Дельфания. Сокровенные истории - Лермонтов Владимир Юрьевич 9 стр.


– Не знаю, радость моя, как сказать тебе на ученом языке, чтобы ты понял, – Нектарий посмотрел на Константина в размышлении и продолжил: – В мире есть такие, как бы тебе сказать, тоннели, которые Землю нашу насквозь пронизывают. Только тоннели те не в прямом смысле дырки в земле, а как бы отверстия во времени и пространстве. Через такие пустоты можно и на край земли попасть, и даже в другое время провалиться. В общем, спас Господь твоего сынишку и тебя. Если бы тогда не попал он в этот тоннель, то погибли бы все.

– Где же сейчас, отче, сын мой?

– Вот этого не могу сказать тебе, радость моя, не знаю и не ведаю. Закрыто для меня знание это. Но знаю, что все с ним хорошо будет, позаботится о нем Маточка Божия, не волнуйся.

Константину стало мучительно больно от того, что он только что нашел сына и будто вновь потерял. И вдруг он почувствовал, что старец стоит рядом с ним, положив руку ему на плечо. Константин повернулся и посмотрел прямо в глаза Нектарию. А у пустынника в глазах стояли слезинки, которые поблескивали в свете огня. Нектарий внезапно сильно, до боли сжал своей сухой ладонью плечо гостя и дрожащим голосом произнес:

– А вот Машенька, голубица твоя, Костенька, погибла. – Константин застонал. – Улетела она, радость моя, в небесные обители, как лебедушка!

В пещере воцарилась свинцовая тишина.

– Так она не доехала до Казахстана? – прошептал Константин, чувствуя, что холодеет от ужаса.

– Нет, Костюшка, сняли с поезда ее, лебедушку твою, и заточили в темницу.

Судорога прошла по телу Константина.

– А ты поплачь, радость моя, поплачь, – нежно произнес старец.

И Константин не выдержал и уткнулся в старца, пряча свое лицо в его волосах и листьях и давая волю слезам.

– Ты плачь, радость моя, а я тебе поведаю радостную весть, что родилась у тебя доченька – колокольчик, Аннушка, которая совершит много дел добрых и людям русским поможет годины трудные пережить. И путь укажет, как Русь-матушку возродить.

Константин еще долго всхлипывал, пряча в старце свое лицо. Наконец старец положил руки на голову Константина и сказал:

– Ну а теперь отдохнуть тебе пора, радость моя, устал ты от дорог и новостей. Усни, Костюшка, и пусть тебе приснятся сладкие сны.

После этих слов Константин вдруг почувствовал, как в его тело через руки старца вливается нектар неземного покоя и блаженства. Пещера закружилась в фантастическом вихре, он мгновенно погрузился в глубокий, детский сон, и ему действительно снились добрые, светлые сны.

Нектарий подхватил паломника на руки и отнес на свое ложе. Потом заботливо укрыл шкурой, подоткнул под бока и ноги, чтобы не дуло. Перекрестил три раза Константина и поцеловал в лоб.

– Спи, Костюшка, радость моя, все пройдет. Все пройдет. Твоя жизнь только и начинается, а вот моя к закату приблизилась.

А потом он вышел наружу и стоял под звездами, читая молитвы и перебирая четки. Пустынник уже много лет не спал, готовясь в последний путь, и сегодня этот путь стал настолько близок, что до него можно было дотронуться рукой.

Глава 12. Тайна афонского молитвенника

Константин открыл глаза и не сразу понял, где находится. Он осмотрелся вокруг и наконец вспомнил все: как он встретился с пустынником Нектарием, его откровения у очага, полные драматизма с одной стороны, а с другой – вселяющие надежду. Ведь самое главное, его дети живы! У него родилась дочь Аннушка!

– Слава Богу за все, – прошептал Константин.

