- Посмотри-ка на этого выпендрежника! - сказал Спиракуль своему партнеру, который пытался зацепить крючком бутылку шипучки. - Он это делает ради популярности, и у него получается!
- Но ведь он и вправду не гордец.
- Ну вот, ты такой же простак, как и все остальные. С такими олухами, как ты, не удивительно, что он до сих пор остается мэром.
Это замечание разозлило Квостогана; его рука дернулась, и он зацепил бутылку.
Спрыгнув с коровы в гущу всеобщей почтительности, Набонид увидел Штобсдела, который ему штобсвыделывал какие-то знаки. Мэр к нему подошел и завел его в укромный уголок, за фургоном.
- Ну, что поделывают мои сыновья, Штобсдел?
- С какого прикажете начать?
- Вы теряете ум, Штобсдел. Я спрашиваю, что они делают.
- Вместе ничего, поскольку они не вместе. Но по отдельности каждый чем-то занят.
- Не пытайтесь умничать, Штобсдел, у вас это все равно не получится. Жан вернулся?
- Да, около часа. Он ел бруштукай с Сахулом. В настоящий момент они вдвоем выпивают вместе с Полем все втроем. Они сидят у Ипполита. Не подобает сыновьям господина мэра приятельствовать с сельским почтальоном!
- Оставьте свои замечания при себе, подчиненный чиновник.
- Прошу прощения, господин мэр. Но в такой день, как сегодня, можно себе позволить инсинуации подобного замеса, а то как же…
- Что же они замышляют? - прошептал Набонид.
- Откуда мне знать? Вид у них очень возбужденный. Но сегодня все очень возбужденные; а значит, это ничего не значит. Причина всему - это гспадин Жан, который все время разгуливает по Знойным Холмам.
- Не умничайте, Штобсдел. Вы ничего в этом не смыслите, черт возьми, ничего не смыслите. Что же они замышляют? Что?
Штобсдел пожал плечами, что являлось для него проявлением полного неведения. Затем высморкался. Набонид уже думал о другом.
- А Пьер?
Штобсдел самодовольно улыбнулся.
- Сейчас он как раз читает речь.
- Што-што?!
- Да. Он как раз читает речь в заведении Роскийи, где даже снял для этого зал; это стоит полтюрпина, участие в расходах по организации, как написано на рукописной афише. Вот почему я пришел, потому что подумал, что вы захотите услышать, как гспадин Пьер прочтет речь, а еще потому что удивлялся, что вас, почтенный мэр, там нет. Штоб мне пусто было, какая честь для вас, гспадин Набонид, ведь не так много молодых людей способны прочесть речь, особенно насчет рыб, насколько я понял из его первых слов, но я сейчас как раз вам все это докладываю, поскольку не увидел вас у Роскийи и подумал, что вам будет приятно услышать, что гспадин Пьер общается с массами.
На этом Штобсдел, имеющий вполне обоснованную репутацию идиота, заткнулся.
- Вперед! - скомандовал Набонид.
Он устремился к Роскийи. Он шел задами, за фургонами и стендами, дабы избежать толпы. Ярмарочные собаки набрасывались и лаяли ему в подколенные впадины. Сзади следовал Штобсдел, отгонявший животных пинками и покрикивающий ах вы мерзкие твари! с откровенным негодованием.
Меньше чем за десять минут весь Родимый Город узнал, что Пьер Набонид произнесет речь, и во всех умах, которые Праздник - следуя своему прямому назначению - отвлек от обычной городской жизни, эта новость сразу же пробудила воспоминание о Почетной Стипендии.
В указанный час зал был заполнен до отказа и забит до предела. У дверей стоял хозяин заведения Роскийи и преграждал вход сверхзапланированным слушателям, несмотря на их алкоголистически пылкое возмущение. Среди присутствующих - ни одной женщины и очень мало знатных лиц. Не было ни Поля, ни Жана, зато в первом ряду сидели Роберт и Манюэль.
