Дон Хуан взял другую чашку с пастой. Паста выглядела застывшей и имела стекловидную поверхность. Я попробовал проткнуть корку пальцем, но дон Хуан подскочил ко мне и оттолкнул мою руку от чашки. Он пришел в большое возбуждение и сказал, что было чистым безумием с моей стороны делать такую попытку и что, если я действительно хочу учиться, то нельзя быть таким беспечным. Это - сила, сказал он, указывая на пасту, и никто не знает, что это за сила на самом деле. Уже то достаточно плохо, что мы манипулируем ею для наших личных целей, избежать чего мы не можем, потому что мы люди, но мы, по крайней мере, должны обращаться с ней с подобающим уважением.
Смесь выглядела как овсяная каша. По-видимому, в ней было достаточно крахмала, чтобы придать ей такую консистенцию. Он велел мне достать мешочки с ящерицами, затем взял ящерицу с зашитым ртом и осторожно передал ее мне. Он сказал взять ее левой рукой, набрать немного пасты на палец и растереть ее у ящерицы на лбу, затем отпустить ящерицу в горшок и держать там, пока паста не покроет все ее тело.
Когда я это проделал, он велел вынуть ящерицу из горшка, взял его в руки и повел меня на каменистое плато, неподалеку от его дома. Там он указал мне на большую скалу и велел сесть перед ней, как если бы это было мое растение дурмана, и, держа ящерицу перед лицом, объяснить ей снова, что я хочу узнать, а потом попросить ее пойти и найти для меня ответ. Он посоветовал мне извиниться перед ящерицей за то, что я причиняю ей неудобства, и пообещать, что взамен я буду добр ко всем ящерицам. Затем он велел взять ящерицу между средним и безымянным пальцами левой руки там, где он когда-то сделал порез, и танцевать вокруг скалы точно так же, как я делал, когда пересаживал росток травы дьявола. Он спросил меня, помню ли я все, что я делал в тот раз. Я сказал, что помню. Он подчеркнул, что все должно делаться точно так же, а если я что-то забуду, мне надо будет подождать, пока в голове не прояснится. Он с большой настойчивостью предупреждал меня, что если я буду спешить и действовать необдуманно, то я могу нанести себе вред. Наконец, мне нужно будет опустить ящерицу с зашитым ртом на землю и следить, куда она побежит, для того, чтобы я мог определить исход колдовства. Он сказал, чтобы я даже на секунду не отводил взгляда от ящерицы, потому что у ящериц это обычный трюк - рассеять внимание и шмыгнуть в сторону.
Еще не совсем стемнело. Дон Хуан взглянул на небо.
- Я оставлю тебя одного, - сказал он и ушел.
Выполнив все его наставления, я опустил ящерицу на землю. Она неподвижно застыла там, где я ее положил. Затем она посмотрела на меня и побежала к камням в восточном направлении.
Я сел на землю перед скалой, как если бы это было мое растение дурмана. Глубокая печаль охватила меня. Я гадал о ящерице с зашитым ртом. Я думал о ее странном путешествии и о том, как она взглянула на меня перед тем, как убежать. Эта мысль была для меня навязчивой проекцией. По-своему я тоже был ящерицей, совершающей свое странное путешествие. Моя судьба была лучше, быть может, только тем, что я могу видеть, - хотя, в тот момент, я чувствовал, что мне, возможно, никогда никому не придется рассказать о том, что я видел. К тому времени стало уже совсем темно. Я с трудом мог различать скалы перед собой. Я думал о словах дона Хуана: "Сумерки - это трещина между мирами".
После долгого колебания я начал выполнять предписанные действия. Паста, хотя и выглядела, как овсяная каша, не была таковой на ощупь. Она была холодной и скользкой и имела специфический запах. Она давала коже ощущение холода и быстро высыхала. Я потер свои виски 11 раз, не заметив никакого эффекта. Я очень тщательно старался не пропустить никакого изменения в восприятии или настроении, потому что я даже не знал чего мне ждать. К слову сказать, я не мог уразуметь сути этого опыта и продолжал искать отгадки. Паста высохла и сковала мои виски. Я уже собирался нанести на них еще пасты, когда понял, что сижу по-японски, на пятках. Я сидел, скрестив ноги, и не мог припомнить, когда поменял положение. Потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что я сижу на полу в своего рода келье с высокими сводами. Мне показалось, что это кирпичные арки, но осмотрев их, я понял, что это камень.