Сейчас он чувствовал себя удивительно бодро и легко, ему казалось, что он долго-долго спал и за это время в его душе все улеглось, успокоилось и воцарилось некое подобие гармонии. Будто за время сна в нем произошли глубокие перемены, которые выровняли его внутренний мир, погасили шторма, переплавили тревоги, перемололи отчаяние. Это был просто волшебный сон, отметил Константин, если бы не он, то ему пришлось бы бороться с самим собой не один месяц, а возможно, и годы.

Он вдруг вспомнил, как пустынник Нектарий положил на его голову руки и как через них в его разум, тело, душу начал вливаться поток мира и блаженства. Нет сомнений в том, что Нектарий подлинно чудотворец, подумал Константин, недаром, видимо, он носит такое удивительное имя – Нектарий, что означает дающий нектар радости и умиротворения. Потом Константину пришло в голову, что в тот первый вечер он так ничего и не узнал о старце, о его жизни и судьбе.

Константин продолжал лежать и размышлять обо всем, что с ним произошло. Снаружи в пещеру падал луч солнца, в котором летали маленькие искрящиеся пылинки. Слышно было звонкое пение птиц, доносился аромат летних трав, благоухающих после ночи под горячими лучами солнца. Все это было для Константина ново и необычно, однако ему почему-то показалось, что все для него здесь до боли близко и знакомо. Будто он раньше уже здесь не просто был, но даже жил. Бывает такое, подумал Константин, попадаешь в совершенно новое и абсолютно незнакомое место, а кажется, что уже с тобой такое было. Что это? Да и старец Нектарий показался таким родным и близким, словно давно с ним знаком.

Вдруг размышления Константина прервал громкий звериный рев. Он вскочил с ложа, сбросил накидку и выскочил наружу, где его взору предстала удивительная картина. В десяти метрах от пещеры, посередине поляны сидел огромный медведь, а пред ним на корточках сидел Нектарий, уткнувшись головой в живот зверя. Константин видел Нектария со спины, одна медвежья лапа лежала на плече старца. И в первое мгновение Константину показалось, что медведь напал на Нектария и тот вырывается из его опасных объятий. Ища глазами поблизости подручное орудие защиты, Константин ринулся в их сторону, чтобы помочь освободиться старцу и прогнать зверя, но тут его остановил спокойный и громкий голос Нектария:

– Да ты не бойся, Костюшка! – старец поднял голову, посмотрел на Константина и кивнул в сторону медведя: – Это Бурый, мой друг, – он вновь отвернулся и продолжал возиться в медвежьей шкуре. – Сколько раз я говорил тебе, – укорял старец медведя, – не ходи за перевал, там же капканы ставят. Не послушался, друг ты мой любезный. Ну да ничего, сейчас я тебе лапу-то освобожу.

Медведь заревел, видимо, от боли, а старец приговаривал:

– Потерпи, Буренький, сейчас еще одно мгновение, и все будет хорошо. Ну-ка, Костюшка, помоги, подержи-ка вот здесь. Не получается у меня, сил не хватает.

Константин нерешительно приблизился к этой странной парочке и, преодолев и страх и удивление, принялся помогать старцу. Он слышал над своей головой горячее дыхание дубравного зверя, а когда тот зарычал, готов был все бросить и отскочить, но удержался. Наконец операция была закончена, лапу освободили от капкана. На землю капала медвежья кровь. Нектарий принялся натирать рану какими-то листьями, а потом взял большой лист лопуха и, обернув лапу, перевязал ее веревочкой.

– Ну, вот и все! – произнес удовлетворенный старец. – Немножко вначале поболит, а через недельку заживет, будешь опять бегать. Только не ходи больше за перевал, – он назидательно погрозил пальцем.

А медведь меж тем вдруг лизнул старца в руку и не спеша побрел в лес.

– Вот оно как, Костюшка, – заулыбался Нектарий. – Твари Божьи, и те в человеческой ласке нуждаются.

