направляясь к воде.
По опыту знаю, – редко кто из курящих рано утром лезет в холодную воду!
Солнце палило, жара и безоблачное небо над головой! А Байкал был укутан густым туманом, и казалось, что раздуть его ни у какого ветра сил не хватит.
– Ну, какие прогнозы, Ефим Тимофеевич? – спросил Старшой.
Ефим взглянул на Море.
– Какие прогнозы? Туман. Ждать надо. В таком тумане они не пойдут.
– Идти надо, – сказал Валентин. – По дороге заберут, если пойдут.
– Придем, а их там нет, тогда что?
– Да там они!
– Ну, а если нету?
– Подождем.
– В палатке?
– Да там они.
Ля-ля, тополя, бесцельная трата времени…
Короче, всем стало ясно, что эти спорщики не уймутся. Поэтому Владимир Павлович, как Старшой и основной, сказал:
– Ждем до двух часов! Не будет корабля – идем на Рытый. Все согласны?
Все согласились.
– Вот и чудно!
Оставалось четыре (если не появится раньше корабль) часа безделья под палящими лучами июньского солнца на берегу Священного озера. Мужики разделись до трусов и решили принять ультрафиолет, говоря по-русски, позагорать.
Ближе к полудню Валентин повеселел, Ефим озверел. Ефим материл не проходящий туман, егерей, которые всё побросали и испарились, тех, кто "подсунул" корабль без локатора, негодный для путешествий по Байкалу, сублимированную пищу. Он говорил: Тушенка лучше. Сублиматы меня зае… "Заелся ты, Ефимушка! Держись! Чего раскис?"
Тогда мудрый Владимир Павлович, сидя у костерка, вдруг достал из нагрудного кармашка рубашки огромный драгоценный камень. Кажется, он назывался Топаз. Ненавязчиво так, взял и достал из кармашка камень, стоимость которого, по представлениям Ефима, равна стоимости всего оборудования, которое имеется сейчас у них на берегу. Возможно, что это и не так – Ефим ни черта не понимал в стоимости драгоценных камней, но то, где он хранился у Старшого, его удивило.
– Потерять не боитесь? – спросил Ефим. – Можно посмотреть?
– Не боюсь, – сказал Владимир Павлович, протягивая камень Ефиму. – Мой талисман, всегда со мной.
Голубой, как воды Байкала, отлично граненый, размером с грецкий орех, чудовищно красивый камень, очень необычно смотрелся в руке. Теперь понятно, почему многие лишаются голов вот из-за таких безделушек – было что-то притягивающее в мерцании граней.
– Красиво! – прошептал Ефим. – Очень красиво.
Посмотрев сквозь камень на солнце, он протянул его обратно хозяину и изумленно переспросил:
– Вот так в кармане? А если выпадет?
– Не выпадет! Талисман же. Талисманы не выпадают. Если выпадет, значит что-то произойдет.
И тут же по-привычке, Владимир Павлович прочитал целую лекцию о драгоценных камнях, потому что был геологическим доктором наук и академиком одиннадцати академий.
Ефим слушал. Для него была лекция познавательной. Он много не знал, и представить не мог из того, о чем сообщил Палыч. Интересно, есть повод для размышлений. Но чтобы вот так хранить этот дорогущий, стоящий целого состояния камень… Талисман! Ну и что, что талисман? И вот так спокойно!.. Хотя, это тоже повод для размышлений. А если учесть, что вся аппаратура, одежда, снаряжение и прочее, прочее с чем соприкасается Владимир Павлович, – есть самые последние образцы и изделия самого современного производства, то поводов для размышления о смысле жизни становится так много, что лучше … закурить.
И Ефим закурил.
Пыхтя сигареткой, он вышел на кромку воды, посмотрел на затуманенный мыс, с которого он ждал корабль, и смачно выругался.
– А вот это зря! – сказал Владимир Павлович.
– Что зря? – не понял Ефим.