После того, как я сделал это, он велел отмерить одну чашку кипящей воды, смешать ее с содержимым горшка, а затем добавить еще две кружки воды. Он вручил мне гладко отделанную костяную палочку. Я помешал ею в горшке и поставил его на огонь. Потом он сказал, что пора приготовить корень, и что для этого нам нужна ступка большего размера, так как мужской корень нельзя разрезать. Мы пошли за дом. Ступка была у него готова, и я начал мять корень точно так же, как делал это раньше. Мы оставили корень отмокать в воде, открытой ночному воздуху, и пошли в дом. Он велел мне следить за смесью в горшке. Я должен был дать ей закипеть и ждать, пока она не загустеет - пока не станет трудно размешивать. Затем он лег на циновку и уснул.
Смесь кипела, по крайней мере, час, когда я заметил, что ее становится все труднее и труднее помешивать. Я решил, что она готова и снял с огня. Потом я поставил ее в сетку и лег спать.
Я проснулся, когда дон Хуан уже встал. Солнце сияло с чистого неба. Был сухой жаркий день. Дон Хуан опять заметил, что траве дьявола я наверняка нравлюсь. Мы начали обрабатывать корень и к концу дня получили немного желтоватой субстанции на дне чаши. Дон Хуан слил верхнюю воду. Я думал, что это конец процедуры, но он опять наполнил чашу кипящей водой.
Потом он снял первый горшок из-под крыши, где я его повесил. Смесь, казалось, совсем высохла. Он занес горшок в дом, осторожно поставил его на пол и сел. Затем начал говорить.
- Мой бенефактор рассказывал мне, что позволительно смешивать части растения с нутряным жиром. Именно этим ты сейчас и займешься. Мой бенефактор делал это для меня сам, но, как я уже говорил, мне никогда особенно не нравился дурман, и я, фактически, никогда не пытался стать с ним одним целым. Мой бенефактор говорил, что для лучшего результата, для тех, кто действительно хочет в полной мере овладеть силой дурмана, правильным будет смешивать растение с нутряным жиром дикого вепря. Жир с кишок лучше всего. Но это уже ты сам будешь выбирать. Может быть, колесо повернется так, что ты захочешь иметь траву дьявола как своего олли. В этом случае я советую тебе, как советовал мне мой бенефактор, охотиться за диким вепрем и достать жир с его кишок. В иные времена, когда сила травы дьявола была более желанной, брухо отправлялись в специальные охотничьи экспедиции, чтобы добыть жир диких вепрей. Они искали самых крупных и самых сильных. У них было специальное колдовство на диких вепрей: они получали от них особую силу - такую, что даже в те времена в это было трудно поверить. Но секрет той силы утрачен. Я ничего не знаю о ней. И я не знаю никого из людей, кто знал бы ее. Может быть, сама трава научит тебя ей.
Дон Хуан отмерил пригоршню жира, бросил его в горшок, содержащий высохшую смесь, и вытер ладонь с оставшимся на ней жиром о край горшка. Он велел мне растереть содержимое, пока оно не будет полностью однородно.
Я взбивал смесь в течение почти трех часов. Дон Хуан время от времени смотрел на нее и решал, что она еще не готова. Наконец, он, по-видимому, удовлетворился. Воздух, вбитый в пасту, придавал ей светло-серую окраску и консистенцию желе. Он повесил горшок под крышей, рядом с другим горшком, и сказал, что собирается оставить его здесь до следующего дня, потому что приготовление второй порции требует двух дней. Он велел мне ничего не есть все это время. Я могу пить воду, но не должен принимать никакой пищи.
На следующий день, в четверг, 4-го июля, дон Хуан велел мне четыре раза залить корень горячей водой. Когда я сливал верхнюю воду в последний раз, стало уже довольно темно. Мы сели на веранде. Дон Хуан поставил обе чашки перед собой. Экстракт корня представлял собой чайную ложку беловатого крахмала. Он переложил его в чашку и добавил воды, покачал чашку в руке, чтобы растворить субстанцию, а затем вручил ее мне. Мне нужно было выпить все, что было в чашке. Я выпил залпом, поставил чашку на пол и откинулся назад.