Этот переход был очень труден. Он пришел так внезапно, что я не готов был уследить за ним. Мое восприятие элементов видения было рассеянным, как если бы я спал. Они, однако, не изменялись. Они оставались постоянными, и я мог задержать взгляд на любом из них, чтобы детально обследовать. Виденье не было столь ясным или столь реальным, какое дает пейотль. Оно было несколько расплывчатым и имело чрезвычайно приятную пастельную мягкость.
Я подумал, смогу ли я встать, и следующее, что я понял, это что я двигаюсь. Я был наверху лестницы, а внизу ее находилась моя подруга Х. Ее глаза лихорадочно блестели. В них был отблеск безумия. Она громко смеялась - с такой безудержностью, что это пугало. Она стала подниматься по лестнице. Я хотел убежать или укрыться, потому что "она побывала в мотоциклетной катастрофе недавно". Такова была мысль, появившаяся в моем мозгу. Я укрылся за колонной, и она прошла мимо, даже не взглянув. "Сейчас она отправляется в долгое путешествие", - подумал я. И, наконец, последняя мысль, которую я запомнил, была: "Она смеется всякий раз, когда готова надломиться".
Внезапно сцена стала очень ясной. Она более не была похожа на сон. Это была как бы реальная сцена, на которую я смотрел через оконное стекло. Я попытался тронуть колонну, но все, что я ощутил, это то, что не могу двигаться. Однако я знал, что могу стоять, сколько хочу, наблюдая за сценой. Я был внутри этой сцены, но не был ее частью.
Я испытал наплыв рациональных мыслей и заключений. Насколько я мог судить, я находился в своем обычном состоянии трезвого сознания. Ни один из элементов восприятия не выходил за границы области нормальных умственных процессов. И все же я знал, что это не обычное состояние.
Сцена резко изменилась. Была ночь. Я находился в холле какого-то здания. Темнота внутри здания позволила мне осознать, что предыдущая сцена была залита ярким солнечным светом. Однако это было так уместно, что тогда я этого не заметил.
Освоившись с новой сценой, я разглядел молодого человека, выходящего из комнаты с большим рюкзаком за плечами. Я не знал, кто он такой, хотя раньше несколько раз видел его. Он прошел мимо меня и стал спускаться по лестнице. К тому времени я уже забыл о своих рациональных дилеммах. "Кто этот парень? - подумал я. - Зачем я его вижу?"
Сцена вновь изменилась, и я увидел, как молодой человек выкладывает книги. Он склеивал некоторые страницы вместе, удалял надписи и так далее. Затем я увидел, как он аккуратно укладывает книги в упаковочную корзину. Там было много таких же корзин. Они находились не в его комнате, а в каком-то хранилище. Мне в голову приходили и другие картины, но они не были ясными. Сцена затуманилась. Я ощутил вращение.
Дон Хуан тряс меня за плечи. Я понемногу пришел в себя, он помог мне встать, и мы пошли к его дому. С момента, когда я начал растирать пасту на висках, прошло три с половиной часа, но зрительные сцены не могли длиться более десяти минут. У меня не было никаких болезненных ощущений. Я просто был голоден и хотел спать.
Четверг, 18 апреля 1963 года.
Прошлой ночью дон Хуан попросил описать ему мои последние переживания, но я был слишком сонным, чтобы разговаривать. Я не мог сосредоточиться. Сегодня, как только я проснулся, он попросил об этом снова.
- Кто сказал тебе, что эта девушка Х побывала в мотоциклетной катастрофе? - спросил он, когда я закончил рассказ.
- Никто. Это была просто одна из мыслей, которая пришла мне в голову.
