Добра, лишь худое умножим стократ,
И веру и честь потеряем;
И муки, что терпит сегодня наш брат,
Нам завтра покажутся раем.
Нет нонче заботы иной, окромя
Заботы об общем спасеньи.
И пусть спустошим мы свои закрома,
Заложим детей и именье,
А войско сберем под надежной рукой
И воинским полным снарядом
Снабдим, дабы прочные мир и покой
Добыло навек нашим чадам,
Спасло патриарха и веру спасло;
И царь православный приидет.
Возложит святейший ему на чело
Венец и крамола изыдет".
Гонцов отрядили в иные места
Служилых скликать в ополченье;
За Русскую Землю во славу Христа
В едином стоять разуменье.
Летели призывы до края земли
Во все города и пределы.
И смелые ясность ума обрели,
И робкие вторили смелым.
Посадские люди, крестьяне, князья,
Служилые шли в ополченье,
Дабы неразумия грех поразя,
Избавить страну от смущенья.
Единение. Село
С морозца в избу (лапотки, армячок,
Тулупчик внакид из овчины),
В дверях поклонившись, вошел мужичок,
На образ крестясь благочинно.
"Здрав будь, Омельяне!" "Здрав буди, Петро!
С хорошим ли чем, аль не очень?" –
Хозяин тщедушный прищурил хитро
На гостя пытливые очи.
Петр
Я в Нижнем был нонче. Там Минин Козьма –
Говядарь [59] (он там старшиною) –
Сбирает народ. Как минует зима,
Дороги подсохнут, весною
Походом пойдут на Москву. Поведет
Великое то ополченье
Князь Дмитрий Пожарский [60] .
Емельян
Опять, чай, грядет Хрестьяном разор и мученье.
Петр
И наш испоместный охочих кричит
С собою на ратное дело.
Корит: не пристало лежать на печи,
По зову владыки приспело
На стольный наш град, что теперь под литвой,
Идти ополчением общим,
За веру святую накласть головой,
А мы де бунтуем и ропщем.
Емельян
Да как не роптать? Худо стало совсем
Хрестьяном. Невмочь от задухи.
Нешто государь наш незряч, глух и нем?..
А правду глаголят, аль слухи,
Что царь де Василий с престола сведен
И к ляхам с московской казною
Понужен навек – на позор и полон –
Со всею ближайшей роднею?
И ляшское семя грядет во цари,
А с ним и латинская вера
В погибель нам всем? Что слыхал? Говори.
Куда нам податься таперя?
Петр
То сущая правда. Глашатай о том
На площади в Нижнем прилюдно
Чел свиток. Внимал я с разинутым ртом.
В моем разумении скудном
Таперя нам, кум, нет нужды выбирать –
Земелюшка молит защиты.
За веру, за волю легко помирать…
Емельян
Кабысь, кум, за волю… Поди ты
Земелею, чай, не повязан? Эвон
Одни заповедные лета [61] ,
Что звон поминальный, по волюшке звон.
Замри и ни-ни из подклета.
А было лет со сто тому, говорят,
(И то не глухое преданье),
Плати пожилое и хош – новый ряд,
Хош – в город, а хош – подаянье
Проси. Нонче сыска пятнадцать годов
По беглым объявлено. Горе
Нам всем. Ты с детвою голодной готов
Бежать за Хвалынское море [62] ?
Петр
Да, лют сей закон. Православным невмочь.
И все же латинство – геенна.
Пойдешь с испоместным?".
Емельян
Да я, кум, не прочь. А будет ли нам перемена?
Петр
Как знаешь. А я с испоместным пойду
В великое то ополченье.
Авось Божьей милостью не пропаду…
А там будет и облегченье.
Январь – июнь 2007 года
Князь Андрей Боголюбский [63]
Начала России
Где великий град белокаменный,
Володимирград златокупольный,
На себя глядит в небо ясное,
Словно в зеркало безобманное,
Там великий князь,князь владимирский,
Светлый князь Андрей христианнейший,
На столе своем правит суд велик,
Самовластный суд над всей братьею.
Возгласил князьям слово крепкое:
"Дабы стала Русь нераздельною,
Я хочу известь брань извечную,
Брань кровавую, брань усобную".
Только как известь распрю лютую,
Коль уклад возрос тот из древности?
Внемлет кто словам князя горестным,
Коль на стол един князей по трое?
И собрал Андрей рать великую:
Десять с ним князей да еще один.
И сказал Андрей слово гневное:
"Разорю гнездо я усобное!"
Разорил отца свого отчину –
Киев-град спалил с четырех концов.