Мое сердце заколотилось, я чувствовал, что не могу дышать. Дон Хуан велел мне, как само собой разумеющееся, снять с себя всю одежду. Я спросил зачем, и он объяснил, что мне нужно натереться пастой. Я колебался, стоит ли раздеваться. Дон Хуан торопил меня. Он сказал, что времени слишком мало, чтобы валять дурака. И я снял с себя всю одежду.
Он взял костяную палочку и начертил две горизонтальные линии на поверхности пасты, разделив таким образом, содержимое на три равные части. Затем от центра верхней линии он провел вертикальную черту вниз, разделив содержимое уже на пять частей. Он указал на нижнюю правую часть и сказал, что это для моей левой стопы, а то, что над ней - для моей левой ноги. Верхняя самая крупная часть - для половых органов. Следующая часть внизу с левой стороны - для моей правой ноги, и часть над ней - для моей правой стопы. Он велел наложить пасту, предназначенную для левой стопы на подошву и хорошенько растереть ее. Затем он сказал наложить следующие части пасты на внутреннюю сторону левой ноги, на половые органы, вниз по внутренней стороне правой ноги и, наконец, на подошву правой ноги.
Я последовал его указаниям. Паста была холодной и имела особенно сильный запах. Когда я закончил накладывать ее, я выпрямился. Запах смеси попал ко мне в ноздри. Он душил меня. Он был подобен какому-то газу. Я буквально задыхался от него. Я попытался дышать через рот и хотел заговорить с доном Хуаном, но не смог.
Дон Хуан смотрел на меня. Я сделал шаг к нему. Мои ноги были резиновыми и длинными, чрезвычайно длинными. Я сделал еще шаг. Мои колени пружинили наподобие подкидной доски, вздрагивали, вибрировали и эластично сжимались. Я двинулся вперед. Движение моего тела было медленным и трясущимся, это больше походило на вздрагивания вперед и вверх. Я посмотрел вниз и увидел сидящего далеко внизу дона Хуана. Инерция пронесла меня вперед на один шаг, который был еще более эластичным и длинным, чем предыдущий. И тут я взлетел.
Я помню, что после этого приземлился, но затем оттолкнулся обеими ногами, прыгнул назад и заскользил на спине. Я видел черное небо над собой и облака, проносящиеся мимо меня. Я дернулся телом так, чтобы можно было смотреть вниз и увидел темную массу гор. Моя скорость была сверхъестественной, руки прижались к бокам. Голова стала направляющим приспособлением. Если я держал ее откинутой назад, то совершал вертикальные круги. Я изменял направление, поворачивая голову. Я наслаждался такой скоростью и свободой, каких никогда не знал раньше. Волшебная темнота давала мне чувство печали, возможно томления. Было так, как будто я нашел место, откуда я родом, - темнота ночи. Я пытался смотреть вокруг, но все, что я ощущал, это то, что ночь безмятежна и что она, в то же время, содержит очень много силы.
Внезапно я понял, что пора опускаться, казалось, я получил приказ, которому должен повиноваться. И я начал опускаться, как перышко, маятникообразными движениями. Такой тип движения заставил меня почувствовать себя нехорошо. Движение было медленным и рваным, словно меня спускали вниз на веревке. Мне стало плохо. Голова раскалывалась от боли. Какая-то чернота поглотила меня. Я очень хорошо помню себя погруженным в эту черноту.
Следующее, что я помню, - это ощущение пробуждения. Я был в своей постели в собственной комнате. Я сел. И картина моей комнаты исчезла. Я встал. Я был наг! Движения снова вызвали у меня тошноту. Я узнавал понемногу окружающую обстановку. Я находился примерно в восьмисот метрах от дома дона Хуана, рядом с тем местом, где росли его растения дурмана.