Константин впервые видел, чтобы человек так легко и ласково общался с грозными животными, старец действительно волшебник. А Нектарий улыбался и объяснял:

– На земле, Костюшка, есть самый главный ключик любого волшебства – это любовь, радость моя. Она, милый мой!

И еще немало чудес наблюдал Константин, какие творила любовь старца Нектария. Как-то они обходили окрестности, старец показывал достопримечательности и приговаривал:

– Принимай, Костюшка, мою пустыньку, как из рук самого Господа.

– Да что вы, отче? – возмутился Константин, понимая, куда старец клонит.

А тот назидательно, с ласковой улыбкой отвечал:

– Послушай старика, радость моя. Знаю, что говорю.

Вообще Константин не замечал, когда пустынник бы не улыбался. Каждое слово он произносил с любовью и нежностью. И с каждым деревцем, и с каждой птичкой и цветочком вел он задушевные беседы, и те будто слышали его и понимали. Однажды Константину показалось, что цветок даже поклонился старцу, как бы в подтверждение того, что слышит и понимает Нектария. Все, что окружало этого чудного старца, было наполнено благодатью и сердечностью, и Константину в первое время казалось, словно он попал в какую-то лесную сказку, в которой Нектарий – добрый волшебник, знающий и понимающий язык птиц, зверей и растений. Вокруг него всегда, куда бы он ни шел, кружила стайка веселых и бойких синичек. Они смело садились на плечи и голову старца, порой облепляя его, как куст. В таком виде старец смотрелся и вовсе каким-то древним, пещерным человеком. А по вечерам приползала прямо в пещеру большая старая жаба. Старец сидел у очага, а жаба смело запрыгивала ему на колени и замирала в неподвижности и сонливости. Нектарий тогда говорил:

– Ну, вот и сама Царевна пожаловала.

Он улыбался и осторожно гладил жабу по сухой, пузырчатой коже. И она не противилась – напротив, казалось, что ей это доставляло удовольствие. Константин смотрел на это общение с некоторым отвращением, которое с детства прививается в сознании. Нектарий уловил чувства пришельца и сказал:

– Однако не знаешь ты, радость моя, что жаба покорила и горные вершины, и земные недра. На высоте 4,5 километров в Гималаях встречали зеленых жаб, а вот такую, серую жабу, – старец указал на Царевну, – находили под землей, в шахтах, на глубине аж 340 метров!

– Откуда вы, отче, знаете это? – поинтересовался Константин.

– А она сама мне рассказала, – заулыбался Нектарий, кивая на Царевну, удобно примостившуюся на коленях пустынника.

Однажды повел Нектарий Константина на водопад. В ущелье в трехстах метрах от пещеры Нектария протекала речка. К ней-то они спустились и пошли вдоль русла вниз, пробираясь через лесные чащи. Наконец они подошли к десятиметровому обрыву. Здесь струя воды пропилила широкую выемку так, что стали видны разноцветные слои песчаников. По уступам скал свисали темно-зеленые кисти плюща, в некоторых местах они сплетались в плотные покрывала. По склонам стелился пышный папоротник. Вниз падала, шумела пенистая вода, образовавшая в земле чашу, наполненную голубой пузырчатой водой. Путники спустились к природному бассейну и, раздевшись, погрузились в студеную воду. Над ними сомкнулась листва, вокруг была такая первозданная красота, от которой дух захватывало. Искупавшись и подсохнув, они стали одеваться, и вдруг на камнях, почти у воды, заметили мертвую птичку.

– Жаль ее, – произнес Константин.

А Нектарий просто взял пичужку на ладони, сомкнул их и поднес к губам. Константин внимательно наблюдал за действиями старца. Пустынник принялся усиленно дышать в ладони, а через минуту вдруг взметнул руки вверх – и живая птица вылетела из его рук, сделала над путниками круг и исчезла в зарослях леса. И Константин понял, что наблюдал чудо воскресения. Никто не поверит, если кому-нибудь расскажу, подумал он.