Ровно в шесть часов появился оратор. Он решительно направился к столу и сразу же заговорил. Все немедленно замолчали.
Первые слова потерялись в глубокой тишине. Что же он такое говорит, этот обалдуй Пьер? Не очень понятно. У Жизни есть два аспекта. Откуда он это взял? Из Чужеземного Города? Уж лучше бы работал, чтобы воздать должное своей Почетной Стипендии. Есть Жизнь на Свету и Жизнь во Мраке, и на Свету она регулируется Страхом, а во Мраке - Счастьем. Вот что он рассказывает. И чего ради в этот Праздничный день он тревожит сограждан, призывая их размышлять о Жизни. Она там, на улице, эта Жизнь, со своими качелями, алкогольными напитками и ярмарочными уродцами.
Ах, вот оно что: он полагает, что его не поняли. И до чего же настырным он стал после своих путешествий. Ладно: пускай объяснит на примерах. Все равно хуже от этого не будет, поскольку вообще не очень понятно, что он такое говорит. Што-што?! Жизнь Эмбриона? Ну, как тут удержаться от смеха! И то правда, ежели он сюда пришел рассказывать скабрезности, то, может, стоит остаться и чуток послушать. А он все рассказывает. Рассказывает и, похоже, верит в свои россказни. А теперь он уверяет, что жизнь зачастую тяжела и трудна и никогда не знаешь, что тебя ожидает. Что в жизни есть переживания, и неприятности, и неудачи, и болезни, и утраты. Вследствие чиво у него такая мысль, дескать, было спокойнее, когда все сидели в материнской утробе, все же до чего похабно произносить такие штуки вслух.
Однако какие странные мысли. Можно обойтись и без того, чтобы копаться в извилинах по этому поводу, да и все эти громкие слова означают непонятно что. Вот на что он тратил свое время в Чужеземном Городе. Уж лучше бы выучил их язык. Вот на что потрачены общественные тюрпины, на то, чтобы сыновья мэра могли ворошить в своей голове кучи неприличных мыслей.
Ладно, теперь он заговорил об Океане. Не понятно, в какой связи. Из-за вод. Из-за каких вод? Ах вот как, теперь понятно. Да ведь это же просто мерзость, то, что он рассказывает. О таком нельзя говорить публично. Это гадко, тем более что здесь дети! По этому поводу Спиракуль что-то деликатно прошептал, но его заткнули.
Теперь он собирается говорить о твари еще более противной, чем омар и устрица: о пещерной рыбе. Где он ее выудил; нет, это просто невообразимо!
- А-ка-кой-прок-сэ-тих-пе-щер-ных-рыб? - отчеканил кто-то.
Растянулась обширная тишина. Пьер оглядел присутствующих и высмотрел отца, который только что вошел в сопровождении Штобсдела.
- Ладно, заткнись, - сказал Набонид добродушным тоном.
Затем, повернувшись к слушателям, мэр жизнерадостно возвестил:
- Уважаемые сограждане, благодарю вас за доброжелательное внимание, которое вы соизволили оказать интереснейшим бредням, которые только что наплел мой сын. Надеюсь, они вас позабавили. Они выдают некую наивность, которую, надеюсь, вы простите оратору, учитывая его юный возраст. Спасибо, уважаемые сограждане, еще раз спасибо.
Никто не пошевелился.
Ух ты! Ну и ну, вот дела! В Родимом Городе об этом будут говорить не меньше, чем о ляжках госпожи Мазьё и госпожи Мачут. Осознавая всю серьезность настоящего часа и испытывая гордость от причастности к ключевому моменту истории, слушатели чувствовали, как в их обыденной груди сердце бьется по-праздничному незаурядно.
Никто даже не шевелился.
Штобсдел попытался замять неловкость и робко сказал:
- Ну же, господа, не задерживайтесь!
Никто даже не пошевельнулся.