Внезапно все стало на свои места, и я сообразил, что мне придется идти всю дорогу до дома дона Хуана голым. Быть лишенным одежды явилось глубоким психологическим неудобством, но я никак не мог решить эту проблему. Я подумал, не сделать ли мне юбку из веток, но мысль показалась нелепой, к тому же восход солнца был недалек - сумерки уже рассеялись. Я забыл о своем неудобстве и о своей тошноте и пошел к дому. Я был охвачен страхом, что меня заметят. Я высматривал, нет ли впереди людей или собак; я пытался бежать, но поранил ноги о маленькие острые камешки и мне пришлось идти медленно. Было уже светло. Затем я увидел, что кто-то идет мне навстречу по дороге и быстро прыгнул в кусты. Положение казалось совершенно безвыходным. Только что я испытывал невероятную радость полета - и в следующую минуту оказался прячущимся, стесняющимся собственной наготы. Я подумал о том, чтобы выпрыгнуть на дорогу и изо всех сил промчаться по дороге мимо проходящего человека. Я подумал, что он будет так поражен, что к тому времени, когда он поймет, что это голый мужчина, - я уже оставлю его далеко позади. Я все это думал, но не смел двинуться с места.
Человек, идущий по дороге, поравнялся со мной и остановился. Я услышал, как он зовет меня по имени. Это был дон Хуан, и с ним была моя одежда. Когда я одевал ее, он смотрел на меня и хохотал. Он хохотал так заразительно, что я тоже начал смеяться.
В тот же самый день, 5-го июля вечером, дон Хуан попросил меня рассказать ему детали моего опыта. Так тщательно, как только мог, я изложил ему весь эпизод.
- Вторая порция травы дьявола используется для того, чтобы летать, - сказал он, когда я закончил. - Одной только пасты недостаточно. Мой бенефактор говорил, что это корень дает направленность и мудрость. И он является причиной полета. Когда ты научишься большему и будешь чаще принимать его для того, чтобы летать, ты станешь все видеть с большой ясностью. Ты сможешь сам летать по воздуху за сотни километров, чтобы увидеть, что происходит в любом месте, или чтобы нанести роковой удар своему врагу, находящемуся далеко от тебя. Когда ты познакомишься с травой дьявола, она научит тебя, как делать подобные вещи. Например, она уже научила тебя, как менять направление. Точно также она научит тебя невообразимым вещам.
- Каким вещам, дон Хуан?
- Этого я сказать не могу. Каждый человек различен. Мой бенефактор никогда не говорил мне, чему он научился. Он говорил мне, как продвигаться, но никогда - что он видел. Это только для самого себя.
- Но сейчас я рассказываю тебе все, что я видел.
- Сейчас ты это делаешь, позднее не будешь. В следующий раз ты примешь траву дьявола один, вблизи своих собственных растений, потому что именно там ты приземлишься - у своих растений. Запомни это. Вот почему я пошел искать тебя к своим растениям.
Больше он мне ничего не сказал, и я заснул. Когда я проснулся, поздно вечером, я чувствовал себя полным жизненных сил. У меня было чувство физического удовлетворения. Я испытывал радость.
Дон Хуан спросил меня:
- Понравилась тебе эта ночь? Или она была ужасной?
Я сказал, что ночь была восхитительной.
- Как с твоей головной болью? Она была очень сильна?
- Головная боль была столь же сильной, как и все остальные ощущения. Это была самая сильная боль, какую я испытывал, - сказал я.
- Удержит ли это тебя от желания еще раз попробовать траву дьявола?
- Я не знаю. Я не хочу этого сейчас. Но позднее - может, и захочу, я действительно не знаю, дон Хуан.
Был вопрос, который я хотел ему задать. Я знал, что он станет уклоняться от ответа, поэтому ждал, когда он сам коснется нужной мне темы, - и прождал весь день. Наконец, перед тем как уехать, я вынужден был задать его:
- Я действительно летал, дон Хуан?
- Ты сам рассказал мне об этом. Разве нет?
- Я знаю, дон Хуан. Я имею в виду - мое тело летало? Я взлетел как птица?