Показывал отшельник и огородец свой, отвечая тем самым Константину на вопрос, чем он питается.

– Я, Костюшка, как старец Серафим Саровский, нашел себе универсальную пищу. Если помнишь, этот великий молитвенник земли русской употреблял в еду только одну траву, снитью она в народе называется. А меня Господь надоумил пользоваться земляной грушей. Раньше ее сеяли охотники, чтобы кабанов подкармливать. Она, эта земляная груша, растет как сорняк, сама по себе. Не надо за ней ни ухаживать, ни поливать, знай растет себе и размножается. Набрел я как-то в горах на такое поле, выкопал себе несколько клубней, здесь и посадил, – и Нектарий показал на поляну. – Вот тут она, голубушка, кормилица моя, и растет.

Константин недоумевающе посмотрел на полянку, присел, рассматривая растение, и сказал:

– А ведь и не подумаешь, что это может быть съедобным. Никогда раньше не слышал я о таком растении.

– А ты выдерни-то, радость моя. Потяни посильнее, но не резко.

Константин взялся за стебли и вытянул из земли клубни, которые были похожи на картофелины, только с наростами.

– Попробуй, Костюшка, – посоветовал пустынник.

Константин очистил ножом поверхность, откусил и принялся изучающе жевать.

– Ничего, – улыбнулся он. – Кушать можно, сладковатая, правда, и немного вяжет.

– Ее, радость моя, можно и варить, и тушить, и запекать в углях, как обычный картофель! – победно произнес Нектарий. – Так что кушать у тебя всегда будет.

– А что же вы, отче, при мне грушу эту не кушаете? Я что-то не замечал.

– Я, по правде сказать, Костюшка, давно ничего кроме воды не употребляю, – старец посмотрел на Константина так, будто извинялся перед ним.

– ???

– Знаешь, может быть, слышал, радость моя, выражение: "питаться Духом Святым". Вот так и меня Господь сподобил этой благодати: не заботиться о животе своем, – Нектарий помолчал, о чем-то размышляя, а потом добавил: – Не знаю, как тебе по-научному объяснить, но в человеке как бы сокрыты дремлющие двигатели, вы их называете реакторами. Вот они-то и способны давать нескончаемую энергию. Но в обычной жизни эти двигатели не используются, не умеют их люди запускать, а порой даже и не подозревают, что они вообще существуют. Топливо в эти реакторы поступает из космоса, а там-то его неведомая сила! – старец блеснул глазами и махнул головой, указывая на небо.

Константин слушал пустынника и, прикинув возраст Нектария, задался вопросом, откуда тот может знать о реакторах. И старец в который раз, услышав мысленный вопрос, ответил:

– Я, Костюшка, могу и ваши газеты читать, и даже телевизор смотреть. Только не делаю этого, слишком много пакости и зла там присутствует…

Прошло не менее месяца, пока Константин не обжился в новом месте. И только после этого старец Нектарий наконец завел разговор, которого давно уже ждал Константин, но сам не решался начинать, понимая, что всему свое время и когда старец посчитает нужным, сам все поведает.

Однажды вечером пустынник Нектарий неожиданно начал рассказывать о себе:

– Я, радость моя, Костюшка, еще в прошлом веке, в юности добрался до святой горы Афон. Там и начал свое служение Боженьке.

– Сколько же вам лет, отче? – спросил Константин.

– Не знаю точно, радость моя, со счету сбился, но думаю, что более ста годков уж точно прожил.

Нектарий задумался на мгновение и спросил:

– Как ты думаешь, радость моя, что главным является в служении Господу?

Константин, немного поразмыслив, ответил:

– Наверное, исполнение заповедей, всех правил церковных.