А он-то чего замолк, этот пентюх?! Это слегка облегчило бы сообщество. А то все чувствовали себя как бы виновными, ну да: как будто и в самом деле виноватыми! В день Праздника все это не очень приятно. Ну и дела, ну и дела! Об этом будут судачить еще очень долго, это уж точно! А может быть, даже сочинят какой-нибудь куплетец под аккомпанемент систров, барабанов, флейт и шалопутов. Набонид сделал вид, что уходит, и обратился к Лё Бестолкую:
- Пойдемте, друг мой?
Тут, проявив необычайное мужество, слово взял Спиракуль.
- А нам-то чего уходить? Еще не конец.
- Еще не конец, - подхватил Квостоган.
Этого мнения придерживались и другие. Раздался шепот. Некоторые встали.
- Подождите, подождите! - крикнул Пьер. - Я еще не закончил. Подождите!
- Садитесь, - крикнул кто-то. - Он будет говорить.
Даже Набонид не пошевельнулся.
Пьер открыл несколько раз рот, не издав при этом ни звука. Наконец объявил:
- В качестве заключения я хотел бы затронуть вполне определенную и конкретную тему: положение несчастных рыб, когда их вытаскивают из влажной стихии.
Все рассмеялись.
Когда все ушли, Пьер почувствовал, что его охватила смертельная скорбь.
Дамы пребывали в столовой.
- Сегодня вечером он ведет себя довольно скверно, - сказала Жермэн.
- Почему скверно? - спросила Паулина. - Сегодня праздничный день. Все развлекаются.
- И все же, маман, как ему не стыдно такое вытворять? Разве вы не заметили?
- Что именно?
- Он все время зажимает малышку Эвелину в укромных уголках. А ведь это его будущая невестка!
- Ха! Так ведь пока еще не невестка.
- Если бы Поль видел!
- А нечего шляться где попало! Куда он опять подевался? Когда ты помолвлен, то уж будь любезен, присматривай за своей невестой, так-то!
- А малышка Эвелина ему это позволяет! Я видела, как он щипал ее за подбородок. Да-да, за подбородок!
- Ха, если это доставляет ему удовольствие. Это его право.
- И все же, маман. Все же…
Восторженные крики: "Ах! Какой красивый! Зеленый!", раздавшиеся в соседней комнате, возвестили о начале фейерверка. Старая Набонидиха налила себе стаканчик строгача.
- За ваше здоровье, доченька.
Госпожа Набонид опустила голову.
- И все же, - повторила она, вздыхая.
- Ах! Какой красивый! Белый! - заорали по соседству.
- Он - ловелас. Я готова его простить, и все же, когда речь идет о будущей невестке…
- Никто и не собирается просить у вас прощения, - отрезала старуха. - Он делает, что хочет. Мой сын - не такой, как другие, пора бы, доченька, это понять.
Госпожа Набонид вздохнула.
- А скандал с Пьером…
- Шалопай заслуживает хорошей взбучки. Читать речь, подумать только! Сопляк! Пробестолкуйничал там всю стипендию, а теперь приехал разглагольствовать о каких-то рыбах! Пф! Он заслуживает хорошей взбучки.
Она допила строгач.
- Пойдемте, доченька, посмотрим фейерверк. Его организовал ваш муж и мой сын. Этим нужно гордиться.
Госпожа Набонид, вздыхая, встает и идет за старухой. Они выходят на балкон и присоединяются к гостям: дюжине знатных лиц обоих полов.
Совсем рядом с Эвелиной стоял Набонид.
Он стоял совсем рядом с ней.
- Ах! Ах! Ах! - закричали все при виде зеленоватой гусеницы, выползающей из искусственного созвездия.
- Великолепно! - воскликнул Лё Бестолкуй.
- Самый красивый фейерверк, который когда-либо устраивали, - сказал Зострил.
- В сороковом году был знаменитый фейерверк, - вмешался эрудит Капюстёр, - но с этим он сравниться не может.