- Ты думаешь, это были твои мысли?
Я сказал ему, что это были мои мысли, хотя у меня нет повода думать, что с ней не все в порядке. Это были странные мысли. Они, казалось, из ниоткуда выстреливали в моем уме. Дон Хуан пристально на меня посмотрел. Я спросил, верит ли он мне. Он рассмеялся и сказал, что это моя привычка - быть неосторожным в своих поступках.
- Что я сделал неправильно, дон Хуан?
- Тебе следовало слушать ящерицу.
- Как я должен был ее слушать?
- Маленькая ящерица на твоем плече описывала тебе все, что видела ее сестра. Она говорила с тобой. Она все рассказывала тебе, но ты не обращал на нее внимания. Вместо этого ты считал, что слова ящерицы - это твои собственные мысли.
- Но это и были мои собственные мысли, дон Хуан.
- Нет. В этом характерная черта такого колдовства. Фактически, видение должно скорее выслушиваться, чем просматриваться. Такая же вещь случилась со мной. Я собирался предупредить тебя об этом, но вспомнил, что мой бенефактор тоже не предупреждал меня.
- Был твой опыт похож на мой?
- Нет, у меня было адское путешествие. Я чуть не умер.
- Почему оно было адским?
- Может, потому, что трава дьявола не любила меня, или потому, что мне самому не было ясно, что я хочу спросить, как и тебе вчера. Ты, должно быть, думал о той девушке, когда спрашивал о книгах.
- Я не могу припомнить.
- Ящерицы никогда не ошибаются. Они каждую мысль воспринимают, как вопрос. Ящерица вернулась и рассказала тебе об этой девушке то, чего никто никогда не поймет, потому что даже ты сам не знаешь, что ты о ней спрашивал.
- Как насчет другого видения, которое у меня было?
- Должно быть, твои мысли были устойчивы, когда ты задавал этот вопрос. Именно так должно проводиться это колдовство, с ясностью.
- Ты имеешь в виду, что видение с девушкой не надо принимать всерьез?
- Как можно принимать его всерьез, если ты не знаешь, на какой вопрос отвечали маленькие ящерицы?
- Будет ли для ящерицы яснее, если задавать ей только один вопрос?
- Да, так будет яснее. Если ты сможешь устойчиво удерживать одну мысль.
- Но что случится, дон Хуан, если этот вопрос будет не простой, а сложный?
- До тех пор, пока твоя мысль устойчива и не уходит на посторонние предметы, она ясна ящерицам, а их ответ ясен тебе.
- Можно ли задавать другие вопросы по ходу видения?
- Нет. Это колдовство состоит в том, чтобы смотреть на то, что ящерица рассказывает тебе. Вот почему я сказал, что это скорее виденье для слуха, чем виденье для глаз. Вот почему я просил тебя не задавать личных вопросов. Обычно, когда вопрос касается близких людей, твое желание дотронуться до них или поговорить с ними слишком сильно, и ящерицы прекращают рассказывать, колдовство рассеивается. Ты должен знать гораздо больше, чем знаешь сейчас, прежде чем попытаешься видеть вещи, которые касаются тебя лично. В следующий раз ты должен слушать внимательно. Я уверен, что ящерицы говорили тебе много-много всего, но ты не слушал.
Пятница, 19 апреля 1963 года.
- Что это было такое, что я перетирал для пасты, дон Хуан?
- Семена травы дьявола и насекомые, которые живут в коробочках вместе с семенами. Мерка - по одной горсти того и другого, - он сделал ладонь лодочкой, показывая мне, сколько. Я спросил, что случится, если один ингредиент будет использован без другого. Он сказал, что такой эксперимент только оттолкнет траву дьявола и ящериц.