Красный стол отцов одел в рубище –
Кто позарится на пожарище?
Мастеров, купцов всех повывел он,
Всех повывел он во Владимир-град.
Злато-серебро все повывез он,
Все повывез он да из Киева.
Почала оттоль Русь двоитеся
На полночный стан да полуденный.
Почала оттоль Русь рядитеся
О столах своих хуже прежнего.
Что вы ходите, распечалившись,
Во кручинушке, братья родные?
Примиритеся: все, что сбудется,
Одному только Богу ведомо.
1. Решимость
В высоком терему, в ложнице [64] княжьей
Узорчатое светится окно.
Горит свеча. Придя с ночною стражей,
Последнее решение верно.
Горит свеча. На лавке широченной,
Одновременно весел и сердит,
В неколебимой позе, избоченясь,
На волчьих шкурах князь Андрей сидит.
В дверях склонился спальничий – Прокопий [65] .
Приплясывают тени по углам.
Горит свеча. Тревожен взгляд холопий –
Он знает цену княжеским делам.
Князь говорит и слово речет гордо –
Дневной, видать, венчает разговор:
– Да, я отцу слуга. Но знаю твердо,
Я ухожу, Прокопий, не в затвор.
Межбратней, воровской, безбожной брани
Приспело время положить конец.
Перековать Руси державной грани
Судил мне Бог, и я – Его кузнец!
Ростов, Владимир, Суздаль: там и будем
По воле Божьей камни собирать.
Там Храм наш. Там смысленным добрым людям
И мир, и рать, и Божья благодать!
– Но зриши, княже, край тот малолюден,
Ремественник, оратай [66] – где они?
Кормить дружину, стол держать как будем?
Аль в скит уйдем, подвижникам сродни?
– Ободрись, хлоп. Чай, ты за мной лет десять.
И на Святой Земле со мной живал [67] ,
На стены лез, врагов Христовых веси
Палил. И вина пил, и жмых жевал.
Отцу – князь Юрью – отслужил я честно,
В усобных бранях жизни не щадил [68] .
В моих летах при нем сидеть невместно…
Да и обычай здешний мне не мил.
Князья людишек друг у друга сводят,
Всяк норовит известь чужой удел.
Шишей [69] ватаги по-над шляхом бродят.
Смерд [70] обезумел, скарбом оскудел.
Претерпевает он такие муки
Из лета в лето, сирый, на Руси,
Что только кликни – он и ноги в руки –
И побежит. Не надо и просить.
Во градех [71] вече [72] буйствует без меры,
Князей своих не ставит ни во грош:
Чуть что – взашей. Не стало в людях веры.
Святых не сыщешь, разве что – святош.
Бояре, как прожорливые слизни:
Что мор, что недород – свое пожрут.
Не чает черный люд покойной жизни:
То жгут, то сводят, то в полон берут.
Иное дело, друже, град Владимир:
Без края пуща [73] – верный мира знак.
Половые [74] далече, так что с ними
Не будет дележа. А с кормом – так...
Урядим смердам воли лет с двенадцать [75] ,
Пусть крепко станут на ноги, а там
Возьмем свое. Но в меру. Пусть плодятся
Себе на радость и на крепость нам.
Меня ты понял, чай?
– Все понял, княже".
– Тиунам [76] накажи, чтоб сей же миг
Разъехались по весям… Да повяжут
Порукою пусть верви [77] …
Чтоб достиг
Наказ мой даже дальнего почина.
Пусть ряд [78] объявят мой, и чтоб в два дня
Хрестьянские обозы и дружина
Пошли на полночь. Рассупонь меня.
Из Вышгорода сам уйду с рассветом,
Со мной отряд Евтихия пойдет.
Ты поведешь рядовичей [79] . При этом
Ответишь головой за каждый рот.
Да мастеров посадских улещите [80] ;
Пускай идут по слову моему –
Оно им всем порукой и защитой
Как было, так и есть. Быть по сему!
Да, вот еще… Очиститься желаю.
Из отроков [81] кого-то в монастырь
Отправь за чернецом, за Николаем [82] .
Добавь свечей и принеси Псалтырь.
2. "Где буду я, там только будет Русь"
Перед иконой Спаса на коленях
В покорстве полном князь Андрей стоит,
Над ним монах витает легкой тенью:
Какой секрет беседа их таит?
Князь, исповедав тайные стремленья,
Легко поднялся, полный новых сил,
И дружелюбно, с явным облегченьем,
С духовником своим заговорил:
– Люба твоя мне служба, святый отче.
Пойдешь со мной по воле али как?..