Красочные узоры наверху сопровождались завихрениями толпы внизу, на Площади. Раздавались восклицания. Тщательно выстроенные звезды прорывались сквозь довольно густую тьму. Воздушная масса была теплая и мягкая, но слегка утомленная тяжестью запахов: толпа, алкоголь, бруштукай, пыль. Но прошедший день все же был хорош, и в эти нежные часы полной глоткой вдыхалась первая весенняя ночь.
В небе рассыпается облачко голубых искр.
- Какая красота, - сказала Эвелина своему соседу. - Голубой цвет очень красивый. Вы не находите, гспадин Набонид?
- Очень, - задумчиво ответил тот.
Эвелина взглянула на него:
- О чем вы думаете, гспадин Набонид?
- Если мы поднимемся на третий этаж, будет видно еще лучше.
Госпожа Набонид-мать почесала нос, госпожа Набонид-супруга ничего не заметила.
- Ах! Какой красивый! Красный! - фальшиво и придурковато крикнул Лё Бестолкуй.
На верхнем этаже Набонид открыл окно в кабинете своих сыновей.
- Отсюда видно ничуть не лучше, - заметила Эвелина.
- Не лучше, зато здесь спокойнее.
- Это правда, здесь спокойнее. Как они громко кричат. Тихая ночь - это так чудно, не правда ли?
- Несомненно. От этого становишься нежнее.
Он подергал себя за усы и, скользнув взглядом вниз, прошипел:
- А из вас получится хорошенькая невесточка.
- Не будем сейчас об этом, гспадин Набонид. Давайте лучше помечтаем.
- А-а, - заинтересованно протянул он.
И добавил:
- Вот это, по-моему, превосходно.
Речь шла о пиротехническом явлении, которое только что расплылось в атмосфере, после чего пролилось беловатыми подтеками.
- Знаете, Эвелина, - добавил Набонид, - я не особенно привык мечтать.
- Но ведь только что у вас был довольно задумчивый вид.
- Возможно, подобное происходит со мной, а сам я этого не осознаю, хе-хе-хе.
Его рассмешила эта история с привычкой, застигнутой врасплох на начальной стадии роста. И его грудная клетка задрожала, что вызвало самопроизвольное вытягивание рук, одна из которых внезапно обняла Эвелину за талию.
Эвелина легонько затрепетала, чуть слышно ахнула и, переждав сгорание фиолетовых, синих, голубых, зеленых, оранжевых и красных свечей, подытожила:
- Неужели вы лично отбирали все эти красоты, гспадин Набонид?
- Да, - сказал он и добавил: - Эвелина.
И добавил еще раз:
- Эвелина, - ниже модулируя голос и сильнее сжимая ее талию.
В этот момент несколько светящихся букетов разорвали шелк неба. В кабинете, позади них зажегся свет. Эвелина высвободилась и обернулась. Увидев Пьера, она произнесла его имя. Набонид повернулся в том же направлении.
- И что мне дали все эти книги? - усмехнулся Пьер. - Смотри-ка, словарь чужеземного языка.
- Зачем ты сюда пришел?
- Я пойду вниз, - сказала Эвелина.
- Здравствуй, Эвелина, - сказал Пьер.
Он проводил ее взглядом.
Они услышали, как она торопливо зацокала по лестнице.
- Я спрашиваю, зачем ты сюда пришел?
- Чтобы тебя убить.
- Но ты не имеешь права, - возмущенно воскликнул Набонид. - Я - твой отец.
- Я хочу тебя убить. К сожалению, я ничего не принес для того, чтобы это сделать. Ни ножа, ни ружья, ни топора, ни палки.
- В таком случае это всего лишь слова.
- Я хотел тебя об этом известить.
- Ну, хорошо, ты меня известил.
- Да, я хочу тебя убить.
- Интересно, за что?
- Ты вывел меня из себя.
- То, что ты сегодня рассказывал людям, - просто глупость.
- Не глупее твоего фейерверка.