- Ты не должен отталкивать ящериц, - сказал он, - поэтому завтра вечером, ты должен вернуться к месту, где растет твое растение. Говори со всеми ящерицами и проси тех двух, которые помогли тебе в колдовстве, выйти снова. Ищи повсюду, пока совершенно не стемнеет. Если не сможешь найти их, то ты должен попытаться найти их на следующий день. Если у тебя достаточно силы, ты найдешь обеих - и тогда ты должен будешь съесть их тут же на месте. И ты навсегда будешь наделен способностью видеть неизвестное. Тебе никогда не нужно будет вновь ловить ящериц, чтобы практиковать их колдовство. С тех пор они будут жить внутри тебя.
- А что мне делать, если я найду только одну из них?
- Если ты найдешь только одну из них, ты должен будешь, в конце концов, отпустить ее. Если ты поймаешь ее в первый день, не держи ее в надежде, что на следующий день поймаешь другую. Это только испортит твою дружбу с ними.
- Что случится, если я вообще не сумею найти их?
- Думаю, что для тебя это будет самым лучшим. Это будет означать, что ты должен будешь ловить ящериц каждый раз, когда тебе понадобится их помощь, но это означает также, что ты свободен.
- Что ты имеешь в виду?
- Свободен от того, чтобы быть рабом травы дьявола. Если ящерицы будут жить внутри тебя, то трава дьявола никогда тебя не отпустит.
- Это плохо?
- Конечно, это плохо. Это отрежет тебя от всего остального. Ты будешь вынужден провести всю свою жизнь, обращаясь с травой дьявола, как со своим олли. Она - собственница. Как только она станет доминировать над тобой, для тебя останется один путь - ее путь.
- Что, если я обнаружу, что ящерицы мертвы?
- Если ты обнаружишь одну или обеих ящериц мертвыми, то ты не должен будешь предпринимать попыток совершать это колдовство в течение некоторого времени. Отложи все это на какой-то срок. Я думаю, это все, что я должен был рассказать тебе; то, что я тебе рассказал, - правило. Когда бы ты ни совершал это колдовство сам, ты должен следовать всем шагам, которые я описал тебе, когда ты сидел перед своим растением. Еще одна вещь. Ты не должен ни есть, ни пить, пока колдовство не закончено.
6
Следующим этапом учения дона Хуана был новый шаг в освоении второй порции корня дурмана. В период времени между этими двумя стадиями обучения ничего не происходило, дон Хуан только расспрашивал о развитии моего растения.
Четверг, 27 июня 1963 года.
- Было бы неплохо испытать траву дьявола еще раз прежде, чем окончательно становиться на ее путь, - сказал дон Хуан. - Ты должен снова попробовать колдовство с ящерицами. У тебя есть все необходимое, чтобы задать ящерицам еще один вопрос, на этот раз без моей помощи.
- Есть ли такая необходимость, чтобы я совершал это колдовство, дон Хуан?
- Это лучший способ испытать чувства травы дьявола по отношению к тебе. Она испытывает тебя все время, поэтому будет справедливо испытать и ее тоже. И, если ты почувствуешь где-нибудь на ее пути, что по той или иной причине тебе не следует идти дальше, - нужно будет просто остановиться.
Суббота, 29 июня 1963 года.
Я сам завел разговор о траве дьявола. Я хотел, чтобы дон Хуан побольше рассказал мне о ней, и в то же время я не хотел становиться участником опыта с нею.
- Вторая порция используется только для ясновидения, так ведь, дон Хуан? - спросил я, чтобы как-то начать.
- Не только для этого. С помощью второй порции учатся колдовству с ящерицами и одновременно испытывают траву дьявола; но в действительности вторая порция используется для других целей. Колдовство с ящерицами - это только начало.
- Тогда для чего же она используется, дон Хуан?
Он не ответил. Он резко сменил тему разговора, спросив, насколько выросли кусты дурмана поблизости от моего старого растения. Я рукой показал размеры.
- Я научил тебя отличать мужское растение от женского, - сказал он. - Теперь отправляйся к своим растениям и принеси мне и то и другое. Иди сначала к своему старому растению и тщательно изучи следы потоков дождевой воды. К настоящему времени дождь, должно быть, далеко разнес семена. Найди промоины, сделанные дождевыми потоками, и по ним определи направление. Затем найди растение в самой отдаленной точке от твоего. Все растения дурмана, растущие между ними, будут твоими. Позднее, когда осыплются семена, ты сможешь расширить свою территорию, проходя по следам дождя от одного растения к другому.