А, впрочем, поступай, как сам захочешь…
А я мирить злосчастных не мастак.
Чернец вздохнул, упруго распрямился,
Спокойно князю заглянул в глаза:
– Перед тобою чем я завинился?
Ты в деле тверд, и я, чай, не лоза.
С тобой не раз рядили [83] мы, что брани
Межкняжеские надо поунять.
Но разве ты тот суженый избранник,
Кому Господь сей крест велел принять?
Уход твой, княже, в Суздаль незаконен…
Да и идешь, скорей, не навсегда.
А я при храме, при святой иконе [84] ,
Мне от иконы, княже, никуда.
Князь молча отошел к окну цветному,
В задумчивости ус потеребил:
– Я в дом свой ухожу, а не из дому,
Край здешний никогда я не любил.
Я в Суздальской земле рожден и вырос
Под сосен меднобоких вещий шум…
Сюда я не вернусь. Тебе же клирос [85]
И там найдется. Ценен мне твой ум.
Монах, помедлив, произнес негромко:
– Не должен я об этом говорить,
Но коли так… С тех пор как я с котомкой
Сюда пришел и начал здесь служить,
Мне было троекратное виденье:
Икона Божьей Матери сошла
В центр храма, наказуя о раденье
Моем о ней, где б только ни была.
Она мне повторила троекратно:
"Где буду я, там только будет Русь!
И в мирных буднях, и в походах ратных
Ходи за мной! Молись!" И я молюсь.
Как видишь, князь, я связан Божьей волей…
Твои заботы многие ценя,
Служить я буду в храме сем дотоле,
Покуда жив. Прошу, оставь меня.
– Евангелистом праведным Лукою
Сей писан лик, – перекрестился князь. –
– Коль заповедью связан ты такою –
То грех на мне – добавил он, казнясь.
– Пойду я. – Николай-чернец неспешно
Из горницы высокой вышел прочь,
В душе молясь о князе многогрешном:
"Дай Бог ему соблазны превозмочь!"
Когда же утром в церковь он явился,
Ему навстречу с плачем пономарь
С воздетыми руками устремился,
На сиротливый указав алтарь.
– Не погуби! Чуть свет явились гридни [86] ,
И, помолясь, серьезны и не злы,
Со тщанием (я так и обмер сиднем)
Икону чудотворную свезли.
– Я чуял то. Иное семя зреет,
И всходам новым будет нелегко.
Закладывай возок, да поскорее.
Отъехал князь, я чай, недалеко.
– Ты возвернешься, батюшка, ли скоро?
– Мне не вернуться, Несторе [87] , сюда!
Небесным я повязан уговором –
Боюсь, что уезжаю навсегда!
3. "И враг мне будь, кто возразит тому…"
Где возгласы рождали дух тревоги
И лес дробил неясный смысл тирад,
На суздальской наезженной дороге
Застыл в смущенье всадников отряд.
– Гляди, Якиме? Никого за нами.
Где отроки? С добрами где обоз? –
Разволновался князь. – За валунами
Застрял, поди. Небось, сломался воз –
Пожал плечами Кучкович [88] . – Дозволь-ка,
Мне вызнать то – он развернул коня.
– Да, глянуть надо, – бросил князь, – да только
Престранной эта выглядит возня:
С тех пор как миновали мы Владимир,
То лопнет ось, то оборвется гуж.
Какой возница, вместе поглядим мы,
В нехитром этом ремесле не дюж?
И впрямь, за вековыми валунами
У Нерли-речки глянулся обоз.
Возничие ярились меж конями –
Дошло и до битья, и до угроз.
– Почто гневите Бога, ездовые?
Почто сечете добрых лошадей?
А коли вам те хомуты на выи [89] ? –
Князь оробевших вопросил людей.
К нему тиун седой подъехал конно,
В недоуменье тихо прохрипел:
– Не идут, князь. Воз со святой иконой
К дороге, как навеки, прикипел.
А в нем же, окромя иконы вещей –
Никола-поп да тощий пономарь…
Да требник, да кадило – все их вещи.
А кони не йдут. Диво, осударь!
Князь спешился, немало удивленный,
Взглянул на крупы конские в поту,
На лес, на речку, на народ смущенный…
Перекрестился: "Заночуем тут!"
Шатер разбили быстро на поляне,
Из короба икону извлекли;
Монахи, князь Андрей и все миряне
Челом ей долго били до земли.
Спустилась ночь осенняя. Сторожа,
По очереди греясь у костра,
Негромко, чтобы князя не тревожить,
О чуде размышляла до утра.