- Но это обычай, малыш.
- Его надо пересмотреть.
- А еще что?
- Убрать тучегон.
Пораженный Набонид оперся о косяк балконной двери и закрыл лицо рукой, в которой унюхал аромат духов Эвелины. Это открытие изменило ход его мыслей, он снова - но уже вслух - подумал про ужас, а вместе с ним и о том, как избавиться от Пьера и попасть на балкон этажом ниже.
Он прочнее уперся ногами в пол, убрал с лица руку и сделал вид столь же отстраненный, сколь и решительный.
- Ну что ж! Как ты говоришь, это всего лишь слова. Тем не менее спасибо за то, что проинформировал! Я пойду к гостям.
- Я убью тебя.
Набонид двинулся вперед и прошествовал перед Пьером, у которого и в самом деле не было никакого оружия. Так целым и невредимым мэр спустился к гостям, а отец - к своей будущей невестке.
Когда фейерверк потух, гости согласились отведать шампанского - шумной, шипучей и хмельной новинки, импортированной Мандасом. Лё Бестолкуй не хотел, чтобы его дочь пробовала, но Набонид поднес Эвелине полный бокал, и та нашла напиток замечательным.
Затем они стали перебирать различные коллективные развлечения и остановились на игре "мы - валун, а в нас кристалл", которая требует большого внимания. Бабка Паулина заснула. Эвелина играть отказалась. Набонид, хозяин, вызвался составить ей компанию, хотя и любил подобные забавы. Они уселись подальше от невинных игроков.
Эвелина поставила свой неимоверно пустой бокал и уже собиралась сказать, что нашла шампанское замечательным (превосходным, изумительным, чудесным или каким-то еще, например освежающим, пока еще не выбрала), но, повернув голову, увидела интенсивно багровеющее лицо Набонида и встревожилась.
- Поль сегодня не вернется?
- Не знаю, - рассеянно ответил Набонид.
Его глаза стали совсем круглыми, а зрачки казались черными, отменно промасленными шляпками забитых под бровь гвоздей.
- Не понимаю, почему его нет.
Набонид, похоже, не слушал. Он схватил руку Эвелины. Эвелина испугалась, что кто-нибудь из невинных игроков обернется. Но тут вошел Поль.
Набонид отпустил ее руку.
Поль улыбнулся.
- Где вы были? - спросила Эвелина. - Я целый вечер вас не видела. Мы могли бы потанцевать.
- Я искал братьев и сестру.
- Но ведь у вас нет сестры, - рассмеялась Эвелина.
- Так говорят. Ладно, пускай будут одни братья.
- Мне не нравятся твои выходки, - сказал Набонид. - Ты должен был присутствовать. Что ты делал? А Жан?
- Жан только что вернулся со Знойных Холмов. И снова отправляется туда вместе с Пьером. Они попросили, чтобы я тебе об этом сообщил.
На Набонида было страшно смотреть. Эвелине тут же захотелось вернуться к коллективной игре. Набонид предложил ей присоединиться к гостям. Она убежала и оставила двух мужчин наедине с их семейными историями.
- Объяснись, - сказал Набонид.
- Когда я говорю Знойные Холмы, я имею в виду конкретно их предел: бабушкину ферму.
- Ну и что?
- Тебе нужны подробности? Все очень просто: мы кое-что обнаружили.
- Это правда?
- Правда.
Набонид растолкал свою мать, которая что-то забурчала сквозь ошметков недоброкачественных снов. Они ушли вдвоем-с. Оробевшие игроки сделали вид, что уходивших не заметили.
Поль подошел к Эвелине.
- Теперь потанцуем?
- Что произошло? - спросила она, тряхнув локонами.
- Мы переживаем исторические времена, - ответил Поль.
Она взглянула на него:
- Ну, скажите, мой дорогой Поль. Расскажите мне все.
- Нет, - ответил Поль.
Он посмотрел на нее еще раз и повторил:
- Нет.