– Нет, радость моя, согласно учению древних отцов, молитва является матерью служения, – и Нектарий продолжал таинственно и проникновенно: – Я ведь тоже так думал, Костюшка, но на Афоне встретил старца Дисидерия, открывшего мне тайну молитвы, которая к тому времени, по существу, была утеряна. Ведь как вы все думаете сейчас? Пошел в церковь, свечку поставил, службу отстоял – и все тут?

– Ну почему? – возразил Константин. – Молитвы и дома читать нужно.

– То-то, что читать! – укоризненно покачал головой Нектарий. – Ее уметь творить надобно, а такому искусству научить могут только высокодуховные учителя, которых к тому времени, как я попал на Афон, и не было, кроме старца Дисидерия. Этот чудный старец знал тайну молитвы, а называется она исихазм, что означает состояние мистического покоя и безмолвия, когда человек освобождается от всех мыслей и весь сосредоточивается на душе своей, на своем сердце, где хранится огонь бессмертия. В эти моменты на молитвенника нисходит Дух Святой, и он соединяется с Богом.

Старец замолчал, давая Константину обдумать его слова. И Константин понял, что сейчас пустынник открывает ему свою самую сокровенную тайну.

– Сейчас уже никто об этом не знает, утеряно это искусство погружения в безмолвие, – скорбно произнес Нектарий. – Вот и привел тебя Господь ко мне, дабы передал я тебе это искусство, радость моя. Так что слушай меня и внимай, Костюшка, немного мне жить осталось. Торопиться надо.

– Что же надо делать, отче, чтобы научиться этой молитве?

– Высшую ступень молитвы достигнуть может лишь тот, кто живет в любви к ближним своим, кто смиряется перед всеми грозами бытия, – произнес Нектарий и подал Константину четки. – Возьми, радость моя, от меня подарок. Читай ежедневно Иисусову молитву по четкам, и так шаг за шагом будешь подниматься по лестнице к Богу, пока не соединишься с Ним. Величайшие отцы древней Церкви, такие как Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоустый и другие, были приверженцами этого мистического созерцательного учения. Они в совершенстве владели созерцательной молитвой, – старец поднял палец вверх, что означало особую значимость произносимых им слов. – Учение это называется имяславие, то есть соединение с Богом через произнесение имени Иисуса Христа. А молитвенное правило называют умным деланием, то есть занятием ума – произнесением Иисусовой молитвы: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного.

Константин держал в руках четки Нектария, и ему казалось, что они горят огнем и сейчас обожгут ему пальцы.

– И что же будет, если молитву умную эту творить? – спросил Константин.

– Молитва эта – источник всякого духовного блага, и как сады, напиваясь водою, способны произращать плоды для вкушения людям, так и молитва эта наполняет нашу душу духовною полнотою. Дает нам возможность исполнять всякую добродетель во славу Божию и во спасение нашей души. Умное делание есть в полном значении слова самая существенная и истинная жизнь нашего духа. И если мы не ощущаем в молитве потребности, какую чувствует в телесном дыхании живой человек, то это доказывает только мертвенность наших душ. Подобно тому, как мертвец не имеет нужды в дыхании, пище и питии.

В пещере воцарилась возвышенная тишина, которую нарушал лишь треск поленьев в очаге. Нектарий смотрел на огонь, и на его смуглом, морщинистом лице играли огненные блики.

– Учись, радость моя, имяславию, – сказал он. – Так же, как ты дышишь, так и молитва должна непрестанно струиться в существе твоем!

Константин понял торжественность момента и ответственность, которую возложил на него афонский пустынник. Он почувствовал, что сейчас старец передал ему самую важную тайну в мире как эстафету, чтобы теперь он нес ее дальше. Константин упал на колени перед Нектарием и поцеловал руку старца.

– Спасибо, отче!

– Неси, Костюшка, свет молитвы, береги и сохраняй тайну эту до нужных времен.

– Скажите, отче, а что с вами дальше было?

Назад Дальше