Сам князь перед походным аналоем [90]
Молился долго, истово, до слез.
Луна висела над ночным покоем,
Под нею серебрился тихий плес.
Когда же утра нового туманы
В безоблачное небо вознеслись,
Князь вышел – свежий радостный румяный.
Все ближние вкруг князя собрались.
– Мне вещий сон приснился этой ночью:
Передо мной предстала Божья Мать,
И мне пришлось Царице Непорочной
В раскаянье счастливом обещать,
Что здесь, на этом месте, возведу я
В честь Рождества Ее прекрасный храм [91] .
О сем обетованье помятуя,
Я приурочу лучшим мастерам
Представить розмысл мне об этом храме,
Об узорочье каменных палат;
В Италии, за теплыми морями,
Немало хитрых зодчих, говорят.
Владимир же да будет градом стольным.
И враг мне будь, кто возразит тому.
На месте сем, святом и богомольном,
Да будет центр Руси. Быть по сему!
4. Торный путь
В движенье весь [92] … Волнением объята,
Сбирает второпях большой обоз.
У деда на руках ревут внучата –
Седая борода мокра от слез;
Тоска бередит душу – сердцем чует,
Что не увидит больше свой приплод,
И все твердит, как будто бы вещует,
Прощая сыновьям своим исход:
– Землицей здесь, робяты, не разжиться,
А той, что есть, нас всех не прокормить.
И нынче не густа поднялась ржица;
И на весну, чай, надо схоронить.
Людей немало собралось за князем.
Глядишь, и я до вас переберусь –
Внучат поставил виновато наземь,
Вздохнул: – Пошла на полночь наша Русь [93] .
Храните жен да детушек, сынове,
Блюдите князь Андрея торный путь.
Да помните о древнем отчем крове.
– Не сумлевайся, батюшка. Здрав будь!
Два моложавых сына терпеливо
Внимают слову мудрого отца,
Но думы в сборах: взято ли огниво?..
А сдюжит путь ли котная овца?
Да лошади задать бы не мешало,
Овсу – шлях как-никак не полотно…
Секиры не забыть и к ним тесало...
Под деток кинуть поплотней рядно...
По улице тиун промчался княжий,
Призвал во храм: "Молитву вознесем
Ко Господу! Да будет путь нам глаже,
Авось себя от лиха упасем".
Переселенцы к церкви потянулись
(С молитвою оно стократ слушней).
Тоска ушла и плечи развернулись:
– Хвала Творцу! Закладывай коней.
Тележный скрип. Похрапывают кони.
Ползет к реке рядовичей обоз.
Замедлится на оголенном склоне,
Мелькнет меж околдованных берез
И… пропадет опять в лесах таежных
Незнаемой полночной стороны,
Влекомый вдаль рукой людей надежных
Из мест, где предки их погребены.
От половецких бешеных набегов,
От княжеских усобиц, от войны…
Ползет обоз усталый диким брегом,
Туда, где клики смерти не слышны.
Где только крик оратая и слышен,
Где пал веселый, жженых корчей гарь,
Где новой нивы каравай так пышен,
Где жизнь в трудах и радостях – как встарь.
Где князь Андрей всем им – крещеным людям –
Обетовал двенадцать лет, как есть,
Безданно ладить пашни. Роздал ссуды
Инвентарем, скотиной. Сам же сесть
На скудный стол владимирский решился,
Подале от полуденных тревог –
От Киева, где шлейф кровавый вился
Семейных свар (кто с ними сладить мог?).
5. Починок
Уходит день. Под сенью золотою
В час предзакатный молкнут голоса;
Глубокою щемящей немотою
Налиты просветленные леса;
Сквозь вязь ветвей синеет неба купол,
Полна листвой опавшей колея,
И солнца свет расчетливо и скупо
Поит теплом нечастые поля.
От колеи тропа бежит неровно,
Отмеченная лапником седым –
Починок [94] – свежеструганные бревна,
Над избами курными сизый дым.
Волоковые окна (в три ладони)
Затянуты в преддверье холодов.
Край здесь суров, и вряд ли посторонний
Заглянет без нужды под этот кров.
На горку слег [95] взбирается и слазит,
Резвясь, орава шустрая ребят.
У вкопанной намедни коновязи
Две лошаденки крепкие стоят;
Недалеко, за хвойным перелеском,
Совсем недавно смолкли топоры;
Там бились о сырую землю с треском
Могучих елей пышные шатры.
Еще не все устроены подворья,
Щетинится кой-где дрекольем тын [96] .
Зато под пашню посекли проворно
Сосны под двести с лишком десятин [97] .