Он дал мне подробнейшие инструкции относительно того, как следует проводить обрезку корня. Прежде всего, я должен выбрать растение и расчистить землю вокруг того места, где корень соединяется со стеблем. Затем я должен в точности повторить тот танец, который я исполнял, когда пересаживал корневой отросток. В-третьих, я должен отрезать стебель, оставив корень в земле. Последним шагом будет выкопать 16 дюймов (38,5 см.) корня. Дон Хуан предостерег меня от произнесения любых слов и любого проявления эмоций в ходе работы.
- Ты должен взять с собой два куска материи, - сказал он. - Расстели их на земле и положи на них растения. Затем разрежь растения на части и сложи их. Порядок выбирай сам. Но ты должен всегда помнить, какой порядок использовал, потому что ты должен будешь поступать так всегда. Принеси растения ко мне, как только они окажутся у тебя.
Суббота, 6 июля 1963 года.
В понедельник, 1 июля, я срезал растения дурмана, о которых говорил дон Хуан. Я ждал, пока не станет достаточно темно прежде, чем исполнить танцы вокруг растений, так как я не хотел, чтобы меня кто-нибудь случайно увидел. Я чувствовал себя очень стесненно. Я был уверен, что кто-нибудь увидит мои странные действия. Я заранее выбрал растения, которые считал мужским и женским. Мне нужно было отрезать по сорок сантиметров корня от каждого из них, а копать на такую глубину палкой было нелегкой задачей. Мне пришлось заканчивать работу в полной темноте, и, когда я был готов отрезать корень, мне понадобился фонарик. Мое первоначальное опасение, что кто-нибудь увидит меня, было пустяком по сравнению со страхом, что кто-нибудь заметит в кустах свет фонарика.
Я принес растения дону Хуану во вторник, 2-го июля. Он развязал узлы и осмотрел принесенные куски. Он сказал, что все же вынужден дать мне семена от своих растений. Затем он поставил передо мной ступку, взял стеклянную кружку и высыпал ее содержимое - сухие семена, склеившиеся вместе - в ступку.
Я спросил, что это за семена, и он сказал, что это семена, потравленные жучками. В семенах было довольно много маленьких черных жучков-точильщиков. Он сказал, что это особые жучки, и нам надо выбрать их и сложить в отдельную кружку. Он дал мне другую кружку, на одну треть заполненную такими же жучками. Сверху кружка была заткнута комком бумаги, чтобы не дать жучкам выползти.
- В следующий раз тебе надо будет использовать жучков из своих собственных растений, - сказал дон Хуан, - тебе надо будет срезать семенные коробочки, имеющие маленькие дырочки - в них полно жучков. Открывай коробочку и выскребай из нее все содержимое в кружку. Отбери горсть жучков и положи их в другую посудину. Обращайся с ними грубо, не будь с ними деликатным. Отмерь одну горсть семян, погрызенных жучками и одну горсть порошка из жучков, и закопай все остальное в том направлении (он показал на юго-восток) от своего растения. Затем собери хорошие сухие семена и храни их отдельно. Их ты можешь собрать сколько хочешь. Ты всегда сможешь использовать их. Неплохо также выбрать семена из коробочек, чтобы тут же на месте похоронить остатки.
Потом дон Хуан велел растолочь слипшиеся семена первыми, потом яйца жучков, затем жучков и последними - сухие неповрежденные семена.
Когда все это было растерто в мелкий порошок, дон Хуан взял куски дурмана, которые я нарезал, и сложил их вместе. Он отделил мужской корень и осторожно завернул его в кусок материи. Затем он вручил мне остальное, велел порезать на мелкие кусочки, хорошенько раздробить, а потом слить весь сок до капли в горшок. Он сказал, что растирать я должен в том же порядке, в каком складывал.