- Ты всегда задаешь мне вопросы, на которые я не могу ответить. Ты летал. Для этого и существует вторая порция травы дьявола. Когда ты будешь принимать ее чаще, ты научишься летать в совершенстве. Это не просто. Человек летает с помощью второй порции травы дьявола - это все, что я могу тебе сказать. То, что ты хочешь узнать, не имеет смысла. Птицы летают, как птицы, а человек, который принял вторую порцию травы дьявола, летает, как человек, принявший вторую порцию травы дьявола.
- Так же, как птица?
- Нет, так же, как человек, принявший траву дьявола.
- Значит, в действительности я не летал, дон Хуан? Я летал в своем воображении? Только в своем мозгу? Где было мое тело?
- В кустах, - отрезал он, и снова захохотал. - Беда с тобой в том, что ты понимаешь все только с одной стороны. Ты не допускаешь мысли, что человек может летать, но брухо в одну секунду переносится за тысячи километров, чтобы увидеть, что там происходит. Он может нанести удар своему врагу, находящемуся очень далеко. Летает он, по-твоему, или нет?
- Видишь ли, дон Хуан, мы с тобой говорим о разном. Предположим, ради довода, что один из моих друзей-студентов был бы здесь со мной, когда я принял траву дьявола. Смог бы он увидеть меня летящим?
- Ну, вот, опять ты со своими вопросами о том, что случилось бы, если… Бесполезно говорить таким образом. Если твой друг или кто бы то ни было еще, примет вторую порцию травы дьявола, то все, что он сможет сделать - это летать. Ну, а если он просто наблюдает за тобой, то он может увидеть тебя летящим, а может и не увидеть. Это зависит от человека.
- Но я хочу сказать, дон Хуан, что если мы с тобой смотрим на птицу и видим ее летящей, то мы соглашаемся, что она летит, а если бы двое моих друзей видели меня летящим, как я это делал прошлой ночью, согласились бы они между собой, что я лечу?
- Ну, они могли бы согласиться. Ты согласен с тем, что птицы летают, потому что ты видел их летящими. Полет обычен для птиц. Но ты не согласишься с другими вещами, которые птицы делают, потому что ты никогда не видел, что они это делают. Если бы твои друзья знали о людях, летающих с помощью травы дьявола, - тогда они согласились бы.
- Давай скажем по-другому, дон Хуан. Если я привяжу себя к скале тяжелой цепью, то стану ли я летать точно так же, потому что мое тело не участвует в этом полете, или нет?
Дон Хуан посмотрел на меня недоверчиво.
- Если ты привяжешь себя к скале тяжелой цепью, - сказал он, - то боюсь, тебе придется летать, держа скалу вместе с ее тяжелой цепью.
7
Сбор составных частей и подготовка их для курительной смеси составили годовой цикл. В первый год дон Хуан учил меня процедуре. В декабре 1962 года, на втором году, когда цикл был возобновлен, дон Хуан просто руководил мной. Я собрал составные части сам и приготовил их для следующего года.
В декабре 1963 года цикл начался в третий раз. Дон Хуан тогда показал мне, как объединять высушенные ингредиенты смеси, которые я собрал и приготовил годом раньше. Он поместил курительную смесь в кожаный мешочек. И мы опять взялись за сбор составных частей на следующий год.
Дон Хуан редко упоминал о дымке в течение этого года, но каждый раз, когда я приезжал навещать его, он давал мне подержать свою трубку, и процедура "знакомства" с трубкой развивалась так, как он мне ее описал. Трубка передавалась в мои руки очень постепенно. Он требовал абсолютной и тщательной концентрации на этом действии и давал мне совершенно исчерпывающие указания. Любая небрежность с трубкой, сказал он, неизбежно приведет к его или моей смерти.
После того, как закончился третий цикл сбора и приготовления смеси, дон Хуан, впервые более чем за годичный период, начал говорить о дымке как об олли.
Понедельник, 23 декабря 1963 года.
Мы возвращались на машине к его дому после сбора желтых цветков для смеси. Они были одной из необходимых составных частей. Я сделал замечание, что в этом году мы не следуем тому порядку, которому мы следовали в прошлом году. Он засмеялся и сказал, что дымок не поддается настроениям или обидам, как трава дьявола. Для дымка не важен порядок сбора ингредиентов; все, чего он требует, - это чтобы человек, употребляющий смесь, был аккуратен и точен.
Я спросил дона Хуана, что мы будем делать со смесью, которую он приготовил и отдал мне на хранение. Он ответил, что эта смесь - моя, и добавил, что мне надо воспользоваться ею как можно скорее. Я спросил, сколько ее требуется каждый раз. Небольшой мешочек, который он мне дал, содержал примерно втрое больше, чем содержит небольшая пачка табака. Он сказал, что мне надо использовать содержимое мешочка за один год, а сколько мне будет нужно - это мое личное дело, и выяснится при курении.
Я захотел узнать, что случится, если я не использую весь мешочек. Дон Хуан сказал, что ничего не случится, дымок ничего не требует. Сам он больше не нуждается в курении вообще, тем не менее он каждый год приготавливает новую смесь. Затем он поправился и сказал, что изредка ему бывает нужно курить. Я спросил, что он делает с неиспользованной смесью, но он не ответил. Он сказал, что смесь уже нехороша, если не была использована в течение одного года.
В этой точке мы вступили в небольшой спор. Я неправильно сформулировал свой вопрос, и его ответы казались неясными. Я хотел знать, потеряет ли смесь свои галлюциногенные свойства или силу через год, делая, таким образом, годовой цикл необходимостью, а он настаивал, что смесь никогда не потеряет своих свойств. Единственное, что происходит, сказал он, это то, что человеку она больше не нужна, так как он сделал новый запас. Ему нужно избавиться от неиспользованной старой смеси особым образом, который в тот момент он не захотел мне открыть.
Вторник, 24 декабря 1963 года.
- Ты сказал, дон Хуан, что тебе больше не нужно курить.
- Да, поскольку дымок - мой олли, мне не нужно больше курить. Я могу вызвать его в любое время и в любом месте.
- Ты хочешь сказать, что он приходит к тебе даже, если ты не куришь?
- Я имею в виду, что я прихожу к нему свободно.
- Смогу ли и я делать это?
- Да, если тебе удастся сделать его своим олли.
Вторник, 31 декабря 1963 года.
Во вторник, 25 декабря, у меня был первый опыт встречи с олли дона Хуана - дымком. Весь день я возил его по окрестностям и выполнял поручения. Мы вернулись домой к вечеру. Я заметил, что мы весь день ничего не ели, но ему не было до этого никакого дела. Он сказал, что мне совершенно необходимо познакомиться с дымком. Он убеждал меня в том, что я должен испытать его, чтобы понять, насколько он важен, как олли.
Не давая мне возможности что-либо возразить, дон Хуан сообщил, что собирается разжечь свою трубку для меня прямо сейчас. Я попытался разубедить его, утверждая, что не считаю себя готовым. Я сказал ему, что мне кажется, я еще недостаточно долго держал трубку просто в руках. На это он ответил, что у нас мало времени и пора приступать.
Он вынул трубку из футляра и погладил ее. Я сел на пол рядом с ним, отчаянно пытаясь найти предлог, чтобы спасовать; я был готов сделать что угодно, лишь бы уклониться от этого неизбежного шага.
В комнате было почти совсем темно. Дон Хуан зажег керосиновую лампу и поставил ее в угол. Обычно лампа поддерживала в комнате относительную полутьму, и ее желтоватый свет всегда успокаивал. На этот раз, однако, свет казался тусклым и необычайно красным, он нервировал. Дон Хуан развязал свой мешочек, не снимая его с тесьмы на шее. Затем он поднес трубку вплотную к груди и зачерпнул ею из мешочка под рубашкой немного смеси. Он велел мне наблюдать за процедурой, отметив, что если смесь просыплется - она останется у него за пазухой.
Дон Хуан наполнил чашечку на три четверти, затем завязал мешочек одной рукой, держа при этом трубку в другой. Потом взял небольшое глиняное блюдце, дал его мне и попросил принести угольков. Я пошел за дом, взял несколько углей из печки и вернулся назад. Мне было очень не по себе.